Последний день Кали-Юги

Видимо, не уловив иронии, Юля простодушно заговорила:

– В период Кали-Юги Земля находится в зоне влияния тёмных сил. Сейчас она выходит из этой зоны. А может быть, уже вышла.

– И что это за тёмные силы? – продолжал допрос Андрей.

Юля слегка замешкалась.

– Ну… Я читала, что их представителями являются люди с серой кожей и глазами цвета мрака.

Андрей рассмеялся.

– Вот-вот! И я про них. Только эти люди сейчас реально правят нашим отечеством. Да что там – они правят всем миром. Как же мы можем выйти из зоны их влияния? Вы, милая девушка, наслушались сказочников вроде Трехлебова и Хиневича. Но реальность, увы, куда суровее. Если мы будем сидеть и ждать, светлой эпохи нам никогда не дождаться.

– Что же нам нужно делать? – спросила Нина Аверьяновна.

– Действовать! Мы должны бороться за своё право на достойную жизнь. Отбросить в сторону жалость, брезгливость, страх. Мы не имеем права жалеть врага, если хотим спасти свою страну, свой народ.

Сергей Евгеньевич внимательно посмотрел на него.

– Врагами, как я понимаю, вы считаете евреев?

– Вы абсолютно правы. «Люди с серой кожей и глазами цвета мрака» – это иудеи, жиды.

– Мне кажется, всё не так просто, как вы представляете…

– Совершенно верно: всё не так просто, – говорил Андрей, всё больше распаляясь. – Они просочились в нашу жизнь, растворились в ней. Их порой не так-то легко распознать. Они берут в жёны наших женщин, присваивают себе русские фамилии. Но наши традиции они никогда не примут. Напротив, они делают всё, чтобы разрушить нравственные основы, развратить нацию, лишить её моральных устоев. Поэтому мы должны научиться распознавать врага и обезвреживать его.

Долго молчавший Иван Соломонович неожиданно напомнил о себе.

– Позвольте полюбопытствовать, как вы это себе представляете? Нет-нет, конечная цель мне понятна. Меня интересуют подробности. Поскольку я имею прямое отношение к ненавидимой вами нации, мне не всё равно, как вы собираетесь действовать. Железные прутья? Бейсбольные биты? Цепи?

Андрей взглянул на него исподлобья.

– В борьбе за спасение отечества все средства хороши.

– Нельзя же всех грести под одну гребёнку, – вступилась за соседа Нина Аверьяновна. – Люди везде разные. Что плохого вам сделал Иван Соломонович?

– Иван Соломонович? – Андрей презрительно хмыкнул. – А почему Иван, если Соломонович? Хоть бы легендарное русское имя не пачкали.

– А кто вам сказал, что оно русское? – заартачился Шонберг. – Это имя изначально еврейское – Иоанн. Вы его изменили на свой лад. Теперь выражение «русский Иван» – синоним пьяницы. Сами не умеете, не хотите жить по-человечески, а виновных на стороне ищете. Пьёте, дебоширите, деньгами сорите. Кто вам виноват?

– А вот вы и виноваты. Вы играете на человеческих слабостях, сбиваете людей с пути. Я ведь тоже немало книг прочёл на историческую тему. И везде одно и то же – где появляется ваше племя, там начинается разложение и упадок.

Ярослав чувствовал, как у него опять портится настроение. От душевного подъёма, наступившего после победы над хулиганами, не осталось и следа. Сергей Плетнёв, судя по его виду, испытывал примерно те же чувства. Иван Соломонович отвернулся к окну. Павлуха, открыв от удивления рот, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Василий Матвеевич сидел с опущенной головой. Ярославу показалось, что в душе пожилого уральца закипает гнев. Всё также не поднимая головы, но ещё сдерживаясь, он спросил:

– Что же это за «исторические» книги? У каких авторов ты такое прочёл?

Ярослав отметил про себя, что старик обратился к собеседнику на «ты». До этого такой «чести» удостоился только Серж. Потеря уважения была налицо. Андрей, как видно, не обратил на это внимания.

– Добро! – сказал он. – Я назову фамилии, хотя не уверен, что они вам знакомы. Это Григорий Климов, Владимир Истархов. Адольф Гитлер, наконец.

Василий Матвеевич поднял на собеседника глаза.

– Первых двух я действительно не знаю. А вот с последним литератором хорошо знаком.

Андрей с удивлением посмотрел на него.

– Вы читали Гитлера? Вот уж не ожидал.

– Я-то? Как же, читал. Рад бы не читать, да пришлось. Он мне персональную записку настрочил. Точнее, надпись на долгую память.

Василий Матвеевич так рванул манжету на левом рукаве рубашки, что оторвалась пуговица. Закатав рукав, он поднял руку кверху, показывая внутреннюю сторону предплечья, на котором синел шестизначный номер.

– Вот, полюбуйся! Это от твоего кумира. Семьдесят два года прошло, а каждая цифра смотрится почти как новенькая. Качественно сделано, с немецкой аккуратностью.

Он тяжело перевёл дух. Захлестнувшие его эмоции мешали говорить.

– Мы жили в деревне под Орлом, когда началась война. Я мало что помню – мал был тогда, всего четыре годика. А спросить потом уже не у кого было. Но кое-что обрывками засело в памяти на всю жизнь. Так врезалось, что не сотрёшь ничем. Помню горящие избы. Толпы людей. Плач, крики, стоны. Автоматный треск. А потом лагерь. Страх перед людьми в военной форме. Оскаленные пасти овчарок. А ещё мёртвые тела. Много мёртвых тел. Запах смерти кругом. Ты знаешь, что такое запах смерти? И ненависть, лютая ненависть. Только тогда мы не евреев ненавидели. Немцев! А этих бедолаг жалели. Досталось им.

Он буравил Андрея глазами, тяжело дыша. Андрей спокойно выдержал его взгляд.

– Вы же должны понимать, что в мире ничего случайного не происходит. История человечества изобилует фактами гонений на евреев – изгнаний, погромов, физических расправ. Случайно ли это? И Гитлер не был исключением в своём отношении к ним. Он понимал, что жиды – не люди, поэтому стремился очистить землю от них.

– Гитлер и славян за людей не считал, – напомнил Сергей Евгеньевич. – И уничтожил значительно больше, чем евреев. Вы привели не слишком удачный пример.

Василий Матвеевич торжествующе смотрел на Андрея.

– Ну, что ты на это скажешь? Или нечего сказать?

– Есть. Мне есть что сказать, отец, – Андрей с задумчивым видом смотрел ему в глаза, словно прикидывая, стоит ли продолжать этот разговор. – Вот только я не уверен, что ты захочешь меня услышать.

– Да уж попробую.

– Ну, тогда скажи, кто привёл Гитлера к власти?

Василий Матвеевич удивлённо вскинул брови.

– Что за дурацкий вопрос? Понятно кто – немцы!

Андрей насмешливо скривил рот.

– Ты уверен? Тогда ответь: на какие шиши? Германия в то время была разорена жидами-демократами. А чтобы участвовать в выборах, огромные средства нужны. Где же взял их бывший ефрейтор?

Сергей Евгеньевич озадаченно хмыкнул.

– А ведь так оно и есть. Как ни парадоксально, но именно деньги евреев привели Гитлера к власти.

– Что за чушь?! – взорвался Василий Матвеевич. – Они что, по-вашему – идиоты? Или самоубийцы?

– Я не имел в виду Ивана Соломоновича и ему подобных…

– Чушь! – не унимался уралец. – И слышать не хочу.

Андрей шумно выпустил воздух изо рта и хлопнул себя ладонями по коленям.

– Ладно! Не вижу смысла продолжать этот разговор. Не найдём мы понимания. Общего языка не найдём, хотя и говорим на одном языке.

Он поднялся.

– Ну что ж, прощайте! Не знаю, как вам, а мне приятно было познакомиться. С теми, кто вёл себя по-мужски. Не смотря на разногласия.

Андрей ушёл. Некоторое время сидели молча. Василий Матвеевич покачал головою и сказал с горечью:

– Жаль! Очень жаль! Так больно разочаровываться в людях…

Он тоже поднялся.

– Однако засиделся я с вами. А мне выходить скоро. Пойду готовиться.

Поезд приближался к Челябинску.

Глава 5. Исповедь павлухи

В Челябинске вместе с Василием Матвеевичем своё путешествие закончили Юля и Иван Соломонович. Старый еврей сухо попрощался и поволок свой багаж к выходу. Он уносил в своём сердце обиду, которую не смогли растопить ни добрые пожелания соседей по вагону, ни их приветливые улыбки. Василий Матвеевич крепко пожал попутчикам руки. Ярославу сказал:

– А я всё равно был бы рад снова встретиться с вами. Чёрт с ними – с неприятностями.

– Надеюсь, их больше не будет, – ответил Ярослав полусерьёзно. – Когда мы снова встретимся, Кали-Юга по Юлиным предсказаниям, скорее всего, уже закончится.

Юля на прощание одарила всех светлой улыбкой. Задержала взгляд на Павлухе, который в данный момент имел довольно мрачный, подавленный вид.

Сергей Плетнёв окинул их острым взглядом, потом поднялся с места.

– Позвольте, Юля, помочь вам.

Он подошёл к девушке, взял её вещи. Вместе они вышли на перрон.

Нина Аверьяновна тяжело вздохнула.

– Что же вы, Паша, сами-то не вызвались помочь? Ведь понравилась вам девушка. А вы упустили свой шанс.

Павел угрюмо опустил голову.

– Зачем я ей нужен… такой…

Собеседница всплеснула руками и горячо заговорила, незаметно для себя перейдя на «ты»:

– Какой «такой»? Что ты наговариваешь на себя? Ты за девчонку на ножи бросился. Думаешь, она этого не оценила?

– А ведь она права, – поддержал женщину Ярослав. – Ты хороший человек, Паша. Сам себя недооцениваешь. Поверил цинику Сержу, что у тебя шансов нет.

– Вот-вот! – ещё больше загорячилась Нина Аверьяновна. – Только чего было его слушать, Сержа этого? Доброго слова никому не сказал. Одни гадости.

Павлуха резко мотнул головой.

– Тёть Нин, не надо, не травите душу.

Тем временем в вагон заходили, занимая свои места, новые пассажиры. Вскоре появился и Сергей Плетнёв. Он сел напротив Павла, добродушно улыбаясь.

– Не грусти, Паша. Всё хорошо, – Сергей протянул Павлухе сложенный листок бумаги. – Вот, держи! Это Юля просила передать тебе. Здесь её телефонный номер и адрес электронной почты.

Проводница разобралась с вновь прибывшими. Поезд тронулся. Место Ивана Соломоновича осталось не занятым.

Павлуха с растерянным видом смотрел на Плетнёва и всё не решался взять у него листок. Сергей рассмеялся.

– Ну, чего ты? Бери!

– А это… точно мне?

– Тебе-тебе! Не мне же. Я-то женат. Хотя… – Сергей озадаченно почесал затылок. – Вот же незадача! Ведь и в голову не пришло поинтересоваться твоим семейным положением. Может быть, ты тоже женат?

– Да не… – Павлуха взял листок и спрятал в кармане рубашки. – Не женат я. Был женат, но давно.

– Что было давно, то быльём поросло, – сказал Сергей.

– Что же случилось у вас с супругой? – полюбопытствовала Нина Аверьяновна, вновь перейдя на «вы». – Беда какая или просто не сложилось?

Было заметно, что настроение Павла улучшилось. Юлина записка сделала своё доброе дело. Он охотно ответил:

– До беды, слава Богу, не дошло. Хотя, конечно, всяко могло случиться. А так… В общем, ошибся я.

– От ошибок никто не застрахован, – вновь поддержал его Плетнёв. – Не стоит на них зацикливаться. Их просто надо исправлять по возможности. А если исправить уже невозможно, то хотя бы учитывать на будущее, чтобы не наступать на одни и те же грабли.

– Точно! – живо отозвался Павел. – Ты всё правильно сказал. У меня так и вышло. Исправить уже ничего нельзя было, но вовремя спохватился, чтобы не наделать новых глупостей. Ну, загремел бы опять. А какой смысл?

Ярослав невольно дёрнулся, словно его толкнули. Он остро почувствовал, что Павлухины проблемы чем-то схожи с его собственными. Хотел спросить о подробностях, но любопытная Нина Аверьяновна его опередила.

– Ой, Паша! Что же всё-таки случилось? Надеюсь, все остались живы?

Павлуха махнул рукой.

– Да, живы все. Теперь-то я понимаю, что это правильно. А тогда думал совсем по-другому. Наломал дров.

Он умолк, погружённый в воспоминания. Потом продолжил свой сумбурный рассказ:

– Он-то тут не при чём. Зря я его. Это её надо было. Нет, он, конечно, тоже при чём, но она больше виновата. Он-то что? Он мужик. Баба позволила – он и полез. Ну и получил своё. И я своё получил. Он в реанимацию, а я на зону. А она лёгким испугом отделалась.

– Так вы его?.. – чуть слышно прошептала Нина Аверьяновна. – Слава Богу, что не убили.

– Да можно сказать, что убил. Только ненадолго. Я же с ними недавно встречался. Затем и в Москву поехал, чтобы свести счёты – они ведь три года назад в столицу жить перебрались. Вот, думаю, как-то несправедливо получилось. Она заварила кашу, а расхлёбывать пришлось другим. А потом вдруг понял: глупо всё это. Не стоит она того, чтобы из-за неё новый срок мотать. Тут вся моя злость и пропала.

– И правильно! – воскликнула Нина Аверьяновна. – Что толку мстить. Вы и так за это девять лет расплачивались.

– Да не-е, – протянул Павлуха. – За то мне шесть лет впаяли. Трёшку уже на зоне накинули. Народец там не очень дружелюбный. Всякого норовят на излом взять. Меня тоже попробовали сломать. А-а, думаю, всё одно пропадать. Отправил ещё одного в реанимацию. Тоже выжил, гадёныш! И хорошо, что выжил. А то бы мне больше добавили. Конечно, и три года – не мало. Зато ко мне больше никто не лез. Уважать стали.

– Господи! – Нина Аверьяновна опять перешла на шёпот.

Павлуха продолжал:

– Ну, так вот, встретился я с бывшей женой и её нынешним мужем – бывшим любовником то есть, и вся моя злость пропала. Они поначалу испугались. Люська в ноги кинулась. Он стоит рядом бледный, но держится с достоинством. А я смотрю на них, и нет у меня никакого желания счёты сводить. «Ладно, – говорю, – живите, раз заладилось у вас». Они засуетились, пригласили войти. Мужик коньяк достаёт, Люська закуску ставит на стол. С ней общаться, понятно, желания не испытывал. Да она сама это чувствовала, держалась в сторонке. А вот с ним мы выпили, поговорили по-человечески. Он мне и рассказал, что перенёс тогда клиническую смерть. На том свете побывал. Говорит, хорошо там. Даже возвращаться не хотел.

Ярослав задумчиво покачал головою.

– Да, там хорошо. Я тоже не хотел возвращаться.

Все повернулись к нему.

– Как, и ты тоже? – удивлённо спросил Павлуха. – У тебя-то что стряслось?

– Да так, несчастный случай на производстве. Попал под напряжение по собственной глупости. Ничего интересного. Лучше расскажи, чем у тебя всё закончилось?

Павел пожал плечами.

– Да чем закончилось? Ничем. Вот еду обратно домой, в свой родной посёлок под Омском. Матушка там у меня в своём доме. Займусь ремонтом – постройки-то обветшали. А дальше видно будет. Попробую начать новую жизнь. Конечно, если получится.

– Получится! Непременно получится! – горячо выпалила Нина Аверьяновна.

– Она у тебя, Паша, уже началась, – сказал Сергей Плетнёв. – Ты встретил хорошую девушку. Не думаю, что это случайность. И ещё ты понял и усвоил нечто очень важное. Это обязательно изменит твою жизнь.

– Не понял: что я понял? – невольно скаламбурил Павлуха.

– Ты увидел, что ненависть приносит только вред, и теперь учишься жить без неё.

– Я?! Без ненависти?! – Павел удивлённо уставился на него. – Фигня всё это! Как можно жить без ненависти? Вокруг полно разной сволоты. Так и норовят залезть к тебе или в карман, или в морду. Нет уж, если меня ударят по одной щеке, вторую подставлять не буду. Зубы выбью!

Ярослав тоже испытал немалое удивление.

– Постой, Сергей, – сказал он. – Мне тоже не совсем понятно. Как же так? Ведь только сегодня мы вместе дрались с отморозками, чтобы выручить девушку. И ты, кстати, их совсем не гладил по головке, а бил что есть силы. Что же ты к ним при этом – добрые чувства испытывал?

Сергей Евгеньевич с любопытством смотрел на спорящих, переводя взгляд с одного на другого. Разговор, несомненно, вызывал у него интерес. Нина Аверьяновна напряжённо вслушивалась в каждое слово.

– Вы, братцы, всё валите в одну кучу, – ответил Сергей, и его лицо на мгновение озарилось неизменно мягкой улыбкой. – Я не предлагаю подставлять другую щеку. Безнаказанность ведёт к вседозволенности. Ты, Слава, правильно заметил: мы дрались с отморозками, чтобы защитить девушку. Эти парни нам изначально не понравились, но на конфликт с ними мы пошли, когда возникла острая необходимость. Когда у Павла рушилась семья, его поступками руководили эмоции. И он, впустив в сердце ненависть, совершил то, за что потом долго расплачивался и, возможно, жалел о содеянном. Но уже в местах заключения он действовал по необходимости. Ему пришлось выбирать: либо получить дополнительный срок, либо позволить растоптать своё человеческое достоинство. И Паша сделал осознанный выбор. Зло необходимо останавливать. Но нельзя ослеплять себя ненавистью. Границы между добром и злом подчас настолько размыты, что сгоряча можно перепутать одно с другим. Человека агрессивного любой демагог, жонглируя возвышенными понятиями, легко направит в то русло, которое ему выгодно. И несчастный «борец за правду» будет остервенело крушить черепа тех, на кого ему укажет его истинный враг.

– Ты имеешь в виду Андрея? – спросил Ярослав.

– Да, Андрей яркий тому пример. Наверное, он искренний человек и настоящий патриот, болеющий душой за свою страну. Но его глаза затянуты пеленой злобы. На спинах таких людей немало проходимцев приехало к власти.

– Оказывается, до моего появления здесь происходили бурные события, – сказал Сергей Евгеньевич. – Ну что же, у вас была возможность получше узнать друг друга. И, знаете, мне очень нравится ваша компания, – он с явной симпатией взглянул на Плетнёва. – А вы, Сергей Валентинович – мудрый человек. В наше время проповедников пруд пруди. Начитались умных книжек и начали учить других, как правильно жить. А в своей жизни порядка навести не могут. Вы не из их числа. Не знаю, какие пути привели вас к пониманию истины. Здесь в разговорах коснулись темы клинической смерти. Не секрет, что люди, побывавшие по ту сторону, воспринимают жизнь совсем иначе. Они обретают спокойствие, уравновешенность, не поддаются негативным эмоциям, – теперь он повернулся к Веселову. – Что вы на это скажете, Ярослав Григорьевич? Вы же побывали «там»?

Ярослав задумался, вспоминая события почти двухлетней давности. Тогда он действительно едва не погиб по собственной глупости. Хотел как лучше…

Рабочий день приближался к концу. Народ в техническом отделе не то чтобы нервничал, но был слегка на взводе: конец года (декабрь перевалил за середину), а незавершённых дел – выше крыши. И вдруг на этаже погас свет. Компьютеры отключились. Местный остряк Миша Калошин отпустил шутку: мол, обещали в декабре две тысячи двенадцатого года конец света – так вот он, пожалуйста! Остальные сдержанно похихикали, но вряд ли кому-то стало по-настоящему весело. Дел-то невпроворот! Можно было подождать, когда освободятся электрики, но… оставаться на работе допоздна никому не хотелось. И Ярослав решил проявить инициативу.

Он нашёл причину аварии – перегорела проводка. Обнаружив место неполадки, решил устранить её собственными силами – дело-то несложное. Взялся за работу, проявив недопустимую неосторожность – отключив рубильник, забыл нацепить на него предупреждение, чтобы не включали. И очень скоро замкнул на себе контакты. Сначала его ослепила яркая вспышка, а потом сознание стало медленно погружаться в темноту. Он ещё успел подумать, что лично для него конец света, кажется, уже наступил.

…Словно сквозь прозрачную стену неведомая сила продёрнула его в иное пространство. Он оказался на бескрайнем цветущем лугу. Запах травы, цветочные ароматы, невиданные прежде яркие краски окружающей природы восхищали его, поражали воображение. Страх, тревога, растерянность постепенно исчезали, словно растворялись в воздухе. Душу заполнило ощущение щемящей радости. Счастья! Он невесомо поплыл над травой – туда, где его ждало прекрасное светящееся существо с большими белоснежными крыльями за спиной. А потом… Потом он стремительно полетел обратно к невидимой стене в пространстве. Сознание опять погрузилось во тьму.

Когда он пришёл в себя, окружающий мир показался серым и отвратительным. В него не хотелось возвращаться. Сердце разрывалось от тоски. Врач назначил антидепрессанты.

На следующий день его выписали из больницы, переведя на дневной стационар. Жена со слезами радости бросилась ему на шею. Что говорить, тогда у них были совсем другие отношения. Трудно сказать, когда между ними появилась первая трещинка. Но она появилась, расползаясь со временем всё шире и шире. Лида всё чаще стала высказывать недовольство. «Ты стал другим, – говорила она. – Тебя словно подменили». Потом она уехала в очередную командировку в Москву и осталась там. А у Ярослава начались проблемы с квартирой, которую бывшая супруга решила отнять у него в пользу своей дочери. В чём же он так изменился, чтобы с ним поступали подобным образом? Может быть, это её, Лиду, подменили, пока он лежал в коме?

– Так что вы на это скажете? – повторил свой вопрос Сергей Евгеньевич.

Ярослав неуверенно пожал плечами.

– Не знаю. Я в себе не заметил больших перемен. Видимо, не достаточно сильно помер.

* * *

Уже наступила ночь, а им всё не спалось. Лежали на полках и переговаривались полушёпотом, чтобы не беспокоить соседей. Сергей Евгеньевич с интересом выспросил подробности предшествующих его появлению событий. Трое его спутников, дополняя и поправляя друг друга, рассказали о произошедшем здесь инциденте. Ярослав с удивлением отметил, что одни и те же события каждый из них троих запомнил по-своему. Видимо, любой человек воспринимает окружающий мир не так, как другие. Наверное, поэтому люди так часто не могут понять друг друга. Не об этом ли говорил Андрей? Ведь и данную ситуацию он, скорее всего, видел совсем иначе, чем они трое.

Павлуха свесил голову с полки и спросил, глядя на Плетнёва:

– Слышь, Сергей! А ты и вправду считаешь, что у меня с Юлей может что-то получиться?

– Моё мнение значения не имеет, – ответил Сергей. – Важно, как ты сам считаешь. Хочешь быть с нею – будь. Но одного желания мало. Чтобы найти взаимное понимание, люди должны соответствовать друг другу. Если Юля тебе небезразлична, подтягивайся до её уровня. Всё зависит только от тебя.

– Да мне и самому теперь интересно больше узнать, – горячо заговорил Павлуха. – Вот хотя бы эта Кали-Юга. Я ведь никогда прежде не слыхал о ней. В мире так много всего, о чём я не знаю. Наверное, поэтому многого не замечаю. Вот, к примеру, Юля видит, что люди меняются в лучшую сторону, а я не вижу. Значит, я ещё не вышел на свет. Не закончилась для меня тёмная эпоха.

– Ты прав, Паша! Абсолютно прав! – живо отозвался Сергей. – Кали-Юга протекает не во времени и пространстве. Она в нас самих. Всё дело в том, в какую сторону мы движемся, к чему стремимся. Что впускаем в себя – Свет или тьму.

– Однако человек живёт не только внутренним миром, – возразил Сергей Евгеньевич. – Мы все являемся заложниками внешних обстоятельств. Если окружающий мир начнёт рушиться, мы погибнем вместе с ним, в какую сторону не двигались бы. Не спорю, надо стремиться к свету. Но розовые очки надевать не следует. Появление среди молодёжи таких людей, как наша милая попутчица, вселяет надежду. Но много ли их? Средства массовой информации неустанно ведут свою подрывную работу, продолжая оставаться в руках тех, кому выгодна нынешняя ситуация. Они умело играют на человеческих слабостях. И люди поддаются на уловки, даже не понимая, что их дёргают за ниточки. К сожалению, думающих людей совсем не много. И сила, увы, не на стороне тех, кто умеет думать.

– То есть в конец тёмной эпохи вы не верите? – спросил Ярослав.

– Нет, почему же? Всё рано или поздно приходит к своему концу. Наша цивилизация, как и все предыдущие, проходит полный цикл из четырёх эпох. Кали-Юга – последняя из них. Человечество неизбежно заходит в тупик. Технический прогресс и нравственная деградация идут рука об руку. Люди становятся опасными для планеты. Она вынуждена защищаться.

– Ах, вот как – Кали-Юга закончится неизбежной катастрофой! Я вас правильно понял?

– Да, это так. Мы на Земле – не первая цивилизация и, увы, не последняя.

Наступило короткое молчание, которое нарушил Сергей Плетнёв.

– Позволю себе не согласиться с вами. Конец света уже неоднократно предрекали. Сначала в двухтысячном году, затем в две тысячи первом и, наконец, в две тысячи двенадцатом.

– Да-да, помню. Даже дата была названа: двадцать первое декабря.

– Однако мы до сих пор живы.

Сергей Евгеньевич отнёсся к аргументу с иронией.

– Каждая из эпох длится даже не тысячи лет, как сказала Юля, а десятки, возможно даже – сотни тысяч лет, – сказал он. – При таких временных отрезках называть год катастрофы, а уж тем более конкретную дату, по меньшей мере, несерьёзно. Высшие силы вряд ли интересуются графиками, составленными людьми. У них свои резоны.

– Хорошо, не буду спорить, – согласился Плетнёв. – Оставим предсказания. Но ведь не только Юля, но и другие люди – и вы сами в их числе – заметили, что даже среди молодёжи есть те, кто тянется к свету. Тем более – старшее поколение, воспитанное на других ценностях. Взять, к примеру, тех же анастасиевцев. Они осознали пагубность нынешней цивилизации, тянутся к земле, стремятся возродить отношения, основанные на древних традициях. И их течение растёт, набирает силу.