Страна А., или Автостопом по Афганистану

* * *

– Итак, вам какие? «Давляти» или «джумбаши»? – спросил меняла, демонстрируя в двух руках пачки совершенно одинаковых денег!

– Давай «джумбаши», потому что их больше, – отвечал я.

Поменяв на двоих пятнадцать долларов, мы с Книжником стали миллионерами. Должно получиться 1.200.000 афгани на двоих. Солидные пачки! Стали пересчитывать. Столпившиеся любопытные зрители наблюдали за нами.

– Вай, вай, вай! – обиделся я. В толстую пачку, среди десятитысячных голубых купюр, были подсунуты кое-где розовые пятитысячные купюры. Обманул!

– Всё правильно, – невозмутимо объяснил продавец, – это «давляти»!

Оставалось поверить, что 80 купюр по 10.000 афгани и 20 купюр по 5000 афгани в сумме дают не 900.000, а ровно 1.000.000. И действительно, так оно и было! Ведь купюры по 5000, как и по 500, существуют только в форме «давляти», и эквивалентны 10.000 и 1000 «джумбаши» соответственно. Если в пачке коричневых тысячных купюр увидишь маленькую зелёную пятисотку – не верь глазам своим, это тоже тысяча!

В последующие недели нам предстояло убедиться в исключительной честности, аккуратности и порядочности афганских менял. А пять тысяч действительно равны десяти тысячам. В определённых условиях. В определённой стране1.

Афганский меняла. В мешке – сумма, эквивалентная примерно 500 долларам США. 2002 год.

* * *

Первое дело сделано, и деньги непривычно распирают нам карманы.

Теперь можно поесть – или позвонить. Лучше сперва позвонить, а то вдруг телефон закроется в вечерний час!

Местные жители на вопрос «телефон» удивлялись, недоумевали. Я детально объяснил: показал жестами, как набираю номер, говорю: алло! алло! Москва! Москва! Наконец нас поняли и отвели на телефон. Телефонный пункт в Кундузе занимал длинное одноэтажное здание, при входе в него нужно было снимать ботинки. Но дозвониться домой сейчас не удалось – моих родителей не было на месте. Книжник не стал звонить своим, опасаясь их шокировать: его родители не знали, что их сын отправился в Афганистан. «Когда вернусь домой, так всё и расскажу, а то они умрут от переживаний,» – так решил он.

Вышли из телефона и у первого же продавца решили приобрести арбуз.

Торговец попросил двенадцать тысяч.

– Ух как дорого, он заламывает цену! – удивился Книжник.

Я же быстро подсчитл, что двенадцать тысяч – это меньше пяти рублей, и срочно приобрёл арбуз. Мы сели потреблять его, и толпа зрителей вокруг затмила все горизонты. Человек пятьдесят бородатых и бритых мужчин и детей, если не больше, скопились рассматривать двух бородатых автостопщиков, поедающих арбуз. Кто-то уже принёс нам лепёшки в подарок. Интересно, что женщин в толпе не было: им любопытствовать не полагалось. Вообще на улицах города было немного женщин; все они были полностью одеты (в чадру) и передвигались лишь в сопровождении мужчин.

Как обычно бывает, в толпе появился кто-то русско-, а кто-то англоговорящий. Но мои попытки напроситься на ночлег успеха не имели. Доев арбуз, мы раздвинули толпу и пошли куда глаза глядят, попутно выясняя, где проходит дорога на Мазари-Шариф. Позовут – впишемся, не позовут – уедем в ночь, не уедем – так уйдём из города и переночуем на природе.

Но не успели мы добраться до конца города, как нас уже позвали.

С интересом – первая афганская вписка – мы последовали за парнем, пригласившим нас на ночлег.

* * *

Кундуз, как и любой афганский город, состоит из делового центра (с магазинами) и спальных районов (с огородами). Дома из сухой глины окружены глиняными заборами. Во дворе, помимо дома, – загон скота (коровы, курицы), ещё какие-то пристройки; посевы. Отдельные прямоугольные участки земли, также ограждённые глиняными заборами, представляли собой поля. Каналы-арыки (водопровод, орошение и канализация вместе) проходили повсюду. Электричества во всём спальном районе не было, и единственным источником света являлись керосиновые лампы.

У ворот своего дома парень жестом попросил нас подождать. Зашёл, и, вероятно, сказал женской половине семьи, чтобы они убирались подальше. Потом пригласил нас. Находясь в гостях у афганца, женщину увидеть невозможно: все женщины спрятаны в женской половине дома. Женщина проявляет себя лишь косвенно: так, всегда ниоткуда, но вовремя появляется еда. За три недели, проведённые в Афганистане, я так и не побывал на кухне и даже не припомню ни на одной вписке ни одной женщины. Они – самая законспирированная часть афганского общества.

Афганцы не очень говорливы. Единственное исключение – безбородая молодёжь, изучающая английский язык. Такие бывают назойливы: столь редко им выпадает возможность попрактиковаться. Зазвавший нас человек знал английский в небольшом объёме и назойлив не был. Его бородатый отец также был нетороплив и спокоен; английского он не знал. При свете керосиновой лампы появился ужин – какой-то кисломолочный продукт, среднее между творогом и кефиром, лепёшки, рис, чай. Достаточно изобильно, на голодную страну не похоже. Ели на улице, на специальном возвышении, исполнявшем функции стола, стула и кровати. Там же и легли спать на заботливо принесённых нам тюфяках. Первая афганская ночь.

Внутри дома так и не побывали. Знаю только, что в нём было темно. Афганцы вообще редко зовут в дом: это – интимное.

28 июля 2002 / 6 асада 1381

Афганцы встают рано, перед рассветом; ещё раньше встали куры, вышли из своего загона и стали ходить между нами, просыпающимися. Нам предложили чай. После чая, подарив хозяевам некоторые открытки с российскими видами, мы покинули наш первый афганский дом и вышли на трассу. Вставало красное солнце. Люди, пешком и на велосипедах, распыляя дорогу, направлялись в город на работу; телеги, гружёные товаром, тоже ехали в город на базар.

Вскоре мы достигли выездного поста ГАИ. Это был небольшой навес, под которым сидели несколько дорожных полицейских, опуская и поднимая верёвку, натянутую поперёк дороги. Мы сели рядом, вызвав интерес публики. Книжник сыграл на гитаре, я проявил знание двадцати местных слов, и контакт был налажен. Мы объяснили, что нам нужно не такси, а большая бесплатная машина в Баглан, желательно «Камаз».

Местные жители сразу скопились вокруг, разглядывая нас. Мы же, в свою очередь, с интересом разглядывали проезжающие мимо афганские транспортные средства. Среди них были:

1) жёлтые легковые такси, чаще советского производства, забитые битком;

2) маршрутные рейсовые микроавтобусы, также переполненные людьми и барахлом;

3) телеги, запряжённые ослами и лошадьми, кареты, верблюды и прочий гужевой транспорт пригородного значения;

4) пустые быстроходные англоговорящие джипы гуманитарных миссий, сотрудники которых боялись нас и подвозить не хотели;

5) грузовички локального свойства, едущие на базар.

Целый час, с шести до семи утра, непрерывной чередой проходили перед нами все эти такси, машины и телеги. Гаишники пытались убедить нас в том, что бесплатных машин не бывает. Я же вновь объяснил, что такая машина обязательно есть, что мы её и ждём, а отвезёт она нас в Баглан, а сама она большая-большая, называется «Камаз», «Краз» или «Урал». Несколько таких машин уже прошло в обратную сторону, то есть в город, и, указывая на них всем собравшимся, мы вселяли в себя и в людей уверенность в том, что автостоп существует.

И вот – минул всего час, а что такое по афганским меркам час? это почти минута! – как на посту остановилась наша долгожданная машина, большой «Камаз» с почти пустым кузовом. Водители, посовещавшись друг с другом и с гаишниками, взяли нас до Баглана. В кузове – о чудо, что находилось в кузове! – там лежало несколько сотен экземпляров старой, драной, мусорной обуви! Часть в старых рваных мешках, часть россыпью по всему кузову.

«На базар везут, продавать,» – подумал я.

«Нет, наверное в сапожные мастерские на запчасти,» – решил Книжник.

Так нам и не удалось установить назначение этих старых, рваных, непарных сапог, туфель, ботинков и т.п.. В такой обуви, как мы позднее убедились, афганцы не ходят; наверное, это везли на экспорт, куда-нибудь в Эфиопию. На мешках с этой обувью можно было сидеть во время долгого и тряского путешествия в Баглан.

Поехали!

* * *

Афганский водительт

Дорога в Баглан была когда-то асфальтированной, как и вчерашняя. Но прошло пятнадцать, а то и двадцать лет без ремонта! Большие выбоины и дырки, ухабы; на одних машины подпрыгивают, другие стараются объезжать. Из-за того, что здесь машин больше, – дорога и разбита больше, чем вчерашняя. Зато пейзажи разнообразнее. Справа показалась река; вдоль реки – деревушки, сады, зелень; дома из глины, огорожены высоким глиняным забором, есть одноэтажные, а есть и в два этажа. Все дома прямоугольной формы.

Некоторые жители деревень приобрели профессию нищих и тусуются вдоль дороги. Дети семи-десяти лет стоят у самых больших рытвин и выбоин дороги. Завидев машину, они начинают двигать лопатой, делая вид, что заравнивают эти неровности; затем ожидают подаяния за сей полезный труд. Лопата – главный инструмент для попрошайничества! На ста километрах мы увидели человек тридцать «дорожных рабочих». Попадаются и старики, но без лопат. Они пытаются извлекать деньги, поглаживая бороды.

Меня очень удивил такой способ нищенства, ибо напомнил мне Анголу. Там тоже есть участки разбитого асфальта, и местные дети, взяв в руки дёрн и куски земли, затыкают ими дырки в дороге, а потом, при приближении машины, натягавают верёвку поперёк шоссе: стой! дорожные работы! Одни водители расстаются с мелочью, другие поддают газу, и верёвка тут же опускается.

В других странах я не встречал таких форм заработка. Как жители этих двух концов мира независимо друг от друга додумались до такой методики?

В одной из больших попутных деревень мы остановились; водители «Камаза» вышли на обед, позвали и нас. Большая харчевня, рукомойник с несколькими кранами, замызганным зеркалом и даже щепоткой моющего порошка. Цивилизация! Забравшись с ногами на ковёр-помост, афганцы едят рис, пьют чай и смотрят телевизор, подвешенный в углу чайханы; другие вместо телевизора рассматривают нас. Едят руками, ложек нет, чай пьют зелёный, впригрызку с иранскими конфетками. Если кто-то пожелает чай с сахаром, этот сахар единожды насыпают на дно стакана и наливают туда чай порцуию за порцией, пока он не впитает весь сахар. Каждому посетителю харчевни полагается собственный чайник с чаем, откуда он и наливает себе в стакан сколько пожелает, и расплачивается за количество выпитых чайников, а не стаканов.

Помимо чая, водители угостили нас рисом, шашлыками, арбузом, и наше представление о стране голода совсем развеялось. Вся придорожная деревня продавала еду: арбузные, помидорные, яблочные, дынные развалы шли вдоль всей улицы. Ни один нищий не пристал к нам во время трапезы, и никто не пришёл лакомиться остатками еды. Для меня это было слегка удивительно: я-то представлял Афганистан азиатской Эфиопией, а тут даже придорожные попрошайки изображают из себя деловых людей!

Тронулись дальше. Вот опять деревни, поля, разбитая дорога, солнце, старые сапоги, перекатывающиеся по кузову туда-сюда, – и вот мы уже прощаемся с водителями в городке с названием Баглан.

Было довольно жарко. Мы угостились газировкой афганского разлива, а следующий водитель опять завлёк нас в столовую, где мы и поели вновь. Опять рис, шашлыки, лепёшки и чай. Нам предложили расплатиться, оказалось совсем дёшево – что-то пол-доллара на двоих.

Вот и основная развилка, с большим круглым указателем, напоминающим часы. Прямо – Кабул, 233 км, направо – Мазари-Шариф, 172 км. Рядом с указателем – мост с обваленными перилами, а под ним – река, настоящая горная речка, и мы как мечтали, так и устремились сразу к ней. Это были истоки той самой реки, вдоль которой сегодня несколько часов мы ехали.

На реке уже были купальщики. Бородатый афганец в длинном белом халате купался прямо в нём, сняв только чалму. И намыливал халат и себя сквозь него. Другие, более распущенные мужчины и парни купались без верхней одежды, но в штанах. Без штанов мы ни разу не видели ни одного афганца, и сами искупались в штанах. Спали на вписках мы тоже в штанах, чтобы ненароком не испугать народ видом голых ног. Кстати, женщины вообще не купаются прилюдно.

Итак, искупались, выстирали верхние части своей одежды – какой кайф! – и вылезли из реки. Через пять минут мы были уже полностью сухие: солнце и тёплый ветер сушат вмиг! Как будто и не залезали в речку.

Вскоре, в кабине очередного «Камаза», мы ехали в сторону Мазари-Шарифа.

* * *

Хороший асфальт, ровная, почти не битая дорога, мирный пейзаж – неужели это Афганистан? Навстречу едут грузовики с арбузами и иными товарами. И не только грузовики! По обочине, медленной, ровной поступью движутся караваны верблюдов! В кабине, помимо водителя, был англоговорящий человек, его начальник, и он объяснил нам:

– Что, в России такого не увидишь? Да, это караваны. Они везут из Мазари-Шарифа и из Хулма фрукты, на базар в Пули-Хумри. Один верблюд может нести 350 килограмм, иногда и до пятисот. От Мазара до Пули-Хумри сто семьдесят километров, они выходят утром и приходят на следующий день. Десять верблюдов – четыре тонны груза.

Караванов было много. Шли они навстречу «Камазам», нисколько не отвлекаясь, как будто из глубины веков. Погонщик в чалме и с шестом, бывало, шёл рядом, бывало, ехал на одном из верблюдов. И тут, да, я вспомнил! Ведь сейчас 1381 год по афганскому календарю!

– А на ослах тоже возят товары? – спросил я.

– Нет, что вы, это невыгодно, – отвечал наш попутчик, – осёл может везти только 50 килограммов груза. И потом, ему постоянно нужна вода, а верблюд неприхотлив.

Через некоторое время «Камаз» сломался. (А вот верблюды, наверное, не ломаются, – подумал я.) Англоговорящий начальник, убедившись в том, что ремонт затянется, сам занялся автостопом. Застопил легковушку, взял и нас, и мы продолжили путь, а «Камаз» с водителем бросили в пустыне.

Вскоре пустыня взъерошилась горами, а между ними образовалась речка. Дорога просочилась вместе с речкой в настоящую щель между скалистыми великанами. Потом долина расширилась и явила нашему взгляду фруктовые сады. Всё это были фиговые деревья. Продавцы фиг свивали из травы особые гнёзда и запаковывали в них порции фруктов. Этими травяными гнёздами, весом килограмма полтора, продавцы размахивали перед проезжающими машинами. Продавались фиги и в развес, при этом гирями служили камни разных размеров.

Наш попутчик, невольный автостопщик, попросил водителя остановиться, и мы подошли к продавцам фиг.

– Здесь есть и мой сад, – объяснил попутчик, – здесь живут мои родственники, а сам я живу в Мазаре. А эта местность называется Хулм. Угощайтесь, ешьте, сколько хотите!

Фиги оказались отчаянно сладкими, и мы съели всего по чуть-чуть. А наш попутчик-переводчик прихватил целое гнездо. Так, жуя фиги, мы приближались к Мазари-Шарифу.

Наших намёков в отношении вписки попутчик не понял, или сделал вид, что не понял (афганцы это умеют). И привёз нас в центральную гостиницу «Барак». Поблагодарили и покинули трёхэтажный роскошный барак, объяснив, что найдём себе иной ночлег самостоятельно. Человек исчез, а мы остались на одной из центральных площадей Мазари-Шарифа.

Глава 4. Мазари-Шариф

Подобно тому, как Санкт-Петербург считается Северной столицей России, – город Мазари-Шариф (в просторечии Мазар) можно назвать Северной столицей Афганистана. Население Мазара и его бесконечных предместий я оцениваю в пол-миллиона человек. Большая часть здешних военных и начальников владеет русским языком. Когда-то это был самый про-советский город Афганистана.

Центром Мазари-Шарифа является собственно «мазар», или «зьярат». В данном случае этим словом именуется древняя Голубая мечеть, место паломничества. Местное предание гласит, что тут похоронен Али, четвёртый праведный халиф, племянник Пророка Мухаммеда. Правда, официальная гробница Али – в Неджефе (Ирак), за 1000 километров отсюда; но в исламском мире имеется несколько местных гробниц Али, и здесь перед нами – одна из них.

Голубая мечеть. Мазари-Шариф

Голубая мечеть, с окружающими её постройками, минаретами и т.п., занимает целый квартал, а по сторонам мы видим разных продавцов, менял, харчевни, ковровые магазины, телеги, кареты, старые горбатые советские машины, везущие по пятнадцать и даже двадцать пассажиров, и все прочие атрибуты афганского города.

С восточной стороны главной мечети мы видим Главпочтамт, он же и переговорный пункт (всё уже было закрыто), отделение МИДа, где нам позже настоятельно (и безуспешно) рекомендовали зарегистрироваться, Барак-хотель, около которого мы сейчас стояли, и большое кафе-мороженое со столиками внутри и снаружи заведения. Из всего, что мы могли увидеть, самое желанное было, конечно, кафе-мороженое.

Схема Мазари-Шарифа

Мороженое в Афганистане делается так. Есть высокая, узкая кастрюля, похожая на перевёрнутую шляпу-цилиндр, почти пустая. У мороженщика есть стол, и там выемка, заполненная кусками битого льда – брусковый лёд продаётся в каждом афганском городе, его ежедневно покупают и измельчают. Кастрюля-цилиндр опускается в лёд, и, что главное, её непрерывно надо крутить. Целый день. Трм-трм, трм-трм, трм-трм. Целый день на жаре мороженщик крутит-вертит эту кастрюлю, потеет, греется, парится, зато кастрюля охлаждается, и на стенках её тонким слоем конденсируется мороженое. Не помню, откуда оно берётся, но оно собирается на стенках, и вот мороженщик берёт ложку и накладывает мороженое в вафельный стаканчик. Порция готова. Самый дешёвый стаканчик стоит в Мазаре всего 1000 джумбаши – это 40 копеек, или $0.012, ну а мы попросили королевскую порцию, и нам её несут на блюдечках. Целая куча мороженого, украшенная шоколадными застывшими капельками.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

(Примечание 2015 года: через некоторое время после описанных событий в стране прошла унификация и деноминация денежных единиц, и все афгани стали стандартными, одного типа и без нулей. Так что сегодняшним путешественникам в «Стране А.» – одной проблемой меньше).