Член парламента

– Моя жена не в счет.

Лодер опять засмеялся. – Простите, но я с этим не могу согласиться. Осложнения вышли бы по меньшей мере… по меньшей мере… – Он остановился.

Сдерживаемая раздражительность Чилькота вдруг вырвалась наружу. – Послушайте! – воскликнул он: – все это вовсе не шутка. Не придавайте комичного вида моему предложению. Для меня это глубоко важно.

Лодер ничего не ответил.

– Обдумайте все это еще раз как можно точнее, прежде чем решительно отказать мне. – В голосе Чилькота звучала настойчивость.

Одну минуту Лодер сидел неподвижно, потом он вскочил и отодвинул стул.

– Довольно. Вы не знаете, что говорите. То, что вы женаты, делает всю эту комбинацию невозможной. Разве вы не видите?

Чилькот опять схватил его за руку. – Вы неверно поняли меня, – сказал он. – Положение дел иное, чем вы представляете себе. Я повторяю вам, что мы, моя жена и я, – чужие друг для друга. Она идет по своей дороге, я – по своей. У каждого из нас свои друзья, свои знакомые, свои отдельные комнаты. Брак, как таковой, не существует между нами. Мы иногда встречаемся за обеденным столом, и бываем вместе в обществе, для соблюдения внешних приличий. Кроме этого у нас ничего нет. Если вы заместите меня в жизни, то никто не будет предъявлять на вас меньше прав, чем Ева, – это я вам обещаю. – Он улыбнулся с неуверенным видом.

Лицо Лодера оставалось неподвижным. – Даже если это и так, – ответил он, – то все таки ваше предложение неосуществимо.

– Почему?

– А парламент? Там ведь это невозможно было бы провести. Там люди сталкиваются так же близко, как в клубе.

– Возможно, возможно, – возразил Чилькот с коротким нервным смехом. – Но во всяком клубе есть среди членов какой-нибудь чудак. Я рад, что вы коснулись этого пункта. Я уже издавна напал на мысль разыгрывать человека со странностями, – для прикрытия многого другого. Чем полезнее это для меня, тем чаще я этим пользуюсь. Уверяю вас, что если вы завтра сядете в парламенте на мое место и в течение целого дня ни разу не кивнете головой никому, и не скажете ни слова, – то, в виду нашего внешнего сходства, никто не найдет в этом ничего подозрительного. Точно также вы могли бы, замещая меня, внести предложение, голосовать, или даже держать речь, если вам вздумается…

При этом слове Лодер невольно обернулся к нему. На один едва заметный момент исчезла холодность его тона и выражение его лица изменилось. Чилькот заметил эту перемену и оживился.

– Почему же нет? – сказал он. – У вас ведь были мечты, направленные в эту сторону. Почему же вам не осуществить их?

– И потом с вершины упасть… в лужу? – Лодер со смехом покачал отрицательно головой.

– Лучше жить один день, чем прозябать целую жизнь.

Голос Чилькота дрожал от надежды. Он еще раз коснулся руки Лодера. На этот раз Лодер не отстранил его; он даже не заметил прикосновения.

– Послушайте! – Пальцы Чилькота крепче ухватились за него. – Вы говорили прежде о благоприятных условиях, создающих в жизни все. Вот вам открывается теперь случай очутиться в положении, когда можно проявить свое личное влияние. Вы можете осуществить все, о чем прежде мечтали.

Лодер поднял голову. – Это нелепо! – воскликнул он. – Нелепо. Такая комедия немыслима.

– В этом – наш главный шанс на успех. Подозрение является у людей только тогда, когда они знают прецеденты. Я вас прошу только обдумать это, – только обдумать. Ведь если есть опасность, то главным образом для меня. По вашим же словам, вам нечего терять.

Лодер засмеялся.

– Обещайте мне обдумать это, и тогда я уйду.

– Нет, не обещаю.

– Телеграфируйте мне ваше решение завтра утром. Я сегодня не принимаю ответа.

– Почему? – спросил Лодер.

– Потому, что я знаю людей, и знаю, что значит искушение. Мы все бываем сильны, пока не коснутся чувствительного места; тогда мы отступаем. У одного это морфий, у другого – честолюбие. В обоих случаях вопрос только во времени. Он иронически засмеялся и протянул ему руку. – Мой адрес ведь есть у вас. До свиданья.

Лодер коротко пожал ему руку. – Прощайте! – сказал он, подчеркивая это слово. Потом он прошел через комнату и открыл дверь. – Прощайте! – повторил он, когда Чилькот прошел мимо него.

Но Чилькот остановился на пороге. – До свиданья! – поправил он.

Лодер держал руку на ручке двери, пока не затихли шаги посетителя. Потом он спокойно запер дверь и оглянулся в комнате. Несколько времени он стоял неподвижно и как бы оценивал предметы, окружавшие его. Потом он медленно подошел к полке, взял книгу под заглавием: «Руководство для парламентских деятелей», сел к письменному столу и поправил свет лампы.

VI.

Все следующее утро Чилькот провел в лихорадочном возбуждении, то возгараясь надеждой, то дрожа от страха. Он брался то за то, то за другое, чтобы провести время, и сейчас же все бросал. Он два раза доезжал до Клифордс-Инна, но каждый раз у него не хватало духу войти; он возвращался на Гровнор- Сквер и там с грустью узнавал, что ответа от Лодера еще нет.

Он был в мучительном состоянии духа, но в общем все-таки состояние его было лучшим, чем раздражение последних нескольких месяцев.

Днем он отправился в парламент и занял свое место. Хотя это было его первое появление после провала, но никто не обратил на него внимания. Он умел, когда хотел, энергично отстранять всякие приставания; но в последнее время вообще все старались его избегать.

В одной из совещательных комнат он застал Фрэда, среди группы членов их партии. Он попробовал, как обыкновенно, незаметно проскользнуть мимо них. Но старый лидер отошел от своих собеседников и заговорил с ним. Он был всегда вежлив и предусмотрителен в разговорах с Чилькотом, в виду того, что он был мужем его воспитанницы и крестницы.

– Ну, что, лучше вам? – спросил он Чилькота, протягивая ему руку.

При звуке его глубокого, мягкого голоса, составлявшего одну из характерных черт старого политика, в душе Чилькота воскресли сотни воспоминаний, сотни часов тягостных, когда он их переживал, и еще более мучительных в воспоминании. Теперь ему светилась новая надежда, новая возможность свободы в будущем, – и это подняло его дух. Почувствовав вдруг потребность поделиться своими чувствами, он обратился к Фрэду.

– Я, кажется, нашел средство против моих нервов, – сказал он. – Я…. кажется, стану новым человеком. – Внутренно ему стало смешно от этих слов.

Фрэд тепло пожал ему руку.

– Ну, и отлично, – ответил он. – Отлично. Я сегодня утром был у вас, и Ева сказала мне, что ваше недавнее нездоровье не было серьезным. Она была очень занята и могла уделить мне только четверть часа. Она неутомимо работает для укрепления вашего положения в обществе. Вы должны быть ей благодарны, милый мой. Женщина, которая пользуется общей любовью, – очень большое подспорье в политической карьере.

Спокойные, проницательные глаза Фрэда смутили Чилькота. Он отнял руку.

– Ева… совершенство, – растерянно сказал он.

– Вот это я одобряю, – с улыбкой ответил Фрэд. – К сожалению, в современных браках редко можно встретить взаимное признание заслуг у мужей и жен. – Он дружески кивнул Чилькоту и, оставив его, вернулся в своим друзьям.

Чилькот мог уйти из парламента только в обеденный час. Он быстро направился домой. В передней никого из прислуги не было. Он выбранился про себя и позвонил. После минутного возбуждения в присутствии Фрэда, он опять упал духом и потерял всякое равновесие. Ожидая, что кто-нибудь явится на его звонок, он увидел на верху лестницы своего камердинера, Ольсопа.

– Идите скорее сюда! – крикнул он. – Он обрадовался, что может на ком-нибудь выместить свое раздражение. – Пришла телеграмма?

– Нет, сэр. Я справлялся пять минут тому назад.

– Спросите еще раз.

– Слушаюсь. – Ольсоп исчез.

Через несколько минут раздался резкий и громкий звонов у входных дверей. Чилькот вздрогнул. Всякий неожиданный шум, всякий резкий свет неприятно действовали на него. Он подошел к двери, но быстро отступил. Тотчас после этого явился Ольсоп. Чилькот накинулся на него:

– Что это значит? – крикнул он. – В доме целый полк прислуги – я нет никого, кто бы открыл дверь!

У Ольсопа был растерянный вид.

– Крапгэн сейчас придет. Он ушел только спросить Джефриса…

– Да черт с ним, с вашим Крапгэном! – прервал Чилькот. – Не говорите так много. Пойдите, откройте сами дверь!

Ольсоп колебался. Чувство достоинства боролось в нем с долгом послушания. Тем временем позвонили еще раз.

– Вы поняли, что я сказал?

– Да, сэр. – Ольсоп пошел к двери.

Пока он открывал дверь, Чилькот перекладывал свой платок из руки в руку, страшно возбужденный надеждой и страхом. Когда телеграфист громко назвал его имя, платок невольно выпал у него из рук. Ольсоп взял телеграмму я передал ее своему господину.

– Телеграфист спрашивает, будет ли ответ на телеграмму? – сказал он; потом поднял с полу платок Челькота и отошел в сторону с величественным видом.

Чилькот был до того возбужден, что едва мог открыть телеграмму. Он, дрожа, распечатал ее и развернул бумагу. Телеграмма была очень короткая:

«Жду сегодня вечером 11 часов. Лодер».

Он прочел эти слова два, три раза и потом только поднял глаза.

– Ответа не будет, – сказал он машинально. Его собственный голос прозвучал каким-то чужим для него.

* * *

Ровно в 11 часов Чилькот поднялся на лестницу к Лодеру. На этот раз он шел быстро и уверенно, и взволнованно постучал в дверь. Дверь тотчас же открылась – и перед ним стоял Лодер, в первую минуту они оба не могли вымолвить ни слова, оглядывая друг друга как бы новыми глазами и при новых условиях. Каждый занял в мыслях другого изменившееся место. Мимолетное удивление, почти безличное любопытство, составлявшее прежде основу их отношений, теперь отошли – навсегда; каждый видел в другом самого себя – и, быть может, еще нечто большее. И на этот раз, как и прежде, Лодер первый пришел в себя.

– Я ждал вас, – сказал он. – Войдите, пожалуйста.

Эти слова были те же, как и сказанные накануне вечером, но голос его звучал иначе. И лицо его, в то время как он вошел в комнату, имело другое выражение; в нем светились надежда и ожидание, чего прежде не было. Чилькот сейчас же заметил перемену, как-только переступил порог, и на секунду в нем зашевелилась зависть, но это ощущение быстро прошло.

– Я должен вас поблагодарить, – сказал он, протягивая руку. – Он был хорошо воспитан, и не показал, что видит выражение уступчивости на лице собеседника. Лодер постарался придать сразу непринужденный тон разговору.

– Мы должны быть откровенны друг с другом, – сказал он, – так как должны обмануть всех остальных. Вам не за что меня благодарить, вы это отлично знаете. Все это – повторение старой истории с Адамом, – вы меня ввели в искушение, и я пал. – Он засмеялся; но в его смехе было нечто торжествующее, – победное чувство человека, которого долго тиранила его собственная сила, и который вдруг становится свободным, благодаря слабости другого человека. – Ведь вы себе вполне выяснили предложение, сделанное мне? – спросил он с изменившимся выражением лица. – Еще не поздно отступиться – даже теперь.

Чилькогь открыл рот, но ничего не сказал и засмеялся, подражая смеху Лодера. Но смех его был искусственный.

– Милый Лодер, – сказал он наконец;– слово «отступление» мне неизвестно.

– В таком случае дело решено.

Лодер медленно прошел через комнату, подошел в камину, прислонился к нему и посмотрел на своего посетителя. Сходство между ними теперь, когда они стояли друг против друга, было феноменальное, даже для глаз самого острого наблюдателя. И все же их различало нечто неуловимое. Чилькот не был вполне Лодером, а Лодер был гораздо более, чем Чилькот. Различие между ними было не физическое; оно заключалось в невидимом постоянном освещении изнутри – тем, что одни называют индивидуальностью, другие – душой.

Об этом быстро подумал на минуту Чилькот, глядя на Лодера своим острым наблюдательным взором. Но от ужаса он отстранил эту мысль.

– Я пришел говорить о подробностях, – сказал он, быстро, подходя в Лодеру. – Вы согласны? Вы… – он нерешительно остановился.

– Я совершенно в ваших руках.

Лодер говорил нерешительно; он подошел в столу, указал на стул и придвинул другой стул для себя. Оба они сели. Чилькот положил сложенные руки перед собой на стол и нагнулся вперед.

– Мы должны обдумать некоторые пункты, – начал он и впервые взглянул на Лодера.

– Хорошо, – согласился Лодер. – Эти пункты я обдумывал в течение всей вчерашней ночи. Прежде всего я должен изучить ваш почерк. Я гарантирую успех, но на это мне нужно, по крайней мере, месяц.

– Месяц?

– Может быть три недели.

Чилькот беспокойно задвигался на стуле.

– Три недели, – повторил он. – Не можете ли вы…

– Нет, не могу. – Лодер сказал это очень решительно. – Может быть, мне вообще не придется обращаться, к перу и бумаге, – но мне может придти в голову подписать когда-нибудь чек. – Он засмеялся. – А вы не подумали, что я могу подписывать чеки и, может быть, буду это делать?

– Нет. Я сознаюсь, что об этом не подумал.

– Вы ставите на карту свое состояние, чтобы сохранить положение, которое было куплено этими деньгами, не так ли? – Лодер снова засмеялся. – Откуда вы знаете, что я не мошенник? Откуда вы знаете, что я не уеду в один прекрасный день, оставив вас без всяких средств? Кто может помешать Чилькоту перевести на наличные сорок или пятьдесят тысяч фунтов и затем уехать…

– Этого вы не сделаете. – Чилькот говорил это резко и решительно. – Я ведь вам вчера вечером сказал, в чем заключается ваша слабость, – не в деньгах. На деньгах вы не потерпите крушения.

– Так вы думаете, что я все-таки потерплю крушение? Но дело не в том. Возвращаюсь к нашему разговору: вы согласны подвергнуться опасности и дать мне научиться вашему почерку?

Чилькот кивнул головой в знак согласия.

– Хорошо. А кроме того я должен знать имена и лица ваших знакомых – мужчин – насколько это возможно. О женщинах заботиться нечего. Пока на вашем месте буду я, вы будете для них недоступны. Дело в мужчинах – ведь в них главная опасность.

– У меня нет друзей, – я не верю в дружбу.

– А знакомые?

Чилькот регко посмотрел на него.

– Не бойтесь, – сказал он. – У меня репутация очень рассеянного человека, и это вас всегда вывезет. В парламенте говорят обо мне, что мой взор проникает через самых толстых людей, как будто они были из воздуха, хотя бы я в тот же день с ними вместе завтракал.

Лодер улыбнулся.

– Положительно, – воскликнул он, – судьба предначертала эту историю до нашего рождения. Но я должен знать ваших коллег хотя бы только для того, чтобы иметь о них представление. Возьмите меня с собой в парламент!

– Это невозможно.

– Очень возможно. Я надвину шляпу на глаза и подниму воротник, – меня никто не заметит. Мы можем пойти, когда стемнеет. Обещаю вам, что все хорошо пойдет.

– Но представьте себе, что сходство заметят. Это очень опасно.

– Опасность – соль жизни. Я должен видеть вас на вашем посту и знать людей, с которыми вы вместе работаете. – Он поднялся, прошел через комнату и взял свою трубку. – Уж если я что-нибудь делаю, то делаю как следует.

Когда он набил свою трубку, он снова сел на место и оперся на стол, бессознательно подражая жесту Чилькота.

– Есть у вас спичка? – спросил он, протягивая ему руку.

Чилькот вынул спичечницу из кармана и зажег спичку. Когда их руки соприкоснулись, Чилькот вскрикнул от удивления:

– Чорт возьми! – сказал он. – Этого я не заметил. – Глаза его устремились с выражением досады на руку Лодера. Лодер увидел направление его взгляда и сказал с улыбкой:

– Да, этого мы не заметили. Я совсем забыл. Отвратительный шрам, не правда ли?

Он поднял руку к свету. На втором суставе третьего пальца на левой руке виднелся глубокий шрам – остаток раны, которая прежде, вероятно, доходила до кости.

Чилькот наклонился, рассматривая шрам.

– Откуда это у вас?

Лодер пожал плечами.

– Ах, это старая история!

– Но последствия на лицо теперь. Очень неудобная штука.

Предприимчивость Чилькота сильно упала от этой первой трудности.

Лодер продолжал смотреть на свою руку, не слушая своего двойника.

– Единственное средство, – сказал он, – это – чтобы каждый из нас носил два кольца на третьем пальце левой руки. Два кольца прикрывают шрам вполне.

Чилькот имел раздраженный и растерянный вид.

– Я терпеть не могу колец! – воскликнул он. – Я некогда не носил колец и не стану носить.

Лодер с улыбкой покачал головой.

– Странный вы человек! – сказал он. – Не боитесь, чтобы я подписывал чеки за вас, а ужасаетесь от мысли, что вам придется надеть кольцо.

Чилькот беспокойно задвигался на стуле.

– Все знают, что я терпеть не могу украшений.

– Все знают, что у вас много капризов. Словом, без колец нельзя обойтись.

– Вы, кажется, правы. Я согласен. – Это была его первая уступка, которую Лодер принял очень спокойно.

– Ну, а теперь – вопрос о вознаграждении, – с замешательством сказал Чилькот.

– О плате мне?

– Зачем вы это так называете!

– Но ведь вы об этом говорите? Так будем откровенны. Но, впрочем, об этом мы можем поговорить в другой раз, – прибавил он, видя, что Чилькот нервно шарит у себя в жилетном кармане.

Чилькот взглянул на него с облегчением.

– Да, мне действительно не по себе, – сказал он, – и я бы попросил у вас виски и соды.

Лодер принес воду, стакан, и пошел за виски. Чилькот тем временем вынул несколько лепешек и незаметно опустил их в стакан с водой. Он приготовил себе питье, не влив в него ни капли из принесенного Лодером графина виски. Лодер приготовил для себя стакан виски с минеральной водой, и чокнулся со своим гостем.

– Выпьем за успех Джона Чилькота! – сказал он.

Чилькот на минуту замедлил, потом поднял стакан.

– За здоровье Джона Чилькота! – сказал он.

VII.

Прошло около трех недель после первой встречи Чидькота и Лодера. Лодер опять сидел у своего письменного стола. Он подпер голову рукой, а другая рука придерживала бумагу, на которой он писал строчку за строчкой. Когда страница была исписана до конца, он поднялся, подошел к столу и сравнил свое писание с открытым письмом, лежавшим на столе. Сравнение его, видимо, удовлетворило. Он выпрямился и посмотрел на лист довольным взглядом.

Он был так погружен в свои мысли, что не заметил, когда на лестнице раздались шаги; он поднял глаза, когда открылась дверь, и тогда только бегло оглянулся.

– Вы? – спросил он.

Чилькот закрыл дверь и быстрыми шагами прошел через комнату. У него был больной и разбитый вид. Подойдя к Лодеру, он нервно протянул руку и коснулся его руки. Лодер поднял глаза.

– Случилось что-нибудь? – спросил он.

Чилькот пытался улыбнуться.

– Да, случилось нечто, – сказал он. – Началось!

Лодер освободил свою руку.

– Что началось: конец света?

– Мой конец! – Он задыхался, произнося эти слова.

Лодер все еще смотрел на него, ничего но понимая, или, может быть, не желая понять.

Чилькот кашлянул и схватил его за рукав.

– Разве вы не видите? – спросил он. – Разве не заметно?

– Нет.

Чилькот провел платком по лбу.

– Пришел конец, – сказал он. – Вы меня не понимаете? Вы мне нужны. – Он отошел в сторону и опять подошел к нему с выражением надежды. – Вы удивлены, – сказал он. – Но это не моя вина. Честное слово – не моя. На меня вдруг находит…

Он остановился и опустился, обессилев, в кресло. Лодер стоял с минуту выпрямившись и совершенно неподвижно; потом он почти с отвращением посмотрел на жалкую фигуру Чилькота.

– Вы желаете, чтобы я занял ваше место сегодня же вечером, без всякого подготовления? – Голос его звучал решительно и твердо.

– Да, я этого желаю.

– Для того, чтобы вы могли проводить ночь в опьянении морфием… эту ночь и много других?

Чилькот взглянул на него; лицо у него было расстроенное.

– Вы не имеете никакого права читать мне нотации. Вы согласились на сделку.

Лодер вскипел.

– Позвольте… – начал он, но лицо его и голос сейчас же изменились. – Вы совершенно правы, – сказал он холодно. – У вас не будет больше основания жаловаться.

Чилькот беспокойно задвигался на стуле.

– Я ничуть не хотел вас обидеть, – сказал он. – Это только следствие…

– Ваших расстроенных нервов? Я знаю. Перейдемте к делу. Что ж я должен делать?

Чилькот взволнованно выпрямился.

– Да, перейдемте к делу. Вам, конечно, неприятно, что я так неожиданно обращаюсь к вам. Но вы имеете дело с человеком, который не может положиться на самого себя. – Я провел ужасный день, истинно ужасный. – Лицо его еще сильнее побледнело. При свете зеленого абажура оно казалось серым. Лодер невольно отвел глаза.

Чилькот глядел на него в то время, как он перешел к письменному столу и стал машинально собирать бумаги.

– Ужасный день! – повторял он. – Такой, что я не решаюсь ждать еще одну ночь. Читали вы де-Квинси? – спросил он изменившимся голосом.

– Читал.

– Прочтите его еще раз, и вы поймете. Я переживаю все ужасы, которые он описывает, все до одного. – Он дико и уродливо засмеялся.

Лодер повернулся к нему.

– Да что же, черт возьми!.. – Он остановился. Что-то в расстроенных чертах Чилькота заставило его замолчать. Странное сознание какой-то предопределенности удержало его от дальнейших возражений.

– Что же я должен делать? – спросил он сдержанно.

При этих словах Чилькот успокоился и улыбнулся.

– Вы правы, напоминая мне об этом, – сказал он. – Нам нечего терять времени. Теперь уж около часа. Он вынул часы, подошел к окну и заглянул на тенистый сквэр внизу.

– Как вы тут тихо и покойно живете! – сказал он.

Потом у него вдруг мелькнула новая мысль, и он поспешил обратно на средину комнаты.

– Лодер, – торопливо сказал он, – Лодер, у меня новая мысль. В то время, как вы будете мною, почему бы мне не быть Джоном Лодером, вместо безличного существа, как мы раньше предполагали. Это будет великолепно. Я прямо удивлен, что эта мысль не пришла нам раньше в голову.

Лодер все еще стоял у своего письменного стола.

– Я уже об этом думал, – ответил он, не поднимая глаз.

– Почему же вы мне не предложили этого?

Наступила минута молчания. Чилькот покраснел.

– Вы, очевидно, очень дорожите своей репутацией? – сказал он.

– Меня никто не знает, и мне нечем дорожить.

Чилькот засмеялся неприятным смехом.

– Значит, вы не так далеко зашли в моей философии, как я думал. Вы, очевидно, дорожите своим собственным мнением о себе.

Лодер опять несколько помолчал.

– Вы иногда очень проницательны, – сказал он. – Я, кажется, действительно обладал какой-то ложной гордостью, которая заставляла меня дорожить чистотой моего имени. Но такие чувства вышли из моды, и нужно плыть по течению. – Он засмеялся коротким смехом, потом прошел через комнату и стал подле своего гостя. – Как бы то ни было, – сказал он, – гордость мне не в лицу – ни настоящая, ни ложная. Возьмите мой образ, используйте его как хотите. Когда сожжены все укрепления, тогда одна единственная баррикада не может спасти город. – При этих словах он положил руку на плечо Чилькота. – А теперь – пойдем. Я жду ваших приказаний. Я сдаюсь.

* * *

Через час оба они вышли из спальни Лодера, где были сделаны последние окончательные приготовления. Лодер появился в безупречном фраке; волосы его были тщательно причесаны и платье отлично сидело на нем. На взгляд даже самого зоркого наблюдателя это был тот же человек, который незадолго перед тем поднялся по лестнице и вошел в кабинет. Вместе с платьем Чилькота Лодер перенял его манеру ходить и держать голову. Он быстро вошел и подошел к письменному столу.

– У меня нет никаких бумаг, касающихся лично меня, – сказал оз, – и мне нечего запирать. Все может остаться попрежнему. По утрам приходит женщина, по имени Робинс, убирать комнату и зажигать огонь в камине. О всем остальном вы должны заботиться сами. Никто не нарушит ваш покой. Тишина и спокойствие – спокойствие, подобное смерти – единственное, на что вы можете рассчитывать вполне.

Чилькот все еще стоял нерешительно у порога и пробовал улыбаться. Из них двоих он, по-видимому, был наиболее смущенный. В дешевом, потертом платье Лодера он почувствовал себя вне всякого соотношения с обществом, со всем, что до сих пор прикрывало его слабость и давало ему возможность жить в приятных условиях. Он теперь мучительно сознавал себя, свое «я», но не был в состоянии выразить словами свои чувства или мысли. Он поглядел на камин, на стол и, наконец, на стул, на который он, при входе, небрежно положил свое пальто. При виде пальто глаза его сверкнули.

– Боже! – воскликнул он:– я ведь чуть совсем не забыл…