Зыковы

Xеверн. А! Это – необходимость. Нужно уметь считать, хотя бы для того, чтоб в пятьдесят лет не жениться на двадцатилетней девушке. Это никогда не составит семьи и может очень вредить делу.

Софья (холодно). Вы думаете?

Xеверн. О, я уверен! Поздние браки в России всегда неудачное дело. Когда человек торопится домой – дело теряет. От этой торопливости могут пострадать интересы третьих лиц.

Софья. Мои, например…

Xеверн. И ваши. А также – мои…

(Вышел Михаил, молча поздоровался с Хеверном, налил стакан вина, сел на верхней ступени, рассматривает вино на свет. Хеверн смотрит на него сверху вниз, Софья курит и следит за ним.)

Хеверн. Утром ловили окуней, Миша?

Михаил. Ловил.

Хеверн. И – что же?

Михаил. Поймал.

Хеверн. Много?

Михаил. Одного.

Хеверн. Большой?

Михаил. Около фунта…

Хеверн. Очень плохо! Ничто не берёт так много время, как ловля рыб. (Софье.) Вчера я разговаривал с вашим предводителем дворян – это очень странное лицо!

Софья. Да? Почему же?

Хеверн. Очень! Бывал в Европе, интересуется искусством, посетил музеи – и ни однажды не был в рейхстаге! Он не понимает, что социализм явление историческое, и смеётся над тем, что нужно изучать. Один голый инстинкт собственника-индивидуалиста не может победить социализм, – чтоб успешно бороться, нужно знать врага, – так!

Софья (задумчиво). Я – тоже не интересуюсь социализмом.

Хеверн. О, для женщины это необязательно! Да, странный человек предводитель… Он так… с яростью говорил о честных заслугах дворян перед Россией – очень красиво! Но, если ему предложить две с половиной тысячи рублей, – он без усилия покривит себе душу…

Софья (смеясь). Почему именно две с половиной?

Хеверн. Так, для примера…

Софья. Вы предлагали?

Хеверн (строго). Н-но, зачем! (Михаилу.) Вы живёте дружелюбно с Павлой Николаевной, да?

Михаил. Она очень хороший человек – честный и добрый…

Xеверн. Да? Это приятно. Но – многие русские, мне кажется, добры только по слабости характера?

Михаил. Не знаю… Вам – виднее.

(Из сада идут Антипа, Павла, порознь, оба притихшие. Все молчат, видя их.)

Антипа (ворчливо, угрюмо). Когда сердце не горит, а тлеет только – это, брат, ещё не жизнь… Ты погоди рассуждать…

Павла (устало). То вы говорите, что я глупая, то – не рассуждай…

Антипа (с досадой). Эх, да ты пойми – о разном говорю!.. (Увидал сына, выпрямился, строго спрашивает.) Ведомость готова?

Михаил. Нет ещё.

Антипа. Отчего? Ведь я сказал…

Михаил. Счета Чернораменской дачи не доставили мне…

Антипа. Как не доставили? Врёшь!

Софья. Счета у меня, не кричи! Их нужно проверить…

Антипа (входя на террасу). Ну, ты всегда заступаешься… где не надо! Проверить… что ж он сам – не может?

(Софья что-то строго шепчет ему, он мычит.)

Xеверн (Павле). Как поживаете?

Павла. Благодарю вас, хорошо…

Xеверн. Я очень рад.

Павла. Это вы – серьёзно?

Xеверн. Что именно?

Павла. Вас серьёзно радует, когда людям хорошо?

Xеверн (удивлён). О, конечно! Как же иначе? Несомненно. Когда всем хорошо вокруг меня – я выигрываю…

Павла. Как это просто и верно…

Xеверн. О, я очень люблю всё простое, оно именно – верно!

Антипа (Хеверну). Идём план-то смотреть…

Хеверн. Пожалуйста…

Антипа. Иди-ка ты с нами, Михаил! Софья, купили мы лес-то у предводителя – знаешь?

Софья. Нет, не знаю…

Антипа (Хеверну). Ты что ж, не сказал компаньонке-то?

Xеверн (хмурясь). Я был уверен…

Софья (брату). Сколько?

Антипа. Двадцать три…

Софья. Ты не хотел давать больше восемнадцати?

Антипа. Не хотел, а пришлось дать.

Софья. Почему же?

Антипа. Конкурент явился новый. После расскажу. Идёмте… Михаило – иди!

(Уходят. Хеверн идёт сзади. Софья, задумчиво покуривая, наблюдает за ним. Павла, прислонясь к перилам, стоит, опустя голову.)

Софья. Ты что грустишь?

Павла. Устала.

Софья. О чём беседовали?

Павла. Да… всё о том же… Он всё говорит, как любит меня… Я же знаю ведь это! А он – всё говорит, говорит…

Софья. Поди ко мне. Эх ты… птица!

Павла. Нет, право, ну – люблю, люблю… нельзя же всё об этом только!

Софья (грустно). Дитя моё, это очень худо, если нельзя говорить только об этом…

Павла. Да и все мужчины… Как он странно смотрит на тебя!

Софья. Кто?

Павла. Густав Егорович.

Софья. А! Он на всё так же смотрит. Хозяин.

Павла. Нравится он тебе?

Софья. Ничего, мужчина крепкий. С ним хорошо по железным дорогам ездить – нигде не опоздаешь…

Павла. Не понимаю. Это ты шутишь?

Софья. Многого ты, дружок, не понимаешь…

Павла (грустно). Да. Всё не так, как я думала…

Софья. Скажи ты мне – зачем ты вышла замуж за брата?

Павла. Я думала – иначе будет. Видишь ли – я очень боюсь всего… Всё чего-то жду… До двенадцати лет – отец пугал, потом – пять лет – в монастыре. Там тоже все в страхе живут; сначала боялись, что ограбят, – и тревожный год казаки стояли у нас и каждую ночь свистели все. Пьяные, песни поют. Монахинь – не уважали, и всё было нехорошо как-то. Все грешат против устава, злые все и друг друга боятся. Бога – тоже боятся, а не любят. Я и подумала: нужно мне встать под сильную руку – не проживу я одна как хочется…

Софья (задумчиво). Ты думала – Антипа сильный?

Павла. Он сам сказал. Мише – ничего не нужно, он чужой всем. А прежде сватались всё какие-то жадные…

Софья (лаская её). А я подумала о тебе плохо, Павля… Сначала, помнишь?

Павла. Да. Нет, я плохого не люблю, я боюсь его. Ты очень строго, бывало, смотрела на меня, и я от этого плакала в уголках… Хотелось подойти к тебе, сказать: я – не плохая, не жадная, – а смелости не хватило…

Софья. Ах, девочка, девочка, господь с тобою… Трудно тебе будет…

Павла. Мне уж стало трудно! Тут – Шохин ходит. Убил человека и ничего, ходит!

Софья. Ты его оставь, не бойся! Он – не злодей, а несчастный…

Павла. А я думала пожить тихо, чтобы все вокруг были добрые, улыбались бы и верили, что ты никому зла не хочешь…

Софья. В это – не поверят, нет…

Павла. Отчего же, отчего?

Софья (встала, ходит). Не поверят… Ты очень хорошо сказала: чтобы все улыбались…

Павла. Как перед праздником: уже всё сделано, убрались, устали и с тихой радостью ждут светлого дня.

Софья. До праздника – далеко, дружок! И сделано для праздника мало…

Павла. Ах, господи! Тётя Соня – научи меня!

Софья. Чему?

Павла. Как лучше жить с людьми…

Софья. Сама не знаю… не знаю! Жизнь проходит в пустяках, в тумане…

Павла. Чего тебе хочется?

Софья. Мне? (Остановилась, говорит негромко, с большой силой.) Мне хочется нагрешить, набуянить, нарушить все законы, всё спутать, а потом, как взойдешь высоко над людьми, – броситься под ноги им: милые люди, родные мои люди! не владыка я вам, а низкая грешница, ниже всех, и – нет вам владык, и не нужно нам владык…

Павла (испуганно, тихо). Зачем это? Что ты?

Софья. Чтобы освободить людей от страха друг пред другом… Некого бояться! А все – напуганы, подавлены, живут в страхе – ты сама видишь это! Никто не смеет сказать до конца своё слово…

(Антипа стоит в дверях, прислушиваясь.)

Павла. Это… я не понимаю! Ведь так – погубишь себя?..

Софья. Людей ради – бог погиб, говорил отец Шохина.

Антипа. О чём толкуете?

Павла. Ой!

Антипа (подходя к ней, обиженно). Чего же испугалась? Не виновата – не бойся. Про что говорили?..

Павла. Так – разное…

Антипа (сестре, грубовато). Говорить надо меньше…

(Софья ходит, не глядя на него, скрывая волнение.)

Павла (ласково). Кричать меньше надо… вы вот всё кричите, это не нужно…

Антипа (мягко). Я – не со зла, а… просто такой голос грубый. Надо бы чайку попить, а, хозяйка? Поди-ка, снаряди… Здесь накрыть вели. И – закуску… Иди, милая! (Павла уходит; проводив её глазами, он говорит сестре обиженным тоном.) Портишь ты мне её… (Софья молча прошла мимо. Он повторяет настойчиво.) Портишь ты мне жену-то, говорю!

Софья (вдруг, резко). Молчи!

Антипа (отшатнулся). Постой… что ты?

Софья. Ну – хорошо тебе – спокойно, сладко – с молодой?

Антипа (опускается в кресло, тихо). Она – жаловалась?

Софья (успокаиваясь). Нет. Поверь мне – нет! Извини меня, я дурно настроена… тяжело на душе у меня… извини!

Антипа (тихо). Испугался я. Господи помилуй! Я, брат, так люблю её… сказать не могу!

Софья (снова ходит). Счастья это не дает ни тебе, ни ей…

Антипа. Ну… ты погоди ещё! (Молчание.) Соня?

Софья. Что?

Антипа. А… как она с Михаилом – ничего?

Софья (останавливаясь пред ним). Ты это брось – слышишь? Не внушай этой мысли ни себе, ни кому! Хеверн где?

Антипа (махая рукой). Там… в планы залез. Ну его… надоел!

Софья. Ты для него становишься слишком выгодным компаньоном…

Антипа (настораживаясь). Как это?

Софья. Так. Не разевай рта.

Антипа (ухмыляясь). Во-он что! А я думал, у тебя с ним…

Софья. Не о том думаешь…

Антипа (вздохнув). Трудно тебя понять, Соня!

Софья. При Павле на Мишу орать не надо – понимаешь?

Антипа. Ну, ну… Досаден парень… беда как! Что живёт, чего ради?

Софья. О себе подумай…

Антипа (задумчиво). Павлу я не обижу…

Софья. Над матерью её не смейся…

Антипа. Не люблю бабу эту…

Софья (прислоняясь к перилам). Устала…

Антипа (вскочил, подходит к ней). Что ты? Воды дать?..

Софья (прислоняясь к нему). Нехорошо…

Антипа. Отчего? Ах ты, господи!.. Соня – в чём дело-то?

Софья. Подожди… О, боже мой…

Антипа (обнял её). Эх ты, головушка! Пойдём, ляг, отдохни…

(Уводит её. Из сада выходит Тараканов; на террасе – Михаил, остановился у стола, наливает вина, пьёт.)

Тараканов. Уехал немец-то?

Михаил. Он – швед. Или – грек.

Тараканов. Это всё равно – чужой. Уехал?

Михаил. Останется ужинать…

Тараканов. Гм… Удивительно!

Михаил. Что?

Тараканов. Неужто никто не слышит, что от него жуликом пахнет?

Михаил. Ну-у… У вас все жулики!

Тараканов. Не все, а – девять, десятый – дурак., Где Софья Ивановна? Она всё видит…

Михаил. Не знаю я… не знаю! (Садится на ступени, закуривает. Тараканов, жестикулируя, что-то бормочет, уходит. Из дома выходит Павла, улыбаясь, останавливается сзади Михаила и концом шарфа щекочет ему шею.)

Михаил (не оборачиваясь, грубовато). Смотрите, отец увидит – шум будет…

Павла (с гримасой). Уж и пошутить нельзя… Я молодая, мне скучно…

Михаил. Всем скучно…

Павла. Есть же где-нибудь весёлая жизнь!

Михаил. Поищите…

Павла. Пойдёмте в сад…

Михаил. Мне – в контору нужно. Докурю и пойду зарабатывать хлеб мой, в поте лица…

Павла (сходя по ступеням). Ну, я одна… Вот пойду так и буду идти неделю, месяц – прощайте!.. Вам будет жалко меня?

Михаил. Мне давно вас жалко…

Павла. Это – неправда… Не верю я… (Идёт. Обернулась, грозит ему пальцем.) Неправда!

(Михаил угрюмо смотрит вслед ей, гасит папиросу, встаёт, сзади его – отец.)

Антипа. Куда?

Михаил. В контору…

Антипа. Про какую это неправду говорила она?..

Михаил. Не знаю… не понял я…

Антипа. Не понял? (Смотрит на сына хмуро, видимо, хочет что-то сказать – отмахнулся от него.) Иди! (Опустив голову, медленно идёт за Павлой, из-за угла выглядывает Анна Марковна, грозит ему кулаком.)

Занавес

Действие третье

Просторный кабинет, большой письменный стол, направо – камин, налево – две двери: одна маленькая – в спальню Софьи, другая – во внутренние комнаты. В задней стене два окна и дверь на террасу. Софья с бумагами в руках стоит у стола; Муратов, собравшийся уходить, бьёт себя по ноге измятой шляпой. Осенний серый день смотрит в окна, за стёклами качаются голые сучья.

Софья (задумчиво). Ещё один вопрос…

Муратов (наклоняя голову). Хоть десять!

Софья. Скажите мне, просто и прямо, что побудило вас собрать эти бумаги?

Муратов. Моё чувство…

Софья. Оставим чувства в покое…

Муратов. Ну – что же я скажу тогда? (Пожал плечами, усмехается.) Уж очень вы строги со мною – терпенья нет! Я даже и не назвал – какое чувство…

Софья. Ревность, что ли?

Муратов. Представьте – нет!

Софья. Желание причинить мне неприятность, да?

Муратов. Тоже – нет. Боюсь, что не сумею объяснить вам так, чтоб это не рассердило вас и чтоб вы поняли. (Подумав.) Не поймёте, наверное; я сам плохо понимаю, в чём тут дело…

Софья. А всё-таки?

Муратов (вздохнув). Есть между нами некий спор, – есть, как вы думаете? (Она молча кивает головою, присматриваясь к нему.) Ну так вот эти бумаги – доказательство, что прав – я, а вы ошибаетесь.

Софья (вздохнув). Уклончиво.

Муратов. Позвольте откланяться…

Софья (оглядывая его). Прощайте. Отчего вы так легко одеты? Ветер, может пойти дождь…

Муратов (тихонько смеётся). О, не беспокойтесь!

Софья. Почему вы смеётесь?

Муратов. Есть причина… есть, уважаемая женщина! Я – ушёл.

Софья. Извините – не провожаю. Вы зайдёте в контору? Пожалуйста, пошлите ко мне Тараканова…

(Бросив бумаги на стол, вытирает руки платком, потом крепко прижала пальцы ко глазам. В дверь из сада входит Антипа, нездоровый, встрёпанный, в толстом пиджаке, без жилета, ворот рубахи расстегнут, на ногах валяные туфли.)

Софья (вспыльчиво). Надо спрашивать – можно ли войти!

Антипа (равнодушно). Ну, вот ещё… новости!.. Что я – чужой, что ли?

Софья. Что тебе нужно?

Антипа. Ничего. (Осматривает комнату.)

Софья (присматриваясь к нему, мягче). Ты что шляешься растрёпой таким?

Антипа (садясь в кресло у камина). Умру – нарядишь.

Софья. Н-но, здравствуйте!

Антипа. Не люблю я старых этих барских домов. Не дома – гроба! И запах даже особый, свой. Напрасно я к тебе переехал. Чужой стал я всему…

Софья. Перестань, пожалуйста… Не время мне слушать этот вздор. (Входит Тараканов, она протягивает ему толстую папку со стола.) Матвей Ильич, отберите, пожалуйста, все счета и документы по Чернораменской даче и по Усеку. Здесь и сейчас… (Садится к столу, пишет. Тараканов пристроился за столиком у камина, надел очки; Антипа смотрит на него, улыбаясь.)

Антипа. Что в газетах пишут?

Тараканов (мрачно). Китай ополчается…

Антипа. Противу кого?

Тараканов. Против нас. По наущению немца.

Антипа. Не любишь ты немцев!

Тараканов. Нисколько не люблю.

Антипа. За что?

Тараканов. Они нас умнее.

Антипа. Умных надо уважать.

Тараканов. Я уважаю. Только не люблю.

Антипа. Чудак ты, брат…

Тараканов. У нас все, кто поумнее, чудаки…

Антипа. Это, пожалуй, верно! (Подумав.) Хоша – ты вот и не больно умён, а тоже чудак.

Тараканов. Это неверно.

Антипа. Сказывай! А зачем мундир снял, службу бросил?

Тараканов. Объяснял я это.

Антипа. Объяснял, да не объяснил.

Тараканов. Отойди, сказано, ото зла и сотворишь благо…

Антипа (ударив ладонью по ручке кресла). Дудки! Ничего не сотворишь, отойдя ото зла, ничего, таракан! Нет, ты иди в самое во зло, в сердце ему бей, вали его наземь, топчи, уничтожь, а не поддавайся ему, не давай одолеть тебя – вот как надо! Верно говорю, Софья?

Софья. Верно. Не мешай мне…

Тараканов. Это – просто один крик, слова, барабанная дробь. Погоди, навалится на тебя злое – сам побежишь прочь…

Антипа. Я? Нет, я не из таких. Я, брат, знаю: жизнь наша кулачный бой! Я – не убегу.

Тараканов. Поглядим.

Стёпка (из двери налево). Антип Иванович, мужики пришли.

Антипа. Какие?

Стёпка. Каменские…

Антипа. Вот я им задам, прохвостам!

Софья. Подожди, они не виноваты! Я знаю – это Хеверн приказал им…

Антипа. Ну? Верно?

Софья. Верно, верно…

Антипа (уходя). Бестолковая немчура…

Тараканов. Потолковее нас…

Стёпка. Софья Ивановна, дай мне книжку…

Софья. Спроси у Миши.

Стёпка. Он меня прогнал. Он молодой хозяйке в ухо поёт…

Софья. Это что такое?

Стёпка. Сидят на диване рядышком, а он ей песню поёт.

Софья. Ну – иди, иди! И не болтай пустяков.

Стёпка. Я – только тебе!

(Ушла.)

Тараканов (ворчит). Молодая хозяйка… Какая она хозяйка?

Софья. Вы давно знаете Муратова?

Тараканов. Я? Лет десять.

Софья. А как вы о нём думаете?

Тараканов (глядя на неё через очки). Раньше – давно – думал хорошо. Затевал он тут весьма много полезного по своей части, по лесной, новые насаждения и всё такое. Хворост крестьянам давал, много очистил леса, осушил. Потом – вдруг, словно ударился обо что, – ослеп и озлился. Теперь очень неприятное лицо. Люди у нас – соломенные; вспыхнет, сгорит, дыму – не мало, а – ни света, ни тепла.

Софья (внимательно слушает, облокотясь на стол). А что в нём неприятно вам?

Тараканов. Мне? Да то же, что и всем… не любит он никого, злит всех, ссорит… Сплетник… ну, и по женской части нечистоплотен… А – умный ведь…

Павла (входит). Можно к тебе?

Софья. Конечно!

Павла. Холодно везде…

Софья. Вели затопить камин.

Тараканов (подавая пачку бумаг). Извольте-ка… Могу идти?

Софья. Благодарю вас. Пошлите, по дороге, Стёпу. И – Мишу…

Павла. Почему ты такая нарядная?

Софья. Гостя жду.

Павла. А Миша опять стихи сочинил.

Софья. Хорошо?

Павла. Да. Про сосны.

Софья. Он выпивши?

Павла (вздохнув). С утра.

Целованьева (в двери). Конечно – мальчик должен пить мёртвую.

Софья. Почему же должен?

Целованьева. А – обидели!

Софья. Мало ли обиженных!

Целованьева. Все и пьют. А вы думаете – отчего пьют? И отец твой от обиды пил: он был умный, а никто за ним этого не признавал. Он и стал ум свой озорством доказывать, вот – как лесничий! Его, конечно, судить, а он того пуще озорует. Много ли человеку надо? Душа человечья детская, душа недотрога… Зачем, бишь, я пришла? Да, Софья Ивановна, вы Стёпке жёлтую ленту подарили?

Софья. Подарила, а что?

Целованьева. Ну, тогда – ничего. А то она запутала в мочало своё ленту и пялится на кухне перед зеркалом…

Павла. Бросьте это, мамочка!

Целованьева. Да мне что? Своё добро береги, а чужое вдвое…

(Степка входит.)

Целованьева. Вот она, красавица…

Стёпка. Звали меня?

Целованьева (уходя). Конечно, звали. Какая без тебя жизнь!

Софья. Затопи камин, Стёпа…

Стёпка (убегая). Ух, не любит меня бабушка… страсть сердитая!..

Софья. Славная девчоночка…

Павла. Одна она в доме весёлая. Только дерзкая очень.

Софья (подходя к ней). Скажи-ка ты Антипе, чтоб он тебя в Москву свозил…

Павла. Зачем?

Софья. Посмотришь, как живёт столичный город.

Павла (равнодушно). Хорошо, я скажу.

Софья (положив руку на голову ей). Тебе этого не хочется?

(Из внутренних комнат вошёл Михаил, посмотрел на них и опустился тихо в кресло. Почти не видный за портьерой, сидит и дремлет.)

Павла. Ехать? Нет. Мне – уснуть хочется на год, на три… а проснусь – и чтобы всё было другое…

Софья. Это – ребячество, Павла! Надо учиться самой строить свою жизнь. Нельзя ждать, что другие сделают необходимое тебе.

Павла. Не сердись на меня, пожалуйста!

Софья. Ты – молодой человек, сердце у тебя доброе, людей тебе жалко, – да?