Сказка про Щелкуна и мышиного короля

– Пожалуйста, не пускайте на ночь кошек в комнаты, стала просить сестра Луиза, которая терпеть не могла этих животных.

– Пустить кошку было бы всего лучше, сказал доктор Штальбаум. – Но если Луиза так боится, то мы сначала поставим ловушку. Есть у нас ловушка?

– Дядя Дроссельмейер сделает нам ловушку, ведь он их выдумал! закричал Фриц.

Все засмеялись. Госпожа Штальбаум объявила, что у неё нет ловушки; дядя Дроссельмейер сейчас же послал к себе домой, и от него принесли прекрасную ловушку. Фриц и Маша вспомнили сказку про принцессу Пирлипату. Когда кухарка начала поджаривать сало для приманки мышей, Маша пресерьезно сказала:

– Берегись, как бы не явилась из-под печи Мышиха со всею своею родней!

Фриц вынул саблю и стал подле печи:

– Пусть-ка они явятся! Я им задам!

Но в кухне и под печью все оставалось тихо и спокойно. Когда дядя Дроссельмейер привязал сало на тоненькую ниточку и потихоньку начал ставить ловушку подле стеклянного шкафа, Фриц предупредил его:

– Смотри, дядя, как бы мышиный царь тебе чего-нибудь не сделал!

Бедная Маша! Что пришлось ей вынести в эту ночь! Что-то холодное начало бегать у неё по руке, что-то противное прижалось к её щеке и запищало над её ухом. Мышиный царь сидел на её плече, скрипел зубами, разевал семь своих ртов и шипел на ухо Маше, совсем окоченевшей от ужаса:

– Ви-ви-ви…. пи-пи-пи…. просыпайся, не спи, – вам меня не поймать – все изволь выдавать – книжки, платья твои – ви-ви-ви…. пи-пи-кви – проводи ночь без сна – береги Щелкуна – я покоя не дам – ни тебе, ни всем вам!

Маша так и обмерла, когда узнала, на следующее утро, что мышь не попалась в ловушку. Госпожа Штальбаум подумала, что она жалеет о своих конфетах и сахарных куклах.

– Будь покойна, милая Маша, сказала она – мы справимся с этою негодною мышью. Если не поможет ловушка, мы пошлем к хлебнику за его серым котом.

Едва осталась Маша одна в комнате, как она подошла к стеклянному шкафу и со слезами начала говорить Щелкуну:

– Ах, милый мой господин Дроссельмейер! Что я маленькая и несчастная девочка могу для вас сделать? Если я отдам Мышиному царю все мои книжки с картинками и даже новое платье, которое мне подарили на елку, все же он будет от меня требовать все больше и больше, а когда у меня ничего уже не останется, он перегрызет меня вместо вас! Ах я бедная девочка, что мне делать теперь, что мне делать!

Горюя и плача подле стеклянного шкафа, Маша заметила, что на теле у Щелкуна осталось от сражения кровяное пятнышко. С тех пор как Маша узнала, что её Щелкун племянник дяди Дроссельмейера, она более не носила уже его на руках, даже несколько боялась к нему прикасаться. Теперь она осторожно сняла его с полки и начала своим платком вытирать ему на шее кровяное пятнышко. Вдруг Маша почувствовала, что Щелкун становится в её руках теплым и начинает шевелиться. Она поспешно поставила его опять на полку. Челюсть Щелкуна заходила вниз и вверх, и он с трудом начал лепетать:

– Ах, милая девица Штальбаум, как много я вам обязан! Нет, вам не следует жертвовать для меня ни книжками, ни вашим новым платьицем: достаньте мне только саблю, об остальном…. я…. уж… сам….

Дальше Щелкун не мог говорить. Челюсть его пришла в свое прежнее положение, глаза опять стали неподвижными и безжизненными. Маше совсем даже не сделалось страшно. Напротив, сердце так и забилось у неё от радости: она теперь знала, как можно спасти Щелкуна. Где ей только было достать ему саблю? Маша решилась обратиться к Фрицу. Родители ушли вечером в гости. Маша и Фриц остались одни и сидели подле стеклянного шкафа. Маша рассказала брату все, что у неё случилось со Щелкуном и мышиным царем, рассказала и про то, как можно спасти Щелкуна. Фриц ни над чем так не задумался, как над рассказом Маши о поведении его красных гусаров во время сражения, Он еще раз переспросил сестру так ли все это было. Когда она дала ему свое честное слово, Фриц произнес своим гусарам длинную речь, срезал им в наказанье султаны с киверов и запретил играть в продолжении целого года марш гвардейских гусаров. Покончив суд, он обратился к Маше:

– Я могу помочь твоему Щелкуну. Вчера я уволил в отставку с пенсией одного старого полковника. Ему теперь не нужна сабля. А сабля у него чудесная и отточена как бритва.

Отставной полковник жил на третьей полке шкафа, в самом углу. Фриц достал его, снял с него саблю и сам повесил ее на Щелкуна.

От страха и ожидания Маша никак не могла уснуть в следующую ночь. В полночь ей показалось, как будто в соседней комнате слышится странный шум и возня. Вдруг послышалось – квик!

– Ах, это Мышиный царь, Мышиный царь! воскликнула Маша и в ужасе вскочила с постели.

Но все было тихо. Через несколько времени кто-то тихо постучался в дверь. Послышался тоненький голосок:

– Милая девица Штальбаум! Отворите! Не бойтесь: добрые вести! радостные вести!

Маша узнала голос молодого Дроссельмейера. Она сейчас оделась и поспешно отперла дверь.

Щелкун стоял на пороге. В одной руке он держал окровавленную саблю, в другой маленькую восковую свечку с елки. Увидев Машу, Щелкун опустился пред нею на одно колено и начал говорить:

– О девица Штальбаум! Вы одни поддержали мою рыцарскую храбрость, вы одни придали мне силу покорить врага, осмелившегося даже вас тревожить! Зловредный Мышиный царь побежден и наказан. Прими из рук навеки преданного вам рыцаря сии доказательства торжества и победы.

С этими словами Щелкун чрезвычайно искусно спустил с левой руки нанизанные на нее семь золотых коронок Мышиного царя и вручил их Маше, которая с радостью их приняла. Щелкун поднялся с колен и продолжал:

– Ах, милая девица Штальбаум, какие чудесные вещи мог бы я показать вам в эту ночь моей победы над врагом! Вам стоит только потрудиться пройти со мною несколько шагов по комнате. Пожалуйста, пойдемте, милая девица Штальбаум!

XII. Кукольное царство

Вероятно никто из вас, милые дети, не задумался бы ни на одну минуту пойти за добродушным, честным Щелкуном, у которого не могло быть на уме ничего дурного. Тем менее могла чего-нибудь бояться Маша. Она знала, что Щелкун ей действительно благодарен; она была вполне уверена, что он выполнит свое обещание и покажет ей множество чудесных вещей.

– Я пойду с вами, господин Дроссельмейер, сказала Маша, – только пожалуйста, чтобы это было не далеко и не надолго. Мне нужно еще спать.

– Да, да, ответил Щелкун. – Поэтому я и поведу вас самою близкою дорогой, хотя она и не совсем удобна.

Щелкун пошел вперед, Маша пошла за ним. Они дошли до огромного старинного шкафа, стоявшего в сенях. В шкафе этом висело платье и он всегда бывал заперт. Теперь Маша с удивлением заметила, что дверцы растворены настежь, так что отлично видно было большую дорожную шубу отца, висевшую впереди. Щелкун очень искусно начал взбираться по резным украшениям шкафа. Добравшись до верха, он сильно потянул одну из застежек шубы, и в ту же минуту из рукава её спустилась хорошенькая маленькая лестница красного дерева.

– Сделайте одолжение, пожалуйте на верх по этой лестнице, милая девица Штальбаум, сказал Щелкун.

Маша пошла вверх по ступенькам. Но едва успела она пройти через рукав и выглянуть за воротник, как вдруг на встречу ей засиял яркий свет, и она очутилась на прекрасном душистом лугу, где миллионы искорок сверкали точно драгоценные камни.

– Мы на Леденцовом лугу, сказал Шелкун, – и теперь пойдем вот чрез эти ворота.

Маша взглянула вверх и только теперь заметила прекрасные ворота, стоявшие в нескольких шагах от неё. Ворота эти по-видимому были построены из пестрого мрамора, белого, коричневого и розового цвета. Но когда Маша подошла ближе, то она увидала, что мрамор этот был не что иное, как обсахаренный миндаль с запеченым в нем изюмом. Щелкун объяснил, что ворота эти так и называются Миндально-Изюмные, и что одни только необразованные люди совершенно некстати называют их воротами Четырех Нищих. На галерее, выстроенной на верху ворот и по всей вероятности сделанной из сахара, шесть обезьянок в красных куртках как нельзя лучше играли на трубах, так что Маша и не заметила, как она все шла далее по отличным плитам из разноцветного леденца, По воздуху понеслись самые сладкие ароматы, и по обеим сторонам дороги потянулся удивительный лес. В темной зелени его что-то ярко светилось и сияло. Это были золотые и серебряные плоды, висевшие на разноцветных веточках, и сами деревья снизу до верху были украшены лентами и цветами. Когда по лесу проносился ветерок, в воздухе сейчас же начинало пахнуть апельсинами, листья деревьев шумели, золотые и серебряные плоды качались, по всему лесу разносилась музыка, тысячи разноцветных огоньков как будто порхали и качались по деревьям.

– Ах, как здесь хорошо, как здесь хорошо! в восторге воскликнула Маша.

– Это лес Рождественских Елок, сказал Щелкун.

– Пожалуйста, побудем-те здесь немножко, сказала Маша, – очень уж тут хорошо.

Щелкун захлопал своими маленькими ручками, и сейчас же явились несколько маленьких пастухов, пастушек и охотников. Все они были такие белые и нежные, как будто из чистого сахара. Они немедленно принесли маленькое золотое кресло, положили на него подушку из Девьей Кожи и очень учтиво пригласили Машу садиться. Едва успела она сесть, как пастухи и пастушки начали танцевать, а охотники играть на трубах, потом все исчезли в кустах.

– Извините, милая девица Штальбаум, сказал Щелкун, – извините, что танцы были так плохи. Все эти танцовщицы и танцоры из нашего кордебалета; они вечно танцуют все одно и то же, а музыканты потому играют так вяло, что жалованье у них очень уж маленькое. Однако не пойти-ли нам теперь дальше?

– А мне так все очень понравилось, сказала Маша, встала со своего кресла и опять пошла за Щелкуном.

Дорога их вела по берегу тихо журчавшего ручейка, из которого и поднимались ароматы, наполнявшие лес.

– Как называется этот ручей? спросила Маша.

– Это Апельсинный ручей, ответил Щелкун. – У него отличный аромат, но по объему и красоте он не может сравниться с Лимонадною рекой, впадающею в озеро Оршат.

И в самом деле Маша скоро услышала более сильный шум от воды и увидала широкую Лимонадную реку, катившую свои гордые волны среди изумрудной зелени берегов. Чрезвычайно приятная, освежающая прохлада поднималась из этой чудесной воды. Неподалеку оттуда медленно текла другая речка; вода её была темно-желтого цвета и распространяла необыкновенно приятный, сладкий запах. На берегу этой речки сидело множество детей, которые ловили удочками маленьких кругленьких рыбок и тут же их съедали. Подойдя ближе, Маша заметила, что рыбки эти были очень похожи на пряники. Немного подалее на берегу той же речки открылась хорошенькая деревня, в которой все дома были темно-коричневые и все с золочеными крышами, а стены такие пестрые, как будто в них были запечены цукаты и миндалины.

– Это деревня Пряничниково, сказал Щелкун. – Она построена на Медовой речке. Жители прекрасные люди, только они по большей части бывают в дурном расположении духа, потому что очень подвержены зубной боли. К ним не стоит ходить. Сейчас будет город.

Через несколько мгновений Маша действительно увидела пред собой город, весь состоявший из разноцветных прозрачных домов. Это было очень красиво. Когда Маша и Щелкун пришли на площадь, тысячи маленьких человечков весело разгружали здесь множество возов с цветною бумагой и шоколадными плитками.

– Это город Пастила, сказал Щелкун. – Сейчас сюда пришел караван от Шоколадного короля и из Бумажной земли. Недавно Комариный царь чуть было не начал осаждать этот город, так вот теперь жители обтягивают свои дома бумагой и строят укрепления из плит, которые присылает им Шоколадный король. Но, милая девица Штальбаум, мы не будем осматривать все деревни и города этой страны. Поспешимте в столицу!

Щелкун быстро пошел вперед. Маша с величайшим любопытством поспешила за ним. Скоро в воздухе запахло розами, и все предметы озарились розовым оттенком. Маша заметила, что это было отражение сверкающего озера, которое теперь открылось пред ними. Серебристо-розовые волны тихо плескались, издавая необыкновенно приятные, мелодические звуки. Нем ближе подходила Маша к озеру, тем обширнее становилось оно. Серебристо-белые лебеди с золотыми ожерельями на шеях плавали по нем и пели удивительными голосами, а жемчужные рыбки весело плясали в розовой воде под это пение.

– Ах! воскликнула Маша с восторгом, – это то самое озеро, которое дядя Дроссельмейер раз обещал мне сделать, а я сама та девочка, которая будет играть с лебедями!

Щелкун улыбнулся при этих словах так насмешливо, как еще никогда не улыбался и сказал:

– Не думаю, чтобы дядюшка мог сделать что-нибудь подобное. Впрочем не будем-те много про это думать, милая девица Штальбаум; поплывем-те по Розовому озеру в столицу.

XIII. Столица

Щелкун опять захлопал своими маленькими ручками. Розовое озеро зашумело сильнее, волны начали подниматься выше, и Маша увидела, что вдали появилась и начинает приближаться по воде колесница-раковина. Колесница эта вся состояла из ослепительно-сверкающих драгоценных камней; ее везли два дельфина с золотою чешуей. Двенадцать маленьких негров, разубранных блестящими перьями колибри, выпрыгнули на берег и, тихо скользя по волнам, перенесли в колесницу сначала Машу, потом Щелкуна. Раковина сейчас же понеслась далее по озеру. Ах, как хорошо было ехать в этой колеснице! Кругом тихо плескались розовые волны, в воздухе веял тихий, теплый ветерок, разносивший чудный запах роз. Дельфины с золотою чешуей высоко брызгали вверх Фонтаны воды из своих ноздрей, и когда вода падала опять вниз сверкающею радужною дугой, то казалось, что два серебряные голоска тихо поют:

– Кто тихо несется по нашим водам? Здесь Фея плывет по душистым волнам. Приветствуйте Фею, вы рыбки и птицы, играйте, носитесь вокруг колесницы, плещутся волны, струя ароматы, – несите скорее царицу в палаты.

Но маленькие негры, стоявшие в колеснице позади Маши и Щелкуна, как будто сердились на пение струй. Они махали своими зонтами сделанными из пальмовых листьев, так что листья с шумом ударялись друг о друга, а сами выколачивали ногами какой-то странный такт и при этом пели:

– Xлип-хлап-хлоп, хлип-хлап-хлоп! Типа-тап-топ, тип-тап-топ! – Нам никак нельзя молчать, – мы всегда должны кричать, – любы стук нам, треск и гром, – любо слышать шум кругом! – Эй вы, рыбы, хлип-хлап-хлоп! Эй вы, птицы, тип-тап-топ! – Живо! хлип-хлоп; – живо! тип-топ; тип и тап и топ, – хлип и хлап и хлоп!

– Негры очень веселые люди, сказал Щелкун несколько озабоченным голосом, – но они пожалуй смутят у меня все озеро.

И действительно в воздухе и в воде скоро поднялся необыкновенный шум от каких-то удивительных голосов. Маша однако не обратила на него внимания. Она все смотрела в душистые розовые волны, где из каждой волны улыбалось ей навстречу миловидное детское личико.

– Ах! радостно воскликнула она, – посмотрите-ка, милый господин Дроссельмейер! Там внизу принцесса Пирлипата! Посмотрите, как она мне улыбается, милый господин Дроссельмейер! Взгляните пожалуйста!

Щелкун вздохнул почти жалобно и сказал:

– О милая девица Штальбаум, это совсем не принцесса Пирлипата, это вы сами. Это ваше собственное личико улыбается вам из каждой волны.

Маша сейчас же перестала смотреть в волны, закрыла глаза и очень сконфузилась. В ту же минуту маленькие негры вынули ее из раковины и вынесли на берег. Она очутилась в небольшой рощице, которая была пожалуй еще лучше чем лес Рождественских Елок: так здесь все сверкало и блестело. В особенности хороши были плоды самых разнообразных сортов, висевшие на деревьях. Плоды эти не только были разноцветные, но к тому же отлично пахли.

– Эта роща называется Мармелад, сказал Щелкун, – а вот там впереди столица.

Трудно даже описать, какой превосходный и красивый город увидала Маша пред собою. Все стены и башни переливались самыми отличными красками и не были похожи ни на какие другие здания в целом свете. Вместо крыш на домах были чрезвычайно искусно сделанные шапки из цветов, а башни были увиты превосходными гирляндами из разноцветной зелени. Когда Маша и Щелкун проходили чрез городские ворота, которые, как показалось Маше, были построены из обсахаренных плодов, серебряные солдатики отдали им честь своими ружьями, а какой-то человек в платье из золотой парчи бросился обнимать Щелкуна.

– Здравствуйте, милый принц, говорил человечек, – здравствуйте. Как давно вы у нас не были! Как мы рады вас видеть! Добро пожаловать!

Маша очень удивилась, услыхав что такой знатный человек называет Щелкуна принцем. Но ей не было времени хорошенько подумать об этом, потому что вокруг неё со всех сторон раздавались голоса, смех, музыка и пение. Маша сейчас-же спросила, что это значит?

– Ничего особенного, милая девица Штальбаум, ответил Щелкун. – Здешняя столица очень большой и веселый город, со множеством жителей. Здесь каждый день так веселятся. Вот вы сами увидите.

Они прошли несколько шагов вперед и вышли на главную площадь, представлявшую самый красивый вид. Все дома были сахарные; в каждом доме множество галерей подымались одна над другою, а по средине площади стоял высокий торт в Форме обелиска; со всех четырех сторон вокруг него били Фонтаны из оршата, лимонада и других сладких напитков. Падая с высоты обратно в бассейн, воды этих Фонтанов прямо обращались в превосходные кремы, которые только стоило брать ложкой. Но лучше всего были прелестные маленькие человечки, тысячами толпившиеся на площади. Все они прыгали, танцевали, шутили, кричали, смеялись, играли и пели. Тут были кавалеры и дамы, Греки и Гречанки, Тирольки и Тирольцы, трубачи, трубочисты, шарманщики, офицеры, солдаты, пастухи, паяцы, одним словом, всевозможные люди, каких только можно найти на свете. В одном углу площади шум сделался сильнее, и весь народ начал расступаться. Несли Китайского богдыхана в золотом паланкине, а за ним шли девяносто мандаринов и семьсот слуг. Случилось, что в это же время с другого конца площади выступала процессия рыбаков, состоявшая из пятисот человек, а Индийскому султану, как на грех, вздумалось проехаться верхом в сопровождении трех тысяч всадников, между тем как сюда же на площадь явился еще целый цирк со всеми наездниками, наездницами, клоунами и паяцами. Вот поднялась давка! Вот началась толкотня! Только и слышалось: поди! берегись! ох, стой! батюшки, давят! Один рыбак в тесноте сшиб голову с брамина, а какой-то паяц повалил с ног Китайского богдыхана. Шум становился все сильнее; в некоторых местах дело дошло уже до драки, как вдруг человечек в платье из золотой парчи, тот самый который в воротах обнял Щелкуна и назвал его принцем, как вдруг этот человечек проворно взобрался на торт, три раза ударил в колокол и громко воскликнул: – Кондитор! Кондитор! Кондитор!

В ту же минуту шум прекратился. Перепутавшиеся процессии сейчас же распутались, брамину опять посадили голову на прежнее место, богдыхану отчистили платье, и все опять начали петь и веселиться.

– Что же значит это слово кондитор, милый господин Дроссельмейер? спросила Маша.

– Ах, милая девица Штальбаум, ответил Щелкун, – кондитором называют здесь никому неизвестного, но чрезвычайно могущественного волшебника, который, как полагают, может сделать все что захочет со здешним народом. Достаточно только назвать его имя, как это сейчас сделал господин городской голова, и всякий беспорядок сейчас же прекращается.

В эту минуту они подошли к великолепному замку, который весь так и светился розовым светом. Маша не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть от изумления и восторга. В замке было по крайней мере сто башен. Все стены были украшены через известные промежутки превосходными букетами из тюльпанов, гиацинтов, левкоев, гвоздики и других цветов. Большой купол главного здания и остроконечные крыши башен были усеяны бесчисленным множеством золотых и серебряных звездочек.

– Это Драгантовый дворец, сказал Щелкун.

Маша стояла как вкопанная и не могла отвести глаз от этого чудного здания. Она заметила, впрочем, что на одной башне не доставало крыши и что множество маленьких людей, взобравшись на леса из ванильных палочек, делают вновь эту крышу. Маша еще не успела обратиться с вопросом к Щелкуну, как тот уже начал рассказывать сам:

– Недавно этому дворцу угрожала большая опасность. Мимо него проходил великан Лакомка. Не успели оглянуться, как он уже откусил крышу у этой башни и принялся было грызть купол главного здания, но тут жители отдали ему в виде дани целый квартал города и часть рощи Мармелад. Он этим удовольствовался и пошел далее.

В это время послышалась музыка, двери замка растворились, и из них вышли двенадцать маленьких пажей. Каждый из них держал в руке вместо Факела зажженную палочку ванили. Головки пажей были жемчужные, тело состояло из смарагдов и рубинов, а ножки из золота. За пажами шли четыре дамы, почти такого же роста как Машина Лина, но они были так превосходно и богато наряжены, что Маша сейчас же признала в них принцесс.

– Принц! Милый принц! Братец! Дорогой братец! восклицали дамы, нежно здороваясь и обнимаясь со Щелкуном.

Щелкун был чрезвычайно растроган. Он несколько раз принимался отирать себе слезы, потом взял Машу за руку и торжественно сказал:

– Вот девица Мария Штальбаум! Она дочь известного доктора и моя спасительница. Если бы она не кинула вовремя своего башмака, если бы она не доставила мне саблю отставного полковника, я лежал бы теперь в могиле, перекушенный пополам зловредным Мышиным царем. Возможно-ли сравнить с девицею Штальбаум Пирлипату, хоть та и принцесса? Сравнится ли с нею Пирлипата по красоте, по доброму сердцу, по всем добродетелям? Нет, говорю я, не сравнится!

Тут все четыре дамы зараз воскликнули – нет, не сравнится! бросились Маше на шею, заплакали и сквозь слезы только и повторяли одно:

– Ах вы милая девица Штальбаум! дружок! голубушка! Ведь вы спасли братца! спасли принца! Милая вы девица! Ах Машенька! Маша Штальбаум! Ах!

Наплакавшись и нацеловавшись вдоволь, принцессы повели Машу и Щелкуна в замок и пришли с ними в залу, стены которой были сделаны из чистого, радужно-сверкающего хрусталя. В зале этой Маше всего лучше понравилась мебель. Она состояла из множества отличных маленьких стульев, диванчиков, комодов, столиков, скамеечек, шкафиков и тому подобных вещей, которые все были сделаны из розового дерева с перламутровыми украшениями. Принцессы усадили Машу и Щелкуна и объявили, что сейчас сами будут готовить для них кушанье. они принесли множество маленьких тарелочек, мисочек, кастрюлечек, вилочек, ножей и других принадлежностей из чистого золота и серебра. Потом принесли печенья и Фрукты, такие превосходные, каких Маша никогда еще не видывала, и принялась тереть миндаль, толочь сахар, месить тесто, выжимать сок из плодов, одним словом, всячески хозяйничать. Маша сейчас же поняла, что принцессы отлично умеют стряпать и что угощенье выйдет на славу. Ей чрезвычайно хотелось показать, что она умеет стряпать не хуже, и она втихомолку желала принять участие в стряпне. Самая прекрасная из сестер Щелкуна как будто угадала тайное желание Маши. Она подала ей маленькую золотую ступочку и сказала:

– Душечка! милая! потолки немножечко вот этот леденец!

Маша с удовольствием принялась толочь, и золотой пестик звенел так приятно и тихо, как будто это был колокольчик. Между тем Щелкун чрезвычайно подробно начал рассказывать про ужасную битву между его войском и войском Мышиного царя, про то как он проиграл сражение, вследствие трусости оловянных гусариков, про то как Мышиный царь непременно хотел перекусить его пополам, как Маша должна была пожертвовать несколькими подданными Щелкуна, поступившими к ней на службу и т. д. Маша слушала рассказ, но ей казалось, что слова и удары пестика как будто становятся все тише, уходят куда-то в даль. Пред ней начали вставать прозрачные серебристые туманы, в которых точно плавали принцессы, Щелкун, пажи и она сама. Послышался какой-то неясный шум, Маша начала точно на облаках подыматься все выше и выше, – все выше и выше – выше и выше…

XIV. Заключение

Рррр – бух! Маша упала с неизмеримой высоты. Что это был за толчок! Она открыла глаза, и что же? Маша лежала на своей постельке, солнце светило в окно, а пред постелью стояла госпожа Штальбаум и говорила:

– Как можно так долго спать, Маша! Все уже давно сидят за столом.

Вы, разумеется, уже догадались, что Маша, утомленная всеми виденными ею чудесами, заснула в Драгантовом замке, и что негры или пажи, а может-быть сами принцессы отнесли ее домой и положили в постель.

– Ах мама, милая мама, в какие удивительные места водил меня сегодня ночью молодой господин Дроссельмейер! Какие я видела чудеса!

Так говорила Маша и принялась все подробно рассказывать госпоже Штальбаум, которая смотрела на нее с удивлением.