Судоходство в пролет. ЖЖ-ФБ 2006—2013

Мне не сильно хотелось ехать, и я устроил вечер встреч и прощаний со своей тогдашней подругой. Подруга не особенно горевала, но коньяк пила, и мы тогда по юношеской слабости уговорили всего полбутылки, а остальное вернули в родительский бар.

И вот я уехал.

А надо сказать, что в нашем медицинском морковном колхозе все было исключительно строго: вышки, увольнения, наряды, колючая проволока, гепатитные поросята с охристыми глазами. И никого к нам за ограду не пускали, разрешали переговариваться только под караульной вышкой, потому что ситуация в мире взрывоопасное. Армейские дембели говорили, что у нас круче.

Ну, выпить – ни-ни. Вон из отряда, вон из института, и отправляйся в Кабул обсасывать самолеты с грузами двести и триста. С одним так и вышло, когда он в письме обозвал колхоз концлагерем. Почту-то собирало начальство, наши старшекурсники.

Я подумываю написать об этом отдельный цикл.

Все доктора теперь.

Но вот приехали мой отчим и дядя.

Они такого сами не ждали. А уж я как не ждал? Я позабыл, что на свете есть город. Планета образовывалась непроглядными полями с далекими огоньками на горизонте.

…Им матушка сказала с утра:

– Что вы, мальчики, все по городу шляетесь? Хотя бы съездили в Петергоф или Павловск, в парки…

Мой колхоз был под Павловском. Это был невозможный сюрприз.

И собрала мне посылочку.

Дядя и отчим, под подушкой игравшие в горячительные сорокоградусные шахматы, просто не ожидали такого фарта.

– С удовольствием! – воскликнул отчим.

Уже на лестнице они стали пересчитывать мелочь и решать, что купить: немного водки или много пива?

До Павловска доехали без потерь, не считая мелкой ссоры в оскобарившемся автобусе, который начал петлять и всех мотать, а дядя уже плохо стоял и возмущался по праву езды.

Возле концлагеря они остановились. У них были две сумки с едой.

Дядя перекинул ладонь через колючую проволоку.

– Здорово, – сказал он как-то неприветливо. Он даже ударил меня ладонью и стал смотреть в сторону. – Ты зачем оставил коньяк? Тебе говорили, что если пьешь, то допивай? А мать пришла! И нашла! У нее горя и так знаешь – по самые яйца!…

Дядя самоподзаводился и расхаживал куражливым журавлем. Отчим стоял и укоризненно на меня смотрел. Мне было жалко его за очки.

– — Колбасу всю не сожри, – жестоко предупредил дядя. – Не то тебе морду разобьют. Ну двинули, что ли?

Они с отчимом поплелись к автобусной остановке, недосягаемой для меня, оживленно беседуя.

А колбасу я не съел, ее съели другие. К нарам подошел чеченец Дато и умял три четверти, но я не посмел возразить, ибо еще питал иллюзии насчет не слишком удачного, но все-таки братства народов. Зато мне достался посторонний, не от Дато, пирог.

Подарок

Один батюшка подарил содружественному духовному лицу видеокассету: «Почему мироточат иконы»?

Тот помедлил.

– Знаете, батюшка – конечно, спасибо, но я знаю, почему мироточат иконы…

Батюшка ожег его коротким пронзительным взглядом.

Небо и земля

В одной из моей хроник описан доктор, который дежурил ночью на пивзаводе и «в два часа дорвался до кранов».

Нечто подобное произошло в одном приходе: в половине девятого утра протопоп дорвался до склада. Там не было спиртного, оно хранилось в другом этаже, зато там хранилось все остальное.

Протопоп не воровал. Он кружил среди этого, куражился и дурковал, особенно оберегая «Основы православия» – брошюры, отпечатанные в непотребном количестве.

Там были любые вещи по алфавиту. Берешь азбуку, смотришь вещь и находишь. Вот скудные образцы:

Деревянные блоки для парусника.

Катушка фашистской колючей проволоки «Вермахт-1942».

Церковный накупольный крест из иридия.

Антикварные стулья.

Бочка из-под шнапса.

Катушка для силового кабеля.

Стиральные машины, 3 штуки.

Шесть пылесосов, все это не работало.

Протопоп метался и не знал, к чему себя приложить. Ему было отрадно и музыкально.

Еще один дискурс

В магазине, где просят «вазми карзынка» – как он хохотал, когда я по рассеянности пошел с карзынкой из магазина.

Он одет в военную форму неустановленного суверенного государства.

Маленькая отечественная девочка, у папы на руках, спрашивает:

– Дядя, а почему у тебя палец так согнут? А почему ты такой некрасивый? Тебя мама в детстве плохо кормила?

Невнятная среднеазиатская брань.

– А покажи мне свой кошелек.

– У меня нет кошелька…

Монтекки и Капулетти

Один мой старинный приятель, Сын своих родителей и племянник других, приехал на дачу, половина которой принадлежит ему. И обнаружил маму в положении героини фильма с Райкиным, про коммуналку. Орудовали дядя и тетя.

Они противостояли.

Когда-то – милейшие отношения! Образцовые.

Я бывал там! Я помню застолья!..

Состоялся дискурс. Участники:

1. Племянник.

2. Тетя.

– Интеллигенция!

– Мещанка!

– Учителя!

– Медобслуга!

– По заграницам ездят!

– А что?

– Христианин!..

Разводка

Внутренний рост – он в чем заключается?

Да во всем. Можно и вниз расти, в конце-то концов. Применительно ли тут слово «рост»? В плане деградации, которая тоже есть своего рода развитие – безусловно.

Только что я совершил вещь, которую не сделал бы никогда, и с хохотом всех выгнал бы, ибо мне известны эти затейники.

Когда звонят в дверь и приносят подарки на взаимовыгодных условиях.

С картошкой проще. Хозяева, картошка не нужна? Нет, не нужна.

Но мне было скучно, а пришла девушка Таня. На лице вытатуирован техникум – метафора.

Девушка Таня сказала, что только сегодня она готова подарить мне четыре предмета. Просто так. За мою рекламу этих предметов, а следить за рекламой не будут, потому что все построено на доверии.

Она предложила мне суперутюг, чайник-термос, фильтр для воды и огромный набор кастрюль.

– Это все ваше, – сказала Таня. – Пользуйтесь!

– В чем прикол-то? – заинтересовался я, попыхивая в нее папиросой.

В честь такого судьбоносного события – Дня Здоровья и Счастья, по ее меткому выражению – это обойдется мне в 3,5 тысяч рублей. А не в девять. Между прочим.

У меня есть чайник. Есть утюг и фильтр. Но у меня мало кастрюль. Жена, избавляясь от всего ненавистного, сохранившегося от бабки, повыкидывала массу кастрюль. Мне их много и не нужно, однако…

Однако я купил кастрюли.

За полторы штуки. Их много, и они со сковородками. Я не знаю, куда их девать и что из них есть. Те же пельмени?

Я даже не думаю, что меня развели. То есть развели, но не особенно жестко. Тем более, девушка Таня с выражением техникума на лице. Она бы не вышла за меня замуж, будь у меня утюг, чайник, кастрюли и фильтр. У нее их и без того полным-полно. Скорее, она бы забанила такого мудака.

И я думаю – не рост ли это? Или Альцгеймер? Не начало ли это созидания и сбора камней? Вот придет ко мне любимая, а у меня уже кастрюли. Уже есть повод задуматься.

Впрочем, я могу и продать их за столько же, если кому нужно. Не в кастрюле счастье, в ней только его соблазнительные семена.

Париж – Дакар

Когда-то у кого-то – простите, запамятовал – я прочитал об истинном православии. О его сущности. Дорога, светофор, машина, за рулем поп. Красный свет. Стоял-стоял, а потом перекрестился и рванул.

Вот оно.

Мне рассказали про очередного батюшку. Что-то зачастили они ко мне.

В общем, папа купил автомобиль.

Старенький Мерседес 70-х годов, смешной и зеленый, но для езды в 90-е.

Машина была железная, и на дорогах батюшка не церемонился. В экстраординарных ситуациях он шел на таран.

Противник получал чудовищные увечья, а машина батюшки отделывалась царапиной на сердце.

Но однажды он протаранил три машины подряд.

В приход Мерседес приволокли волоком и чинили ломом. Батюшка негодовал: не соблюдают правила, не уважают батюшку!

Батюшка напоминал качка и имел чудовищный шрам на лице.

Вскоре батюшка соприкоснулся с «каблуком». Там была очень сложная развязка.

– Стоять долго! – Толкает шофера в бок. – Давай-давай, проскочим прорвемся.

– Так ведь там ГАИ…

ГАИ немедленно и пришло.

Вместо шофера выскочил батюшка, весь при кресте.

– Как это можно – батюшку?!

Те вздохнули, отступили.

– Вот видишь – никто не может батюшку задержать, а ты бодяжился.

Ключи от Рая

Не так давно я написал про Тапки.

Дескать, они появились ниоткуда. Мужские, мой размер. В знак того, что нечисть, разгулявшаяся в моем дому, решила загладить свою вину хотя бы так.

Но с ними дело разрешилось. Тапочник, как я сказал, нашелся. Это мне их отчим купил, а я призабыл, но все равно: я уходил, и в коридоре их не было, а когда вернулся – они стояли посереди прихожей. Не все так просто.

Нынче вышло куда интереснее: я ушел, а вернувшись, обнаружил два крохотных ключика на колечке, одинаковые, как от почтового ящика, с надписью Italy, где я не буду никогда, и мои тертые джинсы тоже не будут.

Гаденькие такие ключики, от частого пользования.

За последние несколько дней в моем дому побывали три человека. Все они начисто отрицают причастность к ключикам.

Явно не золотые. Но вдруг золотые?

Тогда придется повторить весь цикл: завести многопудовую черепаху, накормить ключами, позвать со двора Карабаса и Дуремара, благо они круглосуточно там сидят, купить им кукольный театр в структуре белой горячки. Выстругать чурку, а лучше пригласить его из ближайшего магазина. Отправить к соседу, который 20 лет сверлит мне стену, и сказать, что там, если на неделю запереться, заткнуться, попить и нарисовать очаг, удастся продырявить чуркиным рылом мою очень прочную, кстати сказать, кирпичную стенку и оказаться в волшебной стране. То есть в гостях у меня, у сказки, в окружении рукоплещущих санитаров и ОМОНа. Мне, в компенсацию за причиненный ущерб, попрошу Мальвину, но лучше – лису Алису.

Сдается мне, правда, что не те это ключики.

Не ключики ли это Святого Петра?

Один от и один От?

Опять же Италия.

Посетил, не застал и забыл или оставил с намеком. Давай, дескать, сам? Как-то не согласуется с доктриной.

Позднее все разъяснилось. Недаром первоначально два эти ключика до паховой грыжи напомнили мне те самые яички-клубни, которые дорожная проститутка хотела пересосать моему тестю под видом американского минета. Прочно сцепленные, они мрачно напоминали мне как о тесте, так и о надобности заплатить за свет. Они вывалились из коробки, куда он упрятал электросчетчик.

Без протокола, начальник

Давно это было, лет десять как, а вот припомнилось.

На лестнице зазвучали преаппетитные удары, и кто-то неторопливо покатился, а кто-то торопливо побежал, я еле успел заглянуть в глазок.

Потом соседка, жена гегемона сверху валялась у нас в ногах:

– Кто? Скажите, кто его? Ну конечно, вы не скажете…

И в лице ее что-то переломилось, словно черная дамская папироса.

Ну а как еще?

Я отвел сержанта в сторону.

– Не для протокола, начальник, – сказал я. – Коричневая куртка, рыжая пидорка-шапка. Обойдите дворы, навестите квартиру напротив. Отрицать буду все.

Он кивнул.

Вот в Сент-Мери-Мид, где каждый дом на отшибе и сидит мисс Марпл, убивают специально подумав – так, чтобы даже болезнь Альцгеймера не помешала это разоблачить.

А здесь, в районе сплошной пролетарской застройки, пока добежишь докуда-нибудь, откажет либо дыхалка, либо железобетонная печень.

А новые соседи, что въехали в квартиру напротив потом, года два отскребали ее от недавних жильцов, надолго оставшихся без квартиры. Правда, теперь у них напротив был я, и они установили не глазок, а систему видеонаблюдения.

Двор под звездным небом

Наш двор пора накрыть и покрыть шатром со звездным небом над и под ним, поставить кассу и биотуалет, но без ключа.

Сегодня утренникам – которые дежурят там на скамейках с утра, часов с двух ночи – особенно плохо. Неразговорчивы. Вынимают из урны пустые бутылки и бомбят голубей. Еще достают гнилые фрукты; по виду достали лимон, и тоже бросили, но он упал невдалеке. Через две минуты его не стало: съели. Не голуби, голуби разбегались под натиском катапульт.

Сожрали, точно. Будь это апельсин, я бы вконец расстроился, хотя терпеть не могу, как и лимон, ибо человек устроен необычно.

Гнездовье экстремизма

Заглянул на почту.

Передо мной оказалась многоголосая женщина почтенного урожая, с градусом и сахаром – квадрат; она отправляла восемь узбекских паспортов, в каждый из которых было вложено по четыре бумажки для проштамповывания, регистрации и разрывания пополам.

Восемь узбекских паспортов. Семь исламских террористов прибыли 1-го, числа, а один – 31-го, вот с ним-то и возникли проблемы. Возможно ли осуществить над ним государственный почтовый акт?

Ведь он мог приехать незадолго до ноля часов, лукаво прикидывала женщина. Велика ли разница? Первое, тридцать первое, чай-май…

Но главный террорист, разумеется, прибыл с утра, чтобы все подготовить к прибытию остальных семерых.

Вышестоящим актом акт над восьмым был возложен на усмотрение почты.

И почта покочевряжилась, но уступила, и фундаменталист оказался в опасной от меня близости. Где-то в Питере.

Вообще, я считаю почту гнездовьем радикализма.

По почте рассылают, скажем, письма с сибирской язвой. Не говоря уже о всякой рукописной хуйне.

Я предлагаю собрать всю почту вместе с Почтамтом и вывезти за 100 километров, в заброшенный полуколхоз, куда по одноколейке ходит игрушечный поезд-«подкидыш». Двадцать лет назад он ходил, туда и обратно, утром и вечером.

А почтовые ящики нарастить до биотуалетов. Посадить бабок и поручить им торговать поздравительными открытками, и эти же открытки собственноручно бросать в щелочку, за которой – дыра.

Двор и спор хозяйствующих субъектов

Случилось мне побывать у нотариуса.

Это ерунда, это обыденное. Унылая толпа на двадцать рыл.

Мы ушли во дворик.

Были там мама, отставная жена в субманиакальном расположении духа, адвокат Татьяна Николаевна и я.

А сам нотариус заседал в особнячке.

Наши дворы облагораживаются, в них вырастают неожиданные клумбы сложных форм, а также газоны, лавочки, урны, оградки – все это привлекает хозяйствующих субъектов, для чего и живет. Хозяйствуют кто чем. Двое мужчин напротив, к примеру, при полном непротивлении сторон хозяйствовали бутылкой портвейна.

Мир устроен так, что у человека помимо всякого лишнего имеется еще и хозяйство интимное. С этим хозяйством у владельцев портвейна проблем не возникло никаких. Они им хозяйствовали, хозяйством и портвейном, по принципу сообщающихся сосудов. Зато у нотариуса, при наличии декоративной собачонки Марты, такие проблемы возникали систематически. Там не было туалета.

А маме как раз понадобилось в такой туалет. И адвокат Татьяна Николаевна повела ее в бывший кинотеатр «Стереокино», который теперь почему-то отзывается на слово Union.

На оградке у входа сидела мерзкая билетно-контрольная вошь с наружностью бронепоездной комиссарши, и мне было стыдно, что я спрашивал у нее огоньку. Билетно-контрольное животное заревело слоном, и при пустом-то зале, показывая улучшенное качество стереозвука. Стерео-долби ревело, что писяют исключительно те, кто смотрют, а именно зрители, и не пустила маму, а адвокат Татьяна Николаевна сказала, что да вот, мы вон оттуда, и показала рукой на окно второго хозяйствующего субъекта, нотариуса.

Но их обоих выставили, стуча ногами.

Не разрешив улучшить качество стереозвука посещением туалета.

Тогда Татьяна Николаевна пошла к своему хозяйствующему субъекту, где доложила о конфликте, и хозяйствующий нотариус ответил, что если так, то их нотариальная контора не будет обслуживать сотрудников кинотеатра Union.

И те останутся в бесправовом пространстве.

Между интимными хозяйствами еще и не такие скандалы бывают.

Поминки

Из деревни Жабны позвонила дочка.

– Как дела? – спрашиваю.

– Да вот, – отвечает. – Только что вернулись с поминок.

– Это с чьих же?

Жабны не славятся долгожителями.

– Да дедушкин друг умер, дядя Леша.

– От чего же?

– От водки, от чего же еще!

И вот теперь наступили поминки.

Очень жарко, но речка ужасно грязная, и купаться нельзя, а пруд, который тесть выкопал экскаватором, почему-то теперь вообще не звучит.

Тесть и прочие закодированные потянулись помянуть покойничка: смотреть «Марш Турецкого», а дочка пошла одна играть в мячик.

Масоны

Я долго потешался над масонами, оккупировавшими мой двор, едва там появились скамейки с урнами и юными рябинами.

Особенно над одним.

Он дневал там и ночевал.

Нынче мы волею обстоятельств познакомились. Я давно подозревал, что потешаюсь над собственным будущим.

Еще зимой на босу ногу он аскал у меня десять копеек на боярышник, но я не давал и посылал его на хер в бессменной шапочке-пидорке. Они у нас были примерно одинаковые. Но посылал его я.

Нынче все изменилось.

Мы подружились.

Я вошел в собственный двор.

Испитой незнакомец рассказал мне, что его зовут пенсионером Павлом.

Больше мне ничего нет удалось выяснить.

Пришел его татуированный друг, два года как от хозяина, и приказал мне исчезнуть в течение пяти минут, потому что прибыли заодно еще две, с позволения выразиться, женщины.

«Лохи, лохи, лохи, лохи, бляди, бляди,» – было написано на скамейке.

Я ушел через одну минуту.

Мой двор мне не двор.

Я вообще чужд социуму.

Храм Афродиты

Пятачок возле метро Площадь Восстания – просто храм Афродиты какой-то.

Рожа у меня такая, что ли?

За 20 минут, что я там простоял, мне предложили услуги три дамы.

Да согласись я на всех троих в такую жару – не спас бы никакой бисептол.

– Мужчина, хотите отдохнуть? – спросили однажды у поэта Лейкина.

Тот удивился:

– Да я не устал…

Клуб самоубийц

Дорогие друзья!

Неожиданно для себя в беседе с одним очень знающим и подкованным человеком я выяснил, что этому человеку неизвестна игра «Хмурые лица».

Я расскажу вам суть игры, потому что считаю это одним из долгов, которые должен отдать человечеству. Женщинам и детям читать не рекомендуется, а последним не стоит даже играть. Я предупредил.

Итак, вообразите себе шикарный мужской клуб. Сигары, фужеры, лакеи, укрытый зеленой скатертью стол.

Разумеется, это тайное общество.

Всего мужчин должно быть человек двенадцать с преступным Председателем во главе. Все сидят вокруг стола, как будто изготовились к спиритическому сеансу. На самом деле оно почти так и есть.

Еще участвуют две ветреные женщины.

Одна забирается на стол, а вторая – под стол, скрываясь скатертью. Где начинает оказывать орально-генитальные услуги одному из присутствующих.

Смысл в том, чтобы догадаться, кому она это делает.

А лица у всех, по уставу клуба, заведомо хмурые.

Наконец, лысый господин не выдерживает и таращит глаза: тут-то его, голубчика, и поднимают на смех, ибо его детородный орган уже превратился в пикового туза.

А дамы, соответственно, меняются местами.

Вот, собственно говоря, и вся игра.

Пока все это длится, преступный Председатель незаметно исчезает по секретной черной лестнице, на бегу дожевывая колоду карт.

…Я слышал о такой игре, имевшей место в пивном баре «Кирпич», что некогда радовал нас на Петроградской стороне. Правда, там была всего одна женщина и шесть мужчин-моряков. Триппер образовался у всех.

Новости с Валаама

В душевой – плакат:

БРАТИЯ! БОЙЛЕР НЕ ЗАЗЕМЛЕН! МОЛИТЕСЬ, КОГДА МОЕТЕСЬ!

Какие же молитвы, если заземлить.

Полифония

Должен же я урвать кусочек лета?

Пусть позднего. Пусть это будет вечерний звон.

Набокова вот тянуло к бабочкам, а я, поскольку не смею даже написаться рядом с ним, тянусь к иным насекомым.

Я полюбил вечерами отдыхать на дворовых скамейках, и любоваться окрестностями, и внимать местной речи, где одна звезда разговаривает с другою звездой.

Они же там, оказывается, по вечерам все соседи сидят. Из одного подъезда.

Кто и что говорил, я не смог разобрать, все-таки пять человек сразу, среди которых одна – откровенная атаманша.

Я так понял, что у них два комплекта ключей на пятерых.

И нет уже ни одного, причем не первые сутки.

Пришел Паша, человек в вечнозеленой шапочке и вечно же живой, и сразу отмел все претензии к своей особе. Да я, возмутился он, я не брал, я и свои потерял.

Тут началась неразбериха. Мне удалось разобрать чье-то:

– Христос вот ходил по воде! Я блядь буду! Ты понял, сука? Ну и все, нахуй-блядь. А Он по воде ходил!..

Тут атаманша напомнила зачем-то, что она старше всех, и стала надевать следочки. Очень, очень медленно.

Какие это были следочки!

Набоков бы бросил на хер своих расписных бабочек и собирал бы одни такие следочки.

Они не следочки даже были, а некие соединительнотканные образования с вкраплениями черного, малинового, черного, серого и сиреневого цветов. Это были живые существа из Красной книги, съеденные и населенные прочими живыми существами.

– Ну сделаю я тебе ключи! – орал самый непонятливый.

Солнечные часы

Я понял один из принципов жизни этих людей, которые носят дырчатые следочки и рассуждают о Христе применительно к пропавшим дверным ключам.

Это Солнечные часы.

К сожалению, у меня нет фотоаппарата, чтобы показать мой двор.

Лужайка.

Она кресто-конвертообразно пересечена двумя тропинками.

В центре – овал для моего будущего бюста при жизни и смерти.

И четыре рыжие скамейки с урнами возле каждой.

Север-юг-запад-восток. Роза ветров. Люди одни и те же. Они перемещаются со скамьи на скамью, повинуясь Солнцу. Весь день они не меняются, перемещаются, не делая более ничего. Они пьют одно и то же, они говорят об одном и том же.

Но есть и клинопись. На одной, самой новенькой скамейке, уже не без труда удается разобрать: «бобры бобры бобры бобры лохи лохи лохи». Раньше вместо бобров там значились бляди.

И вдруг я понял, кто эти люди – шиши, как назвала их моя подруга, или юпкетчеры из романа Кобо Абэ. «Юпкетчер: один из видов пластинчатоусых. Лапки атрофировались, он все время вращается на одном месте, как стрелка часов, и питается собственными экскрементами». I follow the sun.

Черножопый

Сижу, как вы догадываетесь, на лавочке и не работаю ни черта, потому что очень жарко. Вокруг меня – левкои, лютики, плевки и лопухи.

Только что вышел из магазина, где покупал себе табачное изделие.

Сижу, курю табачное изделие. Позади меня бывшую зубную поликлинику переделывают во что-то, чего я раньше никак не мог понять, пока до меня не дошло: это, вероятно, будет мечеть, ибо вдруг ишаком закричал муэдзин, уронивший кровельное железо.

Все опечатано и зашторено. Видел, как ввозили медицинскую технику – наверное, для мусульманских абортов, потому что на эти мероприятия являются всем семейством. Для справедливости, скажу, что для обычного осмотра и родов – тоже.

В лопухах – суета: мошкара, кошки, неоднозначные люди.

Размышляю об услышанном в магазине.

Там работает кассирша Аня, очень темненькая, темнее моих глаз и снов.

Ну, что интересно обсудить за кассой? Конечно, убийство принцессы Дианы. У Ани есть версия.

– Во всем виновата зависть.

Аня очень, очень темненькая. Вообще, вокруг меня торгуют сплошь темненькие.

– Убивают всегда из зависти. И только из зависти. Как только принц узнал, что она трахается с этим черножопым… А потом попробуй докажи!

Купив вполне беломорканальное изделие, я вышел. Пошел на скамейку, в лопухи, где зычный крик муэдзина уже сулит нам невнятные пророчества.

Звонок

Все утро нахожу какие-то деньги – то два рубля, то двести. Ну, подождем до вечера. Давайте, ребята, я постараюсь не мешать.

Это, наверно, потому что я случайно сказал какое-то одно из Семи Волшебных Слов, прослушать которые меня сегодня приглашали из почтового ящика. Конечно, непечатное.

Зато других слов я не угадал, хотя и сказал. И потому битый час искал бритвенные станки. А они все вдруг куда-то пропали из аптек, как будто людям нужны только шоколадные гондоны с усиками, жгутиками и зернышками.

Не брившись дней пять, я как-то совсем себе разонравился. Я и раньше себе не особенно нравился, но тут стали происходить недопустимые вещи: например, со мной стали здороваться на скамейке.