Разбрасываю мысли

Василий Васильевич Налимов

Разбрасываю мысли. В пути и на перепутье

© Ж.А. Дрогалина, составление, подготовка текста, от составителя, 2015

© В.В. Казютинский (наследники), Ж.А. Дрогалина, приложение, 2015

© А.Н. Дьячков, иллюстрации на цветной вкладке, 2015

© Центр гуманитарных инициатив, 2015

* * *

От составителя

Человек остается открытым всему многообразию созревших возможностей. За человеком остается свобода выбора, свобода творчества. Человек действует спонтанно, пристально вслушиваясь в то, что созревает в планетарном сознании. Именно вслушиваясь в шепот судьбы, он сам принимает решения, порождающие фильтры, которые изменяют систему ценностных представлений, задающих его Эго…

Именно… трансличностное ощущение самого себя дает нам возможность почувствовать сопричастность к различным мирам и культурам.

В.В. Налимов [Канатоходец, 1994, с. 103–104]

Настоящая книга, как и другие философские работы Василия Васильевича Налимова, наполнена пониманием сопричастности человека другим мирам и культурам. Это второе, исправленное, издание книги Разбрасываю мысли, которая впервые вышла на русском языке в 2000 г., когда ее автор уже не мог ей порадоваться.

Книга, как сказано в предисловии к первому изданию, представляет собой сборник, включающий работы В.В. Налимова, написанные в разные годы жизни. Подготовка текстов была начата еще в 1996 году (незадолго до его смерти 19 января 1997 года). Он хотел соединить публикации последних лет, разбросанные по разным журналам, часто малотиражным и малодоступным. Он всегда считал, что работы, тематически близкие, собранные вместе, обретают целостность, создают книгу. Подобный сборник – В поисках иных смыслов – уже выходил в 1993 г. и до сих пор не утратил актуальности. Поэтому в 2013 году (через 20 лет) он был переиздан и значительно расширен тремя приложениями, одно из которых включало переписку В.В. Налимова с Н.В. Толль-Вернадской – дочерью академика В.И. Вернадского. Эта переписка возникла не случайно. Толль-Вернадская разделяла критицизм Налимова по отношению к науке, который у него никогда не был простым отрицанием. Наоборот, он всегда подчеркивал серьезный вклад науки в культуру. Он считал, что наука «разрушила многие предрассудки, идущие из далекого прошлого, и существенно изменила состояние сознания». Но из этого следует не доминирование сциентизма, а синтез, который «может стать плодотворным – когда меняется сама наука, когда мы готовы признать, что иррациональное отнюдь не противостоит рациональному, когда в теоретической физике и космогонии стала проявляться метафизическая настроенность»[1].

Метафизическая настроенность определяла и поле деятельности В.В. Налимова. Даже в последние дни и часы жизни, покидая этот мир, он продолжал пристально смотреть в «окно» Вселенной, стремясь постичь эту не имеющую границ область бесконечного. Поэтому в его трудах приоритетны вопросы, а не ответы, и естественно стремление к расширению мировоззренческих горизонтов.

Это стремление отражено и в структуре данной книги, состоящей из четырех больших разделов, касающихся размышлений о сущности мира и человека. Бóльшая часть включенных материалов, как отмечалось выше, так или иначе уже появлялась в периодике. Но с некоторыми трудами читатели тогда – в 2000-м году – познакомились впервые. Прежде всего это относится к русскому варианту работы Мир как геометрия и мера. Биологический аспект глобального эволюционизма: некоторые метафизические следствия. Ее первое появление в виде отдельной небольшой книги под названием Space, Time, and Life состоялось еще в 1985 г. в издательстве Ю. Гарфилда в Институте научной информации в Филадельфии[2]. В настоящую книгу «Мир» был включен как отдельная глава в разделе Сущность мира в понимании Человека (ч. II, гл. 6.). Также впервые увидели свет и последнее сочинение автора Метанаблюдатель как создатель образа Мира: размышления о реальности (гл. 5) и его работа Философия числа (гл. 7). Есть в книге и совсем неожиданный текст – Плач по России – стихотворение в прозе, впервые опубликованное как гл. 4. Такое выделение небольшого текста в виде особой главы Василий Васильевич счел необходимым, потому что так запечатлелся итог его наблюдений за смыслами, творимыми в стране в течение века. Стихотворение оказалось провидческим – жизнь ушла вперед…

Эта книга в целом – панорама приложений вероятностного подхода, разработанного В.В. Налимовым. И формула Бейеса, лежащая в основе его модели, становится неким универсальным инструментом для рассмотрения органически целостных развивающихся систем, поскольку описывает процесс эволюции текстов – тех текстов, через которые мы видим Мир.

Ниже в хронологическом порядке приводится список переиздававшихся книг В.В. Налимова, которые встречаются в литературе разных глав, чтобы не повторять переиздания в каждой главе:

Налимов В.В. 1974. Вероятностная модель языка. О соотношении естественных и искусственных языков. М.: Наука, 272 с. (2-е расширенное изд. – 1979. М.: Наука, 303 с.; 3-е дополненное изд. – 2003. Томск – Москва: Водолей Publishers, 367 с.; на польск. яз. – 1976. Probabilistyczny Model Języкa. Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 336 s; на англ. яз. – Nalimov V.V. 1981. In the Labyrinths of Lang uage. A Mathematician’s Journey. Philadelphia: ISI Press, 246 p.).

Nalimov V.V. 1985. Space, Time and Life. Te Probabilistic Pathways of Evolution. Philadelphia: ISI Press, 110 p. (на русск. яз. – Мир как геометрия и мера в кн.: Налимов В.В. 2000. Разбрасываю мысли. В пути и на перепутье, гл. 6. М.: Прогресс-Традиция, 344 с., а также в настоящем издании).

Налимов В.В. 1989. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М.: Прометей, 287 с. (2-е дополненное изд. – 2007. Томск – Москва: Водолей Publishers, 367 с.; 3-е изд. – 2011. М.: Академический проект, 399 с.; на немецк. яз. – Nalimov V.V. 2009. Spontaneität des Bewusstseins. Wahrscheinlichkeitstheorie der Bedeutungen und Bedeutungsarchitektonik der Persönlichkeit (перевод М. Боница). Berlin: trafo Verlag, 394 S.

Налимов В.В. 1993. В поисках иных смыслов. М.: Изд. группа «Прогресс», 280 с. (2-е расширенное изд. – 2013. М. – СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 463 с.).

Налимов В.В. 1994. На грани третьего тысячелетия. Что осмыслили мы, приближаясь к XXI веку. М.: Лабиринт, 73 с. (также в кн.: Налимов В.В. 2001. Искушение Святой Руси. На грани третьего тысячелетия. Сыктывкар: Коми книжн. изд., 352 с.; 2-е изд. этой кн. – 2002. Томск – Москва: Водолей Publishers, 352 c.).

Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. 1995. Реальность нереального. Вероятностная модель бессознательного. М.: Мир идей, 432 с. (на англ. яз. – Nalimov V.V. 1982. Realms of the Unconscious. Te Enchanted Frontier. Philadelphia: ISI Press, 320 p.; на франц. яз. – Nalimov V.V. 1996. Les Mathématiques de l’Inconscient. Paris: Éditions du Rocher, 488 p.).

Завершая, хочу выразить мою неизменную благодарность Ирине Игоревне Блауберг – редактору и консультанту, многолетнее участие которой в издании трудов В.В. Налимова оказывает неоценимую помощь в работе с текстами. Также хочу сердечно поблагодарить художника Алексея Дьячкова, рисунки которого начали украшать книги В.В. Налимова еще при жизни автора и продолжают появляться на обложках и цветных вкладках его книг, придавая изданию, как неоднократно отмечалось, дополнительную размерность. Не могу не сказать спасибо Петру Валентиновичу Соснову, сохраняющему интерес к трудам В.В. Налимова и заботящемуся о том, чтобы его книги издавались.

Ж.А. Дрогалина

Я друг свобод. Создатель педагогик.

Я – инженер, теолог, физик, логик.

Я призрак истин сплавил в стройный бред.

М. Волошин. Два демона [1990, с. 146]

Пролог

Я продолжаю разбрасывать мысли.

Они разлетаются, как листья осенью.

Летят листья навстречу будущей, еще далекой весне.

Мы ждем ее. Готовимся к ней.

Нет, я не философ, ибо, не устаю повторять, никогда не получал регулярно деньги за мысль философскую. И это спасло меня. Философы – они там, в Институте философии, на философских факультетах. Там нужно было верить в безверие. Таков был символ веры. Тем более я не теолог, и в церковь православную не хожу. Но верую в то, во что не могу не верить. Прошел я в юности школу западного, вольного эзотеризма, где учили нас только тому, что можно осмыслить и вообразить силой своего духа, и не более. Я был ученым, но оставался свободным от сурового насилия науки. В науке тоже во что-то нужно верить, ее тоже надо любить, сохраняя при этом и критицизм. Я побывал в русских тюрьмах, лагерях и ссылках – снимал «торфа» в забое, промывал колымское золото, заготовлял лес; как много погибло его, возможно безвозвратно: обиделась измученная нами природа. Насильственной смертью погибли и многие миллионы людей, не оставив потомства. Другой стала страна Россия, потеряв свою силу в лагерях и войнах безумных. Никто уже не скажет – «Святая Русь». Я долго работал инженером на металлургических заводах, когда был в ссылке; трудился и на нефтяных промыслах, и в геологических партиях. Где бы ни работал, всегда любил работать.

Люблю и сейчас, хотя мой трудовой стаж почти равен моему биологическому возрасту. Я не окончил математического факультета Московского университета[3], но по рекомендации того же университета получил звание профессора по кафедре теории вероятностей и математической статистики (1970 г.). В течение 10 лет я был первым заместителем крупнейшего математика современности А.Н. Колмогорова. Я и сейчас еще главный научный сотрудник этого университета – теперь уже биологического факультета[4].

Я знаю Россию и русский народ, знаю их в беде. Я не проповедую. Моя мысль всегда свободна. Я преклоняюсь только перед свободой. Не принимаю насилия и власти. Боюсь больше всего глупости, судьбинно довлеющей над нами. Нам нужна сейчас мысль вольная, разномысленная, свободная от глупости. Нужна, как никогда. Я уже на грани лет моих. Кому передать эстафету? Прожитое в многообразии наших дней дает мне моральное право говорить о многом, выходя за привычные грани профессионализма. Да, свободная мысль должна быть необузданной. Такой, какой хочет.

Вспоминаю, когда был я юношей и выбирал свой путь, мне сказано было кратко: «Жизнь должна быть непрестанно творимой легендой». Удалось ли следовать такому наставлению, удалось ли исполнить его?

Об этом размышлял я, когда начинал готовить к печати эту книгу.

Часть I

Размышления на философские темы: Сущность Человека

Глава 1

Теория Смыслов

Конструктивистские аспекты математической модели сознания[5]

Неужели живое и разум не важны в функционировании сущего?

J.А. Wheeler [1988, c. 125]

Таким образом, мы работаем не с информацией в компьютерном понимании этого слова, а со смыслом, или значением.

С. Роуз [1995, с. 109]

Введение

По специальности я прикладной математик. Многие годы я занимался применением математической статистики и планированием эксперимента (также математической дисциплиной) в решении различных задач научной и технической направленности. В течение последних 15–20 лет я расширил поле своей деятельности, начав заниматься применением математики, особенно ее вероятностного направления, в рассмотрении задач философского характера. Моей целью стало построение вероятностной модели языка [Налимов, 1979], а затем и сознания в целом [Налимов, 1989, 1991, 1993], [Nalimov, 1992, 1995, 1996], [Nalimov, Drogalina, 1995].

Насколько я понимаю, математиков прикладной направленности мало интересовало противостояние формализм – интуиционизм, поскольку считалось, что эта тема должна интересовать скорее тех, кто озабочен основаниями математики, чем тех, кто занимается ее приложениями. Философские аспекты интуиционизма, развиваемые преимущественно Л. Брауэром [Brouwer, 1975], обычно оставались в тени [Панов, 1984].

В недавнее время, особенно после публикации весьма значительной статьи Дж. Уилера [Wheeler, 1988], интерес к проблеме интуиционизма, по-видимому, начал возрастать и у тех, кто использует математику для решения нематематических задач. Так случилось и со мной.

Ознакомившись с упомянутой публикацией Уилера, я увидел, что мой подход к построению модели языка и сознания строится конструктивистски. Позднее я понял также, что и философская позиция Брауэра – одного из основателей интуиционизма – близка мне. Но все это требует детального разъяснения.

I. Идея конструктивизма в вероятностной модели сознания

Естественно, что, излагая свои мысли, мы пользуемся Аристотелевой логикой. Но в моем представлении формальная логика – это лишь средство общения между людьми. Не более. Сам процесс мышления (обретения новых смыслов) интуитивен. Исходные посылки порождаются спонтанно на смысловом континууме. Затем они редуцируются к семантическим дискретам и раскрываются через логически формулируемые тексты. Несмотря на всю свою внешнюю логичность, текст воспринимается нами как некий процесс переживания. Каждый из нас один и тот же текст может понимать по-разному и, может быть, совсем не так, как он был задуман. Вот что я хочу зафиксировать в своей модели сознания.

Я понимаю, что процесс мышления может выражаться на разных языках, например, на языке музыки, танца и других. Но этой темы я здесь не буду касаться.

Моя исходная позиция состоит в утверждении, что смыслы изначально заданы в своей потенциальной, непроявленной форме. Это платонизм. Но надо ли понимать платонизм как «наивный реализм» (а это принято в высказываниях конструктивистов [Панов, 1984])? Человек не механически считывает, а творчески распаковывает континуум смыслов, обращаясь к неформальной, вероятностной, то есть числовой логике (вспомним здесь платоновское пристрастие к числу). Обратим внимание и на то, что наш физический мир задан изначальным набором фундаментальных числовых констант. Но посмотрите, как многообразен ландшафт нашей земли. Другой пример – цветовое восприятие. Оно исходно задано человеку умением воспринимать короткий отрезок электромагнитной волновой шкалы, но как велико многообразие цветовых образов у человека, особенно у художника.

Строя модель сознания, я обращаюсь к смысловому континууму, то есть к пространству, в котором нет пустых мест. Смысловой континуум, гипотетический по своей природе, обретает актуальность, когда человек, активный наблюдатель, задает на нем некую систему предпочтения, обращаясь к вероятностной мере (плотности вероятностей). Так происходит квантование – создание текста (одного из множества возможных, поскольку по-разному можно задавать вероятностную меру). Здесь возникает аналогия с квантово-механическими представлениями: наблюдатель не воспринимает в микромире частицу, размазанную в пространстве – времени; она становится осязаемой только после редукции волнового пакета. Мы могли бы, следуя Уилеру [Wheeler, 1988], сказать, что в наблюдаемом нами физическом мире нет континуума, – есть только дискреты.

В нашей модели заданы аксиомы, но они не используются для доказательства каких-либо теорем. Они, аксиомы, сами по себе создают модель сознания. В соответствии с методологией конструктивизма, мы не провозглашаем предварительно приверженность к вероятностной логике – она возникает непосредственно из построенной модели. Отказ от закона исключенного третьего (одна из основных идей Брауэра) не постулируется заранее – он естественным образом следует из возникшего у нас бейесовского варианта логики.

Мы не формулируем каких-либо «законов» сознания, полагая, что порядок в изучаемой системе создается вероятностным характером глубинного мышления, опирающегося на регулирующую роль смыслов в функционировании сознания[6].

Не делается также какой-либо попытки доказать истинность модели. Модель имеет статус метафоры. Мы считаем возможным предлагать ее для рассмотрения, поскольку она, как нам представляется, выглядит достаточно элегантно и обладает большой разъясняющей силой.

II. Исходные посылки модели

1

Будем считать, что весь воспринимаемый нами эволюционирующий мир можно рассматривать как множество текстов. Когда мы говорим о биосфере, то текстами оказываются отдельные особи, виды и другие составляющие биосферы. Когда мы говорим о социальной сфере, то текстами называем все серьезные проявления сознания человека, направленные на коммуникацию с другими, или даже с самим собой. Эго человека рассматривается как особый, живой текст, способный самостоятельно изменять, реинтерпретировать самого себя.

2

Тексты характеризуются дискретной (семиотической) и континуальной (семантической) составляющими, последняя из которых не видима нами непосредственно.

3

Семантика определяется вероятностью, задаваемой структурой смыслов. Смыслы – это то, что делает знаковую систему текстом.

4

Изначально все возможные смыслы мира как-то соотнесены с линейным континуумом Кантора – числовой осью μ, на которой в порядке возрастания их величин расположены все вещественные числа. Иными словами, смыслы мира спрессованы так, как спрессованы числа на действительной оси.

5

Спрессованность смыслов – это не распакованный, не проявленный Мир – семантический вакуум.

6

Распаковывание (появление текстов) осуществляется вероятностной взвешенностью оси μ – разным ее участкам приписывается разная мера. Метрика шкалы μ предполагается изначально заданной и остающейся неизменной.

7

Соответственно, семантика каждого конкретного текста задается своей функцией распределения (плотностью вероятности) – p (μ). В общем случае можно говорить о текстах, определяемых функцией распределения вероятности, задаваемой на многомерном пространстве.

В тексте смыслы всегда оказываются заданными избирательно. Нам не дано знать все. Напомним английскую пословицу: «Знать все – значит не знать ничего».

Функция р (μ) оказывается тем окном, через которое мы можем всматриваться в семантический мир.

III. Вероятностная логика

Сконструированная нами модель заставила нас разработать соответствующую ей вероятностную логику, которая выглядит несколько необычно.

Будем считать, что изменение текста – его эволюция – связано со спонтанным появлением в некой ситуации у фильтра р (у/μ), мультипликативно взаимодействующего с исходной функцией р (μ). Положим, что это взаимодействие задается известной в математической статистике формулой Бейеса:

р (μ/у) = kр (μ) р (у/μ),

где р (μ/у) – функция распределения, определяющая семантику нового текста, возникающего после эволюционного толчка у; k – константа нормировки. Формула Бейеса в нашем случае выступает как силлогизм: из двух посылок – р (μ) и р (у/μ) с необходимостью следует текст с новой семантикой р (μ/у). В силлогизме Бейеса, в отличие от категорического силлогизма Аристотеля, как обе посылки, так и возникающие из них следствия носят не атомарный, а вероятностно размытый характер и хотя бы вторая из посылок носит условный (обусловленный ситуацией у), а не категорический характер.

Существенным в бейесовской логике оказывается следующее:

(1) признается открытость семантической системы – она открыта спонтанному появлению фильтров;

(2) признается трансперсональность сознания: спонтанность появления фильтров связывается с существованием трансличностного космического сознания (см. ниже рис. 1. – Карта сознания);

(3) бейесовский силлогизм применяется к смыслам, размытым на континууме, – возможность появления атомарных (точечных) смыслов исключена;

(4) логические операции носят числовой характер – в правой части формулы Бейеса стоит знак умножения, имеющий числовое раскрытие;

(5) исключена возможность сильной дизъюнкции; язык оказывается свободным от закона исключенного третьего, соответственно он свободен от разграничения истинности и ложности.

Из сказанного здесь следует, что творческое (дологическое) мышление по своей природе оказывается мифологичным.

Отметим здесь еще раз близость нашего подхода к философской позиции Брауэра, настаивающего на несостоятельности формальной логики, опирающейся на закон исключенного третьего. Подчеркнем, что отказ от закона исключенного третьего у нас не постулируется, а вытекает непосредственно из сконструированной модели. Таким образом, мы идем дальше Брауэра в развитии его идеи.

IV. Карта сознания

Природа сознания, в нашей системе представлений, имеет многоуровневую структуру. На приведенном ниже рисунке дана Карта сознания.

Верхний уровень – это уровень логического (Аристотелева) мышления, выполняющего разъяснительную функцию в процессе коммуникации.

Второй уровень – область предлогического мышления. Здесь вырабатываются исходные посылки, которые потом (на верхнем уровне) осмысливаются Аристотелевой логикой. Это уровень творческой активности. Нашей задачей является раскрытие вероятностной, или, точнее, бейесовской логики, действующей на этом – втором уровне.

Второй уровень поддерживается подвалами сознания, где мы встречаемся с архетипами и созерцаем образы.

Рис. 1. Карта сознания.

Вся структура в целом опирается на телесный уровень, где действуют нейропептиды. Таким образом, мы полагаем, что не только мозг, но и само тело является частью сознания.

На карте показано, что сознание является открытой системой: оно открыто трансперсональному уровню – космическому сознанию (или ноосфере, иначе – гностической Плероме), поддерживаемому защитным слоем коллективного бессознательного, где, в терминах Юнга, архетипы действуют как ключи. Именно на этом космическом уровне происходит спонтанное порождение имульсов, несущих творческую искру.

V. Объясняющая сила модели

Вероятностная логика позволяет нам по-новому увидеть мир семантических явлений[7].

1. Модель обыденного языка. Почему мы понимаем друг друга, когда говорим на языке, слова которого полиморфны? Как, например, русские угадывают тот или иной, относящийся к данной фразе, смысл английского слова set, если в большом англо-русском словаре его смысл разъясняется через 1816 слов? Ответом на подобные вопросы явилась книга [Налимов, 1979; Nalimov, 1981]. В ней было показано, что понимание осуществляется посредством возникающего фильтра – р (у/μ), сужающего смысл слова в ситуации, задаваемой контекстом у. Отсюда и наша способность понимать, строго говоря, бессмысленные фразы.

Однажды на двери официального Бюро переводов я прочитал такую фразу: «Из-за отсутствия переводчиков переводы будут выполняться в минимальный срок 7—10 дней». Здесь контекст, окружающий слово «отсутствие», заставляет нас выбрать фильтр, позволяющий понять, что речь идет не об абсолютном отсутствии переводчиков, а об их нехватке.

Бейесовская логика позволяет нам понять и процесс расширения смысла слов путем создания двухсловных терминов. На наших глазах таким вновь отчеканенным термином оказалось словосочетание искусственный интеллект, которое одно время многим представлялось семантически противоестественным, поскольку оно объединяло как бы два принципиально разных начала. В нашей системе представлений этот термин надо рассматривать как задаваемый двухмерной функцией распределения z = р (μ1, μ2), раскрывающей корреляционную связанность двух вероятностно упорядоченных структур. Мы, в наших последних работах, ввели двухмерный термин – силлогизм Бейеса, связывающий остававшиеся несвязанными термины. Отметим здесь, что в Древней Индии для раскрытия смысла слова широко использовалось приписывание ему длинных синонимических рядов.

2. Понимание текстов. Понимание текстов, так же как и понимание отдельных слов в тексте, – это всегда творческий процесс.

Текст – любой текст – должен быть приближен к человеку, иначе он будет отторгнут, может даже вызвать агрессию. Приближение текста к себе всегда достигается порождением соответствующих фильтров.

Понимание – это всегда пере-понимание того, что уже ранее как-то было понятно – распаковано на семантическом континууме. Понимание – это не только гносеологический, но и онтологический процесс: вновь обретенные смыслы создают новые условия бытия. Вспомним историю Европы – в течение двух тысячелетий шла непрестанная реинтерпретация исходных христианских текстов. Возникали новые движения, новые церкви, новые секты, вспыхивали религиозные войны. В старой России была даже секта скопцов (кастратов), появление которой можно объяснить редукцией смыслового поля (в сознании адептов) до иглоподобного фильтра типа δ-функции. И сам марксизм, с его устремленностью к крайним формам социальной упорядоченности, разве не является одной из реинтерпретаций все тех же древних текстов?