Полный курс уголовного права. Том I. Преступление и наказание

Заслуживает внимания предложение ряда авторов установить границы санкций в пределах трех лет. Как общий принцип построения санкций уголовно-правовых норм данное предложение может быть учтено законодателем, но нельзя не принимать во внимание и то, что интервал в три года между верхними и нижними границами наказания не всегда способен обеспечить реализацию принципа индивидуализации наказания. В одних случаях, когда диспозиция нормы содержит большое число квалифицированных видов преступления, целесообразно уменьшить «шаг» санкции до одного-двух лет (кстати, трехлетний интервал в санкциях некоторых таких норм будет невозможно установить и по чисто техническим причинам). В других ситуациях, когда диспозиция нормы содержит лишь два вида преступлений и квалифицированный состав значительно превышает по степени общественной опасности простой, становится необходимым увеличить интервал между границами санкций до четырех-пяти лет.

Поскольку санкция должна жестко коррелировать с характером и степенью общественной опасности запрещаемого деяния, то правилом должно стать соответствующее уменьшение минимальных и максимальных пределов наказаний по мере снижения тяжести преступления. Но едва ли этот процесс должен простираться столь далеко, чтобы завершиться «открытием» нижней границы наказания. Даже в преступлениях невысокой степени общественной опасности следует сохранить определенный порог наказания, с тем чтобы ввести правоприменительную практику в известные рамки. Не всегда обоснованным представляется довольно часто используемый законодателем прием, с помощью которого конструируются санкции, содержащие в качестве нижнего предела наказание, минимальное для данного вида (например, в санкции ч. 2 ст. 213 УК говорится о лишении свободы на срок до пяти лет).

Приемы построения санкций во многом зависят от конструктивных особенностей диспозиций уголовно-правовых норм. Пределы санкции должны быть прямо пропорциональны конкретности и точности признаков состава, описанных в диспозиции. Чем определеннее и конкретнее описана объективная сторона преступления, тем уже могут быть минимальные и максимальные пределы санкции. Действительно, коль скоро в санкции должна адекватно отразиться общественная опасность запрещаемого деяния, то детальная регламентация в законе особенностей этого деяния предполагает и столь же четко ограниченные пределы его наказуемости. Если же уголовно-правовая норма сформулирована так, что имеет разные градации степени общественной опасности в силу ли употребления оценочных понятий, или большого разнообразия могущих наступить последствий, то и пределы санкции должны быть более широкими. В данном случае только сравнительно гибкая санкция, т. е. санкция с достаточно широким интервалом между верхними и нижними границами наказания, позволит отразить общественную опасность всего многообразия различных вариантов антиобщественного поведения.

Особого рассмотрения заслуживает проблема конструирования альтернативных санкций. В юридической литературе наметились два взаимоисключающих подхода к решению указанной проблемы. Одна группа авторов (М. И. Ковалев, Ю. А. Костанов) считает необходимым расширение числа альтернатив санкций, обосновывает целесообразность в каждой санкции предусматривать наказание различных видов, что обеспечит реализацию принципов неотвратимости и индивидуализации наказания. Представители другой группы (в частности, С. И. Дементьев) опасаются, как бы такой подход не привел к еще большему судейскому усмотрению, что не будет способствовать укреплению законности, авторитету правосудия и уголовного закона. Думается, что опасения эти лишены достаточных оснований, так как при правильном построении альтернативные санкции должны содержать эквивалентные виды и размеры наказаний и, следовательно, призваны не способствовать расширению судейского усмотрения, а создавать суду более широкие возможности для индивидуализации наказания.

Создание прочных правовых основ процесса назначения наказания немыслимо без серьезных исследований зависимости типа санкции от того или иного вида преступления (небольшой, средней тяжести, тяжкого и особо тяжкого), от особенностей характера посягательства, вида диспозиции, иных факторов, обусловливающих выбор определенного типа санкции. Более углубленное представление о санкциях можно, в частности, получить, установив, к какому подтипу они относятся.

В решении проблемы построения санкций наибольшую сложность представляет согласование между собой санкций статей, предусматривающих ответственность за различные виды преступлений. Анализ действующего уголовного законодательства показывает, что санкции многих уголовно-правовых норм не «стыкуются» друг с другом. Так происходит потому, что в процессе конструирования санкций законодатель использует отнюдь не универсальный механизм их образования, оперируя далеко не всегда сравнимыми показателями и одномасштабными единицами. Это, в свою очередь, объясняется тем, что не созданы пока еще «стоимостные» показатели общественной опасности самих преступлений. Круг, таким образом, замыкается. В результате заключенные в запрещаемом деянии количество и качество общественной опасности, не установленные достоверными способами, определяются в санкции произвольно. Отсюда и бросающаяся в глаза несогласованность санкций некоторых статей действующего уголовного законодательства, и неоправданные различия в законодательной регламентации объема уголовной ответственности за те или иные преступления. Так, максимальное наказание за неосторожное причинение смерти двум или более лицам бытовым способом по ч. 2 ст. 109 УК составляет пять лет лишения свободы. Причинение тех же самых последствий по неосторожности в процессе управления транспортным средством может влечь наказание по ч. 3 ст. 264 УК в виде десяти лет лишения свободы. Сравнительный анализ упомянутых санкций может привести либо к курьезному выводу, что жизнь потерпевших, которым смерть причинена на бытовой почве, «стоит» на пять лет «дешевле», чем жизнь тех несчастных граждан, которым суждено было погибнуть в автомобильной катастрофе (чего, конечно, быть не может), либо к констатации того бесспорного факта, что наказание за данные деяния в УК РФ установлено произвольно.

Решение проблемы адекватного отражения санкцией уголовно-правовой нормы количества и качества общественной опасности запрещаемого деяния следует, на наш взгляд, связывать с поисками объективных критериев вредоносности такого деяния, ее шкалированием, использованием в этих целях математических методов исследования, достижений правовой кибернетики, с одновременным совершенствованием на законодательном уровне классификации преступлений и системы уголовных наказаний, о чем подробнее речь пойдет в следующих разделах курса.

§ 6. Этнокультурные аспекты уголовно-правовой политики

В одном из предшествующих параграфов данной главы был обозначен тезис о роли правосознания в решении задач уголовной политики. Этот тезис, безусловно верный, нуждается, однако, в определенном уточнении и корректировке его содержания. Известно, что категория правосознания, будучи метаюридической по своей природе, представляет наглядный пример явления, попадающего в сферу междисциплинарных исследований, в том числе в области этнопсихологии и юридической антропологии. И если до недавнего времени в «классическом» понимании правосознание рассматривалось в качестве составной части права или производного от него неинституционального феномена, то в последнее время наблюдается стремление придать правосознанию статус первичного правообразующего фактора.

Так, в концепции Р. С. Байниязова правосознание в целом определяет право, а право во всех своих проявлениях является таковым благодаря правосознанию[110]. По мнению же болгарского ученого Н. Неновски, право представляет собой всего лишь элемент структуры правосознания. «Последнее охватывает еще различные взгляды, идеи, представления, оценки, не развившиеся в нормы»[111]. Думается, что такой подход вполне соответствует современным научным представлениям, определяющим традицию как своего рода центральную зону культуры. При этом «традиция каждой культуры имеет целостный характер и представляет собой сложную систему взаимосвязанных между собой элементов – обычаев, ценностей, норм, идеалов, убеждений, являющихся регуляторами поведения человека»[112].

Традиция, таким образом, образует совокупность типичных моделей поведения – обычаев, которые по своей сути и являются первонормами архаичного права. Любая же норма, для того чтобы стать общеобязательным правилом поведения, должна изначально занять свое место в этнической картине мира в качестве божественной заповеди, освященного веками завета предков или какого-либо события, нашедшего отражение в коллективной памяти народа как правильного, всеми признаваемого действия или, напротив, запрета. Поэтому тезис о том, что правосознание предшествует праву, является вполне обоснованным и исторически верным. Однако следует иметь в виду, что по мере развития права, его усложнения до уровня нормативной системы и особенно с появлением законодательства, разделенного на отрасли, правосознание как более древняя психическая структура, сохраняя определенную автономность, само становится частью права в широком смысле[113].

Правосознание, являясь субъективным и, как было сказано выше, неинституциональным явлением, оказывает, тем не менее, решающее влияние на функционирование всего механизма правовой системы. На пример, можно заранее со всей очевидностью предположить, чем закончится эксперимент по введению в действие на всей территории Российской Федерации передовых с точки зрения западноевропейской законодательной техники УК Франции 1992 г. или УК Испании 1995 г. Одной из главных причин неизбежного и, по счастью, гипотетического кризиса отечественной уголовной юстиции будут выступать неустранимые противоречия между возникшими по росчерку пера законодателя уголовно-правовыми запретами и теми элементами, «которые не могут быть произвольно измененными, поскольку они теснейшим образом связаны с нашей цивилизацией и нашим образом мыслей. Законодатель не может воздействовать на эти элементы точно так же, как на наш язык или нашу манеру размышлять… на них основано представление об историческом постоянстве национального права»[114]. В конечном счете, думается, правосознание равным образом можно считать психологической составляющей права и базовым явлением духовной правовой культуры, в зависимости от того, какой именно пласт правовой материи становится объектом исследования.

Изложенные соображения позволяют с достаточной уверенностью говорить о том, что правосознание или уголовно-правовая ментальность населения, чьи корни следует искать в особенностях культурно-исторического развития российского общества, является одной из важнейших составных частей отечественной уголовно-правовой культуры. Совершенно очевидно, что уголовное право не может существовать вне правоотношений, одобряемых и поощряемых общественным правосознанием. Без такой санкции «нечего и думать об эффективности уголовно-правовых норм, ибо им будет противодействовать либо, по крайней мере, не будет содействовать наиболее мощная сила – общественное мнение»[115]. Исследования действительно показывают: «Если содержание общественного и индивидуального правосознания совпадают с содержанием уголовного закона, поведение граждан носит устойчиво правомерный характер… Если же содержание правосознания не совпадает с содержанием уголовного закона, находится в противоречии с ним, поведение в уголовно-правовой сфере принимает массово противоправный характер»[116].

В области уголовного законотворчества это означает, что криминализации или декриминализации деяния должно предшествовать изуче ние соответствия вводимого запрета устоявшимся основам уголовно-правовой ментальности населения, ее этнокультурным традициям. К сожалению, именно этот немаловажный фактор зачастую остается за пределами внимания законодателя. Достаточно вспомнить безуспешность борьбы с самогоноварением, скармливанием хлеба скоту, народным врачеванием и иными действиями, возведенными в ранг преступлений волей законодателя. Невозможность привлечения к ответственности всех лиц, изготавливающих и хранящих крепкие спиртные напитки домашней выработки, приводила к тому, что соответствующая норма закона превратилась в орудие чистого случая, что, как отмечал Г. А. Злобин, «противоречит не только реальной эффективности нормы, но и представлениям людей о справедливости»[117]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

См.: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. М., 1991. С. 467.

2

Отдельные исследователи данным термином обозначают еще и соответствующую отрасль законодательства, а также учебную дисциплину (см.: Пудовочкин Ю. Е., Пирвагидов С. С. Понятие, принципы и источники уголовного права. СПб., 2003.С.31; Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении. М., 2002. С. 2).

3

См.: Звечаровский И. Э. Современное уголовное право России. СПб., 2001. С. 8.

4

Подробнее о нормах уголовного права см.: Филимонов В. Д. Нормы уголовного права. СПб., 2004.

5

См., напр.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. Т. 1. М., 1994. С. 16; Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право. Часть Общая. СПб., 1905. С. 10–13; Жижиленко А. А. Наказание. Пг., 1914. С. 3–11.

6

См.: Коняхин В. П. Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права. СПб., 2002. С. 138; См. также: Кленова Т. В. Основы теории кодификации уголовно-правовых норм. Самара, 2001.

7

См.:Мокринский С. П. Система и методы науки уголовного права//Вестник права. 1906. Кн. 3. С. 21–53.

8

Наумов А. В.Обновление методологии науки уголовного права//Сов. государство и право. 1991. № 12. С. 23.

9

Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952. С. 15.

10

Малинова И. П. Философия правотворчества. Екатеринбург, 1996. С. 27.

11

Романов А. К. Уголовно-правовое регулирование общественных отношений. М., 1992. С. 74.

12

Керимов Д. А. Философские основания политико-правовых исследований. М., 1986. С. 33.

13

Загородников Н. И., Сахаров А. Б.Социальное обновление советского общества и проблемы уголовного права // Методолгические проблемы уголовно-правового регулирования. М., 1991. С. 70.

14

Ковалев М. И.Советское уголовное право. Курслекций. Свердловск,1971.Вып. 1. С.82.

15

Мид Дж. Психология пунитивного правосудия // Американская социологическая мысль. М., 1994. С. 249.

16

См.: Усс А. В. Социально-интегративная роль уголовного права. Красноярск, 1993.

17

См.: Разгильдиев Б. Т. Задачи уголовного права Российской Федерации и их реализация. Саратов, 1993. С. 20. –В последнее время отдельные авторы стали выделять и иные функции уголовного права, в частности предупредительную и воспитательную (см.: Тимохин С. Ю. Функции, задачи и цели уголовного права: проблемы соотношения. Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Владивосток, 2002).

18

В. Д. Филимонов охранительную функцию с учетом ее социальной направленности делит на два вида: функцию предупреждения преступлений и их общественно опасных последствий (предупредительная функция) и функцию восстановления порядка общественных отношений, нарушенного совершением преступлений (восстановительная функция) (см.: Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. СПб., 2003. С. 60).

19

Галиакбаров Р. Р. Совершение преступления группой лиц. Омск, 1980. С. 16.

20

Ковалев М. И. Указ. соч. С. 24

21

Прохоров В. С., Кропачев Н. М., Тарбагаев А. Н.Механизм уголовно-правового регулирования. Красноярск, 1989. С. 44; см. также: Кропачев Н. М. Уголовно-правовое регулирование. Механизм и система. СПб., 1999; Кропачев Н. М., Прохоров В. С. Механизм уголовно-правового регулирования: уголовная ответственность. СПб., 2000; Денисова А. В., Малков В. П. Уголовно-правовые рассогласования: отраслевой и межотраслевой аспекты. Казань, 2006. С. 30.

22

См.: Яцеленко Б. В. Сущность уголовного права. М., 1995. С. 26.

23

См.: Максимов Г. В. Цель в уголовном праве. Ульяновск, 2002. С. 73.

24

См.: Миньковский Г. М., Ревин В. П., Баринова Л. В. Концепция проекта Федерального закона «Об основах предупреждения преступлений» // Государство и право. 1998. № 3. С. 43–49.

25

См.: Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С.497.

26

См.: Бэкон Ф. Соч. Т. 2. М., 1972. С. 46.

27

Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. М., 1996. С. 29.

28

Таганцев Н. С. Указ. соч. С.18.

29

Ракитов А. И. Историческое познание: системно-гносеологический подход. М., 1982.

30

Копнин П. В. Диалектика как логика и теория познания. М., 1973. С. 88.

31

Подробнееобэтом см.: Философия уголовного права. СПб., 2004;БагининВ. А.Философия права и преступления. Харьков, 1999; Поздняков Э. А. Философия преступления. М., 2001; Панченко П. Н. Философия уголовного права: круг проблем, предпочтения, интересы // Актцальные проблемы философии права. Нижний Новгород, 2006.

32

В самых первых главах Ветхого Завета, Первой книге Моисеевой, говорится о нарушении первыми людьми на Земле, Адамом и Евой, запрета есть плоды с деревьев в раю (глава 3), а затем, в главе 4, – об убийстве, совершенном их сыном Каином.

33

Так, в Древнем Риме уголовное законодательство формировалось под влиянием философских, политических и других воззрений на преступление и наказание. Одновременно римляне многое постигали на практике. При этом высокие принципы провозглашались ими применительно к лицам, имеющим права римского гражданства, но не к рабам. И такие принципы нередко цинично предавались забвению в угоду практическим интересам тех лиц, которые их озвучивали. Позднее, до конца XV в., уголовно-правовые учения находились в полной зависимости от церкви.

34

Познышев С. В.Основные начала науки уголовного права. М., 1912.С. 10.–Вэтой книге автор подробно анализирует историю классической школы уголовного права.

35

См.: Познышев С. В. Указ. соч. С. 12–16; Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Т. 1, 1902; Казмер М. Э. Социологическое направление в русской дореволюционной правовой мысле. Рига, 1983.

36

Ferri. La sociologie criminelle. Paris, 1905. P. 42.

37

См.: Чубинский М.П. Курс уголовной политики. СПб., 1912. С. 245.

38

См.: Ломброзо Ч.: 1) Новейшие успехи науки о преступнике. СПб., 1892; 2) Преступный человек. М., СПб., 2005.

39

См.:Дриль Д. Малолетние преступники. Т. 1–2. 1884, 1888; Психофизические типыв их отношенииспреступностьюиееразновидностями. 1890;Преступностьипреступники. М., 1895; Минцлов. Особенности класса преступников. СПб., 1881. С. 216.

40

Кетле А. Человек и развитие его способностей, или Опыт общественной физики. СПб., 1865. С. 5–7.

41

Уэда Кан. Преступность и криминология в современной Японии. М., 1989. С. 23–26.

42

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 361.

43

Garofalo. La Criminologie. Paris, 1895. С. 177 и др.

44

Важно правильно оперировать терминами «криминогенный», «антикриминогенный», «криминальный». В частности, нередко говорят о «криминогенной обстановке», но имеют в виду состояние преступности. Правильнов этом случае говорить о «криминальной обстановке».

45

См.: Криминология. М., 1966. С. 25–29.

46

Шур Э. М. Наше преступное общество. М., 1977. С. 257.

47

Результаты криминологических исследований систематически публикуются (см., например: Преступность в России начала XXI века и реагирование на нее. М., 2004; Долгова А. И. Преступность, ее организованность и криминальное общество. М., 2003; Лунеев В.В.Преступность XX века: мировые, региональные и российские тенденции. М.,2005).

48

Схема механизма преступного поведения разработана академиком В. Н. Кудрявцевым (см.:Кудрявцев В. Н. 1) Причинность в криминологии. М., 1968; Механизм преступного поведения. М., 1981; 2) Генезис преступления. Опыт криминологического моделирования. М., 1998. – Но здесь дополнительно введен блок «Посткриминальное поведение»).

49

Шнайдер Г. Й. Криминология. М., 1994. С. 9.

50

См.: Потерпевший от преступления. Владивосток, 1974; Франк Л. В. Потерпевший от преступления. Душанбе, 1977; Квашис В. Е. Основы виктимологии. М., 1999; Ривман Д. В., Устинов В. С. Виктимология. СПб., 2000.

51

Слово «организовать» произошло от греческого organon и французского organiser. Оrganon буквально означает «орудие, инструмент», а французский термин переводится на русский язык как «устроить, соединить в одно целое, упорядочить что-либо, придать чему-либо планомерность». В русском языке, как указывал, например, С. И. Ожегов, слово «организованный» означало или «планомерный, отличающийся строгим порядком, единством», или «дисциплинированный, действующий точно и планомерно».

52

Приведенные данные не включают сведения об уголовных делах, которые расследовались органами ФСБ.

53

См.: Забрянский Г. И. Методика статистического изучения преступности. Краснодар, 1976. С. 8; Коган В. М. Социальные свойства преступности. М., 1977. С. 37; Стручков Н. А. Преступность как социальное явление. Л., 1979.С.14; Долгова А. И.Социально-психологические аспекты преступности несовершеннолетних. М., 1980.С.36;Антонян Ю. М.,Кудрявцев В. Н., Эминов В. Е. Личность преступника. СПб., 2004.

54

В 2003 г. было раскрыто на 1,5 % меньше, чем в 2002 г., преступлений, дела и материалы о которых находились в производстве в отчетном периоде.

55

См.: Преступность в России и проблемы борьбы с ней. М., 2001. С. 19–22.

56

Из разряда особо тяжких преступлений в тяжкие переведены, например, такие деяния, как разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору и с применением оружия (ч.2 ст. 162 УК РФ); склонение к потреблению наркотических средств или психотропных веществ, совершенное группой лиц по предварительному сговору или организованной группой; в отношении заведомо несовершеннолетнего либо двух или более лиц; с применением насилия или с угрозой его применения, если они повлекли по неосторожности смерть потерпевшего или иные тяжкие последствия (ч. 3 ст. 230 УК РФ). // Среди преступлений, которые из разряда тяжких переведены законодателем в категорию преступлений средней тяжести, следует назвать следующие: нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (ч. 1 ст. 360 УК РФ); мошенничество, совершенное группой лиц по предварительному сговору, а равно с причинением значительного ущерба гражданину(ч.2 ст. 159 УК РФ); нарушение правил безопасности при размещении, проектировании, строительстве и эксплуатации объектов атомной энергетики, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью или смерть человека либо радиоактивное заражение окружающей среды (ч. 2 ст. 215 УК РФ), заведомо ложный донос о совершении преступления, соединенный с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (ч. 2 ст. 306 УК РФ); побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи, совершенный лицом, отбывающим наказание или находящимся в предварительном заключении, совершенный группой лиц по предварительному сговору или организованной группой (ч. 2 ст. 313 УК РФ), а также целый ряд иных преступлений, общественная опасность которых может оцениваться как достаточно высокая.