Право на новую жизнь

Право на новую жизнь

Лейла Элораби Салем

© Лейла Элораби Салем, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

Вот прошел еще один день, похожий на все предыдущие. Никаких изменений не предвещал послеобеденный сон. Старый пол все также скрипел под ногами, и никому не было до него дела – ремонт стоит слишком дорого, чтобы тратить на него деньги. А в квартире вообще все было старое: обои, мебель, ковры, ванная, туалет, даже трубы сто лет никто не красил. Такая атмосфера нагоняла тоску и безнадегу, словно это было болото, которое затягивало с каждым разом все сильнее и сильнее.

На часах, больших, красивых, сделанных в виде домика с кукушкой пробило два часа дня. Сергей, подтягивая старые спортивные штаны, прошел на кухню, где стояла гора немытой посуды, и заварил себе чай. Но вдруг, вспомнив о чем-то, повернулся к холодильнику и достал оттуда банку пива. Вообще-то, по правде сказать, Сергей не был пьяницей, ему была дорога семья, но нищета и безработица сделали свое дело. Каждый день мужчина лежал на диване у телевизора, иногда вставал и шел на кухню, чтобы разогреть себе поесть. Естественно, за собой он посуду никогда не мыл, да и вообще не заморачивал себя хозяйственными делами, благо, в доме были женщины, которым приходилось выгребать мусор, оставленный после безработного хозяина семейства.

Вскоре началась трансляция матча. Сергей, с банкой пива в одной руке и пультом управления в другой, уселся подле телевизора, сделав звук громче, и принялся смотреть футбол, время от времени бросая нецензурные слова в адрес спортсменов.

Раздался звук открывающейся двери. Ключ повернули три раза. Дверь приоткрылась и в квартиру зашла невысокая худенькая девочка лет пятнадцати. Она тихо разулась, поставила сапоги и подошла к шкафу, чтобы повесить куртку.

Сергей был настолько поглощен футболом, что даже не обратил внимания на звуки шагов в коридоре, а затем плеск воды в ванной комнате.

Вероника тихо прошла в свою комнату и закрыла дверь. Там она переоделась в домашнюю одежду. Вытащив из сумки учебники и тетради, она раскрыла дневник и посмотрела домашнюю работу на завтра. Из предметов ей нужно было сделать химию, русский и английский. Не так уж и много в отличии от вчерашнего дня, подумала девушка.

Прежде чем приступить к урокам, она прошла на кухню и заглянула в холодильник. Есть было практически нечего. Оставалось лишь немного макарон да одна сарделька. Разогрев все это в микроволновке, Вероника ушла в спальню и начала есть за письменным столом.

На то, чтобы не обедать на кухне было несколько причин: отчим, который мог в любое время вернуться за банкой пива; грязь; неприятный запах из помойного ведра. Девушке было неприятно находиться в такой обстановке. И хотя она старалась поддерживать чистоту, неряшливость Сергея сводила все ее труды на нет. Когда обед был почти доеден, Вероника включила компьютер и вошла в интернет. Там она включила фильм и принялась смотреть его, изредка бросая косой взгляд на дверь.

По коридору раздались шаги. Вероника в испуге быстро выдернула из розетки удлинитель и компьютер выключился. Она боялась отчима, который ненавидел ее, боялась собственную мать, которую нищенская жизнь довела до такого состояния, что женщина срывала всю злость на дочери, единственном человеке в семье, которую ни капельки не уважала, но старалась по максимуму загрузить делами.

Сергей пинком открыл дверь, держа в левой руке недопитую бутылку. В нос Веронике ударил тошнотворный запах пива. Она так и осталась сидеть как вкопанная. Мужчина как бык приблизился к падчерице и хриплым голосом проговорил:

– Опять жрешь из моего холодильника, дармоедка? Выгнать тебя пора из дома.

– Я… я только немного положила себе. Я пришла из школы, – девушка пыталась говорить ровным голосом, дабы не разозлить Сергея.

– Иди посуду мой, лентяйка. Не видишь, сколько грязи на кухне?

– Я помою, потом.

– Шируй сейчас же на кухню! Баба должна мыть посуду, поняла? – Сергей двинулся на падчерицу, явно желая ударить ее.

Вероника вся съежилась, боясь удара, ибо увесистый кулак отчима не раз обрушивался на ее голову, оставляя синяки и шишки. Но сейчас, уставшая после школы, девушка не могла ничего сделать. Она лишь вскочила на ноги и рывком бросилась вон из комнаты. Она забежала на кухню и принялась мыть посуду, время от времени поглядывая на дверь.

Сергей не стал ее преследовать. Довольно усмехнувшись, что снова добился своего, он отправился в зал, где в очередной раз смотрел футбол, после которого мог уснуть прямо на диване, позабыв все на свете.

Посуда была помыта и поставлена в кухонный шкаф. Устало вздохнув, Вероника вытерла мокрые руки о полотенце и вернулась в свою комнату. Там она достала учебник и решила как следует подготовиться. Но вдруг волна негодования наполнила все ее сердце и она, отбросив учебник по химии, тихо заплакала. Мысленно она окинула взором всю свою недолгую жизнь. Счастливым было лишь детство, когда она вместе с мамой и папой жили у бабушке; она вспомнила совместные ужины на кухне, походы в парк, поездки на дачу и море, веселые выходные в цирке. Сейчас же вряд ли получится вернуть то, что было, хотя надежда на то, что бабушке удастся забрать внучку к себе, все еще жила в душе Веронике и маячила на горизонте, словно лучик среди пасмурного неба.

Вся жизнь Вероники повернулась вспять, когда ее родители развелись. Развод проходил со скандалом. Инна Викторовна отсудила у бывшего супруга квартиру и дочь. Веронику женщина оставила не столько из-за любви к ней, сколько ради того, чтобы насадить бывшему мужу и его матери. Сразу после развода Инна Викторовна забыла о дочери, которой на тот момент было одиннадцать лет. Такой нежный, юный, только что распустившийся цветок вынужден был прозябать в старой квартире, влача жалкое существование, ибо от матери она перестала получать тепло и ласку. Более того, женщина изо дня в день укоряла ее в том, что та похожа на отца, такого же закомплексованного неудачника, что девочка слишком много ест (да-да, пара бутербродов по утрам и маленькую тарелку макарон с котлетой, курицей, а чаще, сарделькой).

Но это было еще полбеды. Настоящий кошмар начался после повторного замужества Инны Викторовны с Сергеем Алексеевичем. Где она нашла такого человека, который не работал, пил пиво, да еще качал права, бил себя в грудь, называя самого себя хозяином семейства, никто не знал.

Отношений между Вероникой и Сергеем не сложились сразу. Отчим изо дня в день позволял себе высказывать оскорбления падчерице, называя ее дрянью, дармоедкой, ублюдиной, уродиной, тварью. Девочка после таких оскорблений бежала жаловаться матери. Но женщина, боясь потерять любимого мужа, не только не заступалась за дочь, но даже вставала на сторону Сергея и также принималась отчитывать дочь, ставя в пример детей своих друзей, коллег и знакомых. И если девочке было легче переносить оскорбления от чужого человека, то брань матери лишала ее сил и надежды. В таких случаях несчастный ребенок закрывался в комнате и долго плакал.

Но хуже стало в тот момент, когда в семье появился общий ребенок Инны и Сергея. Мальчика назвали Даниил. Малыш родился со слабым здоровьем, часто вставал по ночам и по два-три часа безудержно плакал. Инна Викторовна проводила по полночи возле колыбельки, укачивая Данилку, из-за этого не высыпалась, ходила весь день раздраженная. Естественно, злость всю выливала на одного единственного человека в семье – Веронику, которая в силу возраста не могла ответить матери на оскорбления и унижения. Деньги, что водились в семье, тратились на лечение мальчика, плюс памперсы, молочные смеси, каши, пюре, соки. Вероника оказалась никому ненужной, о ней словно позабыли, даря всю любовь Данилке.

Денег на еду и одежду не хватало. Из-за постоянного недоедания у Веронике обнаружили гастрит. Учиться девочка стала хуже, скатившись до троечницы. Одевалась хуже всех в классе, донашивая старые вещи. Ей было стыдно переодеваться в раздевалке перед физкультурой, так как не хотелось демонстрировать старые, много раз чиненные колготки и растянутый бюстгалтер. А попросить у матери денег на новую одежду девочка боялась, ибо знала, какая реакция последует после такой просьбы. Однажды Вероника постаралась намекнуть Инне Викторовне, что ей нужны новые джинсы и сапоги, на что женщина вскинула руки и ринулась на дочь, понося ее последними словами и теребя за волосы.

– Чего тебе еще надо от меня, уродина? – кричала Инна Викторовна. – Тебе что, мало вещей? – после этих слов она ринулась к шкафу и начала выкидывать оттуда майки, штаны, кофты. Трусы дочери. Вещей было немного и все как один старые и поношенные.

Вероника громко плакала, закрывая голову от ударов, что непрерывно сыпались на нее. Женщина выгребла вещи и, схватив девушку за волосы, рывком подняла ее голову и закричала:

– Смотри, сколько у тебя вещей, дармоедка! Что, мало, да? Я и так одна горбатюсь на всю семью, ничего себе лишнего не позволяю. А тебе прямо сейчас понадобились джинсы и сапоги. Иди к своему папаше и проси у него, ясно? Хотя он ничего не даст тебе, он же нищий. Да и не нужна ты ему, у него теперь своя жизнь. Хотя… кому ты вообще нужна? Если бы знала, что все так получится, я лучше бы аборт сделала, чем тебя рожать.

Девочка продолжала плакать. Слова, сказанные матерью в порыве ярости, больно ранили ее. Первое мгновение ей захотелось выброситься из окна, дабы покончить с этой несчастной жизнью. Но в последний миг что-то ее остановило от подобного действия. Вместо этого Вероника уткнулась лицом в подушку и заплакала.

Инна Викторовна со злорадством смотрела на несчастную дочь, в ней не осталось ни капельки сочувствия к этой несчастной, забитой жизнью девочке. Всю нежность, заботу и любовь женщина отдавала Сергею и Даниилу, которые ее ни во что не ставили. Веронике же не оставалось ничего, только побои и унижения каждый день.

Но как говорится, беда не приходит одна. В последнее время, когда Вероника перешла в седьмой класс, отношения с одноклассниками тоже испортились. Класс разделился на группы, и каждая из этих групп старалась продемонстрировать свое превосходство над остальными. За бортом отверженных оказалось двое человек: Вероника и Оля. Последней повезло больше: родители, желая для дочери лишь добра, перевели ее в лицей, подальше от хулиганов и жестоких одноклассников. Вероника же осталась одна одинешенька со своей проблемой, которая не волновала никого из взрослых: ни учителей, ни родителей. Девушка и так чувствовала постоянное негативное давление дома, так еще к этому добавилась школа с ее порой жестокими законами среди учащихся. О переводе хотя бы в параллельный класс не было даже и речи: Инна Викторовна не желала найти лишние деньги, дабы заплатить взятку классному руководителю, а за просто так никто помогать не собирался. Покинутая всеми, брошенная на произвол судьбы, Вероника старалась изо всех сил побороть страх и робость, но тщетно. Комплексы, привитые матерью и отчимом, мешали ей построению отношений с одноклассниками.

Кажется, хуже быть не может. Но, оказывается, может. В тринадцать лет у Веронике ухудшилось зрение. Бабушка пошла с ней к окулисту, который прописал носить очки во время просмотра телевизора и чтения книг. Девочка и представить не могла, что очки эти еще больше испортят ей жизнь. Мало того, что в школе вот уже год она подвергается насмешкам со стороны одноклассников и учителей за ее одежду и внешний вид, так еще и дома в кругу близких людей, которые, напротив, должны были бы поддержать ее.

Сергей при виде падчерицы в очках разразился смехом. Отсмеявшись, он закурил сигарету и сказал:

– Вер. Ты и так уродина уродиной, так еще и очки надела. Теперь ты стала четырехглазой уродиной.

Сидевшая на кухне с кроссвордом Инна Викторовна, услышала слова, сказанные в адрес дочери, и решила поддержать мужа:

– Да, вся в отца уродилась. Такая же страшная и никчемная. Даже не знаю, кто ее замуж возьмет с такой рожей и характером. Так и будет одна всю жизнь.

От этих слов на глаза Веронике навернулись слезы. Она умоляюще взглянула на Сергея, но тот презрительно отвернулся. Ничего не ответив, девушка ринулась в свою комнату, где проплакала целый час. «За что? За что?» – спрашивала она саму себя, но не находила ответа.

Вдруг зазвонил телефон. Вероника ринулась к письменному столу и взяла трубку. В трубке она услышала голос бабушки.

– Как ты, моя родная? – спросила Зоя Семеновна.

– Плохо, бабушка. Пожалуйста, забери меня к себе, – со слезами на глазах ответила девушка.

– Я стараюсь. Ты знаешь, как я стараюсь. Бегаю по всем инстанциям, прошу чуть ли ни на коленях забрать тебя и взять над тобой опеку. Да разве тебя мне отдадут? Мне так и сказали: раз родители девочки ни пьющие, а сама она ходит в школу и у нее есть компьютер, то значит, что семья благополучная. А на психологические унижения никто внимания не обращает-то.

– Бабушка, ну пусть папа меня заберет к себе.

– Папа, папа, – негодующе отозвалась Зоя Семеновна о собственном сыне, – этот непутевый о себе-то позаботиться не может, мечется с одной работы на другую, денег вечно не хватает. Живет практически за мой счет. Я ему сто раз уже говорила, чтобы работу приличную нашел да тебя бы к себе забрал. Да разве он пошевелится, когда ему и так хорошо: ни забот, ни хлопот, ни ответственности. Сейчас в Интернете подработку нашел аж за десять тысяч рублей! Но разве проживешь вдвоем за эти деньги. Одни коммунальные платежи пять тысяч стоят.

– Бабушка, прошу, поговори с папой еще раз. Убеди в том, что мне хочется жить с ним, а не с мамой, которая постоянно унижает меня.

– Вероника, поговорю конечно, но вряд ли это что-то изменит, – в голосе бабушки звучала обида, которую она питала к сыну из-за того, что он так легко забыл о дочери, которую все же любил и не обижал.

После разговора с бабушкой Вероника почувствовала прилив сил. Ей, лишенной материнской ласки и тепла, было настолько радостно слышать ласковый голос бабушки, которая одна во всем мире искренне любила ее и думала о ней. Может быть, поэтому девушка продолжала жить и надеяться, а не спрыгнула с верхнего этажа и не наглоталась таблеток, как поступил бы любой другой подросток, оказавшись на ее месте.

Иногда казалось, что такая жизнь будет длиться бесконечно и никто в мире не сможет помочь справиться с теми бедами, которые обрушились на такую еще юную девушку.

Вероника подняла глаза и посмотрела в потолок, словно ожидая найти там ответ, но тишина сотрясала комнату хуже любого шума. Казалось, в этой тишине потонуло все: надежды, мечты. Девушка открыла учебник и нашла десятый параграф. Это была ее любимая тема. Пожалуй, единственная тема из курса химии, которую она знала на пять. Тема «Химические реакции». Вероника углубилась в чтение, ей стало интереснее с каждым предложением. В конце была задана задача. Девушка справилась с заданием за десять минут. В конце она отложила тетрадь и с довольным видом потянулась на стуле.

Один предмет был сделан. Теперь остались русский и английский. По русскому языку тоже не было ничего сложного. А вот с иностранным языком пришлось попотеть. Дело в том, что Веронике никак не удавалось выучить английский, она его просто не понимала. Особенно трудности были с грамматикой. Она старалась изо всех сил справиться с языком, но кроме двоек и троек ничего не получала. От обиды ей хотелось порой плакать, ведь она так старалась всегда и все напрасно.

Когда половина задания по английскому языку было выполнено, в комнату влетел с вылупленными глазами Сергей и, бранясь последними словами, закричал:

– Чего ты здесь расселась? Ты что, забыла, когда Данилку нужно забрать из детского садика?

– Я думала, ты его заберешь.

– Чего ты здесь тыкаешь в моем доме? Я тут хозяин и все должны слушаться меня. Поняла?

– Да.

– Ну так иди отсюда и забери брата из детского сада.

– А можно я уроки доделаю? Мне здесь осталось совсем немного, – умоляюще проговорила Вероника.

– Да какой тебе смысл уроки делать? Как была дурой, так и осталась, – помолчав, мужчина проговорил себе под нос, – все здесь ненормальные, один я хоть умный.

Оставив девушку одну, Сергей вернулся к телевизору и, усевшись на диван, принялся грызть семечки, бросая шелуху на пол. А какой смысл убираться за собой, когда есть жена и падчерица. Уж они-то и наведут порядок, все пропылесосят.

В прихожей Вероника накинула пуховик, сверху повязала Большой шарф и вышла из квартиры, оставив отчима одного. В душе она была даже рада такому повороту событий, ибо хотя бы на короткое время могла уйти из дома, из того дома, где все время подвергалась насмешкам, оскорблениям и презрением. Теперь же, очутившись на улице, она вдохнула прохладный зимний воздух и рассмеялась в душе. Девушка почувствовала себя свободной и оттого счастливой. «Как же хорошо быть свободной!» – подумала она, шагая по улицам, слабо покрытым снегом.

Машины с большой скоростью пролетали мимо, не замечая одинокую девушку. Вероника всегда чувствовала себя чужой будь то улица, школа или родной дом; только с бабушкой ей было хорошо, только с ней.

В детском садике был тихий час. Воспитательница предложила Веронике подождать еще двадцать минут, когда проснутся дети. Девушка расстегнула пуховик и села на низенькую скамейку в раздевалке, покрашенной в зеленый цвет. На стенах висели детские рисунки, вырезанные из книжек и журналов сказочные персонажи, а в углу в старой глиняной плошке росла пальма, чьи листья давно пожелтели.

Вероника устало вздохнула и вытащила из сумочки мобильный телефон, дабы занять себя хоть чем-то в это время. На экране высветилась информация о новых сообщениях. Среди них была смс от Мегафон с пометкой о том, что пора бы положить деньги на счет. Девушка пересчитала оставшиеся после обеда деньги и поняла, что сегодня пополнить счет не получится, а это означает, что придется снова как и всегда унижаться перед матерью, прося хотя бы пятьдесят рублей на телефон. Чаще всего пополняет счет бабушка, но в этот раз Зоя Семеновна забыла, увлекшись разговором с сыном, который в очередной раз закончился скандалом. Хотя мужчина и любил свою дочь, но жертвовать своим свободным временем и пустым времяпрепровождением не собирался, ну не хотелось работать ему, не хотелось.

Тем временем проснулись дети. Воспитательница помогла им переодеться и справить нужду в туалете. Когда Даниил радостно выбежал в коридор, то увидел сестру, которая держала в руках его верхнюю одежду.

– Ну что, Данилка, пойдем домой? – ласково спросила Вероника, взяв младшего братика за руку.

– Я по тебе так скучал, – сказал мальчик и крепко обнял своими детскими ручонками девушку.

Вероника погладила его пушистые светлые волосенки и поцеловала в нежную детскую щечку, еще красную ото сна. Мальчик послушно оделся и они вместе вышли на улицу. Девушка укутала Данилку шарфом и сказала:

– Закутайся потеплее, а то снова простудишься, – она очень любила брата.

Мальчик послушно взял сестру за руку и попросил купить ему шоколадку. У Веронике практически не было денег, но отказать братику она не могла. Высыпав на ладонь оставшуюся мелочь, девушка купила Милки вэй и чупа-чупс. Данилка радостно раскрыл шоколадку и тут же ее съел.

Сам мальчик был избалованным, потому как любимец семьи, которому позволялось все. Он не знал отказа ни в чем отказа в отличии от сестры, которая была абсолютно лишней в их семье. Но как бы то ни было, Веронику он сильно любил и всегда рассказывал о ней в детском саду, называя не иначе как «моя сестренка». Мальчик глубоко переживал, когда оказывался свидетелем издевательства над Вероникой. В таких случаях он нередко старался защитить сестру, если дело касалось Инны Викторовны. Данилка бежал к матери, хватал ее за руку и, громко плача, кричал: «Мамочка! Не надо, не кричи на Веру!» В таких случаях женщина замолкала и уходила в другую комнату, чувствуя себя виноватой перед сыном, но никак не перед дочерью. А вот противостоять отцу мальчик боялся, так как чувствовал в нем силу и власть. И если гнев Сергея смерчем обрушивался на Веронику, то Данилка убегал чаще в туалет или ванную комнату, закрывался там и тихо плакал, ненавидя свое бессилие хоть как-то помочь родной сестре.

Сейчас же мальчик чувствовал себя счастливым, шагая за руку с Вероникой. Девушка свернула за угол и пошла через двор, рядом с которым был построен их дом. Данилка увидел снеговика и, слепив снежок, бросил в него. Девушка засмеялась и проговорила:

– Ты просто молодец!

– Вер, а можно я скачусь с той горки?

– Скатись, только один раз, а то холодно.

Мальчик радостно побежал через двор, где играли детки постарше. Пробежав мимо детворы, которая каталась на коньках по льду, Даниил взобрался на горку и с криком скатился вниз, плюхнувшись в снег. Вероника быстро подбежала к нему и отряхнула комья снега с одежды. Мальчик вырвался из рук сестры и сказал, обиженно выпятив губу:

– Я еще хочу!

– Нет-нет, Данилка, – ласково ответила она, – нужно возвращаться домой, папа ждет.

Мальчик серьезно взглянул ей в глаза, взгляд его был холодный, жестокий, совсем не похожий на детские глазки. Ледяным голосом, словно приговоренный к смерти, он сказал:

– Я ненавижу отца…

У Веронике комок застрял в горле. Никогда еще она не видела брата таким злым. На нее пристально смотрели чужие, совсем не знакомые глаза. Зрачки у Даниила расширились и он проговорил еще раз:

– Я ненавижу отца. Когда-нибудь я убью его… за тебя.

Рыдания подступили к горлу. Девушка из последних сил сдержала их, дабы не заплакать у всех на виду. Чтобы скрыть волнения, охватившие ее, она сглотнула слюну и, присев на корточки, крепко обняла братика. Волна нежности накрыла всю ее душу, что вырвалось в безудержных поцелуях таких нежных, детских щечек, покрасневших от холода. Как же хорошо осознавать, думалось Веронике, что в их семье хоть кто-то любит искренней любовью.

Но вместо слов нежности она сказала:

– Прошу тебя, Даничка, не говори так о папе, хорошо? Так нельзя.

– Раз он обижает тебя, то можно.

– Но он твой родной отец, а мне он никто.

– Ну и что. Все равно ты моя родная сестра, а это значит, что тебя никто не имеет право обижать!

– Ты еще такой маленький, а рассуждаешь словно взрослый. Ты умный человек, Даниил.

– Нет, я просто очень-очень сильно люблю тебя.

Какая-то теплота накрыла душу Вероники и она больше не могла сдержать слез. Две капли скатились по щекам и упали на воротник пуховика. Услышав, что девушка всхлипывает, мальчик внимательно посмотрел ей в лицо и спросил:

– Почему ты плачешь?

– Нет, я не плачу. Просто соринка попала в глаз.

– Сейчас же зима! Песка нет. Какая соринка?

Вероника спохватилась. И правда, она даже забыла, что была зима, а мальчик оказался внимательным, чтобы ничего не заметить. Дабы не оправдываться, девушка взяла его за руку и сказала:

– Ладно, маленький умник, пошли домой.

Когда они вошли в квартиру, то услышали громкие голоса, доносившиеся с кухни. Недавно с работы вернулась Инна Викторовна. Уставшая женщина с сумками в руках, прошла на кухню и обнаружила новую гору посуды. В отсутствии Вероники Сергею удалось начудачить: решив перекусив, он взял старую чугунную сковородку и стал жарить на ней яичницу. К сожалению, он не был заядлым кулинаром и потому проглядел приготовление блюда. Яичница сгорела, на кухне стоял удушливый запах гари. Но, решив не останавливаться на достигнутом, мужчина бросил ту кастрюлю в раковину и достал новую, ту, что купили два месяца тому назад. Судьба новой оказалась предсказуемой: на ней яичница сгорела также, как и предыдущая. Сергею это надоело и он со злости швырнул новую сковородку о стену. Естественно, она сломалась. Мужчине было не жаль ее, благо, покупала ее жена на свои деньги.

Когда Инна Викторовна увидела погром на кухне, то пришла в ужас. Бросив сумки с продуктами в дверях, она принялась кричать на мужа. Тот, не оправдываясь ни грамма, пошел в атаку: он кричал бранными словами, обзывая женщину плохой хозяйкой и матерью, которая слишком мало зарабатывает, чтобы семья жила более достойно.

– Я три месяца откладывала деньги с зарплаты на эту кастрюлю, отказывала себе во всем: не покупала лишних трусов, каждый вечер чинила порванные колготки, а ты, лентяй безработный, тоже и делаешь, что спишь да ешь, живешь на мои деньги в моем доме. От тебя нет ни капельки помощи! Ни на работу не ходишь, ни дома ничего не делаешь.

– Заткнись! – закричал Сергей таким страшным голосом, что Инна Викторовна попятилась назад, боясь получить удар в лицо. – Заткнись, я здесь хозяин и только мне дано право решать, кто что будет делать.

– Какой ты хозяин? Посмотри на себя. Одет как бомж, выглядишь как бомж. От тебя воняет хуже, чем от собаки! Хотя бы нанялся на неполный рабочий день, чтобы хоть капельку помочь мне, – голос женщины задрожал, на глаза навернулись слезы.