Победить, чтобы потерять

Любовная гонка пронеслась одним мгновением, унеся с собой плохое настроение. И Светка, снова уютно положив голову на сильное мужское плечо, совсем забыла, что собиралась домой. Расспрашивает Васька, пытаясь досконально выяснить, что произошло с ним в этой дебильной армии. Почему он весь в ожогах, и что он такое сотворил, что на него ополчилось все флотское начальство.

– Ты мне первопричину расскажи, с чего все это началось, где первый раз бабахнуло?

– Вот тут я точно виноват, не смог сдержаться. Но опять же, может, это для кого-то пустяк – в морду за просто так получить, а я не могу, сразу взрываюсь. Сама посуди, подходит ко мне на верхней палубе какой-то хмырь, которого я первый раз вижу. На корабле команда человек семьсот, где всех узнаешь? Такой весь при усиках, беска на затылке, роба отутюжена, дембель, одним словом. Я про себя никому ничего не рассказывал, а этот сходу: мол, ты каратист, что ли.

Я молча слушаю, как и положено при общении с «дедом». А он что-то втирает, гундосит. И вдруг, неожиданно хрясть правой мне в голову. Я, считай, по стойке «смирно» стоял, ведь со мной общался «дедушка российского флота». Но отклониться все же успел, хоть и не совсем. Достал чуток сука, губы разбил. И я в ответ, почти автоматически, ему левой точно в подбородок. Вроде, и не сильно, но «дед» сначала на четвереньки встал, потом прилег, уткнув «фэйс» в палубу, только бескозырка покатилась к борту. Тут, конечно, сразу ор поднялся, народ набежал, а я по-тихой в кубрик. Но уже через час меня вычислили, губы-то разбиты, распухли, что вареники. Сначала «бычок» затрясся от негодования, главный мой начальник – кап-три. Мол, как я посмел на корабле кулаками махать. В ответ я прямо и спокойно сказал, что тот хмырь первым ударил, разбитые губы тому подтверждение. И я не виноват, что «дед» таким хлипким оказался, от легкого толчка в обморок упал. Зато теперь думать будет, прежде чем замахиваться. На том вроде бы все и затихло, так я по-наивности думал. А оказывается, все еще только начиналось, ведь это не слыхано, салага на флотские традиции хер положил.

Дня через три, за час до отбоя, вызывают меня на пост, к командиру БЧ, моему главному начальнику. Поднимаюсь в штурманскую, а там его заместитель, старлей, картами занимается. Доложил, как положено, он так искоса глянул и приказывает принести из хранилища набор карт, с такого-то номера по такой. Немного удивился, это помещение в трех метрах от штурманской, он сам может взять. Обычно корректурой карт в этом хранилище и занимаются, там стол большой, намертво приваренный к палубе. Все под рукой – инструмент, лоции, карты на стеллажах.

Иду выполнять приказ, коли господин офицер не может сам пройти три метра. Только комингс переступил, сразу все понял, ждут меня не дождутся пятеро «годков», хранителей флотских традиций. Улыбаются радостно, проходи, мол, не стесняйся. Двое меня сразу от дверей оттерли, и ее на задвижку. Помещение, в общем-то, не маленькое, но стол занимает две трети пространства, вот он-то и будет служить естественным препятствием, не даст «дедам» развернуться всем одновременно. Я шаг за шагом подальше в угол забиваюсь, чтобы прикрыться как можно понадежней – разборка вот-вот начнется. Сомнений нет: бой будет конкретный, ребята против меня совсем не хилые.

Страха не было, а вот на душе паскудно. Старлей прямо в душу плюнул! Сам вызвал на разборку, командир, называется. Но это все мельком просквозило, не до этого, главное не зевнуть, обстановка в любой момент взорваться может. Двое у дверей, трое за столом стопку за стопкой накатывают, тушенкой закусывают, на меня – ноль внимания.

Наконец, один, немного на грузина похож, встает, руки разминает. Маечка-тельняшка на нем прямо до звона натянута, весь в мускулатуре, на борца смахивает. Приблизился с такой небрежной ленцой, но я-то вижу: глаза напряжены, готовится, значит. Я ждать не стал, кинул ему пилотку в лицо, захват под руки, чуть на себя и от палубы оторвал. Он среагировал грамотно, попытался мою голову двумя руками назад отжать. Чувствую, силен бродяга. Руки мощные, но им расстояния и упора не хватает, носками ботинок только по палубе чиркает. И я работаю на захват, прижимаюсь, как к родному. Тяну его вверх и на себя, делаю полшажка назад, чтобы качнуться, и падаю вперед. Весом двух тел припечатал спину борца на угол стола.

Удар такой силы получился, что мой противник мгновенно обмяк и просто сполз на палубу из моих объятий. Я не стал ждать, пока другие сообразят, что к чему. Несколько ударов вразброс, и ребята поняли, что к чему, с кем дело имеют. У нас же как: все герои, пока имеется гарантированное преимущество. Чуть жареным запахло, сразу в кусты, подальше от греха. В общем, деды мне препятствий не чинили, не мешали покинуть их высокое собрание.

Я еще рулон карт прихватил, как старлей приказал. Правда, уже по номерам не отбирал, взял что поувесистей. Ему сейчас не до корректуры будет. Уходя, к борцу наклонился, слишком он жалобно стонал. На спине у него синячище громадный, но в стороне от позвоночника и выше правой почки. Так что ничего страшного. Можно сказать, что он еще удачно отделался. А стоны – видно, от болевого шока отходит. Досталось конкретно, по полной получил. Я еще пилоточку свою подобрал, надел четко, по уставу и вперед, на выход, с картами наперевес. Захожу в штурманскую, а у старлея от удивления глаза округлились при моем появлении. Не стал я затягивать представление. Пока никого нет и этот козел застыл в изумлении, как изваяние, рулоном карт ему по башке хрясть, у него глаза совсем чуть из орбит не повыскакивали. Тут же рулон в сторону, и за горло левой прижал к переборке. Теперь он не только глаза, но и язык вывалил. Не представляешь, как я его не хотел отпускать, руку с трудом разжал. Вроде, недолго держал, всего пару секунд, а штурманец на палубу сел и кашлем весь изошелся. Подождал минуту, лицо у того в слезах, соплях, но дышит полной грудью, значит, очухался, помощь не нужна, и я ушел к себе в кубрик.

– А если бы ты его задушил, что тогда?

– На зону прямой дорогой. Ты как верная подруга передачи носила бы.

– Смеешься, весело тебе. Сколько раз тебе повторять: не лезь, куда не надо. Но ты же у нас герой, смелый и очень сильный.

– Тебе ничего рассказывать нельзя. Ты, как мама, сразу начинаешь распекать за все подряд. Ну не могу я, когда меня за просто так по лицу бьют.

– Значит, я как мама тебе? Вся разница, что ты еще спишь со мной, все никак от моей юбки оторваться не можешь. Ничего себе сравненьице!

Светка не на шутку психанула, резко отстранившись.

– Зря обижаешься. Я тебя, правда, как маму боюсь, так и хочется, что скрыть, что-то приврать. Ты маленькая, а по характеру, наверное, сильней меня. Вот и строишь меня постоянно. А за юбку твою совсем не держусь, ты у меня первая и пока единственная, я и не знаю, как с другими. Знаешь, я о тебе всегда думаю. Когда мне хорошо, и когда мне плохо. Зачем за слова цепляешься, стоит ли по пустякам ссориться? Давай лучше повторим: ты у меня самая лучшая и любимая.

Разве Светка может отказать своему мужчине, когда его слова прямо бальзамом ложатся на душу? Ни за что! Да и самой, что там говорить, уже снова хочется. Пусть он не любит ее, пусть она ему нужна только как женщина, ну и что? Она желанна, и это совсем не мло на сегодня, а дальше видно будет.

Может, со временем что-то и изменится в их отношениях, может, сольются не только телами, а и душами. Она, если честно, тоже не представляет, что такое любовь, про которую так много говорят, пишут, и показывают в кино. Ей просто хочется, чтобы ее Васек все время что-нибудь шептал нежное на ушко, чтобы просил и умолял стать его женой. Но вряд ли случится такое чудо, она совсем в это не верит.

Да и жизнь вот разлучила на время… Сколько еще впереди вот таких непоняток, как эта! Когда думаешь не о любви, а об элементарной выживаемости любимого. И удастся ли все преодолеть? Жизнь подкидывает так много проблем! Стоит ли всем этим забивать голову?

Пусть все идет как идет, и все будет, как на роду написано. Узкая больничная койка в арендованной на пару часов одноместной палате снова равномерно поскрипывает под тяжестью соединившихся в любви тел. Светка снова наверху, нисколько не стесняясь своей наготы, вся горящая от напряженного и жадного взгляда мужчины, не отрывающего взгляда от ее груди. Она массирует сильное мужское тело, оставляя на нем следы ногтей, замирая от нахлынувшего чувства, ищет губами его губы. Он мгновенно откликается резкими движениями тела, она чувствует его горячие руки, они так жадно ее ласкают везде, как будто их близость самая первая. До умопомрачения приятно ощущать груди в чашечках его ладоней. И она, закрыв глаза, уже не различает, то ли руки, то ли губы любимого, нежно массируют ее упругие груди, с набухшими и ставшими такими твердыми сосками. Кажется, бесконечно долго длятся эти божественные мгновения.

Время летит незаметно, и уже пора освобождать приютившую их палату, а как не хочется этого делать. Не хочется отрывать рук друг от друга, так не хочется разъединять тела. Но любовная истома потихоньку уходит, уступая место действительности, и всему тому, что она несет с собой. И не в силах расстаться, сидят в полутемном и пустом фойе больницы. Светка, пригревшись на коленях у парня, в полудреме, слушает его корабельную одиссею. Счастливая, что все это позади и никогда больше не повторится, потому что она рядом.

– Ты про ожоги поподробней, хочется знать, кто на такое способен. Я читала твое заявление в прокуратуру, в общих чертах поняла, а в деталях нет.

– Дальше все просто, по отработанной схеме. Если не можем силой, сделаем по – другому, задрочим работой. Днем служба и прочее, а по ночам авралы. И так до тех пор, пока не сорвешься, пока не станешь кандидатом в дисбат. И вот через недельку, сразу после ноля, вызвали десять человек из нашего кубрика на авральные работы, в распоряжение командира БЧ —5. Я еще подумал: не из-за меня ли эта суета? Видите ли, им котел приспичило ночью чистить. Это такая бочка в диаметре метров пять, и высотой три с лишним. С боку лючок открыт, полметра от палубы. Мичман задачу ставит: надо залезть внутрь через этот самый люк и внутри стальной щеткой чистить трубки. А так как котел совсем недавно еще был в работе, и еще толком не остыл, работать будем по очереди, по десять минут, до утра надо закончить.

Как только он показал на меня – давай первым, я уже не сомневался: готовится какая-то гадость. Но приказ есть приказ, лезу внутрь. А там теснотища, жара, которую я сначала сильно не ощутил. И вдруг гаснет переноска, такая маленькая лампочка в стальной сетке. Я подумал, перегорела, назад к люку, а он задраен. Вот тут до меня дошло, во что я влип.

Пока залезал, устраивался, пока через люк воздух какой-никакой шел, я ничего толком почувствовать не успел. Да и что почувствуешь за пару минут? А как ткнулся в закрытый люк, так сразу оглушило от страха и жары, нехватки воздуха. Тут я всю силу воли в кулак собрал, йогу вспомнил.

Наконец, понемногу успокоился, расслабился и почти спокойно принял решение. Снял фланку, укутал ей голову, оставил только дырку дышать. Ботинки, по-флотски, под задницу. Основное место упора, чтобы не поджарить. Ремень к ногам, под пятки. И все это в темноте, в жаре. Вот и нахватал ожогов, был-то без тельняшки. Замер на трех точках, пятки на ремне, задница на гадах, голова и плечи на фланке.

Расслабился полностью, дыхание отрегулировал, пульс сбил до семидесяти ударов. Впал в легкое забытье, внушая себе и почти реально представив, что я на берегу моря, загораю, и мне так не хочется лезть в холодную майскую воду. Вот эта ледяная вода все время присутствовала в моем сознании, воображении, создавая иллюзию холода. Так и медитировал, потеряв счет времени. Главное не паниковать, чем ты спокойнее, тем меньше влаги теряешь, меньше шансов получить тепловой удар. Надо настроиться на что-то хорошее, которое вот-вот исполнится. Люк откроют и меня вытащат. Не век же мне угорать в этом аду. Воздух хлынет свежий, и я уйду спать в кубрик.

– А обо мне, почему не думал? Честно, думал обо мне в тот момент?

– Нет, конечно. Если бы я тебя представил, то, конечно, голой. И у меня бы сердце точно выскочило из груди. И фиг бы я тебя, когда увидел, не говоря уже о другом. Прости, подружка, я там думал только о холодном море, ледяной воде. Как мне хорошо греться на солнышке. Как мне не хочется лезть в эту воду, что просто морозит. Хоть и солнце печет со страшной силой.

Светка опять обиделась, услышав слово, подружка. Пришлось ее уговаривать, разубеждать, просить прощения. Правда, совсем не понимал, как из-за такой ерунды можно конкретно ссориться. Смеясь, клялся, что никакая она ему не подружка, а любимая и единственная. И она под поцелуями, и словами, так ласкающими слух, как и от нежных прикосновений рук, постаралась забыть это противное слово, торопя парня продолжить рассказ о своих флотских злоключениях.

– С йогой и жарой все понятно, ты поподробней уголовные моменты освещай, чтобы знать, что нам эти уроды предъявить смогут.

– А там ничего уголовного нет. Просто неадекватное поведение матроса, потерявшего сознание от жары. Я свои действия не контролировал, находясь в полуобморочном состоянии.

– Правильно, наши адвокаты все так и преподнесут. А как ты выбрался? Или тебя вытащили?

– Оставшиеся снаружи ничего не слышат, не подает признаков жизни матросик. Обычно, кто туда попадал, начинали долбить в люк ногами, пока конкретно не вырубались, а тут тишина подозрительная. Подождали еще минуту, и мичман приказал отдраить люк.

Ребят из нашего кубрика он убрал, на другие работы перебросил. Остался сам и двое каких-то первогодков – корейцев. Они вскрыли лючок, посветили внутрь, а я лежу в полном отрубоне. В котел такой чистый и холодный воздух хлынул, что я мгновенно стал соображать, что к чему, потому и не спешил выбираться.

Страх совсем пропал, осталась ненависть к этим гадам. Вот и лежу трупом испеченным, жду эвакуации. Мичман перепугался, не стал никого в помощь звать, сам в котел сунулся. Пытается меня поближе к люку за ноги подтянуть, но мощей не хватает. Он еще сильней поднапрягся, и дело вроде бы пошло. Я змеей сокращаюсь, помогаю, значит.

И вот когда ноги были у самого люка, я правой прицелился, а за левую, как раз мичман тянул, четко и припечатал ему правой ногой в подбородок. Хоть и расстояние было небольшим от его морды до ступни, удар получился хороший. С винта, крутнулся всем телом против часовой стрелки.

В результате у этого козла сотрясение мозга, зубов передних как не бывало, и в нижней челюсти трещина. Для него, я думаю, эксперименты с котлом закончились навсегда.

Матросик-кореец, увидев харю мичмана, вылетевшего из котла, так перепугался, что сразу вызвал командира БЧ. Тот как раз был обеспечивающим по кораблю. Примчавшийся кап два, увидел израненного подчиненного и тоже, не думая башкой, влез наполовину в котел. И сразу попал в захват моих ног. Правая нога давит под подбородок снизу вверх. А левая тоже вверх, только под правую руку. Кап два попытался скинуть ногу с горла, но его правая рука встретилась с моей левой. Мы пальчиками сплелись – сцепились так, что его суставы хрустнули, и «бычок» сразу успокоился в ожидании спасения извне. Двадцать минут торчал жопой из люка, пока матросы не догадались вскрыть еще один люк. Как только тот открылся, я отпустил бедолагу, и отполз на старое место, снова потеряв сознание. А может и вообще в чувство не приходил, и все сотворил в бессознательном состоянии.

– Ну, это ты будешь на суде говорить, если до этого, конечно, дойдет. А вообще-то, ты зря это заварил, много минусов получается. В закрытом военном суде никто не поверит, что ты все это творил, ничего не соображая, влепят по-полной.

– Не получится, значит, узником совести буду. Но, думаю, что до разборок дело не дойдет, вы же приличный компромат набрали.

– Понятно, что не допустим до этого, но расслабляться все равно не стоит. Что с тобой сделали, когда из этого котла извлекли?

– Вытащили за ноги, не церемонясь, и окатили ведром забортной воды. И я мгновенно пришел в себя. Заодно и пословицу на себе проверил, из огня да в полымя. Врача на корабле в ту ночь не было, так что отволокли меня в кубрик и бросили на шконку. А после обеда под конвоем отвезли на гауптвахту, я и сам не понял, почему именно туда.

– А потому. За избиение мичмана, раз. За попытку нанести тяжелые телесные старшему командиру, два. Подержали бы тебя там с месячишко, пока следы от ожогов пройдут, да дело юридически обосновали, подготовили, и прямая тебе дорога в трибунал. А что ты хотел? Один покалечен, у второго от жары и стояния в неприличной позе чуть инфаркт не случился. А что прикажешь делать с болью? Только под суд и не как иначе. Хорошо, что ты соизволил позвонить, и мы завернули дело на другой путь. От армии тебя уже не отмажешь, так что придется дослуживать. А вот где, – Серж позаботится к твоей выписке. Думаю, что все будет в порядке.

То расспрашивала, то гладила, то терлась, что снова оказалась с расстегнутым лифчиком. И самой уже не хотелось покидать колени парня, но, к сожалению, не место и не время, поздно уже. Да и этот вечер разве у них последний, завтра наверстаем, повторим. И нехотя освободилась от ласковых и нетерпеливых рук, привела себя в порядок, решительно покинула любимого, который сожалел, что любовный огонь не был потушен сегодня до конца, и который пыхнул сильнее при прощальном горячем поцелуе.

К концу рабочего дня, где-то около семнадцати, Сергею Алексеевичу Семенову позвонила жена и сообщила, что служба сервиса центрального ресторана привезла им продукты для торжественного ужина. Марина Владимировна, супруга Семенова, не знает, что делать. Люди стоят на площадке и ждут ее решения. Она не имеет понятия от кого все это, думает, по линии службы супруга. Вот и звонит ему, чтобы посоветоваться. Звонок ясности не внес. Муж, как всегда, устранился за простым солдатским решением, мол, гони в шею, и дело с концом. Скорее всего, это один из вариантов взятки, налаживание связей, чтобы кого-то куда-то хорошо пристроить.

Кстати, Сергей Алексеевич занимал приличную должность при штабе, имел звание полковника и прямой доступ к назначению и распределению военного люда по службе. Мест «тепленьких и дюже хлебных» было много, как и людей, желающих служить не там, где надо, а там, где хочется, вот и лезут с подобными вещами.

Так что полковнику частенько предлагали много всякого разного, начиная от марочного коньяка и заканчивая крупной суммой денег. Все это полковник всегда решительно пресекал, правда, не вынося «сора из избы», оставаясь по-старомодному честным и порядочным. В общем, дело в банальной взятке, решил штабист, и просто выкинул из головы звонок жены.

Марина Владимировна, получив простое и четкое указание, выполнять его не спешила. Хоть она и жена военного, но решать привыкла сама. Правда, все всегда обдумав и взвесив. Гнать в шею легко, а вот узнать, что и почему, будет посложнее, уж больно все это не похоже на армейскую взятку, не делают так в армии. А выяснив, не надо будет мучиться и терзаться в сомнениях. Молодые люди из службы доставки просили ее поскорей решить вопрос и отпустить их. Она тоже в этом заинтересована, но как она может на что-то решиться, если не знает элементарного, кто все это затеял и зачем. Пусть они сами звонят в свою фирму, выясняют, что к чему, кто заказчик всего этого.

Старший внял доводу и такому простому решению, и уже через минуту получил указание ждать: скоро на место прибудет клиент, все это заказавший.

Это другой разговор, все понятно, осталось дождаться неизвестного то ли просителя, то ли благодетеля. Он вскоре и появился, через каких-то двадцать минут, молодой мужчина немногим за тридцать. Все в нем было по Чехову – прекрасно. Мужественное лицо, спортивная фигура, просто бросающаяся в глаза. Серый костюм с рубашкой в тон, явно из очень дорогого магазина. Улыбнулся тепло и искренне, представился Сергеем. Смотрел в глаза женщине так, что заставил ее дыхание немного сбиться, а сердце застучать чуть сильнее.

– Марина Владимировна, я виновник этого мероприятия. Давайте войдем в квартиру, чтобы при посторонних не объясняться.

Женщина молча пропустила мужчину в прихожую, не приглашая в комнату, мол, объясняйте здесь и поскорее. Постаралась придать своему красивому лицу выражение холодного и полного безразличия.

– У меня очень важный разговор к вашему мужу, и я хотел бы провести его в теплой и дружеской обстановке. Так сказать, непринужденной. Потому и вся эта суета с ужином. Я не буду вдаваться в детали, но уверяю, разговор состоится в любом случае, не здесь, так в другом месте. Это так же неотвратимо, как восход и заход солнца, простите, что выражаюсь так высокопарно. И я вам клянусь, ничего страшного в этом разговоре нет, скорее всего, от него выиграет ваша семья, ну, и разумеется, мы. Вы умная женщина, потому и прошу вас посодействовать, не чинить препятствий хотя бы с этим ужином.

Женщина молчала, не зная, на что решиться. Говорил мужчина убедительно, и, кажется, совсем не хитрил. Она закончила в свое время театральное училище, мгновенно чувствовала в словах и поступках людей игру, фальшь. Незнакомец сморит на нее своими серыми глазами так, что она в свои сорок лет трепещет в душе, как девчонка. И, наконец, выдавливает из себя какой то дурацкий вопрос.

– А вы не офицер?

– Нет, и никакого отношения к армии не имею.

– Странно, тогда я вообще ничего не понимаю.

– И не ломайте голову, впускайте людей, пусть занимаются столом. Как я знаю, ваш муж обычно к семи возвращается. Пока руки помоет, себя в порядок приведет после долгого рабочего дня. Я приеду ровно в двадцать ноль – ноль, выражаясь по-военному. Хорошо?

– Вы меня ставите перед таким трудным выбором. Я так боюсь решиться, так много неясного в этом.

Марина Владимировна уже кокетничала, она приняла решение, не удержавшись от роли такой беззащитной и наивной домохозяйки. Ну, просто вынужденной слушать уговоры. Терзаться в сомнениях, и, конечно, в конце концов, подчиниться силе и напору.

– Да не переживайте вы так, дело пустяковое. Вы сами подумайте, смогу ли я расстроить такую красивую женщину, – мужчина принял ее игру, уговаривал, успокаивал, зная точно конечный результат.

– Еще один момент, я буду не один, с женщиной, коллегой, вернее партнершей по бизнесу. Все, по глазам вижу, что согласны. Поверьте, это для нас очень и очень важно.

В глазах мужчины она видела то, о чем мечтает каждая женщина. Ведь как поспешил предупредить, что спутница, которая будет с ним, только коллега и не больше. Убедившись, что со стороны хозяйки нет возражений, он открыл дверь, приглашая людей из сервиса заняться столом. Уходя, улыбнулся ободряюще, коснулся ее пальчиков, слегка сжал, держа в своих ладонях чуть дольше, чем следовало. Она слышала, как за ним хлопнула дверь подъезда.

Звонок раздался за минуту до того, как полковник Семенов хотел уже покинуть кабинет, звонила снова жена.

– Дорогой, стол накрыт, и просто ломится от всякой вкуснятины. Звоню тебе, чтобы предупредить и подготовить. Я сама еще не знаю, правильно ли поступила. В общем, жду.

Сергей Алексеевич положил трубку, подумал мгновение, откинув голову на спинку кресла, прикрыв глаза. Принял решение и по внутренней связи позвонил своему другу Петру Аркадьевичу Плишко, тоже полковнику, правда курирующему более мобильное и боевое подразделение во флотской контрразведке, чем Семенов. В двух словах объяснил суть, заручился согласием того отужинать сегодня тем, что, выражаясь вульгарно, подогнали не званные гости. И только после этого покинул кабинет, направляясь к уазику с личным шофером.

Дома – нервная обстановка ожидания, жена суетится между кухней и залом. Дочка-студентка с книжкой, но не читает, вся в ожидании каких-то непонятных событий. С разницей в десять минут приехал Петр Аркадьевич, и сразу разрядил тягостную обстановку ожидания своим оптимизмом и всегда хорошим настроением. Его улыбающееся лицо приободрило хозяев, таких напряженных на фоне красиво сервированного стола, празднично сверкающего стеклом цветных бутылок.

– Ну что приуныли, мои милые? Ваши лица, как на панихиде. Еще не знаете, что к чему, а настроение уже пораженческое.

– Будет пораженческое. Не знаю, что и думать. Не к добру все это.

– А зачем тебе думать-то. Через полчаса все узнаем. Стоит ли заранее голову ломать, себя истязать. А может, грешки, какие есть? И ты боишься последствий, тогда другое дело. Есть что-нибудь темное?

– В том-то и дело, что все абсолютно чисто, как никогда. Передвижек сколь значительных уже полгода не было. А те, что случались, согласовывались на самом верху.

– Все, хорош гадать. Давай лучше по стопке коньяка примем, лишнее не будет. А то я с этой службой и запах его забывать стал.

– Как-то неудобно, не дождавшись.

– Так и не надо со стола. Давай твоего, на кухне, так сказать, под рукав.