«Сирано Де-Бержерак»

Горький Максим

«Сирано Де-Бержерак»

Героическая комедия Эдмона Ростана

Герой комедии Ростана – один из тех немногих, но всегда глубоко несчастных людей, на долю которых выпадает высокая честь быть лучше и умнее своих современников. Чем выше над толпой поднимается голова такого человека, тем больше ударов падает на эту голову.

Эркюль Сирано де-Бержерак, бедный дворянин из Беарна, родины Генриха IV, был «комическим автором» – звание, которое носил и Мольер, современник Сирано, много позаимствовавший у него для своих бессмертных комедий. В то время – в первой половине семнадцатого века – не много было таких людей, как Сирано, его друг Теофраст Ренадо, человек, издававший первую в свете газету, Баро, автор бесчисленного количества пьес, осмеивавших придворные нравы, посаженный в Бастилию кардиналом Ришелье за смелую шутку над «Магометом», трагедией его преосвященства. Все эти люди были смелыми людьми – у них в крови было стремление к самостоятельности, к независимости, – это стремление дорого стоило в то время. Каждый вельможа-феодал имел в своей свите «поэта», и этот «поэт» был, разумеется, скоморохом для придворной знати, был их забавой – он был такой же модой, какой у нас во времена Екатерины были арапы и разные уродцы… Он должен был сочинять стихи на все случаи в жизни вельможи, воспевать его любовниц, лошадей, друзей, его собак; он питался остатками от стола; иногда ему платили деньгами, иногда пощёчинами. Знать хвасталась талантами своих поэтов, как хвасталась красой своих коней и собак.

Сирано де-Бержерак, остроумный и блестящий стихотворец, отчаянный бретёр и забияка, едкий насмешник, – не мог занять место придворного поэта и жил впроголодь, но независимый; оборванный, но свободный. Многие из вельмож желали бы иметь его украшением своей свиты, но он гордо отказывался от их предложений.

Во втором акте комедии Ростана Бержерак, в ответ на убеждения своего товарища Ле-Брэ поступить на службу графа де-Гиш, отвечает:

Но что же делать мне, скажи, мой бедный друг?Иль подражать тому, что вижу я вокруг,Забыть об истине, звучащей благородно,Не смелым быть орлом, но низким червякомИ пробираться хитростью, ползкомТам, где хотел бы вверх лететь свободно?О, нет! Благодарю!Дрожать и спину гнуть,Избрав хоть низменный, зато удобный путь,Забыв о гордости и об искусстве чистом,С почтеньем посвящать поэмы финансистам?О, нет! Благодарю!От избранных особГлотать с покорностью тьму самых глупых бредней,Простаивать часы в какой-нибудь передней?О, нет! Благодарю!…В салоне у маркиз, прикинувшись буффоном,Ловить усмешечки с восторженным поклономИ услаждать капризный слухГлухих, но чопорных старухИ дам, изломанных и чинных,Читая им стихи в раздушенных гостиных?…Бояться пропустить какой-нибудь визит,Обдумывать слова, значенье позы, жестаИ, наконец, зажить, как пошлый паразит,Добившись тёпленького места?О, нет, благодарю! О, нет, благодарю!Пусть лучше беден я, пускай я буду нищимДовольствуюсь своим убогим я жилищем,В нём я не уступлю, поверь, и королю,В нём я дышу, живу, пишу, творю, люблю!..Да! Я существовать хочу вполне свободно,Смеяться, как хочу, смотреть, как мне угодно,И громко говорить, и песнею моейСмущать врагов своих и радовать друзей!Не думать никогда о деньгах, о карьере,А, повинуясь дорогой химере,Лететь хоть на луну, все исполнять мечты,Дышать всем воздухом, гордиться всей свободой,Жить жизнию одной с волшебницей-природой,Возделывать с в о й сад, любить с в о и цветы!А если, может быть, минует час суровый,И муза с нежностью вручит венок лавровый,Благодаря судьбе, благодаря ль уму,Победу, наконец, восторжествует генийВсей дивной радости, всей славы упоений,Всего – ты слышишь ли? – добиться одному!

Ле-Брэ.

Добиться одному? Да, это всё прекрасно…Но только против всех бороться все ж напрасно!Зачем себе врагов повсюду наживать?Какая странная мания!

Этот добряк Ле-Брэ не понимает счастья иметь врагов, ему недоступно наслаждение быть ненавидимым, он не знает, что кого многие не любят – тот много стоит… Сирано прекрасно знает всё это.

А что же?

– говорит он Ле-Брэ,

Всех, как вы, друзьями называтьИ, профанируя те чувства дорогие,Считать десятками излюбленных друзей?Нет! Эти нежности не по душе моей.Не выношу я лжи, и мне сказать приятно:«Сегодня я нашел себе ещё врага!»…Я не хочу любви! Да, это мой порок!Не надо нежности! И буду одинок!Пускай вокруг меня шипит и вьётся злоба,Пусть ненависть меня преследует до гроба,Я буду этим горд!

Думать так даже в наши дни не принято. Опасно думать так. Встать одному против всех – кто это может? За эту дерзость в лучшем случае назовут дон-Кихотом и посмеются, но вероятнее – раздавят. Да, вырвут сердце и, бросив в грязь, растопчут ногами. Де-Гиш предупреждает Сирано:

Скажите – вы читали дон-Кихота?

Сирано.

Читал…

Де-Гиш.

И что ж вы скажете о нём?

Сирано.

Что шляпу снять меня берёт охотаПри имени его одном…

Де-Гиш.

Послушайтесь вы моего советаИ поразмыслите-ка вы…Насчёт тринадцатой главы.

Сирано.

Глава о мельницах…

Де-Гиш.

Глава полезна эта…Да, в битве с мельницей случается легко,Что крылья сильные забросят далеко:Того, кто с ней осмелится сражаться,Она отбросит в грязь!– А вдруг – за облака?!

– гордо восклицает Сирано.

Сирано де-Бержерак – это личность, та самая личность, которая, говорят, не имеет никакого значения в ходе истории, но которая, тем не менее, всегда может ускорить движение жизни, если захочет этого. Как ко дну корабля в солёных водах моря пристают различные морские паразиты и, нарастая на судне огромной массой, замедляют ход его среди волн, – так к нашей жизни присасываются многообразные предрассудки и, питаясь соками её, духом человека, – уродуют её, мешают ей идти свободно к истине и красоте. Борьба с этими чужеядными наростами на теле жизни, борьба с пошлостью и глупостью людей, со всем, что не честно, не красиво, не просто – вот борьба, которую всю жизнь вёл Сирано де-Бержерак, герой блестящей остроумием комедии Ростана.

Быть может, в жизни Бержерак был не таков, каким является в изображении умного французского писателя, – что нам до этого? В героической комедии мы имеем пред собой беззаветно смелого гасконца, язык которого остёр, как шпага, а шпага пряма и метка, как язык. Мы видим пред собою сумасброда, весельчака, который убивает пошлость и глупость, воплощённую в лице маркиза Вальвера, – убивает её, весело декламируя стихи. Сцена дуэли с Вальвером – одна из лучших сцен комедии. Вот она, эта «баллада о дуэли, которую имел поэт де-Бержерак с бездельником одним».

Сирано (делая то, что говорит в стихах).

Свой фетр бросая грациозно,На землю плащ спускаю я…Теперь же – появляйся грозно,О, шпага верная моя!Мои движенья ловки, пылки,Рука сильна, и верен глаз.Маркиз! Предупреждаю вас,Что попаду в конце посылки…

(Обмены ударами шпаг.)

Мне жаль вас! Где вам воевать?Зачем вы приняли мой вызов?Куда же вас пошпиговать,Прелестнейший из всех маркизов?Бедро? Иль крылышка кусок?Что подцепить на кончик вилки?Так решено – сюда вот – в бокЯ попаду в конце посылки!Вы отступаете? Вот так!Белее полотна вы стали?Мой друг! Какой же вы чудак!Ужель вы так боитесь стали?Куда девался прежний жар?Да вы грустней пустой бутылки!Я отражаю ваш ударИ попаду – в конце посылки!

(Торжественно заявляет.)

Посылка!Молитесь, принц! Конец вас ждёт…Ага! У вас дрожат все жилки?Раз… два… пресёк… три… финта…

(Ударяя, шпагой в бок маркиза.)

Вот!И я попал в конце посылки!

(Кланяется падающему Вальверу.)

Это красиво. Но, разумеется, мало вероятно, и, ей-богу, жаль, что невероятно. Ибо лучше сразу убить человека, читая стихи, чем медленно и долго увечить его под звуки моральных сентенций.

Этот сумасброд-гасконец любит людей, кто бы они ни были. Он вступается за пьяницу Гижи; он, дворянин, в товарищеских отношениях с трактирщиком-поэтом Рагно; он целует руку продавщицы за буфетом театра почтительно, как руку знатной дамы, и раскланивается с нею, как с герцогиней, благодаря её за пирожок, который она даёт ему, голодному. В XVII веке такое отношение к людям со стороны дворянина совершенно не обычно. Сорвав спектакль в театре и выгнав со сцены актёра Монфлери, он вознаграждает его товарищей, бросив им весь свой кошелёк, и сам остаётся без копейки.

Ле – Брэ (говорит ему).

Ты будешь голодать!

Сирано (просто отвечает).

Что ж? Надо всё изведать!Я должен знать – как тем,кто никогда не ест,живётся на земле…

Но при духовной красоте Сирано де-Бержерак – урод. Он любит и страдает, ибо для него не тайна, что он – урод. На его смелом лице вырос огромный, нелепый нос. Де-Бержерак знает, что женщина, которую он любит, не отдаст ему своего сердца. Вот как он жалуется другу Ле-Брэ на свой нос. Ле-Брэ говорит ему:

Иди и вот с таким же жаромЕй про любовь свою открой.Сегодня на её глазах недаромТы вёл себя, как истинный герой.

Сирано.

Ах, не смотри на всё сквозь розовую призму,Поверь, что этот нос вредит и героизму…Да, друг мой… иногда случается со мной,Что в сад какой-нибудь я забреду весной…Всё тихо… В небе звёзд сверкает рой алмазный,И этот бедный нос, огромный, безобразный,Вдыхает с жадностью апреля аромат…И странные мечты вдруг у меня забродят…Я вижу – парочки, обнявшись нежно, ходятИ, залиты луной, о чём-то говорятИ упиваются сиренью…Тогда я думаю: ужели и ко мнеНе суждено слететь такому упоенью?В мечтах забудусь я… И вдруг… гигантской теньюНесчастный профиль мой я вижу на стене…Прощай, иллюзия! Я счастлив был – во сне!

И на этой канве – на страданиях красивой, благородной и пылкой души, заключённой в уродливую внешность, на страданиях благородного среди пошлости – Ростан написал свою прекрасную, весёлую и трогательную комедию, колоритную, остроумную вещь. Излагать её содержание последовательно я не стану: в ней фабула – не главное, главное в ней – её герой, сумасброд-гасконец.

Вся пьеса наредкость красива и остроумна. Как она переведена – это видно по приведённым обильным выдержкам. И я не откажу себе в удовольствии привести ещё одну, большую, сплошь сотканную из острот и ярко рисующую как характер героя, так и талант автора.

Маркиз Вальвер хочет сострить над носом Сирано. Он делает это так: фатовато подбоченясь, подходит к гасконцу и говорит ему:

Послушайте… ваш нос… ваш нос… ваш нос… велик ужасно.

Сирано (спокойно).

Да, ужасно.

Вальвер не находит ни слова ещё и преглупо смеётся.

Сирано.

Как видите, я это перенёс.Что ж дальше? Ничего? Напрасно.Я откровенно вам скажу,Вы… были не красноречивы…Нет, не шутя, я нахожу,Что лучше пошутить могли вы.Всё время изменяя тон,Могли не пощадить вы носа,Могли сейчас со всех сторонКоснуться этого вопроса.Так, например, – задорный тон:– О, если б нос такой мне дан был провиденьем,То ампутации подвергся б тотчас он..Тон дружеский и с лёгким сожаленьем:– Наверно, вам мешает пить ваш носИ наполняет чашку вашу,Хотите, закажу я вам большую чашу?Тон описательный:– Да это пик! Утёс!Мыс? Что я – не мыс, а полуостров целый!Тон любопытный и несмелый:– Позвольте вас спросить, что это за предмет?Чернильница или футляр для ножниц?…Тон щёголя: – Ага! Всегда поклонник моды,Я вижу, изобрёл ты вешалку для шляп…Удобно, слова нет, и класть не надо в шкап!…А вот – наивный тон: – Прекрасный монумент!Когда для обозрения свободен он?Тон недоверчивый: – Оставьте ухищренья!К чему шутить со мной?Отлично знаю я, что нос ваш наклейной!А вот вам тон умильный:– Какою вывеской чудесною и стильнойДля парфюмера мог ваш нос служить!Почтительный: – Давно ль, позвольте вас спросить,Вы этой башнею владеете фамильной?Осыпав маркиза градом своих острот, Сирано заключает свой урок нахалу:Вот, сударь, что б могли вы мне наговорить,Когда б хоть каплею рассудка обладали,И то – едва ли:Вы не успели б рта раскрыть,Как замолчали б моментально.Сам над собой шутить я господин,Но, если вздумает другой шутить нахально,Я замолчать его заставлю в миг один!..

Знать себе цену в ту эпоху придворного раболепства – крупное достоинство для человека. Знать себе цену всегда хорошо бы для каждого из нас, уметь постоять за себя – необходимо нам, отчаянно необходимо во дни холопства, растления духовного, теперь, когда достоинство человека ценится, право же, не выше, чем ценилось оно тогда, во времена де-Бержерака и Мольера, – великого Мольера, который принужден был пресмыкаться пред пустоголовыми маркизами. В героической комедии Ростана есть много уроков зашиты своего «я». В центре этой пьесы стоит гордая фигура храбреца-поэта, – стоит и громко, звучно поёт:

Дорогу гвардейцам гасконским!Мы дети одной стороны,И нашим коронам баронским,И нашим мечам мы верны…Дорогу, дорогу гасконцам!Мы юга родного сыны,Мы все под полуденным солнцемИ с солнцем в крови рождены…

Это, знаете ли, страшно хорошо – быть рождённым с солнцем в крови! Если б нам, людям, кровь которых испорчена пессимистической мутью, отвратительными, отравляющими душу испарениями того болота, где мы киснем, – если б в нашу кровь хоть искру солнца!

Но будет. Сирано де-Бержерак давно умер. Мы, к сожалению, живём… то есть, вернее, мы всё рассуждаем, как нам жить. В этом вопросе – вся жизнь живущих сознательно… Бессознательно живущие – более счастливы в сравнении с нами…

Послушаем, как умирает гасконец Сирано, – это очень поучительно. Враги, которых он всегда желал и которых у него было так много, разбили ему голову бревном, не сумев проткнуть сердце шпагой. Это факт исторический. Он, Сирано, мечтал так:

…В румяный час закатаСражён рукою честного солдата,На поле битвы я хотел бы лечь,А не больному под домашним кровом,И, принимая в сердце острый меч,Ответить смерти острым словом.

Но его изувечили на улице Парижа в 1645 году, и вот как он, с разбитым черепом, в котором уже помутился мозг, встретил смерть. Ему кажется, что тёмные силы, среди которых он прожил жизнь, с которыми боролся, собрались и идут на него. Выхватывая меч из ножен, он кричит навстречу им:

Что говорите вы, сойдясь сюда толпою?Вас сотни? Тысячи? Стоите вы стеною!Ага! Я узнаю вас всех!Вы – старые враги! Ты – ложь!

(Рубит мечом воздух.)

Вы – предрассудки! Ты – подлость! – вот тебе!А! Змеи клеветы! Вот вам!Чтоб сдался я? Оставьте шутки!А, глупость, страшный враг! Вот, наконец, и ты!Я знаю, что меня сломает ваша сила,Я знаю, что меня ждёт страшная могила,Вы одолеете меня, я сознаюсь…Но все-таки я бьюсь… я бьюсь… я бьюсь!..И он рубит мечом, пока не падает на землю мёртвый.

«Ах, как это нереально! Ах, как неправдиво!» – воскликнут люди с кислой кровью в жилах.

Да, это неправдиво. Но это красиво, и умереть так лучше, чем умереть по принятому обыкновению, с пузырьком микстуры в руке вместо меча, со стоном боли на устах вместо крика гнева, среди друзей, быть может, огорчённых вашими страданиями, но уставших смотреть на вас – жёлтого, иссохшего и жалкого, – вместо врагов, радостно сопровождающих вас в могилу…

Пьеса Ростана возбуждает кровь, как шампанское вино, она вся искрится жизнью, как вино, и опьяняет жаждой жизни.