Черная Мадонна

– Интересно, почему у католиков так развит культ Богоматери?

– Потому что она Бога Матерь. Ну, и языческие корни, конечно.

– Наверное, она более сострадательная, понятливая и милосердная, чем сын её Иисус.

– Похоже на то.

Нам удалось сделать несколько снимков внутри – здесь во многих храмах это разрешалось, как, впрочем, никто не обращал внимания и на то, в брюках ли ты и покрыта ли платком твоя голова. Конечно, не стоило появляться там в чем-то вызывающем – никто бы не сделал замечания, но это уже был бы вопрос воспитания каждого в отдельности.

Насладившись убранством собора, мы присели отдохнуть перед королевским дворцом. По периметру небольшого сквера бегала стайка школьников, подбадриваемых учителем. Похоже, они сдавали кросс. Наверное, неподалеку находилась одна из городских школ. Одеты все были довольно легко – только в спортивных костюмах, без теплых курток, шапок и перчаток. Замерзшими они, тем не менее, не выглядели. Мне, выросшей в провинции, это казалось каким-то чудом – проводить занятие по физкультуре в двух шагах от резиденции королей, в сотне метров от Оперного театра, от кафедрального собора, опять же.

– То ли еще будет! Вот купим лет через пять виллу на берегу Средиземного моря и пригласим в гости всех наших друзей.

– Фантазерка, пойдем открытки к Рождеству покупать. Надо же весточки в Москву отправить.

– Давай съедим или выпьем сегодня что-нибудь неожиданное.

– А что, у нас накопилось много чеков?

– На ужин хватит. Я хочу коктейль из экзотических фруктов.

– Договорились.

Конечно, питание в чужой стране было непривычным, но при желании можно было найти какую-то замену. Самой главной проблемой для нас оказалось отсутствие в меню супов. Чаще всего на первое испанцы брали салаты или снеки, закуски. А нам без супов, ну, никак нельзя было. Привычка. Радовало то, что фрукты, овощи чаще всего были свои, местного происхождения, поэтому цены не кусались.

– Они всё время заказывают картофель фри – с первым, со вторым, на десерт.

– Не только фри. Ты посмотри, у них полно всяких штук, жареных в масле. Похоже на мелкую рыбешку.

– Это какие-то крохотные кальмары. А вот шарики, как наши пончики, размером с шар для пинг-понга.

– Да, такая диета не для наших желудков.

Поначалу получалось довольно неловко с напитками. У нас не было принято пить во время еды. Безусловно, это тоже дело привычки, но всё-таки мы не заказывали напитки перед едой. Поэтому, несколько раз, когда нас спросили, что мы будем пить, мы, не зная европейских порядков, попросили чаю. Они же, удивленные пристрастием русских людей к этому горячему напитку, покорно приносили нам его в самом начале. Ничего не оставалось делать, как пить чай, ожидая заказ, либо оставлять на потом, понимая, что он совсем остынет. Сами же испанцы чаю почти не кушали. Предпочитали кофе, поглощали его в огромных количествах. Также употребляли свежевыжатые соки, бесконечные газированные напитки, минеральную воду с газом, но чаще без. Когда мы заказывали, например, липу или ромашку, то они сочувственно качали головой, уверенные, что мы пьем это не из удовольствия, а потому что у нас проблемы со здоровьем. По части алкоголя испанцы были достаточно всеядны. Постоянный наплыв туристов не позволял ограничиваться столь любимым в этих краях вином домашнего производства, так что выбор алкогольных напитков был богат и разнообразен.

Порядок цен зависел от места: в центре Мадрида или на окраине; в недорогом уютном кафе или в пафосном ресторане, – один и тот же продукт мог стоить по-разному.

Этим вечером мы решили пойти в ночной клуб, которых в Чуеке было полно. На каждом углу стояли молодые ребята, раздающие рекламу или флаеры. Конкуренция была серьезная – не смотря на предпраздничную многолюдность, владельцы клубов и баров дрались буквально за каждого посетителя.

– Привет, возьмите флаер. Очень хорошая скидка. Вход до двух часов ночи бесплатный и включен напиток.

Мы схватили по флаеру, уточнили адрес и, довольные, понеслись дальше.

– Ничего себе! Бесплатный напиток.

– И вход бесплатный до двух ночи!

– А мы в это время обычно уже уходим из клуба.

Но и тут нас ожидала очередная неожиданность. Привыкшие приходить на дискотеки часам к одиннадцати и, отплясав два-три часа, отправляться на такси домой, мы рассчитывали и здесь увидеть ту же картину. Потому и удивились, получив флаеры на бесплатный вход, да ещё и с напитком.

Клуб открывался в полночь. Мы были первыми посетителями в пустом зале. Мальчик, вручивший нам билеты, приветственно помахал рукой с противоположного конца бесконечно длинной барной стойки.

– Закажем что-нибудь?

– Давай. А что?

– Не знаю, может, какой-то коктейль?

– Малибу с апельсиновым соком?

– Отлично.

Народу не было, но музыка уже шумела вовсю. Докричавшись до бармена, мы заказали напитки.

– Что-то народу нет совсем. У нас обычно к открытию уже собирается хоть какая-то очередь.

– Да, а потом и вовсе ко входу не проберешься.

Мы обернулись к стойке и, как по команде, замерли с открытыми ртами. Длинный, как трубка, стакан с коктейлем был доверху наполнен гигантским кубиками льда.

– Берем?

– А что делать, не вылавливать же его.

– Может, попросим сделать безо льда?

– Ой, я не знаю. А вдруг заставит платить дважды.

Мы пили ледяной коктейль, где воды было больше, чем ликера и сока.

– Это вообще нормально?

– Может, они так экономят? Знаешь, как у нас, например, обвешивают, или наливают меньше.

Позже мы узнали, что это нормально, что никто не пытался нас обмануть, и холодные напитки пьются здесь весь год. И недоумение наше по этому поводу сродни их непониманию того, как мы можем пить чай в любое время года, в любое время дня и ночи. Страна, где мерзнут зимой, греется и летом. Там же, где летом невыносимая жара, и зимой готовы есть лед кусками. Что они с успехом и делали, ведрами употребляя мохито или гранисадо – измельченный в крупу лед с фруктовыми наполнителями. Тогда мы этого ещё не знали, и сам факт, что на дворе декабрь, заставлял нас дрожать от холода, ощущая в руке ледяные стаканы.

– Да, нам тут ко многому придется привыкать.

– Это как родиться заново.

– Только сразу взрослым, с уже сложившимися гастрономическими привычками и предпочтениями.

– Мы справимся, у нас ко всему иммунитет. Помнишь?

***

Чтобы узнать любого иностранца как можно лучше, нужно, во-первых, выучить его язык, во-вторых, подробно ознакомиться с тонкостями его питания. Может, это и не единственные компоненты познания чужой культуры, но уж точно немаловажные.

Да, наверное, у всех людей различные пути познания, но цель-то должна быть одна. Ну, или очень похожая. Хочется гармонии, красоты, совершенства. Некоторые путают эти понятия с покоем, стабильностью и благополучием. Мы же искали их в новом, неизведанном, непредсказуемом.

Кто-то узнает, ранее полюбив, а кто-то влюбляется, лишь познав. Счастливы, уверовавшие изначально, как дети, без теорем и доказательств. Я же была из второй категории: вера в моей душе могла родиться только через знание, через понимание общих и частных закономерностей.

Испания у меня всегда ассоциировалась лишь с несколькими стереотипическими понятиями, названиями и личностями. Где-то далеко, как-то мифически туманно, хоть и невероятно солнечно, с поволокой средиземноморского эротизма. Что-то музыкальное, ритмичное, страстное, изредка кровавое. Одним словом, далекое, неизвестное, малодоступное, а потому желанное.

Мы провели не более пяти часов в воздухе и перенеслись в столицу другого мира, наверное, похожую на все столицы, но для нас совершенно иную. И действительно, здесь было много непривычного, хоть в целом и не встречалось ничего фантастического.

Нас добродушно баловало солнце. Тело чувствовало, как жизненная активность усиливается почти в полтора раза по сравнению со странами нашей полосы. Трудно с уверенностью утверждать, но, вероятно, это была одна из причин долголетия испанцев. Если верить статистике, то средняя продолжительность жизнь в этой обласканной Фаэтоном стране составляла около семидесяти лет у мужчин, и около восьмидесяти пяти у женщин.

Вот, к примеру, сиеста. У кого она вызывала бурное неодобрение, как ни у жадных до развлечений и неумеренного чревоугодия туристов? Самим же испанцам она не мешала поддерживать приличный уровень жизни в своей стране. Да, они несколько часов к ряду попивали обжигающе ледяные напитки, пересиживая летнюю жару. Они уважали сам процесс, совершаемый неспешно, словно через вкусовой язык пития происходило прикосновение к каким-то высшим истинам. При всём при этом, практически все испанцы поднимались до рассвета и отправлялись спать тоже почти на рассвете. И откуда только силы у них брались? Ранним утром начинался трудовой день, приблизительно с двух до пяти – перерыв, затем – новый подход к работе, а ближе к полуночи – та самая Ла Мовида, тусовка, движуха (да простят мне читатели такой жаргонный термин), затягивающаяся порой на всю ночь. Движение, которое нас покоряло, «вечный двигатель», вживленный от рождения в душу каждого местного жителя, имело свойство уменьшать количество депрессий и не позволяло испанцам заниматься психологическим «самокопанием».

– Непривычный жизненный ритм. А не много ли они отдыхают? – задавалась я вопросом, как придирчивая северянка. И сразу же отвечала себе, – Да, у них немало свободного времени. Но ведь русская пословица гласит: кто как ест, тот так и работает. А ещё говорят: если хочешь узнать, умеет ли человек работать, посмотри, умеет ли он отдыхать. Это одно из отличий жителей субтропиков – они знатоки по части насыщенного досуга, не всегда ограниченного лишь бутылкой пива и пачкой чипсов перед экраном телевизора.

Общение – вот что было цементирующей основой их отдыха. Потому и стояние в очередях казалось им удобным поводом для беседы. Всё остальное – бесполезная трата времени. Поздно вечером и почти всю ночь, и в будни, и в конце недели улицы были переполнены общающимися людьми. Друзья шумно обсуждали события прошедших дней. Совершенно незнакомые люди, совсем немного подогретые алкоголем, заслышав неподалеку веселую музыку, начинали подпевать, подтанцовывать, а потом, глядишь, и вся площадь уже колыхалась в едином, никем не навязанном, но органически родившемся ритме. И каждый, горожанин или турист, европеец или азиат, переполнялся единым чувством. Смешавшись с запахом печеной тут же на углях кукурузы, жареных каштанов, сигарным дымом и ароматом цветов, это единение возвышалось над толпой, едва касалось верхушек деревьев и католических храмов, священным оберегом окутывало город.

Невозможно было пройти и метра по улице, чтобы не увидеть в окне квартиры, магазинчика или в укромном уголке двора изображение библейского сюжета рождения младенца Иисуса в Вифлееме. На Пласа Майор, что означало – Большая или Главная площадь, шла традиционная рождественская ярмарка. Здесь можно было купить всё: фигурки Иисуса, Девы Марии, волхвов, даже овечек и других домашних животных; множество атрибутов, с помощью которых в любой квартире воссоздавались события двухтысячелетний давности, легшие в основу столь великого и радостного христианского праздника. Фейерверки, маски, разноцветные парики, елки всех размеров, мишура и тысячи прочих мелочей можно было приобрести в этом жужжащем, как улей, месте. Вот только нам пока нечего было украсить – на нашей новой родине своего жилищ мы ещё не получили. И никто не знал, удастся ли нам когда-нибудь его иметь.

Глядя из окна хостела, я думала о том, какое количество продуктов необходимо среднестатистической испанской семье, чтобы, ни разу не выходя в магазин в течение двух недель рождественских каникул, умудриться, как минимум, трижды в день накрывать обильный праздничный стол.

Коронным праздничным блюдом являлся, конечно же, хамон. Со временем я поняла, что если человек не в силах полюбить этот продукт, то он никогда не сможет полюбить Испанию. Хамон – предмет гордости испанской кухни, настолько почитаемый, что даже магазины, в которых он продавался, назывались ни много, ни мало – Музей Хамона. Сложной технологии приготовления этого свиного окорока посвящен не один том. Если совсем просто, то хамон – это вяленая ветчина. Этот деликатес стоил недешево, если покупать всю ногу целиком. Испанцы среднего достатка приобретали её вскладчину, затем делили на всех, чтобы каждому на Рождество и другие праздники досталось хотя бы понемногу. Говорили, что Колумб не доплыл бы до Америки, не будь на его судах достаточных запасов вяленой свинины, которая хранится невероятно долго. Одна семья могла лакомиться им целый год, экономно срезая тонкими пластиками. Некоторые знатоки, после того, как всё вяленое мясо срезано, варили на оставшейся косточке бульон необычного вкуса.

– Кстати, о бульонах. Это не от него ли такой запах по всем углам города? Даже через закрытые окна просачивается.

– Смотри, в Интернете пишут: «В праздничное меню обязательно должен быть включен один из традиционных супов. Практически все они изобилуют чесноком…»

– Точно, чеснок переносит запахи ещё больше, как грызун какой-то.

– «Весь этот процесс, как и процесс приготовления супа на основе кости, оставшейся от хамона, сопровождается довольно резким запахом, пронизывающим весь город. Стоит выйти на улицу, как одежда, волосы, кажется, даже и кожа впитывает в себя стойкий мясной и чесночный ароматы».

– Вот когда можно с сожалением вспомнить о нашем гостиничном номере – там был кондиционер.

– Наверное, придется с этим мириться. Не для того мы сюда летели, чтобы прятаться в гостинице от местных запахов. Это же колоритные нюансы, тонкости аборигенской кухни. Пойдем на улицу – будем впитывать Испанию кожей.

А ведь действительно: никакие мандарины, росшие здесь прямо на улицах, никакие салюты, танцы вокруг ёлки и многочисленные фигурки Санта Клаусов, взбиравшихся по крохотным лестницам в дымоходы, не рассказали бы об этой стране столько, сколько мог поведать дух настоящего мадридского чесночного супа и вкус самого ценного сорта вяленого хамона – Пата Негра, что в переводе означало – Черная нога.

В канун Рождества, ожидая апогея народных гуляний, мы одевались особенно тщательно, надеясь принять участие в чем-то грандиозном. Но, выйдя на улицу, были разочарованы. Город словно вымер. Мы не знали испанского, но могли узнавать речь по мелодике и некоторым словам. Так вот, испанцев мы не встретили. Все рестораны и кафе были закрыты. Проще, наверное, в этот вечер было бы увидеть здесь какого-нибудь земляка, жившего в Москве на одной с нами лестничной клетке, с которым не пересекались годами, чем обнаружить испанца на пустынной улице Мадрида. Рождество – праздник семейный. Он собирал ближайших родственников вокруг домашнего очага, освещающего всё происходящее сакральным сиянием.

– Что будем делать? У нас в хостеле даже никакой еды не припасено на всякий случай.

– Почему? У нас есть сухой паёк из столовой для бездомных.

– Да уж, рождественский ужин – что надо.

– Пойдем искать китайские магазинчики – им Рождество не помеха.

Блуждая по центру города в поисках ларька, которые тут чаще всего содержали граждане самой многонаселенной страны мира, мы робко заглядывали в окна, как бедные родственники, не допущенные к таинству, свершающемуся в каждом доме, независимо от его достатка.

Словно подчиняясь одному из непреложных законов природы, ровно через сутки жизнь вновь разлилась по узким мадридским улочкам. И мы, приезжие, с завистью наблюдали, как изменились горожане за одну ночь, какой просветленностью они отличались от самих себя – тех, какими были ещё вчера. И вновь мы забыли о собственной отчужденности, нахлынувшей на нас в опустевшем Мадриде, потому что добродушные хозяева города, выходя из домов, одаривали окружающих своей любовью, словно продолжая рождественское священнодействие.

Конечно, Москва нас разбаловала, мы привыкли к помпезности и масштабности праздников. Поэтому и новогодняя ночь в Мадриде показалась нам недостаточно зрелищной.

– Местные жители начисто лишены страсти к гигантомании.

– Да, ты видишь, какие испанцы малорослые в массе своей? Они среди больших построек совсем потерялись бы.

Разглядывая скромное, но яркое убранство, всматриваясь в разгоряченные лица людей, я думала, что самое ценное в любом празднике – это умение прожить, прочувствовать момент счастья и светлой радости. Мы были вместе, мы держались за руки и знали, что испанцы с нами солидарны. Да, салют был небольшой и не выглядел роскошно, но дело ведь было не в салюте, а, скорее, в его ожидании.

Около одиннадцати часов вечера мы с трудом выбрались на Пласа дель Соль – Площадь Солнца. Лучами от неё в разные стороны расходились несколько крупных улиц, переполненных ждущим Нового года людом. Обитатели близлежащих домов вышли на балконы и бросали нам на головы блестки и конфетти.

– Смотри, у них тут разрешено шампанское с собой приносить.

– Да, а пластиковые стаканы какие гигантские – туда литр, наверное, войдет.

– А что у них за банки консервные?

– Не знаю, по рисунку на этикете похоже на крыжовник.

– Может, оливки?

Рядом с нами шумела компания подвыпившей или просто весёлой молодежи. Они раздавали всем вокруг пластиковые стаканы и откупоривали бесконечные бутылки шипучего напитка. Мы пытались отказаться, но это было бесполезно.

– Как-то неловко. Пристроились тут и даром будем пить.

До Нового года оставалось пять минут.

– Ладно, мы же не знали, что можно приносить с собой.

– Берите, берите, вот сейчас налью вам, – громыхал вокруг нас виночерпий, – А где ваш виноград?

– А, это был виноград…

– Эй, ребята, дайте-ка коробку! У наших гостей тут винограда нет. Как же так? Без этого нельзя, без этого и Новый год – не Новый год.

– Ты понимаешь, что он говорит?

– Очень смутно, но отказываться уже неудобно.

– Слушайте, когда начнут бить часы на башне. Видите, – показал он наверх, – Там часы. Понятно? Тик-так-тик-так. Да? Вот когда начнется отсчет, нужно на каждый удар съедать по виноградине и загадывать желание. Двенадцать, ясно? Двенадцать ударов. Здесь в каждой банке двенадцать штук.

– Эй, Хорхе, иди сюда, сейчас начнется.

– Ну, я пошел. Вы поняли хоть? Ладно, смотрите, – он показал пальцами на глаза, – Смотрите на меня, и все будет ОК.

И всё началось, и начался отсчет, и мы глотали виноградины одну за другой, захлебываясь счастьем и умилением от этого маленького доброго поступка в наш адрес, который должен был бы стать нормой человеческих отношений.

– Ты заметила, что виноград без косточек?

– А банки, эти банки. Они ведь специально их производят – к Новому году. Ну, молодцы!

Да, в эту ночь непривычная глазу внешняя скромность потонула в море простых человеческих эмоций. Не шикарностью салюта и не высотой, на которую взлетали фейерверки, измерялись отношения между человеком и человеком, между государством и его народом. В тот момент нам казалось, что божественная гармония присутствовала во всем: даже в странном для нас соотношении крохотной мадридской площади с необозримым пространством души испанца, стремящегося жить по простой и понятной заповеди: возлюби ближнего своего, как самого себя.

Мы здесь не дома – мы были в гостях. Мы были пришельцами, но не разрушителями, а влюбчивыми путешественницами, пытающимися не только смотреть, но и видеть. Мы тогда ещё и тысячной доли информации не получили об этом иберийском крае, но всё, что нам удалось узнать, мы пропускали, как электрический разряд, сквозь наши сердца. И это давало нам право, навсегда оставаясь русскими, на секунду почувствовать себя испанцами.

***

Отказавшись от адвоката во время собеседования, мы всё-таки не были до конца уверены, что он не понадобится нам и позже, когда дело дойдет до второй встречи со служащими организации по приему беженцев. В CEARе, то есть в ИКПБ, нам посоветовали обратиться к частному специалисту, который занимался сложными делами беженцев и первую консультацию давал бесплатно.

Мы пришли без звонка. Адвокат был занят или отсутствовал. С нами общался его ассистент.

– Честно говоря, мы не знаем, нужен ли нам адвокат. Какую роль он будет играть на главном собеседовании? Он будет принимать участие в разговоре? Вдруг это помешает ходу дела, собьет нас с мысли? Ведь вряд ли это будет русскоговорящий адвокат. То есть, это будет тройной перевод, а значит, возможны неточности, что в таком деле, как я понимаю, крайне опасно. Показания должны максимально совпадать, хоть и даются с двух разных точек зрения. Факты, последовательность, даты – тут осечек быть не может.

– Вы всё очень верно понимаете. Не думаю, что сейчас адвокат вам так уж необходим. Главное – достоверность и логичность изложения событий. И самое важное, чтобы в ней действительно был факт преследования, который подходит к статьям Женевской конвенции. Вы слышали что-нибудь об этом?

– Да, читали немного в Интернете.

– Почитайте ещё, это вам поможет. Если вам откажут на каком-то этапе – приходите.

– Мы ещё не знаем, в какой город нас отправят.

– Не забывайте, что в каждом центре, где живут беженцы, обязательно в штате есть адвока, и услуги его бесплатны. Это его работа. Там вы сможете консультироваться.

– Скажите, вот ещё такой чисто информационный вопрос: что лучше: статус беженца или резиденция на гуманитарных основаниях? В чем, собственно, разница? Мы понимаем, что пока об этом вообще говорить рано и что от нас это не зависит, но всё же, если бы вот вам сказали: выбирайте одно или другое, что бы вы, например, выбрали?

– Статус беженца – это карточка резиденции, которая выдается сразу на пять лет. Когда срок её кончается, вы имеете право сразу же подавать документы на получение испанского гражданства. То есть – это идеальный вариант решения вопроса. Но ждать её приходится до двух лет и получают её крайне редко.

– Как до двух лет? В буклете написано – шесть месяцев.

– Да, официальные сроки таковы, но на самом деле процедура часто затягивается. Сейчас ужесточили правила, большой отсев. Кроме того, вы, наверное, уже заметили, что здесь всё происходит медленно, никто никуда не спешит. В том числе и чиновники. Так что нужно набраться сил, пройти через все процедуры и ждать, расслабившись. Долго, долго ничего не делается, а потом вдруг оказывается, что у вас на руках все нужные документы. Но учтите, ситуация должна быть действительно серьезной, чтобы вам дали такой статус. А что у вас случилось? Почему вы запросили убежища?

– Знаете, мы стараемся об этом не говорить.

Продолжая смотреть на юного ассистента, я взяла тебя за руку.

– Да, конечно, я понимаю. Но вам нечего стесняться. Быть беженцем не стыдно. И, скажу вам по секрету, иногда это очень помогает. Испанцы весьма в этом смысле душевные люди. То, что вы запросили убежища на их родине, лишний раз утешит их патриотические чувства. Они любят свою страну.

– Спасибо. А что на счет резиденции на гуманитарных основаниях?

– Это карточка резидента, дающая право на пребывание в стране сроком на один год. Дальше её нужно продлять, как любому иммигранту. Если есть контракт на работу, то продлить её не сложно. А гражданство можно получить только через десять лет – на общих основаниях. Но это тоже очень удачное решение, и гуманитарку получают далеко не многие.

– Ясно. Вы нам очень помогли. Спасибо и простите, что отняли время.

– Да что вы! Мне даже интересно. Нечасто встретишь беженцев из России. Когда-нибудь, когда всё у вас утрясется и вам легче будет говорить о прошлом, я надеюсь услышать вашу историю. Да, когда узнаете, в какой город вас определили, позвоните мне – я дам вам адреса и контакты полезных людей. Удачи вам!

***

Наконец, в начале января мы получили результаты анализов, не выявивших никаких особых отклонений, кроме немного пониженного гемоглобина, что в этом благодатном климате и при наличии сбалансированного питания восстановить было несложно.

В СЕАRе сняли копии со всех медицинских документов и велели ждать. Минут через двадцать к нам вышла высокая мулатка и заговорила по-русски с сильным акцентом непонятного происхождения.

– Здравствуйте, я ваш официальный письменный переводчик. Все показания, которые вы дали в Центральном Офисе в устной форме, вы должны описать на бумаге или набрать на компьютере и прислать мне на мой электронный адрес. Я переведу текст и отправлю адвокату в центр, где вы будете жить. Он будет задавать вам дополнительные вопросы, собирать данные и пересылать их в Мадрид, если возникнет такая необходимость.

– Вы не могли бы прислать на нашу личную электронную почту копию перевода?

– Перевод должен быть распечатан и заверен, поэтому его вышлют обычной почтой на адрес центра. Оригинал никто не может у вас забрать, так что адвокат для работы сделает себе копию. Оригинал будет храниться у вас.