Полная версия
6 ЛИТО
С 20.12.2012 состоит в Союзе писателей Санкт-Петербурга.
* * *Уж корюшка пошла от северных морей,Черёмуха цветёт – пока теплей не станет.Звони мне иногда, известиями грей,Что жив ты и здоров, хоть безнадёжно занят.Как горько понимать, что занятость твоя —Не занятость, а лишь удобная личина.Какая может быть средь краха бытияЛюбви не удержать весомая причина?Но слить в единый вихрь я, видимо, смогуШальные в голове и северные ветры.Я в память о тебе под вечер пробегуНа старом пустыре сырые километры.Я в память о тебе и мысли, и стишкиВ порядок приведу, густую пыль повыбью,И корюшки куплю, и, выдернув кишки,Я съем саму весну, вдыхая душу рыбью.Спасибо, дорогой, за то, что понеслоМеня теченье вверх, за то, что сумрак редок.Черёмуха цветёт – желание светлоНечётное число сорвать душистых веток!* * *Про пустяк, про песок в пятернеПесню тихую шепчешь, Создатель.Видишь, сын мой плывёт на спине,Сам себя на воде открыватель.То боится, что дна не достать,То забудет о дне и о страхе…Так однажды душевную гладьРастревожат глубокие взмахи.Вспыхнет мир – на волны гребешкеЯрких зайчиков новый десяток!А пока на горячем пескеИсчезают воронки от пяток,В сонном небе плывёт на спинеКонь крылатый и в точности знает:То, что нынче мелькнёт в тишине,Без следа не растает.* * *Что за жизнь пошла? До-ре-ми…Ни ля-ля тебе, ни гу-гу.Встречу – руку подам, сожмиТо, что выразить не могу.Всё оборвано на корню,Даже ягодки ни однойНе созрело. ПохоронюТо, что было тобой и мной.На дороге поверх столбовНеба стылые кружева.Как ответить мне за любовь,Что теперь уже не жива?* * *Ты остался без ласки моей,Я вчера соблазнила другого.Мне так жаль тебя стало, ей-ей,Не найти подходящего слова,Чтобы выразить этот облом,Что с тобою вчера приключился.Птица счастья махала крылом,Тихий город в снега облачился.Я свои приключенья коплюКак на старости лет Казанова.Я от жалости снова люблю!Видит Бог – я люблю тебя снова!* * *Видно, Бог мне выдал не много сил,Хоть и кое-чем одарил.Чаще чёрт по свету меня носилИ в парадной со мной курил.А теперь уже невозможный хмельВсё тусклее и всё нужней.Ну а чёрт не хочет делить постельС перезрелой тоской моей.* * *Я вышла в пять утра в туман,Летела птица над дворами,Сидел на лавке наркоман,Несло душистыми парами.Седой мужик вошёл в подъезд.Наверное, ночной рабочий.Я десять лет из этих местНе выезжала – дом не отчий,Но всё-таки уже родной,Такой таинственно-чудесный.Тогда, в июньский выходной,Пока был бледен свет небесный,Хотелось засолить грибы,Как будто осень наступила,Как будто я в делах судьбыНезнамо что поторопила.Поплыл, поехал мой туман.Носились птицы влево, вправо.Летал над лавкой наркоман,На свой туман имевший право.* * *Лягушек не трогай – смутятся верхи,И горьким окажется дождь.Бывают такие слова и стихи,Которые вряд ли найдёшь.Колибри такого калибра, что ихЕдва ли заметишь. Мигни —И нету ни крылышка. Вечен и тихТвой поиск, нездешни они.Есть вещи, которые глупо пилить,Медузы, которых не взять,Медведи, которых нельзя шевелить,И музы, которых нельзя.* * *В лексической битве средь песен земныхМне так захотелось свиных отбивных!Шипящая мякоть запрыгнула в рот.Желудок душе никогда не соврёт:В трудах ли, слезах ли, на нервах однихНичто человек без свиных отбивных!Дибуны
* * *Кровать. Будильник. Голосоккошачий за стеной.Метро. Работа. Марш-бросок —и ты уже иной.Уже под мышкою бревно,глаза как две луны.Ах, как давно ты, как давноНе ездил в Дибуны!Невероятно даже то,что ты сегодня тут.Исчез твой город-шапитоза несколько минут.Как удивляет время нас!В чудной заводит сад.То украдёт какой-то час,то вдруг вернёт назад.В пространстве тоже много дыр.Без цели в них залезтьто попадаешь в странный мир,то всё опять как есть.Когда на трассе ни одноймашины, хоть кричи,вдруг воплотится транспорт твойиз воздуха в ночи.И ты помчишься – херувим,сгустившийся чудак.И будешь думать, что с однимтобой бывает так.* * *Не монументы и не фрески…Не купола возведены.По обе стороны железки —В тумане ночи – Дибуны!А рядом лес. Нырнёшь чуть дале —И воздух полностью иной.Твои промокшие сандали —Ничто пред влажной тишиной.Пройдём по верхним и по нижним,По левым, правым Дибунам —Поверит сердце еле слышнымРучья осеннего тонам.И в чёткий образ не облечь то,Что ощущаем ты и я:Дибунское сырое Нечто,Туманный сгусток бытия.* * *Все перейдя душевные пределы,Становишься свободен и смешон.Довольны волки, да и овцы целы.Сидишь один, не лезешь на рожон.С покойниками запросто болтаешьИ будто слышишь их язык живой.В пучине Интернета заплутаешь,Как бы уйдя под воду с головой.Становишься неярким и неброским,Невидимым друзьями и детьми.Стихов твоих недавние наброски —Неясный сон, мираж, туман в Перми…Наталья Некрасова
Родилась в 1977 году в Ленинграде.
Окончила Российский лицей традиционной культуры и Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств.
Художник миниатюрной живописи, культуролог.
Участник семинаров Л. Л. Фадеевой и А. Г. Машевского. Публиковалась в литературных альманахах «Колпица», «Двадцать пятая верста от Санкт-Петербурга», «Михайловский замок», Inkerin Uutiset, в журналах «Новый мир» и Pelican, соавтор Russian-American Anthology-1994 (St. Petersburg, Florida – St. Petersburg, Russia).
Старателю
Сверху – взгляд всегда невидимых сов.Воздух весок, в нём и гарь, в нём и прель.Под молчание канадских лесовв Наггет-Крик идёт на нерест форель.Лунный свет наколот в кубики льда,притуманен, вдет по блёстке в проток.Втиснет скрипом рыбьих спинок воданочь в оставленный до завтра лоток —и намоет медно-бурую горстьдонных, плоских (с небольшой аманит)юрких камешков…А сверху – от звёзд —для загадки пух совиный слетит.* * *Я вижу осень долгим продолженьемдля слов: «Четверг.На стёклах мокрой дачи…»Там все уехали, а в отраженьеобратно шли часы какой-то миг:перебирая вмятинками бурыми,катилось яблоко,и дождь накрапывал,и шахматными белыми фигурамииграл старик.* * *Горечь капель налитых.Смерть – пустое: сны-обманы.Как в другие океаны,Уплывают за туманыРыбы листьев золотых,Словно осень не про них,А они легки и жданны.Вышел дождь косой и частыйРазмывать дорогу к дому.Умер вереск незнакомый:«Спи-усни!» – пора к другому.С той же нежностью причастнойЭта сонная водаВ зачарованные ночиТравы гладит, камни точит.Разве сердце что-то хочет,Заглядевшись в никогда?…К сердцу дома – ни следа,Островка земли непрочной.* * *Что изменилось? Да простолето ушло синее.В мелкой речкеиз лунного света остров.Холодные струилучей звёздныхчертят косые линии.Из августадаже присниться поздно.Повзрослевшие листьятесней прижалиськ наболевшей ветке,но не остались:каждый лист – роздан.Не отпускать,не слышать,словно не ждать тебя.Но упрямо веритьв пустом вагоне,что всё излечитосенний холод —светофор птичий остроконечный,зеленью звёзд-свечектемноту дробя.Николай Неронов
Родился в Ленинграде в 1970 г.
* * *Девять недель с половиной, наверное,это для долгой, счастливой,а для обычной достаточно и четырёх,чтоб познакомиться и разругаться могли выс самой красивой и умной из этихбрюнеток, блондинок, дурёх.Если глубокое чувство, как обморок,дольше обычного длитсяи с каждым днём ты всё меньше и меньше похожсам на себя и, как месяц худой, бледнолицыйв липком тумане с ножом одиноко,пугая прохожих, идёшь,значит, ты выпал не то чтоб в осадок,а вышел из лунного циклаи под воздействием нейротрофинов и звёздвсё принимаешь как есть, что бы там ни возникло,даже обиду и глупость чужуюиспользуешь: в собственный рост.Только от этого толку немногои радости нету ни капли —весь этот опыт готов променять на однувстречу внезапную, как новогодние залпы,чтобы рассыпало сверху на головужёлтой соломы казну.* * *Больше никаких любовных писем,только эсэмэски в телеграфномстиле – без тире, без точки… простопауза, бессмысленное «мбда» —потому что, если независимв выборе любом и равноправном,можно сочинить и девяносто,сто стихотворений без труда;весь вопрос, как удержать словамито, что так и просится наружуи течёт, как хочет, – прохудилисьвроде бы надёжные мехи.Что бы в них теперь ни заливали —всё в конце концов стекает в лужу,как бы ни был ручеёк извилист,а уста останутся сухи.* * *Набраться наглости и написать: в России —как будто уезжал за тридевять земель,как будто ждут тебя, как будто бы просилиоткуда сообщать, куда же ты отсель.Не так и далеко и ненадолго ездил,и можно рассказать и можно позабыть,зачем и почему подумал невзначай,что очень может быть среди больших созвездийгорит и горяча кому-то, но кому?Ещё не высушив промокший скарб дорожный,а фотоаппарат достать из рюкзакаи выставить фотоальбом неосторожнодля всех, для каждого – с какого огонька?* * *В тот самый момент, когда кажется – всё:На всё, что задумал, на то и решился,И ветер в открытое море несёт,И парус, как наволочка, округлился.И в этот момент, когда кажется: миг —И недостижимое осуществится,И можно успеть между скал напрямикПройти там, где только что крикнула птица.И что это было? И кто нас вознёсТак непредсказуемо остервенелоПод самые веки трясущихся звёздИ вытер утёсы тряпицею белой…Микросхема
Хотя бы что-нибудь большоеИли тяжёлое, а то,Наваливаешься левшоюИ впаиваешь в решетоКакую-то мадам ПетровуПод бок такому же Петру,Под грохот, этот шум портовый,Кровоточащий поутру.Безрезультатно жалом тычешьВ расхлябанную колею —Вот так и слепнут сотни тысяч,Цепляясь к инобытию.Но ей, мятежной, нет покоя —Пока отсутствует уют,Ничтожной капелькой припояОпять к земле не прикуют.Сергей Николаев
Родился в 1966 г. в Ленинграде. Служил в армии, работал на стройках и в экспедициях, был рабочим на заводах, дворником, продавцом, рекламным агентом. Сейчас живёт в маленьком лесном посёлке под Выборгом.
* * *Где парус неспешно плывёт в синеву,где скорбный молчит кипарис,на древних камнях Херсонеса травуколышет полуденный бриз.Там я на понтийскую даль объективБог знает зачем наводил.Волна шелестела, на брег накатив.Что было? Что будет?.. Забыл.Забыл я, откуда приходит бедав Поволжье и северный край.Мне только зелёная долго водавослед лепетала: «Прощай!»Но тронулся поезд, и ветер степнойопять волновал ковыли,как воды морские, волну за волной,а вечером звёзды цвели.О, как этот сад молчаливый потрястисненьем своим золотым!За нами, казалось, пускаются в пляси шпалы, и рельсы, и дым.И время, казалось, подобно струне,и тьма целовала стекло.И если бы не было Бога, то мнепришлось бы придумать его.* * *Вот сидят у сельмага Антонов небритый и Вовка,третий день погружённый в лиловую дымку запоя.На скамейке пузырь и китайской фигни упаковка.Сосны тихо шумят, над речушкой извилистой стоя.Не продраться сквозь эти навек непрорубные чащив изнурительных поисках полубезумного смысла.Но, когда я любуюсь на грустных людей одичавших,начинает казаться, что Бог не напрасно трудился.Что-то в них остаётся – какая-то тонкая жилкамежду миром животных и чистого разума светом.И у Вовки стакан не дрожит, и витийствует пылкомутноглазый Антонов… И оба как люди при этом.* * *На этой сомнительной, грустной землеи банка гнилой баклажанной икры,и спирта бутылка стоит на столе…А есть во вселенной прекрасней миры?Вот гость поднимается:– Выпьем за тех,кто знает всегда назначенье своё!..– Ну что же, и выпить немного не грех…Но так заунывно снаружи поётметель и снегами заносит страну,что хочется лечь непременно в салатлицом и сказать:– Протрезвею – начнус каких-нибудь громких о счастье баллад:«На этой сомнительной, грустной земле,где спирта бутылка стоит на столе…»* * *Над уснувшим посёлком седые дымы,а вокруг зимогорят медвежьи снега.Говорили когда-то давно: от сумыда тюрьмы зарекаться не стоит. Тайгаобступила нас тесно дремучим кольцом,и автобус пропал на дороге ночной.Лишь сосед забредает с дешёвым винцом,говорит:– Ё-моё! Тяпнешь, может, со мной?..– Ну лады. По чуть-чуть… Чёрт его бы побрал!Слишком холодно нынче у нас – на краюсамой трудной земли, чересчур серебрапо сугробам рассыпано в этом раю.Здесь живут – не живут, но таких кренделейвыдают на-гора, что над этой землёйникакие законы…– Ну что же? Налей!..– За любовь!.. – За неё! По одной!.. – По второй!* * *Посмотрела пасмурно: «Не бросайникогда, ты слышишь!..» – «Не брошу, нет!..»В небе слышен крик журавлиных стай,а стемнеет – видится ход планет.Кто, не знаю, там сочинил судьбунам обоим, брошенным в жернова.«В Петербурге жить – словно спать в гробу».Встанешь утром – белая голова.Да такие мысли в ней бродят – живили нет – без доктора не понять.Вот поедем, милая, на Залив,разопьём на камушке лимонад.А в кострище, ох, горяча золапотому, что я, как последний бомж,не найду ни хлебушка, ни угла.– Ну давай вернёмся домой, Серёж!..Сергей Семенов
Родился в 1979 г. Окончил факультет истории русской культуры ГУКиИ, публиковался в журналах «Звезда», «Северная Аврора» и сетевом альманахе «Folio Verso».
* * *На стройке я, невольный каменщик,Работал. Было лето жаркое.Мои случайные товарищиВокруг меня слонялись, шаркая.Меня и заработок радовал.Был, помню, тоже рад отчасти яТому, что в эти стены вкладывалСвое посильное участие.Аж снилось, как кладется, месится…Работал горячо и тщательноЧетыре с половиной месяца,Пока не спился окончательно.Ворчал прораб: достань и дай им все,А им все пить… Меня расстроили,Сказавши: больше не нуждаемся…И зданье без меня достроили.* * *…И вдруг заметишь неудачным днем,Дворцовый мост пройдя до середины:Все в направленье движутся одном,И оттого ты видишь только спины.И проходя сквозь моросящий дождьПод небом, оседающим на крыши,Вдруг на мгновенье быть перестаешьОдним из тех, которые не слышат.И в этой смеси грязи и тоскиВсе, как один, толкущиеся возле,Становятся понятны и близки,Как никогда до этого и после.* * *Что воодушевляло?.. Пустяки.Но жизнь другими пробуя глазами,Я б не сказал, что я пишу стихи —Стихи себя всё чаще пишут сами.Они приходят словно бы извне,Когда прижмет или когда досужно…И не сказать, что это нужно мнеИ вообще кому-то это нужно.* * *Качанье волн, летейский лад,Волной смывается минута.Так глубоко, что даже взглядНе возвращается оттуда.Все, что от вечности хранит,От приближенья, притяженья —С волной граничащий гранит,Проспект, домов нагроможденье.Домов нагроможденье иПовисшая в пространстве птица.И отойти, и перейти,И ничего не повторится,Но не отпустит глубина.И ничего уже не тронетДуши, качающейся наЕе волне, как на ладони.* * *Где вдоль проспекта без просветаДомов кубы.Завод, и в небе сигаретаЕго трубы.Объезд движеньем захлебнется,Блеснет металл,И мост, как кошка, перегнетсяЧерез канал.Сил без оттока напряженьеВ аду слепом,Как будто замкнуто движеньеВ себе самом,И сквозь поток неудержимыйКольнувший слухИз проезжающей машиныОсколком звук.Но дело движется. И кто-тоЧитает мнеЧто «…крепко заперты ворота.А на стене…»Слова вбиваются, как гвозди;Не в этом суть:Уже ничем и никого здесьНе обмануть.* * *Ни давки из-за пустяка,Ни толкотни машин.Велосипедного звонка:«Берлин-берлин-берлин…»Звенит. Усилие ведетИ держит на весу,Покуда цепь передаетВращенье колесу.Легко вращается – дави ж!..Летишь, земли едва…Мелькание реклам, афиш,Слова, слова, слова.Григорий Хубулава
Родился в 1982 г. Преподаватель философии. Живет и работает в Санкт-Петербурге.
* * *Он смугл и тощ, как ствол миндальный,Вставая от немого сна,Срывая саван погребальный,Дрожит и плачет. ТишинаВрезается в глухие уши,И свет глазам невыносим.Он снова жив. Как могут душиТелам приказывать своим?А вы едва ли сознаете,В трусливой мудрости своейВесь ужас воскрешенной плотиИ потрясение костей.Так хочет прошептать спасенный:– В чем пред тобой моя вина?Вопрос, из гроба принесенный:За что мне жизнь возвращена?Молчит Мария, Марфа с нимиДивится; но печален тот,Чье возмутительное имяИз адской пустоты зовет.Как страшно, если той же фразойСтремясь беспамятство прервать,И мне воскликнет: «Выйди, Лазарь!»Но не захочется вставать.* * *«Уезжай!» – будто просится слово,За порог – убегай в никуда.Каплей олова полуживогоВ небе плавится молча звезда,И ни с кем не прощайся – не надо,Не дразни понапрасну печаль,Вновь по встречной в бреду автострадыПрочь несись, выжимая педальДо упора, – столбы вдоль бетонкиВдруг сольются в немую стрелу,Сквозь кошмар изнурительной гонкиПромелькнет светофор на углу…Жизнь на вирши разменяна глупо.В реку сонную света подлей.Как юнец бестолковый из клуба,Выйди в ночь отхватить пиздюлей.Пьяный в хлам, безрассудный и храбрый,Честным взглядом весь мир охвати,Город, вновь, расправляющий жабры,Темной ночью собьется с пути.Незатейливой жизни начинка:Пара строк под глухой барабан,Если вечность, и правда, овчинка,Значит, я, вероятно, баран.Ветер в сердце врывается хлесткий,Обжигая огнем пустоты,И авария на перекрестке —Оба всмятку, и оба – не ты.* * *Чем удивишь тебя? Ты знал и преждеНабившее оскомину кино,А что-то снова жизнь дает надеждеНа то, что будет чудом спасеноХотя бы вот изображенье это,Прозрачный на губах застывший стих,Как детский крик, стихающее лето…В краю, где звон и ни души в живых.А что вокруг? Деревья и заборы.Что с плотной темноты вечерней взять?Кому приснятся наши разговорыВ последнем сне, где нечего сказать?Тебе ценить и чувствовать присталоПрозрачный сиплый снег, парадных грязь,Туда, где перед ужасом финалаНить голосов мирских оборвалась,Ты ничего не заберешь с собою,Тахометр застынет на нуле,Хотя змеиной лентой голубоюМелькнут вагоны в изумленной мгле.И в горле жребий прежний встанет комом,Стыд узкой плетью по щеке хлестнет,В случайном кадре, будто бы знакомом,Лицо, в тебя влюбленное, мелькнет.* * *Я – город, разрушенный бомбардировкой,Обстрелами, штурмом жестоким и мором.Я – город с часами на каменной башне,Я – взорванный город.Когда надо мною враги расправлялиЖелезные крылья сквозь сумрак и пепел,Трещало по швам воспаленное небоИ кашляло громом.С ворот позабытое стерто названьеМне бывшее именем. Слышите эхо?Я – Дрезден, Иерусалим, Злата Прага,Париж, Хиросима.Стучали незримо во мне барабаны,Часы постепенно, как сердце, умолкли,Меня оглушили, дробили, ломалиИ с грязью мешали.Но я догорал, вновь и вновь повторяя,Пусть даже никто не услышит, – неважно:Покуда останется целым хоть камень,Хотя бы песчинка, я – не уничтожен.* * *Здесь, за четыре моря вдали от дома,Тыкаясь в пятое носом, как в сыр лиса,Снова не верю тому, что уже знакомо,Слепо молясь на незримые чудеса.Тысяча слов притворится опять стихами,Чтобы питать младенческую печаль.Жизнь кончается просто, как чай в стакане,Вода за окном мерцает прочней, чем сталь.Значит, не бойся, душа, улыбайся шире.Эта свобода нам тоже взаймы дана,Просто смотри, как, словно жестянка в тире,Нам из-за тучи покажется вновь луна.И почему отовсюду ненастоящийМир обещаньем тепла обмануть готов?А самолет, над пустыней в ночи летящий,Светит чуть ярче полночной звезды волхвов.* * *Бороться с болью – бесполезный,Докучный, неизбежный труд,Как будто снова ключ железныйБросаешь в омертвелый пруд,И тонет ключ, почти беззвучно,Скользя под тяжестью своейНа дно, где все благополучно,Где, выражаясь ненаучно,Ржавеет скарб твоих скорбей.Но возвратится неизменноВновь ненасытная, как волк,Боль, чтобы ты склонил колено,И притаился, и умолк.Пусть прежняя волна остылаИ схлынула – прими опять:Без боли – так и прежде было —Себя не можешь ты узнать.Дух не удержишь в скользком теле.И, гравитации каприз,За ветром во дворе качели,Взметнувшись вверх, ныряют вниз.* * *«Я не умею плавать…» – бросают в воду,Так и стоят на песчаной седой косе.Больше и больше – ого, собралось народу!Смотрят, как выплывешь, должен ты стать, как все.Знать наизусть те же книги и фильмы те же,Плавать, как рыба, или – уж все равно —Бегать других быстрее. Ещё в манежеУчат нас этому: кто не сумел – на дно.Да, говорят, что жизнь – непростая штука,«Как же ещё научить?» – говорят они.Этот – слабак, будет другим наука,Хочешь дышать – дыши, а тонуть – тони.Те, кто смотрели, как я бултыхался, хилый,В жадной воде, где укрыла меня волна,Учат других или тихо лежат в могилах,Это – их отпуск, это не их вина.Ночь наступила. Тесно в пустой кровати,Я не в себе, но в других меня тоже нет,Снова и снова я повторяю: «Хватит!»Рама оконная делит дрожащий светСтрого на полосы. Мир мой неровно скроен,Здесь неудобно давшему слабину.Я не умею плавать, я недостоинЭтого балагана. Тону. Тону.Лито Лэти
Соредакторы: Алла Иосифовна Михалевич, Ирина Владимировна Знаменская, проф. Мария Евгеньевна Кудрявцева, Валерия Викторовна Тёмкина Аскольд Львович Шейкин.
Из стен ЛЭТИ вышли многие известные всему миру литераторы. Например, в ЛЭТИ учился председатель Союза писателей Санкт-Петербурга Валерий Георгиевич Попов, председатель секции поэзии СП СПб, разделивший с Галиной Сергеевной Гампер премию им. А. А. Ахматовой, Александр Семенович Танков, замечательный переводчик Шекспира Сергей Степанов и многие многие другие литературные знаменитости. В ЛЭТИ училась супруга Виктора Сосноры Нина Алексеева. И мы, сегодняшнее поколение творческих людей, хотим продолжать вековые традиции нашей Alma Mater, касающиеся литературного творчества. В нашем вузе существовало не одно литературное объединение. Сегодня на встречи ЛИТО собираются не только студенты ЛЭТИ, но и члены СП СПб и Союза писателей России, ведущие участники «Союза писателей Ленобласти и СПб», просто интересные поэты и прозаики, не состоящие в литературных объединениях. Делятся опытом, помогают молодым. Руководит нашим литературным объединением замечательный поэт и ученый, член СП СПб, руководитель поэтического семинара в Доме ученых при Политехническом университете, доктор биологических наук Алла Михалевич, которая всегда и буквально с первого взгляда очаровывает всех своей культурой, красотой и удивительной женственностью. На ее занятиях царит такая светлая атмосфера творческого дружелюбия, какую можно встретить далеко не в каждом ЛИТО нашего города. При этом в нашем литобъединении полностью отсутствует какой-либо ценз образования или стартового уровня участника, в отличие от большинства других ЛИТО. Мы считаем, что стартовый уровень и талант участника – это вещи, никак не связанные между собой, и готовы учить каждого с нуля, бережно сохраняя зерна его таланта, даже если участник пока еще косноязычен. В ЛИТО устраиваются также музыкальные вечера.
Литературное объединение СПбГЭТУ «ЛЭТИ» (ЛИТО ЛЭТИ) в его современном виде существует с 1973 года. Оно было создано лучшим (по оценке А. С. Кушнера) из современных русских поэтов – Александром Танковым, когда тот был еще студентом третьего курса специальности «Прикладная математика». Танков и сегодня курирует наше ЛИТО, приходит на занятия, наставляет, делится опытом, рукополагает очередного консула (т. е. «старосту») ЛИТО, поскольку студенты взрослеют, а консулом может быть, согласно уставу, только студент ЛЭТИ.
В Санкт-Петербурге не много вузов, в которых работают литературные объединения.
В нашем ЛИТО над профессиональной подготовкой будущих литераторов работают пять человек:
1) доктор биологических наук, член СП СПб, Женщина года-2009 Алла Михалевич,
2) член СП СПб, замечательный, всем любителям поэзии хорошо известный поэт Ирина Знаменская (очень строгий учитель и столь же строгий борец за чистоту русского языка),
3) доктор педагогических наук, профессор кафедры связей с общественностью Мария Евгеньевна Кудрявцева (ведет занятия по психологии творчества),
4) специализирующийся на работе с начинающими поэт, член ЛИТО «Пиитер» Валерия Тёмкина (работает с начинающими поэтами по чрезвычайно эффективной системе Надежды Каменевой),
5) Член Союза писателей России, много лет руководивший секцией детектива, фантастики и приключений при СПР, Аскольд Львович Шейкин (проводит занятия по художественной прозе).
Мы приглашаем всех, кто интересуется искусством, критикой или просто любит слушать за чаем разговоры о литературе, на наши встречи и желаем всем творческих успехов и вечно нового счастья.
Алексей Королев
Окончил ЛЭТИ, ЛГУ и Европейский университет в Санкт-Петербурге. Член Союза писателей Ленинградской области и СПб. Печатался в изданиях СП ЛОСП, ЛЭТИ, альманахе «Четверг. Вечер» и журнале «Изящная словесность». Доцент кафедры инновационного менеджмента СПбГЭТУ «ЛЭТИ».
Серый волк
Я бежал, я как будто летел по дорожной пылиМимо терпких крушин и лиловых цветков иван-чая.И соседские псы поравняться со мной не могли.Я все таял и таял, все выше цветы замечая.Уменьшаясь в размерах, я мчался быстрей и быстрей,И протяжное время, гудя, подо мной прогибалось,И ловил меня черным силком леший гиперборей,И к воздушным рукам моим тихо подкралась усталость.Я замедлил движенье и время, качнувшись назад,Завертелось опять, я увидел резные палаты,Древнекняжеский терем, орешник и яблони… сад,И колодезь, и ковш, тот, что я уже видел когда-то.И хотел я напиться, и все мне не взять было в толк,То ли ковш серебрен, но воды и пьянее, и чищеЯ не пил никогда, и откуда-то взялся вдруг волк,Отраженьем глядит из воды, здоровенный волчище.Как легко превращаться, а я-то ведь думал: обман —Наши старые песни тотемной и преданной дружбы!На крыльцо тихо вышел застенчивый княжич Иван,Накормил меня, обнял и препоручил мне три службы.Раздобыли мы всё, я еще обращался не раз,И конем златогривым я был, мы ловили Жар-птицу,И когда он поведал мне свой задушевный наказ,Я привез от Далмата-царя на спине Царь-девицу.Мы простились так нежно, в мой хвост она ленту вплела.Я опять побежал, ускоряясь, быстрей, чем комета,Мимо синих лесов, и хвостом, как по глади стекла,Заметая озера, почти что со скоростью света.Я опять сокращался до точки, потом тормозил,И вернулся назад, снова облик приняв человечий,Я прошел через сад и поднялся вдоль белых перил,И присел меж родных, упиваясь течением речи.И с тех пор я вполне убежден: наши предки моглиОбращаться, был опыт, тому доказательство – лента,Что привез на хвосте я из Киевской Русской землиИ теперь демонстрирую еженедельно студентам.