Полёт над цюрихским озером

– По сюжету вы сейчас должны мне рассказать свою историю, – прервала молчание Жюли.

– Что ж. Слушайте, пойдёмте в отель.

– Что?

– Давайте просто переспим. Заодно вы определитесь со своими предпочтениями. А я сниму стресс. Меня уволили сегодня. Вместо меня взяли друга начальника. Я шёл на эту должность пять лет. Пять изнурительных долгих лет. И мне предложили… Впрочем, неважно, что мне предложили. Я написал заявление и больше на пороге той компании не появлюсь. Я тут подумал, может, вы мой подарок. Как бонус за утраченное счастье.

– Счастье измеряете деньгами?

– Нет, но самореализацию вполне. Ну, так что, идёмте? – Марк повернулся и осмотрел Жюли с ног до головы, – А вы красивая.

– Кажется, вы меня не так поняли. Я не ищу приключений. Просто запуталась. И знаете, как это иногда бывает, случайный знакомый помогает разобраться с ситуацией…

– Я вам предлагаю помощь, бескорыстную и приятную. Почему вас это так смущает? Сегодня гуляем! Лучший номер и самое дорогое шампанское.

– Я пью виски.

– Будет тебе виски. Моё офисное освобождение, – Марк улыбнулся и дотронулся до руки Жюли. Она не отдёрнула руку, лишь незаметно вздрогнула.

– Не знаю, что вам сказать. Для вас, может, и освобождение. А для меня усложнение. Я пойду, – Жюли продолжала сидеть. С мрачным видом обиженной девушки.

– Пойдём вместе, – Марк взял её за руку и потянул за собой. Жюли поддалась, и они вместе вышли в ночь.

Молча идя по жёлтому свету, их походка качалась, и лишь кашель одного и частое дыхание другой были музыкальным сопровождением этих внезапных совместных шагов. Жюли взяла его под руку.

– Чтобы лучше тебя узнать, хоть немного почувствовать, – объяснила она своё действие, – ты знаешь, я вообще давно не гуляла вот так просто с мужчиной. Не чувствовала сильной руки рядом. И пытаюсь понять, соскучилась ли я по этому чувству.

– И как?

– Нормально. Хорошо, что у тебя такая внешность. Ночная. Утром я бы на тебя вряд ли посмотрела.

– Скажи, ты ведь именно за этим пришла в бар? Найти одиноко сидящего мужчину, чтобы проверить себя…

– Зачем тебе это знать? Считай, что это ты меня соблазнил.

– На самом деле я не такой. Мне, может, тоже захотелось приобщиться к твоему фильму. Уйти из реальности, где за честный труд обманывают. Не уверен, что мы поможем друг другу, если… Подумай, надо ли тебе это?

Жюли ничего не ответила, лишь серьёзно посмотрела на Марка. Они остановились перед небольшим отелем.

– Приблизившись к нему и чувствуя дыхание, я поцеловала его. Это не был короткий ожидаемый поцелуй. Я заплакала. Таким странным, но таким настоящим было это. Без какого-либо притворства, просто люди, потерявшие себя и кричащие о помощи. С надеждой, что их кто-то услышит. Нам повезло, мы практически без слов зашивали раны и разгоняли сомнения.

Доктор Фур слегка улыбнулся и что-то записал.

– Надо, – ответила Жюли на вопрос Марка, оторвавшись от его лица. На нём были какие-то понятные только мужчинам переживания и желания. Перемешалось и заставило поддаться себе.

Они вошли в холл отеля, быстро взяли ключи и молча поднялись на пятый этаж. Через пять минут к ним постучался виски. Кто им его принёс, они не заметили, утопленные в эту комнату. Каждый пытался найти место потемнее. Чтобы неожиданный свет не спугнул.

– За нас, да? – спросила Жюли и протянула свой стакан. Марк ничего не ответив, кивнул. Резко поставил виски на стол и притянул Жюли к себе.

– Он довольно резко начал, как будто доказывая себе что-то. Но мне нравилось. Я почувствовала себя желанной, принятой такой, какая есть, не осуждаемой никем. В меня что-то вселилось, накал, глубина… Хотелось там остаться, чтобы каждой клеткой своего тела ощущать накатывающее счастье освобождения. Это было по-другому, не как с Милой. Там я становилась другой. Сложнее, многогранней. Как

абстракция на палитре нашей общей кровати. Не всеми признаваемой. Конечно же… С ней я смотрела и знакомилась с собой, как с новым человеком. А здесь этого не требовалось. Это была я. Когда-то запрещающая себе даже анализировать свои желания. Да, Марк был прав. Я специально пришла в бар, чтобы встретить кого-то. Знала, что получится. Иначе, какой смысл было сбегать из нашей маленькой комнаты, где спокойной спала Мила. Бедная девочка, влюблённая и честная. Мне бы её честность…

– Вы тогда испытывали чувство стыда, что обманываете её? – спросил доктор.

– В тот момент нет. Я думала только о себе. С каждым выдохом кусочки меня собирались, заставляли дышать. Кажется, я мало говорю про Марка. Но мы действительно встретились лишь для того, чтобы провести себя в чувство. Или сломать окончательно. Мы так же молча оделись. Я вышла на балкон и окинула взглядом свежий город. Он был прекрасен в пять утра. Как же мне было легко и как хотелось парить над Парижем.

Жюли обернулась на Марка, странно на неё смотревшего.

– Ты чего? – удивилась она.

– Красивая… ты, – произнёс он уже сказанные в начале их знакомства слова, – тебе легче?

– Да. В эту секунду мне хочется жить. Я почти счастлива. А знаешь, утро тебе тоже идёт. Я была не права по поводу ночного света.

Марк усмехнулся и застегнул рубашку. Вышел к ней на балкон и вдохнул запах её волос.

– Они пахнут моим парфюмом.

– Полное соитие двух тел.

– И душ…

– Да ты романтик!

– Только в эту секунду. Я реалист. Обычный офисный сотрудник, маленький человек, мечтающий о большом чуде. Когда я был ребёнком, я верил, что ко мне прилетит волшебник и осуществит заветное желание.

– А о чём ты мечтал?

– Чтобы мама не болела… Но он не прилетел. И мамы не стало. Больше я ни во что не верил. Стал бездушным большинством. Я тебе завидую.

– Почему?

– Ты смелая, не боишься жить. Может, ты меня и правда спасла. Но мне хочется улыбаться. Не верю, что дело просто в сексе. Это ты такая…

Думаешь, нам стоит ещё увидеться? – осторожно спросил Марк и посмотрел Жюли в глаза.

– Смысла нет. Меня ждут…

– Наверное, ты права. И всё же ты не по-настоящему влюблённая… Но настоящий человек.

Они долго стояли над городом и вслушивались в предрассветную тишину. Потом вышли из гостинцы и разошлись в разные стороны.

– Я шла прямо, не сворачивая. Боялась прийти к нам в номер и не захотеть увидеть её.

– Но всё же вы пошли?

– Когда я вошла, Мила ещё спала. За эту ночь я забыла её тело, улыбку и цвет. Села на подоконник, также как перед моим уходом. Странно, я не чувствовала грязи. А ведь случись это до знакомства с Милой, я бы обдумывала каждую деталь и всё поддавала анализу. Ужасно, ужасно… Помню, с удовольствием тогда отметила этот факт. Думала про себя практически с уважением, отмечая смелость и внюхиваясь в чужой запах на своих волосах. То есть одно предопределяет другое. Я лишь молюсь о том, чтобы мою память не стёрли. Воспоминания – самое дорогое, что у нас есть. Эти мысли питают меня, определяют мой дальнейший путь. Я легла рядом с ней на кровать, смотрела, как она спит. Моё тело молчало. Какая-то волна безразличия нахлынула на меня, и оттого хотелось ударить себя. Хотелось кричать и своими бесшумными звуками сотрясать воздух, чтобы разбудить Милу. Но она была явно в каком-то другом мире, иллюзорном, сотканном из её чувств и желаний. Этот Марк завидовал мне, а я Миле. Вот кто был смел в признании своих желаний и поступал согласно им. А я выпала из самой себя и смотрела со стороны. Вот мы с Милой ужинаем в ресторане, ночь, жёлтый цвет комнаты, потом подсвеченная улица, бар, мужчина, идём вместе, он на моих губах, рассвет, снова подоконник, чужое лицо рядом. Даже случайно знакомый Марк этим утром был мне ближе.

– И всё же вы это анализируете…

– Да, но не так, как если бы я это делала раньше. Я себя не ругала. И не жалела. Как я уже сказала, просто наблюдала с каким-то отчаянием. Мне надо было за что-то ухватиться. Но я не знала за что.

– Ты такая ранняя, Жюли. Тебе не спится? – Мила сонно потёрла глаза.

– Я не знаю… Наверное, дело в Париже. Здесь жалко тратить время на сон. Тебе не кажется?

– Этот сон я делила с тобой. На это ни минуты не жалко, – Мила накинула халат и прошла в ванную.

Жюли проводила её пустым взглядом и заставила себя собраться, натянуть улыбку, чтобы не объяснять то, на что у неё не хватало слов. Париж полностью проснулся и уже не напоминал ночные часы. Сейчас был слышен детский голос, требующий круассан и пожилых французов, одновременно говорящих друг другу Bonjour. Дымка тайны растворилась в утре и была отражена лишь в прищуренных глазах людей, которые ещё не привыкли к свету, проведённых ночь за разговорами и вином. Здесь чувствовалась свобода, утоление жажды любого характера, проделанного с настоящим французским достоинством. Жюли нравилось впитывать в себя это состояние и внутренне, по-театральному, его обыгрывать. Это помогало ей хоть немного сохранять равновесие и не подавать виду на произошедшие изменения.

Мила накрашенной и одетой вышла из ванной, подошла к окну.

– Я чувствую запах свежезаваренного кофе! Пойдём быстрее, пока весь не выпьют.

– Думаю, две чашки у них найдётся в любом случае, – Жюли слезла с подоконника, взяла сумку и направилась к выходу.

– Подожди, ты забыла, – остановила её Мила.

– Разве? Что?

Мила подошла к Жюли, взяла её лицо в руки, посмотрела в глаза и тихо поцеловала.

– Я сразу вспомнила наш с Марком поцелуй возле отеля. Нет, это было нечто другое. Там спасалась я, растворившись на доли секунд в другом человеке. А здесь меня ловили сетью, из которой сложно было выбраться. Так как я сама подписалась под этими правилами, – Жюли вздохнула и устало посмотрела на доктора Фура.

– Где есть правила – есть и игра. Но вы говорили, что для вас это не было игрой?

– Ни в коем случае. Когда я разрешила себе всё, я действительно это сделала, психологически, эмоционально освободилась от условностей, такое сильное было во мне желание к изменениям, раскрепощению, подобию других женщин. Я не была готова… Точнее я просто не знала, что буду испытывать, не захлебнусь ли. Я этого не знала. И даже Париж в качестве антидепрессанта действует не так быстро. Мы сели в кафе на улице. Мне было больно смотреть на её лучистое лицо. Но не скрою, знать, что причина этого я, такая странная и непостоянная, было приятно. Мила что-то говорила, я не разбирала её слов. Отчётливей слышала гул машин и стук чашек об блюдца. Мне не хватало себя, спокойствия, ясности. И оттого я отвечала невпопад.

– Жюли, ты себя хорошо чувствуешь? Ты какая-то бледная. Ничего не случилось? – Мила взволнованно взяла Жюли за руку.

– Всё нормально. Слушай, ты не будешь против, если я пройдусь?

– Конечно, сейчас я только допью кофе…

– Ты не поняла. Мне нужно побыть одной, – Жюли неуклюже стала собирать крошки на тарелке.

Лицо Милы в момент переменилось. Брови съехали, пальцы вцепились в чашку.

– Почему? – спросила она тихо и сосредоточенно.

– Просто… Знаешь, я так люблю Париж. У меня с ним особые отношения. Да, я совершенно не знаю французского, но понимаю этот город. И мне нужно чуть больше места.

– Но чем я буду мешать, если пойду рядом? – Мила не меняла тон и не слышала, что до неё хочет донести Жюли.

– Мешать ты, конечно, не будешь. Но я так давно здесь не была. Мне хочется просто молча походить и останавливаться, не спрашивая, а хочешь ли ты этого. Часа три, не больше. А ты ведь, кажется, хотела что-то купить?

– Хотела. Но это неважно. Я была бы готова отказаться от шоппинга, чтобы провести пару часов с тобой. Но если ты этого не хочешь. Давай, иди, – Мила резко встала и не глядя на Жюли, быстро ушла.

– Я не поняла, что это было. Такую её внезапно рассерженную реакцию. Мне казалось, я попросила немного, просто пару часов прогулки. На самом деле я это сделала больше для того, чтобы не испортить нашу поездку. Чтобы хотя бы у Милы остались приятные от неё впечатления. А не моё смазанное настроение. Ведь что я ей могла по сути сказать? «Ты знаешь, пока ты спала, я познакомилась в баре с одним мужчиной, помню только, что его зовут Марк и что у него красивые руки. Как примитивно, наверное, подумала ты. Но мне было важно понять, что я всё же люблю мужчин. А ты – моя проба, не принимай меня всерьёз, хорошо?». Так бы это прозвучало… Фальшиво, глупо. Но с долей правды. Я себе казалось жестокой. А резкая смена в настроении Жюли меня испугала ещё больше и показала её с другой стороны.

Жюли через пару минут тоже встала из-за столика в кафе и пошла по направлению Сены. Осенний, но ещё тёплый ветер, кружил листву и служил прекрасным дополнением к картинам художников. Жюли подолгу наблюдала за каждым из них. Пожилой мужчина в тёмно-красном свитере старательно изображал город, утопающий в сентябре. Брал кисточку потолще для фона, а тонкой вырисовывал листья. Другой мужчина был внешне более креативным, замотанный в одежду-мешок, долго накладывал слои красок друг на друга. Тёмно-синий, красный, фиолетовый, белые вкрапления и немного жёлтого прикасались к холсту. Органично и тревожно выглядела его картина. Жюли подошла поближе, села неподалёку и с интересом разглядывала автора и способ демонстрации его эмоций. Точка, точка, плавное движение, вдруг резкий скачок и брызги – всё это напомнило ей саму себя. Сама не заметила, как начала плакать. Одна за другой, солёные капли стекали по лицу и невкусно попадали на губы. Жюли не сразу увидела, что к ней подошли и протянули платок.

– S’il vous plaît prendre, – мужчина-мешок протягивал ей платок и добродушно улыбался.

– Merci, – Жюли взяла платок, и ей стало сразу неудобно за свои мокрые глаза. Художник ещё что-то говорил и движениями просил её оставаться на месте. Подбежал к своему мольберту, взял чистый лист бумаги и, смотря то на него, то на Жюли водил карандашом быстро-быстро. Через несколько минут, он вручил девушке её портрет, слегка незаконченный, но на удивление похожий. Жюли ещё больше расплакалась и так растрогалась, что обняла мужчину, похлопывающего её по-отцовски по спине.

– Он, как добрый волшебник, который говорил мне «Эй, ты чего, у тебя же всё прекрасно. Молодая, красивая в самом прекрасном городе на берегу Сены – не сметь лить слёзы! Всё ерунда по сравнению с моментом. Так ощути его!». Я не знаю, сказал ли он действительно это. Но мне хотелось думать так. Может, это его картина так на меня подействовала. Я себя не собиралась жалеть. Не та ситуация. С портера на меня смотрела девушка с очень грустными глазами, пережившими что-то или переживающими. В них было много волнения. Талантливый человек. За пару минут так проник в мою душу и показал мне себя изнутри. Помню, улыбнулась картине, художнику, стала подниматься вверх по ступенькам, потом ещё раз повернулась и помахала этому волшебнику, а он что-то радостно крикнул в ответ. И на душе стало лучше. Я попробовала выиграть этот небольшой бой с самой собой, и моя совесть отступила, дав возможность ступать на землю легче. Когда я пришла в отель, Мила тихо лежала на кровати. Я присела к ней. Она сразу ко мне повернулась и улыбнулась краем губ. Я обняла её и, кажется, всё встало на свои места. Хотя немного тревожно мне всё же было. Люблю проговаривать возникший спор, но в данном случае решила отступить от своего правила.

– Я так рада, что нам с тобой удалось такие чудесные выходные провести. Плавать по Сене и наблюдать за парочками на берегу – это было прекрасно. Я не понимаю, как из расхлябанной свободной молодёжи вырастают такие французы. Ты понимаешь, о чём я. Хотя, возможно, это только внешняя неприступность. Не зря же говорят, что именно французы умеют наслаждаться жизнью и не ставить себе границ, – мимо проносились виноградники, ослеплённые закатом. Всё это было похоже на картинку, красивую и призывающую к мечтанию. На поезде мы возвращались обратно в Швейцарию.

– Не знаю, как французы, а вот я действительно наслаждалась этими днями. Проведёнными вместе. Жюли, мне было так уютно. У меня для тебя кое-что есть, – Мила полезла в сумку и достала футболку с нашими фотографиями, – Просто так…

– Когда ты успела?

– Пока ты гуляла… – Мила протянула подарок.

– Спасибо, неожиданно. А ты ещё купила сувениры кому-нибудь? – Жюли решила плавно перевести тему.

– Нет, а кому?

– Родителям или твоим поклонникам. Кто там у нас самый симпатичный?

– Родители тысячу раз были в Париже. А поклонники? Разве они заслуживают этого или делают меня счастливой? Нет. Мне даже в голову не пришло им что-нибудь привезти. Подумают ещё что-нибудь лишнее, а мне этого не надо.

– Просто ты ещё не встретила своего человека.

– В смысле? Я встретила, но не сразу это поняла. Мне ни с кем из мужчин не было так хорошо, как с тобой. Пусть они все думают, что угодно про меня, осуждают или не понимают. Мне все равно. Я держу твою руку и сейчас мне этого достаточно.

– Ну, а если твои родители узнают?

– Я имею право на близкого человека и могу с ним проводить время, разве нет? Это не выглядит странным. Родители только рады, что я наконец-то вновь обрела подружку, – Мила посмотрела сквозь окно, как-то слишком грустно для такого красивого вида.

– Вновь обрела? А что стало с прежней подругой? Она уехала?

– Да, переехала в Нью-Йорк, сказала, там больше шансов.

– Ты никогда о ней не рассказывала.

– Мне больно об этом говорить. И я не знаю, как ты к этому отнесёшься.

– Ну, уж мне ты можешь всё рассказать. Думаю, я пойму.

– Не знаю. Понимаешь, она была мне больше, чем просто подруга. Старше меня всего на пару лет, она казалось, такой цельной, знающей чего хочет. Она дизайнер, художник, талантливый человек. Мне было буквально всё в ней интересно, я ловила каждое слово, верила всему, что она мне говорит. Уже тогда, в двадцать восемь лет, она выставлялась в лучших галереях Цюриха. Она отсюда родом, швейцарка. Но мы сразу нашли общий язык. Познакомились на мастер-классе по нашей общей тематике, потом пошли выпить и досидели до шести утра. Я была очарована, по-другому не скажешь. Мы виделись очень часто. У меня на тот момент был молодой человек, он очень нравился моей маме. Действительно, хороший, добрый, спортивный. Но о чём с ним было говорить? Я тогда замуж не собиралась, больше всего на свете я хотела узнать что-то новое и разговаривать с «другими» людьми. Только не с обычными, не со скучными, не с нормальными. Как оказалось, у меня был нюх. Как говорится «На ловца и зверь бежит». Так как Люсиль, так её зовут, сказала, что не может со мной больше просто дружить. Я ей нравилась как девушка. Она свою дорогу выбрала, пробовала и с мужчинами тоже, но с девушками ей было понятнее, приятнее. Для меня это было шоком. Я долго думала, сомневалась. Но через неделю позвонила ей. Решилась. И меня унесло, смыло, я забыла про моего молодого человека, стала отчуждённой в семье, но при этом ни от кого не ускользал мой счастливый взгляд. Конечно, о Люсиль я никому не говорила. Но, видимо, моё частое отсутствие дома обеспокоило родителей. Мама стала за мной шпионить, проверять почту. Много времени на это не ушло, она быстро докопалась до истины. Был долгий разговор, ссора, побег из дома и возвращение. Потом она снова меня выставила. Когда я долго не возвращалась, пришла за мной сама и сказала, что больше не будет мне мешать, хотя эта ситуация её очень расстраивает. Конечно, это внесло дисбаланс, но я не собиралась отказываться от Люсиль. Казалось, всё наладилось, у мамы снова стало хорошее настроение, как вдруг Люсиль мне сообщила, что уезжает, точнее, переезжает в Нью-Йорк. Её пригласили работать в главный офис одного известного бренда, а также намечались перспективы новой выставки её картин. Я рвалась за ней, плакала, сворачивалась как кошка на её кровати, мне не хватало воздуха. Отбирают мою Люсиль! Даже хуже, она сама от меня отказывается, не видит рядом с собой. Конечно, она поступала мудро. Ей тоже было тяжело, я это чувствовала. Она бы с удовольствием взяла меня с собой. Но прежде мне надо было окончить Университет. Тогда я ей сказала, что больше ничего не хочу от неё слышать. Потому что слишком больно. Она сдержала своё слово. Больше мы не общались. Это моя история. Тебе интересно, что было потом? Около шести месяцев меня не существовало, ещё шесть месяцев я училась заново жить и чувствовать. Потом пыталась вспомнить себя прежнюю. Мама мне коробками приносила новые туфли, брала с собой на вечера, пыталась с кем-нибудь познакомить. На самом деле её терапия помогла. Мне нравилось на себе ловить мужские взгляды. Я обрела былую уверенность. Знала, что меня хотят, хотят быть рядом. Попробовала с кем-то сойтись, улыбалась, когда надо было, смеялась, когда он шутил, и кричала, когда он старался. Эта игра стала меня увлекать. Вечные кошки-мышки. Мужчины не давали мне унывать, постоянно веселили, я их дразнила, и они вкладывались ещё больше. Ты не представляешь, как это легко, если знать, что твоё сердце никому из них принадлежать не будет. Пусть делают, что хотят, соревнуются друг с другом в подарках – я лишь наблюдаю. В глубине души я знаю, кто мне нужен. И когда я с тобой встретилась в первый раз после стольких лет, мне снова захотелось быть собой и прямо смотреть человеку в глаза. То есть тебе. Мне стало важно наше общение, ты такая искренняя, тонкая, почему-то сомневающееся, и, главное, близкая мне. Я боялась тебя спугнуть, страдала, когда это всё же произошло. Но решила попробовать ещё раз. Наши друзья в баре, как предлог. И я чувствовала, что ты ощущаешь нечто похожее. А теперь мы здесь в этом в поезде, и мне страшно, когда ты говоришь мне о других мужчинах и о подарках для них. Я с ними ради приличия, веселья и только. Жюли – ты мой основной подарок, знай это. Я немного устала, я посплю, хорошо? – Мила слегка улыбнулась и закрыла глаза. Словно ребёнок, которому когда-то не хватило любви.

– За весь рассказ, я Милу ни разу не перебила. Слушала и не могла поверить. Она передо мной по-другому раскрылась и немного напоминала меня. Возможно, мы с ней похожи больше, чем я думала прежде. И тем самым так друг друга привлекли. Но если для меня наши с ней отношения, как путь к себе и поиск себя, то для неё всё было серьёзнее. В душе она была глубоко несчастной, запутавшейся и на самом деле боящейся мужчин. Не понимающих их, а только делающий вид. Теперь я казалось себе сильней, лучше разбирающейся, чем Мила. И, казалось, в моих руках её счастье. Она так быстро привязывается к людям и не верит, что её могут предать. Она связывает свою жизнь накрепко с другим человеком. А тот, другой, может иметь совсем иные планы. Как я уже сказала, для меня это был лишь отрезок времени, за который я ей безмерно благодарна. Я не видела нас с ней вместе в перспективе. И я не знала, что мне делать дальше.

– Это весьма необычная история. Если честно, я думал, это вы попадёте в ловушку своих чувств. Но как я вижу, жизнь распорядилась по-своему. Что же вы сделали потом, Жюли?

– Вы как раз правы, я попала в собственную ловушку. Но только по-другому, иначе. Буквально через несколько дней после приезда, Мила пригласила меня на открытие выставки к её маме, Алле. Мне было интересно заново познакомиться с её родителями, так что, я с радостью приняла предложение. Алла, она в детстве просила называть её без отчества, запомнилась мне как яркая женщина, к которой всегда были прикованы все взгляды. Жгучая стройная брюнетка в белом костюме, она выделялась ещё в то время. Умело вела разговор, разрешала подружкам Милы пользоваться своими духами. Неслыханная щедрость. Она одна из причин, по которой мы так любили бывать в их доме. А как она вкусно готовила. До сих пор помню её блины с яблочной начинкой и вишнёвый торт. Хотелось на неё равняться, но было уже тогда понятно, что такой, как Алла, надо родиться. Миле от неё много черт и качеств досталось. Я вам уже говорила, что восхищалась их с Александром парой. Они были созданы, чтобы встретиться и вести счастливую жизнь. Если бы захотели, то запросто могли бы повысить продажи, рекламируя те или иные предметы. Так как все хотели быть похожими на них. Или хотя бы уметь так же печь или пахнуть. Мне они казались идеальными, а Милу я считала самой везучей девочкой. Поэтому я не могла дождаться, чтобы снова увидеть её родителей и очень надеялась сразу узнать. Я старательно выбирала наряд для выставки. И так как Алла у меня с детства ассоциировалась с чем-то светлым, я надела белый брючный костюм и уложила волосы волнами.

– Жюли, ты сегодня бесподобна! – Мила, не успевши подойти, начала громко и радостно говорить, – Ты угадала с цветом одежды. Теперь тебе важно не слиться с картинами, они тоже светлые, посмотри.

– Мы прошли в зал, и я увидела нечто абстрактное, воздушное, лёгкое, белое, бежевое, розовое, всё перемешалось и чудесным образом перенеслось на полотно. Я замерла и не могла сдвинуться с места. Как будто туда, на эти картины, переместился мой мир, с маленькими тёмными вкраплениями. Было много орхидей и шампанского, в этом хотелось тонуть, и это было так похоже на Аллу. Не успела я спросить у Милы, где сама хозяйка, как услышала сзади стук каблуков. Обернулась и была настолько удивлена, увидев ту же женщину, что и пятнадцать лет назад. Конечно, взгляд изменился, но всё остальное, фигура, улыбка, волосы, остались прежними. Только эта женщина могла создать такую выставку, очень тонкую, но не переходящую во что-то пошлое.