Белое солнце России. Белая армия и Православие

Игорь Ходаков

Белое солнце России. Белая армия и Православие

© Издательство «ДАРЪ»

©Ходаков И.М.

Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви

№ ИС 11-104-0370

Предисловие

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.

(Ин. 15,13)

…В Гражданской войне у каждого была своя правда: белая и красная. У тех и других встречались героизм и жестокость. Братоубийственная Смута отмечена красным и белым террором – в равной мере страшным и беспощадным с обеих сторон.

И если раньше демонизировали белых и восхваляли их противников, то теперь зачастую все наоборот: большевики – это едва ли не исчадия ада, а белые – рыцари без страха и упрека. Конечно, такой взгляд на Гражданскую войну лишен объективности и способен только запутать молодое поколение.

В братоубийственной Смуте надо видеть страшную трагедию России, а не заниматься идеализацией одних и уничижением других. И вообще, пора прекращать Гражданскую войну, и по сей день не стихающую в наших умах и сердцах. Хватит уже искать правых и виноватых. Нужно, как когда-то сказал известный писатель Александр Проханов, собрать кости красных и белых, похоронить их в братской могиле, устроить поминальную тризну и великое целование. Следует наконец примириться, начать строить новую Россию, в которой больше не будет Гражданской войны…

Подобного рода рассуждения весьма популярны в либеральной среде и, на первый взгляд, кажутся убедительными. Но справедливы ли они, несмотря на свою внешнюю привлекательность? Полагаем, не справедливы, потому что в мире есть Бог и его противник, а значит, есть добро и зло, потому что те, кто делают подобные заявления, либо невежественны, либо сознательно лгут, ибо пытаются оправдать зло, быть может, самое страшное когда-либо царствовавшее на земле, – большевизм. И странно слышать рассуждения из уст людей, пытающихся поставить знак равенства между красным и белым террором. Их масштабы попросту несоизмеримы. Еще задолго до фашистской агрессии Россия узнала, что такое большевистский концлагерь и уничтожение беззащитных женщин, детей, стариков ядовитыми газами.

Приведу слова видного большевистского деятеля Овсея-Гершен Ароновича Радомысльского (более известного под кличкой Зиновьев), произнесенные им в 1918 году: «Мы должны увлечь за собой тридцать миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожить»[1].

И убивали! Организованные советским государством массовые расстрелы начались сразу после покушений на Урицкого и Ленина.

Спрашивается, у нас что, было семьдесят миллионов эксплуататоров? Большевики призывали уничтожать людей ради воплощения в жизнь абстрактных и, как показал отечественный опыт, ложных принципов коммунистической идеи. Их преступные распоряжения претворяли в жизнь опьяненные безраздельной властью над людьми рядовые исполнители, которые убивали нередко по привычке, из-за нелюбви к «контре», причем, как это ныне документально установлено и хорошо известно, они методично уничтожали представителей всех сословий.

Приведу один из самых ярких примеров большевистского безумия и расчеловечевания личности. Розалия Залкинд. Она более известна как Землячка, но мало кто знает, что она имела и другую, более выразительную и соответствующую ее образу кличку – Демон. Она и была демоном, вместе с Белом Куном расправляясь с оставшимися в Крыму офицерами. Помните страшный эпизод из фильма «Адмиралъ», в котором матросы топят офицеров, привязывая камни к их ногам? Это идея товарища Демон, и это же чем-то напоминающее человека существо изрыгнуло по отношению к приговоренным офицерам: «Жалко на них тратить патроны, топить их в море». Долго потом еще жители Крыма видели сквозь чистую морскую воду рядами вертикально стоящих мертвецов.

В Крыму уже после эвакуации белых было расстреляно – в буквальном смысле скошено из пулеметов – примерно 52 тысячи офицеров. Убивали не только белых, уничтожали вообще всех подряд…

Воплотившийся в облике Залкинд сатана наглядным образом продемонстрировал смысл произнесенных апостолом Петром слов: противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить (1 Пет. 5, 8)

И Залкинд-Демон – не аномалия, а уважаемый коммунистический деятель, чьи «заслуги» отмечены двумя орденами Ленина и орденом Красного Знамени. Впрочем, тем, кто считает мои слова эмоциональным преувеличением, рекомендую посетить Бутовский полигон[2], на земле которого захоронено свыше двадцати тысяч расстрелянных, ни в чем не повинных людей.

Их убили просто так, ни за что. Вот родился, к примеру, человек, вырос, стал священником, всю жизнь служил Богу, а его за это взяли и расстреляли. Бред? Для нормальных людей – да, а для коммунистов это просто классовая борьба.

Ничего подобного белогвардейские вожди никогда не говорили и не провозглашали террор частью своей политики.

Теперь о мотивах террора. Почему чекисты, моряки-балтийцы и красноармейцы зверски расправлялись с пленными белогвардейцами? И не только с офицерами, но часто и с рядовыми? Почему «краса и гордость революции» – балтийские моряки и их коллеги-черноморцы – изощренным образом издевались над офицерами, а перед тем как убить их, нередко пытали? Ведь на кровавых полях Первой мировой офицеры не гнали солдат в бой, а вели их за собой, и поэтому процент офицерских потерь, особенно в страшный 1917 год, был несравненно выше, чем у нижних чинов. Что заставляло, скажем, подчеркнуто интеллигентного дворянина Тухачевского принимать участие в страшном и бесчеловечном процессе расказачивания в 1919 году, точнее, в истреблении целого сословия? В силу каких причин образованный и в высшей степени культурный автор двухтомного фундаментального труда по истории Гражданской войны «Как сражалась революция» Какурин в качестве начальника штаба поставил свою подпись под преступным приказом того же Тухачевского о применении газов против тамбовских крестьян? Ведь тем самым Какурин оказался в одном ряду с фашистами, среди которых было также много людей культурных и образованных, но это вовсе не мешало им бесчеловечно уничтожать мирное население. Таких вопросов можно задать множество. По сути, массовый революционный террор против офицеров начался весной 1917 года, сразу после отречения Государя, еще до начала Гражданской войны, а первые убийства произошли на Балтийском флоте уже в первых числах марта, причем многие офицеры являлись, в отличие от Ленина и его окружения, в полном смысле этого слова выходцами из народа. Напомню, что Деникин был сыном бывшего крепостного, Алексеев – солдата-сверхсрочника, Корнилов – простого казака. Все они своим трудом проложили себе путь на вершины военной иерархии. Но ведь не только Тухачевский с Какуриным повинны в геноциде собственного народа. Они, скорее, исключение из правил, поскольку мобилизованные в Красную армию и находившиеся под жестким контролем комиссаров военспецы все-таки старались избегать расправы над белогвардейцами. Однако тысячи русских солдат, крестьян в шинелях, осуществляли преступные замыслы большевиков, убивали офицеров, грабили мирное население.

Так почему же нижние чины, простые русские люди, оказывались нередко столь беспощадными к пленным офицерам? Думается, ответ на этот вопрос требует отдельного исследования. Тем не менее некоторые причины солдатской жестокости все же следует назвать. Для этого позволим себе обратиться к воспоминаниям одного из белогвардейских офицеров Виктора Ларионова. На исходе семнадцатого года он пробирался из Питера на Дон. «После Москвы, в другом поезде, стало свободнее, нам удалось в вагоне пробиться до уборной. Около нее мы обосновались с рослым, здоровым красногвардейцем… он начал нам рассказывать о своем участии в подавлении восстания в Москве в составе Красной гвардии. Он сообщил, что в Кремле собственноручно заколол нескольких кадетов. "Такие малолетние, а вредные"… Он искренне считал, что сделал хорошее и законное дело»[3].

Вот так: братоубийственная война еще не началась, белая контрразведка находится только в стадии становления, а красногвардеец уже гордится убийством подростков. Еще одна зарисовка из мемуаров Ларионова: «Под утро я проснулся от радостного хохота. Оказалось, что какой-то неопрятный пожилой человек, одетый в солдатскую шинель, сидевшую на нем как на корове седло, при свете огарка читает сгрудившимся солдатам гнусную книжонку "О любовных похождениях императрицы с Распутиным". В особо "пикантных" местах он повышал голос до визга. Солдаты с упоением слушали самозванца-агитатора».

Думается, приведенные цитаты свидетельствуют об одной из причин революции и бесчеловечного отношения солдат к белогвардейским офицерам: забвение Бога и евангельских заповедей породили нравственную деградацию если не целого народа, то значительной его части. Мерзкие сплетни о Распутине, зарождавшиеся в придворно-интеллигентских кругах, быстро доходили до обывателя и в его среде распространялись, дискредитируя не только семью монарха, но и российское образованное общество и широкие слои населения. И вот эти терявшие человеческий облик солдаты бывшей Императорской армии, мобилизованные в Красную армию или добровольно шедшие служить в ЧК, лишенные нравственных ориентиров и оказавшиеся во власти низменных инстинктов, расправлялись с пленными белогвардейцами, грабили мирное население.

Большевики же со своим лозунгом «грабь награбленное» только пробуждали эти темные инстинкты толпы, о чем свидетельствует печально известная деятельность комбедов. И, увы, – это страшная и горькая правда – большевистская власть не была инородной, как многие считают, она была в полном смысле народной!

Об этом еще в 1930 году писал видный либеральный деятель России Василий Маклаков (1869–1957): «Озираясь назад на большевиков, я все-таки скажу, что в некоторых отношениях это было самое национальное русское правительство, все дурные черты русского народа, т. е. черты, распространенные в массах, в глубине души каждого человека, все соответствовали той власти, которая в России водворилась. В народе были привычки рабства, подчинения силе и приказу. Большевизм этим привычкам соответствовал, и … тем, что он, во-первых, приказывал и доставил радость послушания; и тем, во-вторых, что он давал возможность приказывать и что прежние рабы почувствовали себя господами, что им очень понравилось. Затем деспотизм вытравил из народной души понятие права, уважение к праву; отсюда неудержимая страсть русского народа к поравнению по низшему уровню, ненависть ко всему тому, что выше этого уровня, и радость от того, что люди, чье право не признавали, могут и сами не признавать его у других. Все эти черты народной психологии нашли свое отражение в большевистской власти и ее практике»[4].

Помните «Интернационал»? «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…» А нет ничего страшнее восставших рабов, вдруг сделавшихся господами. Торжество грядущего хама… Об этом ведь предупреждал Достоевский. И еще Константин Леонтьев, писавший о превращении русского народа из народа-богоносца в народ-богоборец. Так оно и вышло, а неразумные люди назвали Леонтьева реакционером и забыли о нем.

На наш взгляд, Маклаков очень точно сформулировал механизмы, провоцировавшие жесткость красноармейцев к мирному населению и белым. Рухнули империя и ее законы, человек с ружьем вдруг почувствовал свою безнаказанность. Вчера еще забитый и малокультурный солдат с неизжитыми полуязыческими и суеверными пережитками в голове или полуграмотный рабочий вдруг стали полноправными хозяевами жизни других людей. И не чувство сострадания к побежденному противнику, а жажда причинять боль и зло, стремление унижать и убивать стали доминантой поведения тысяч простых вооруженных русских людей, вскоре мобилизованных в Красную армию. Такова горькая реальность братоубийственной войны.

Теперь о внутренних механизмах белого террора. Выше было уже сказано о развязанном солдатском терроре против офицеров. И вот многие из них с надломленной войной и издевательствами собственных солдат психикой, потрясенные позорными условиями Брестского мира, вступали в ряды Белой армии. Да, не раз случалось, что пленных красноармейцев, служивших у коммунистов офицеров, белые беспощадно расстреливали.

Но можем ли мы, люди XXI века, судить тех, кто в годы Гражданской войны вступил в неравный бой с большевизмом, публично отрицавшим все, что дорого для каждого нормального русского человека: его историю, культуру, религию? Возможно, нам возразят: вооруженная борьба с красными – это одно, а грабежи мирного населения и расстрел пленных – другое. Грабежи мирного населения не оправдываем, но скажем о другом. Думается, для многих офицеров большевики, начиная от комиссаров и заканчивая рядовыми красноармейцами, являлись (часто справедливо) олицетворением зла, страшной силой, отнявшей у них Родину, друзей, семью. И многие психически надломленные белогвардейцы не могли вести себя адекватно по отношению к жестокому противнику. Белогвардейский генерал Антон Туркул описывает в своих мемуарах следующий случай. В полку, которым он командовал, служил его двоюродный брат Павлик, совсем еще мальчик, учившийся до революции в Одесском кадетском корпусе. На исходе декабря 1919 года, когда белые отступали на юг, Туркул отправил брата к тете на отдых. С ним поехали в тыл несколько женщин и офицеров. По дороге на них напали красные. Позже Туркул вспоминал: «Наши офицеры, женщины и Павлик были запытаны самыми зверскими пытками, оглумлены всеми глумлениями и живыми спущены под лед. Хозяйка дома, у которой остановился Павлик, рассказала мне, что "того солдатика, молоденького, статного да сухопаронького, партизаны обыскали и в кармане шинели нашли новенькие малиновые погоны подпоручика". Тогда его стали пытать»[5].

Или вот еще пример, приведенный в воспоминаниях князя Евгения Трубецкого: «Офицер-доброволец, расстреливавший сотни, иногда до расстрела пил чай со своей жертвой. В основе этого спорта – жажда мести: несчастный мстил большевикам, которые на его глазах надругались над его невестой».

И таких страшных примеров более чем достаточно. Психологический надлом был неотъемлемой частью существования белогвардейцев и нередко находил выход в жестокости по отношению к пленным и мирному населению.

Представьте себе, что в некоем городе появился человек, с точки зрения которого для «счастливого завтра» необходимо несколько подсократить число горожан. Он находит сподручных и начинает методично убивать мирных жителей. Придя в себя, население города переловило преступников, но не стало сдавать их в милицию, а жестоко расправилось с насильниками. В глазах закона обе стороны совершили преступление, но очевидно, что мотивы у них были разные, поэтому нельзя ставить на одну доску жестокость обеих сторон. Ведь одни убивали по идейным соображениям и потому, что им нравилось это делать; те же, кто потеряли родных и близких, оказались просто не в состоянии совладать с собственными чувствами и подавить в себе жажду мщения. Представляется, что по-человечески последние заслуживают если не оправдания, то понимания.

Нам бы хотелось обратить внимание читателя на психологические причины беспощадного отношения многих белогвардейских офицеров и казаков к мирному населению. Казаки, кстати, настолько хорошо запомнили ужас санкционированного Лениным и Свердловым красного террора, что во время Великой Отечественной войны, в 1942 году, десятки их тысяч «…бросили свои станицы и ушли вместе с немецкими войсками»[6].

Так и не стала за двадцать лет для донцов советская власть своей, и это говорит о многом. Да, Гражданская война – грязное дело, но это не значит, что в ней не было правых и виноватых. Большевистские лидеры призывали и приказывали убивать ради воплощения в жизнь утопических идеалов, в значительной массе рядовые красноармейцы проявляли жестокость вследствие нравственной деградации и пробудившихся низменных инстинктов.

Белые же… Они сражались не за утраченные поместья и привилегии – у большинства из них их просто не было, – а за Родину, т. е. за тот идеал, который на протяжении столетий определял доминанту поведения многих поколений русских людей и тех, кто считал Россию своим Отечеством. В этой борьбе жестокость была неизбежна.

И никакого примирения между красными и белыми в принципе быть не может, ибо: Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром?(2 Кор. 6, 14–15). А большевики – это силы тьмы, если угодно, самые настоящие орки, слуги Велиара.

И это не преувеличение. В те страшные годы выдающийся, ныне несправедливо забытый русский философ и богослов Виктор Несмелов (1863–1937) очень точно выразил сущность коммунистической власти и ее политики, увидев в ней пламя классовой вражды, поминутно раздуваемой, вой гиен и шакалов, ищущих добычу для ссылок, тюрем, беспросветную, затяжную, перманентную духовную пургу, бесовскую свистопляску. Вой гиен и шакалов… бесовская свистопляска – точнее и не скажешь…

Или вот еще пример:

Всюду невнятица,Сон уж не тот.Что-то готовится,Кто-то идет.

Эти строки принадлежат великому русскому философу Владимиру Соловьеву. Он умер за семнадцать лет до революции, но, подобно многим святым и православным мыслителям, предвидел ее наступление. Следует обратить внимание, что он писал именно: кто-то идет, подразумевая, как полагают биографы философа, под этим «кто-то» антихриста.

Выдающийся политический деятель России, воспитывавший будущего императора Александра III Миротворца, Константин Петрович Победоносцев на рубеже XIX и XX столетий говорил: «Россия – ледяная пустыня, и по ней бродит лихой человек».

А Достоевский и его «Бесы»! Бесы, а никто другой, подобно страшному вирусу, овладели вдруг едва ли не целым народом. Собственно, на свою бесовскую сущность намекали и сами большевики, поставившие в Свияжске в 1918 году памятник Иуде, грозящему кулаком небу. Почему именно Иуда стал одним из первых коммунистических героев? «Датский писатель Галлинг Келлер, возвратившийся из путешествия по России, рассказывал, что присутствовал на открытии памятника Иуде Искариотскому. Местный совдеп долго обсуждал, кому поставить статую: Люцифер был признан не вполне разделяющим идеалы коммунизма, Каин – чересчур легендарной личностью. Потому и остановили свой выбор на Иуде, личности вполне исторической»[7].

Правда, простоял сей постамент в городе недолго. Потом его убрали, а на его месте водрузили бюст Ленина.

И именно против этого безумия, против бесов выступили белогвардейцы. Что мы знаем о них? Долгие годы нам твердили, будто Белое движение являло собой сборище кровожадных буржуев и капиталистов, мечтавших вернуть себе утраченное в результате революции добро, выпороть крестьян и перевешать рабочих. Нас учили: Деникин, Врангель, Колчак подняли оружие против собственного народа. И это, как ни странно, правда. Да, правда, но не повод к осуждению, ибо еще Зинаида Гиппиус написала:

Повелишь умереть – умрем.Жить прикажешь – спорить не станем.Как один, за тебя пойдем,За тебя на тебя восстанем (курсив мой. – И.Х.).

В этих гениальных строках уместились сотни страниц мемуаров, написанных офицерами и генералами в эмиграции. Россия в своем безумии уподобилась гадаринскому бесноватому, и понадобился сеанс экзорцизма, чтобы она не бросилась, подобно евангельским свиньям, в море. Легион бесов тогда победил, но постепенно наша страна стала пробуждаться от революционного угара. Это пробуждение в сибирских лесах концлагерей, в голодных степях Казахстана было горьким и страшным…

И вот еще о чем хотелось бы сказать в преддверии книги. Ее автор убежден, что каждый историк, публицист и писатель, приступая к описанию событий XX века, непременно должен честно сказать о своем мировоззрении, симпатиях и антипатиях, понимании хорошего и плохого, добра и зла, ибо любая книга, посвященная русской истории, в принципе субъективна, а иначе и быть не может. Ведь человек пишет не о прошлом, а о своем видении его, исходя из собственного миропонимания.

Эта книга написана православным христианином, однако ни в коей мере не является официальным взглядом Церкви на события Гражданской войны. Свое отношение к большевикам, думается, автор высказал предельно ясно. На страницах книги они не случайно названы слугами Ваала[8].

И это не аллегория – это истина, ведь дьявол напяливает на свою рожу в разные эпохи разные маски, но его сущность одна: сеять в мире зло, что он делал на земле Карфагена, а спустя почти пару тысячелетий и на необъятных просторах России руками русских же людей.

Но эта книга посвящена не большевикам, а белым, их светлой памяти. Семьдесят лет мы жили в мире лжи и извращенного представления о нашей истории. Ныне же идет мучительный процесс возвращения к подлинному пониманию прошлого России. И те, кто еще недавно воспринимался в массовом сознании как олицетворение зла, предстают перед нами в новом облике. Нет, белые отнюдь не безгрешны, и их совесть обагрена кровью соотечественников, а иначе и быть не может, ибо нет страшнее войны, чем гражданская, и она никогда не велась в белых перчатках, как, впрочем, и все войны. Но белые сражались за Россию, против сил тьмы. А можно ли без Бога сокрушить Ваала? Тьму может победить только свет. И единственный подлинный духовный свет в мире можно увидеть в Православии, в Святой Церкви. Но было ли Белое движение православным? И можем ли мы называть белогвардейцев воинами Христовыми? Об этом – книга. На ее страницах полководцы и рядовые, священники Белой армии сами расскажут о себе и о Боге, о своем героическом и честном служении Православию и России, о жизни и смерти. Мы будем говорить о светлых, возвышенно-религиозных мотивах, которые привели русских людей (молодых и старых) в ряды Белого движения; поговорим и о духовных заблуждениях белогвардейцев. Но в любом случае эта книга – дань памяти (молитвенной прежде всего) тем, кто сражался и умирал за Родину и за Бога. Вечная им память.

Колчак

Воспарила к Богу душа раба Его Александра сына Васильева, 46 лет. Но принял ли Господь ее в Свои блаженные угодья и успокоил или определил на вечные муки – не прояснится для нас никогда.

Юрий Власов, русский писатель

…Безмятежная луна, иногда пропадавшая в медленно плывущих серых облаках, навевала спокойствие. Она освещала серебристый снег под ногами и толстый лед извилистой речки Ушаковки. Такой тихой и морозной ночи он не помнил давно, что-то далекое – из детства – смутно приходило на память. Что – он никак не мог вспомнить. Его взгляд машинально упал на догоравший окурок, он на секунду закрыл глаза. «Господи, – пронеслось в его голове, – ведь это какой-то сон. И сейчас он кончится…»

Приглушенные голоса палачей вернули в реальность. Она уже не казалась страшной – он был готов к смерти, бросил недокуренную папиросу, повертел в руках серебряный портсигар, беззлобно посмотрел на освещенные луной серые фигуры в полушубках, швырнул портсигар им под ноги:

– Пользуйтесь, ребята.

Рядом слышалось тяжелое и неровное дыхание. Хотелось сказать: «Да успокойтесь же вы, Виктор Николаевич».

Он промолчал, снова на секунду закрыл глаза, прочел про себя: «Прости, Господи, согрешения вольные и невольные… и укрепи… и не оставь».

Стоявший поодаль маленький квадратный человечек со смешной фамилией Чудновский и библейским именем Самуил шепотом произнес, обращаясь к подельнику, то бишь командиру революционного взвода:

– Пора.

Он выпрямился, застегнул подбитую мехом шинель на все пуговицы.

«Слава Богу, пальцы не дрожат!» – подумалось ему.

– Может быть, хотите, чтобы вам завязали глаза? – поинтересовался Чудновский.

– В этом нет необходимости, – он ответил за двоих и с удовлетворением заметил, что его голос звучит спокойно.

– Может быть, у вас есть последняя просьба? – вновь поинтересовался маленький человечек, переминаясь от холода с ноги на ногу.

– Передайте мое благословение жене и сыну.

Освещенный луной и нелепо смотревшийся на фоне этой почти рождественской ночи отряд выстроился в неровную линию и вскинул винтовки.

Один из палачей произнес слегка охрипшим и не привыкшим командовать голосом:

– Взвод, по врагам революции – пли!

Он вдруг как-то отчетливо ощутил на груди нательный крестик. И еще перед его мысленным взором предстала она. Такой, какой он увидел ее в первый раз. Ее голос прошептал: «Мы обязательно встретимся…»

Он был спокоен, и ему даже показалось, что он улыбнулся – ведь смерти нет. В ту же секунду для него это стало очевидностью…

Так, без суда и следствия, злой волей кучки проходимцев были расстреляны Верховный правитель Белой России адмирал Александр Васильевич Колчак и председатель Совета министров Омского правительства Виктор Николаевич Пепеляев.

После того как Колчак и Пепеляев упали, палачи сделали еще пару выстрелов в их головы – это для верности, как обычно принято у заправских киллеров. Трупы бросили на сани-розвальни, подвезли к реке, а там, напротив Знаменского монастыря, была глубокая прорубь, из которой инокини брали воду. Командовал убийством русского адмирала и русского государственного деятеля Борис Блатлиндер. Впрочем, с такой неблагозвучной, но типичной для вождей мирового пролетариата фамилией он не пожелал войти в историю, взяв себе кличку Бурсак и даже новое имя – Иван. Спустя годы товарищ революционер оставил мемуары, в которых описал историю бессудного убийства, рассказав, что тела расстрелянных бросили в прорубь – в последнее, как выразился Блатлиндер, плавание. Почему не похоронили по-человечески, пускай без креста и молитвы, но хотя бы в земле? Но убийца объяснил потомкам причину, по которой тела были спущены в воду. Оказывается, палачи боялись, что «эсеры могли разболтать и народ повалил бы на могилу (курсив мой. – И.Х.), а так – концы в воду».