История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1

Дмитрий Яворницкий

История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Т. 1

© «Центрполиграф», 2017

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2017

* * *

Его императорскому высочеству наследнику цесаревичу и великому князю Николаю Александровичу, Атаману всех казачьих войск, всепреданнейше посвящает автор

Предисловие

В основание настоящего труда легло десятилетнее изучение жизни и военных деяний запорожских казаков, прославивших себя бессмертными подвигами в борьбе за веру, народность и отечество. Вся «История запорожских казаков», по плану автора, выйдет в трех томах, причем первый том посвящен исключительно изображению внутреннего быта запорожской общины, второй и третий тома посвящены фактическому изложению событий казацких деяний начиная с конца XV и кончая второю половиной XVIII века. Главным пособием при изображении судеб Запорожья, помимо печатных южнорусских летописей, польских хроник и различных мемуаров, для автора труда служили писаные документы, разбросанные во многих местах России по государственным архивам и частным хранилищам (в Одессе, Киеве, Екатеринославе, Харькове, Москве, Петербурге, Архангельске, Соловецком монастыре) и так или иначе касающиеся жизни и военных подвигов запорожских казаков. Но кроме архивных материалов в основание «Истории» легло и многолетнее изучение автором топографии Запорожского края: изучению топографии края автор всегда придавал огромное и первейшее значение, и потому, прежде чем взяться за изображение исторических судеб войска запорожских низовых казаков, он много раз объезжал все места бывших Сечей, много раз плавал по Днепру, спускался через пороги, осматривал острова, балки, леса, шляхи, кладбища, церковные древности, записывал казацкие песни, народные предания, вскрывал погребальные курганы и изучал все более или менее значительные частные и общественные собрания запорожских древностей. Во всем этом он руководствовался исключительно любовью к запорожским казакам, зародившейся у него еще с очень раннего детского возраста, когда отец его, грамотей-самоучка, читал ему бессмертное произведение Гоголя «Тарас Бульба» и заставлял шестилетнего мальчика рыдать горькими слезами над страшной участью героя повести. Впечатление детства так было сильно, что привело автора, уже в зрелом возрасте, сперва к пешему хождению, а потом и к поездкам по запорожским урочищам. Эти поездки из года в год повторялись и под конец сделались для него столь же необходимы, как необходимы человеку пища, питье и воздух. Этим обстоятельством объясняется тот страстный тон и те невольные ошибки, которыми проникнут и исполнен первый печатный труд автора «Запорожье», так недружелюбно встреченный рецензентом господином Житецким, но с полной объективностью оцененный известным учено-литературным деятелем господином Пыпиным. В настоящем труде автор старался исправить прежние ошибки и заблуждения и потому в состав его ввел из прежних своих работ только пять глав, да и то в совершенно исправленном и дополненном виде. По примеру прежних изданий автор нашел нужным иллюстрировать и настоящее издание, чтобы сделать его полезным не только для людей, интересующихся одной историей, но и для людей, которые пожелали бы художественно изобразить тот или другой момент из исторической жизни запорожских казаков. В этом случае он пользовался указаниями и альбомами известного художника Ильи Ефимовича Репина. Впрочем, зная по опыту, каких громадных денег стоят у нас, в России, иллюстрированные издания, автор «Истории» не смел бы и мечтать о том, если бы к нему не пришел на помощь просвещенный любитель запорожской старины – землевладелец Херсонского уезда Николай Николаевич Комстадиус. В заключение автор «Истории» не может не привести для читателя отрывка из введения, сделанного в прошлом веке малороссийским летописцем Самуилом Величко в его «Летописи событий Юго-Западной России». «Ласковый читатель, если тебе в настоящем моем труде что-либо покажется зазорным и несправедливым, то, быть может, оно так и есть. Ты же, когда бы тебе удалось достать более совершенных и других каких-либо казацких летописцев, отложивши свою лень и благонравно покрывши в этом деле мое невежество, сообразно с теми летописцами, не уничтожая, однако, и моего ничтожного труда, волен исправить все данным тебе от Бога разумом! Да и трудно человеку «домацатись» во всем правды и знания, и если более ранние описатели казацких деяний в своих трудах ошибаются, то с ними ошибаюсь и я, согласно слову Писания, что всяк человек ложь есть».

Глава 1

Границы вольностей запорожских низовых казаков

Границы вольностей запорожских казаков в разное время и от различных обстоятельств постоянно менялись. Отсюда определить с точностью пределы земли низовых казаков довольно затруднительно, а иногда, при отсутствии каких бы то ни было на этот счет указаний, и совершенно невозможно. Первыми указателями в этом вопросе являются малороссийские летописцы; но наиболее достоверные и точные из них ограничиваются в данном случае слишком общими указаниями: «Поляки, приняв в свою землю Киев и малороссийскую страну в 1340 году, спустя некоторое время всех живущих в ней людей обратили в рабство; но те из этих людей, которые издревле считали себя воинами, которые научились владеть мечом и не признавали над собой рабского ига – те, не вынесши гнета и порабощения, стали самовольно селиться около реки Днепра, ниже порогов, в пустых местах и диких полях, питаясь рыбными и звериными ловлями и морским разбоем на басурман. Польский король Сигизмунд I (1507–1548) прежде всех даровал казакам в вечное владение землю около порогов, вверх и вниз по обеим сторонам Днепра, чтобы они не позволяли татарам и туркам нападать на русско-польские земли. За Сигизмундом I король Стефан Баторий (1576–1586) кроме давнего старинного складового города Чигорина дал в пристанище низовым казакам город Терехтемиров с монастырем, для постоянного жительства в нем в зимнее время»[1]. К сожалению, грамота короля Стефана Батория на пожалование запорожцам означенных земель и городов в подлиннике не дошла до нас; копия же с грамоты, сильно подверженна я сомнению в целом ее виде, ничего не прибавляет к тому, что сказано было по этому поводу малороссийским летописцем: «Передает его королевское величество (1576 года, августа 20 числа) казакам низовым запорожским навечно город Терехтемиров с монастырем и перевозом, опричь складового старинного их запорожского города Чигирина, и от того города Терехтемирова на низ по-над Днепром-рекою до самого Чигирина и запорожских степей, к землям Чигиринским подошедших, со всеми на тех землях насаженными местечками, селами, хуторами, рыбными по тому берегу в Днепре ловлями и иными угодьями; а вширь от Днепра на степь доколе тех местечек, сел и хуторов – земли издавна находились»[2].

С той же неопределенностью границ вольностей запорожских казаков встречаемся мы и шестьдесят восемь лет спустя после смерти польского короля Стефана Батория, когда запорожцы из-под власти Польши перешли под протекцию России, заодно с малороссийскими казаками и их гетманом Богданом Хмельницким. В царской грамоте на этот счет говорится лишь, что запорожские казаки будут пользоваться прежними правами и привилегиями, каковые даны были им от королей Польских и великих князей Литовских[3]. Впрочем, год спустя после этого, в 1655 году, 15 января, запорожские казаки получили будто бы универсал от гетмана Богдана Хмельницкого (дошедший до нас также в копии и также сильно подверженный в общем его виде сомнению), впервые определявший более или менее точно границы вольностей запорожских казаков: «А теперь также владеть им старинным городком запорожским, Самарь называемым, с перевозом и с землями вверх по Днепру до речки Орель, а вниз – до самых степей ногайских и крымских; а через Днепр и лиманы Днепровые и Буговые, как испокон веков бывало – по Очаковские улусы; и вверх по реке Бугу до реки Синюхи; от Самарских же земель через степь – до самой реки Дона, где еще до гетмана казацкого Предслава Лянцкоронского казаки запорожские свои зимовники имели; и то все чтобы ненарушимо вовеки при казаках запорожских осталось»[4]. Слова приведенной копии гетманского универсала оправдываются лишь тождественным показанием границы вольностей запорожских казаков на западной границе, по Бучачскому миру, заключенному в 1672 году, 18 октября, в Галиции: по этому миру польский король Михаил Вишневецкий уступил турецкому султану Магомету IV всю Подолию и Украину, а пограничной чертой владений запорожских казаков определена была речка Синюха, впадающая в Буг с левой стороны[5].

Той же неопределенностью отличаются показания границ вольностей запорожских казаков и в 1681 году, когда шел вопрос о Бахчисарайском перемирии между Россией и Турцией. В то время южной границей между вольностями запорожских казаков и кочевьями татар определялись реки Днепр и Буг. Как указывают «Записки Одесского общества истории и древностей»: «В перемирные годы от реки Буга и до помянутого рубежа реки Днепра турки не должны строить новые города и восстанавливать старые казацкие разоренные города и местечки, надлежит оставить их пустыми и не принимать перебежчиков. Крымским, очаковским и белогородским татарам разрешается кочевать со своими стадами по обе стороны Днепра (и по сей и по той стороне Днепра быть берегу и землям султанова величества Турецкого), в степях около речек; запорожским и городовым казакам, промышленным людям разрешено плавать для рыбной ловли, звериной охоты и соляного промысла Днепром и всеми степными речками обеих сторон Днепра до самого устья Черного моря». В 1686 году Польша, заключая тринадцатилетнее перемирие с Россией и уступая ей Киев, Смоленск и другие города, в то же время отказывалась и от всего Запорожья. Как записано в актах, изданных археографической экспедицией в 1836 году: «Вниз рекою Днепром от Киева до Кодака, и тот город Кодак, и Запорожский Кош, город Сечь, и даже до Черного леса и до Черного же моря, со всеми землями и с реками, и с речками и всякими принадлежащими землями, чем владели исстари запорожцы»[6]. В конце этого же столетия, по Карловицкому миру, заключенному в 1699 году, 26 января, между Австрией, Венецией, Турцией и Польшей, последняя получила обратно Украину, Каменец и Подолию, а западной границей владений запорожских казаков по-прежнему считалась речка Синюха, впадающая в Буг[7].

Мало данных представляет для решения вопроса о пределах вольностей запорожских казаков и трактат 1700 года о тридцатилетнем перемирии между Россией и Турцией: здесь находятся указания лишь на южную границу запорожских владений. «Поднепровские городки все разорить, местам, на которых они стояли, быть в султанской стороне пустым, да и всем землям по Днепру от Сечи Запорожской до Очакова быть пустыми же; только на половине между Очаковом и Кизыкерменем быть поселению для перевоза через Днепр всяких проезжих и торговых людей, быть около того населения окружению с ровиком и крепостцою, селу приличному, а вида городовой крепости и никакой обороны то окружение чтобы не имело. Азову городу со всеми старыми и новыми городками и меж теми городками лежащими землями и водами быть всем в Державе царского величества, а от Перекопа и от края моря Перекопского до первого нового азовского городка – Миюсского – землям быть праздными»[8]. По этому трактату, барьером между вольностями запорожских казаков и кочевьями ногайских татар признаны были земли от реки Большой Берды до города при устье реки Миюса, где она впадает в Азовское море, и от Миюса к Дону; ниже этого барьера запорожцам воспрещалось переходить на морские косы, лиманы и озера для рыбной ловли.

Только в «межевой записи» 1705 года, 22 октября, между Россией и Турцией, подписанной у реки Буга русским думным дьяком Емельяном Игнатьевичем Украинцевым и турецким пашой эффенди Коч Мегметом, мы впервые встречаемся с точным и более или менее подробным определением границ запорожских вольностей, но и то с одной лишь юго-западной стороны, от рубежа Польши. «Початок границ от польских концов, где польская граница кончается рекою Бугом, до наших комиссарских обозов, и от наших комиссарских обозов ходу рекою Бугом за два часа до Ташлыка, который называется по-турецки Великий Конар, и от Великого Конара полем поперек реки Мертвовод, а перешедши Мертвовод – полем через Еланец, который по-турецки называется Енгулою; потом, перешедши Великий Ингул – полем до речки Висуни, а Висунь поперек перешедши – полем до Малого Ингульца; а перешедши Малый Ингулец – через брод Бекеневский, который от кизыкерменских пустых мест в десяти часах, а от того броду – полем прямо до устья речки Каменки, где оная впадает в Днепр; а от кизыкерменских пустых мест до того места – четыре мили, и тем кончится граница»[9]. Впрочем, в этой же самой записи сделана оговорка, что «подданные его царского величества вольно могут ходить на Лиман и на Черное море для всяких своих пожитков, токмо смирно и без оружия». Так определялась юго-западная граница запорожских вольностей. Что касается юго-восточной границы, то она, как это видно из генеральной карты де Боксета 1751 года, шла от устья речки Каменки вверх по Днепру, где в него впадает река Конка с Плетеницким лиманом, далее – вверх по Конке против ее течения, потом – по-над верховьями речек Бердинки, Средней Берды, Крайней Берды и, наконец, по реке Большой Берде до самого устья, изливающегося в Азовское море.

С 1709 по 1733 год запорожские казаки жили на землях татарских: сперва – на границе русских владений по речке Каменке, впадающей в Днепр с правой стороны, в 30 верстах выше города Кизыкерменя, а потом – гораздо ниже русско-татарской границы, в урочище Алешках, за речками Конкой и Чайкой, с левой стороны Днепра. То было время, когда запорожские казаки, с кошевым атаманом Константином Гордеевичем Гордиенко во главе, желая видеть, как цитирует господин Маркевич в своей «Истории Малороссии», «свою отчизну, милую матку, и войско запорожское, городовое и низовое, не только в ненарушимых, но и в расширенных и размноженных вольностях изобильную, отдались в оборону наияснейшего короля его милости шведского, Карла XII»[10]; тогда они поплатились за то лишением своих вольностей в пределах России и перешли в подданство турецкого султана и крымского хана. Но это продолжалось лишь в течение двух лет. По несчастному для Петра I, в 1711 году заключенному, Прутскому миру он должен был уступить Турции большой угол земли, как записано в Летописи Самовидца, «начиная снизу от Азова и идя вверх к северу до половины течения реки Орели, отсюда поворотив под тупым углом до устья той же реки Орели, изливающейся в Днепр; от устья Орели, перейдя Днепр, – вверх по-над правым берегом Днепра до местечка Крылова; от местечка Крылова, поворотив от севера к югу, по верховьям рек Ирклеи, Ингульца, Ингула и до верховья речки Выси; от речки Выси по речке Синюхе и до устья ее при реке Буге». Отдав туркам этот огромный угол земли, Петр I в то же время должен был собственными войсками разорить русские крепости – «Новобогородицкую при устье Самары, Кодацкую на правом берегу Днепра, против первого порога, и Каменный Затон, ниже Никитина, и обязался не беспокоить запорожских казаков, отнять от них свою руку и не вступаться в них»[11]. Тогда запорожцы де-юре сделались вновь обладателями прежних своих вольностей: они раскинули свои хутора и зимовники по очаковской стороне, от Переволочной до самого Буга, и по крымской – от реки Самары до Азовского моря; на этом пространстве они могли заниматься охотой, не заводя, однако, оседлостей[12].

Но с 1734 года запорожские казаки снова перешли под власть России. Тогда, после побед русских полководцев Миниха и Ласси над турками и татарами, в соучастии с запорожскими казаками, между Россией и Турцией заключен был в 1739 году, 18 сентября, Белградский мир[13], а в 1740 году, 4 ноября, учинен был особый «инструмент» при реке Великом Ингуле русским уполномоченным, тайным советником Иваном Ивановичем Неплюевым и турецким комиссаром Мустафою Беем Селихтаром Кятибы с двумя товарищами. По этому «инструменту» владения запорожских казаков определялись с западной стороны прямой линией от устья Синюхи и до впадения Берды в Азовское море. Полное собрание законов повествует нам: «Прибыв в близость реки Буга, комиссары державы Оттоманской, для лучшей способности, по общему согласию, немедленно перешедши оную реку, стали лагерем при береге оной, и от обеих сторон, поставив между лагерей по одной палатке для конференции; и по нескольких конференциях, спорах и рассуждениях, наконец наилучшим образом между собою согласились и постановили на основании инструментов, данных от определенных комиссаров обеим сторон в 1705 году, то есть по-турецки – 1118 года: так постановлена граница следующим образом, что начало сих границ от окончания польских[14] идет вниз рекою Бугом, расстоянием через шесть часов от Ташлыка, то есть Великого Конара[15], и будучи там, место Конар само собою знатно, того ради не рассуждено тут знаков чинить; а от Конара – ведена граница полем прямою линией, и в расстоянии от оного в десяти верстах, перешедши реку Гарбузину, постановлены два знака: с российской стороны – квадратный, а с турецкой – круглый; и оттуда, не будучи соглашены, как продолжить до окончания вышереченное дело, стали лагерем при реке Мертвых Водах и держали многие конференции и споры о разграничении границ, понеже в вышеупомянутом инструменте 1705 года написано, что граница будет разграничена чрез устье реки Еланца, впадающей в Великий Ингул, но экспериенция показала – оная впадает в Буг, и тако вменилось вместо Еланца устье реки Громоклеи, впадающей в Великий Ингул, в чем затруднение нашлось. Ибо подданные державы Оттоманской нужду в лесе, который по берегу той реки Громоклеи находится, имеют и прежними временами им пользовались. И потому они перешедши Гарбузинку тою же линиею до реки Мертвых Вод, расстоянием знаков двенадцать верст, а по переходе Мертвых Вод постановлено два знака, а от тех знаков – линией к старой мечети, на реке Солоне стоящей, в расстоянии 17 1/2 верст, и при оной мечети с левой стороны поставлено два знака; а потом перешедши линиею оную реку в расстоянии 7 верст, также перешедши реку Еланец, поставили два знака; и оттуда линиею расстоянием 21 верста до старой мечети, которая при береге реки Громоклеи, и с левой стороны той мечети поставлено два знака, и на оной два ж знака, а от тех знаков идет граница по берегу оной реки Громоклеи даже до реки Великого Ингула, оставляя лес весь, по берегу той реки Громоклеи стоящий, державе Оттоманской, потому еще в двух местах сделаны знаки, да еще при переходе Великого Ингула два ж знака, и при тех, перешедши ту реку Ингул, напротив поставлено два ж знака, а от тех, идучи к Бекелевскому броду, в расстоянии 39 верст, перейдена река Висунь и сделано два ж знака; а оттуда идет граница через Бекеневский брод, который, как трактат 1705 года гласит, в расстоянии 10 часов от Кизыкерменя; и от того брода идет граница полем прямо на устье реки Каменки, где она впадает в Днепр в расстоянии четырех миль от Кизыкерменя»[16].

С восточной стороны владения вольностей запорожских казаков оставались в пределах межевой записи 1705 года: начав от реки Конки, впадающей в Днепр, против Каменного Затона и Плетеницкого лимана, далее – вверх по ее течению и отсюда, поворотив с запада на восток, – по степи прямою линией по-над вершинами речек Токмака, Бердники, Средней Берды, Крайней Берды до речки Большой Берды и, наконец, по течению этой последней до самого ее впадения в Азовское море[17]. Однако и для определения границ вольностей запорожских казаков с восточной стороны потребовалась также особая комиссия с русской и турецкой стороны. По новому «инструменту», учиненному в 1742 году русским уполномоченным князем Василием Аникитичем Репниным и турецким комиссаром пашой Хаджи Ибрагимом Капыджи, границы вольностей запорожских с восточной стороны определялись следующим образом, согласно все тем же «Запискам Одесского общества истории и древностей»: «Начав от вершины реки Конки, с обеих сторон поставили по одному кургану; от тех курганов прямою линией расстоянием четверть часа – по такому же кургану; оттуда тою же линией в том же расстоянии – еще по одному кургану; при западной вершине реки Большой Берды – также по одному кургану. От вершины реки Конки до западной границы Большой Берды расстояние – всего три четверти часа; между помянутыми реками, к полуденной стороне, вся земля отошла к Оттоманской империи; а с полуночной стороны – к Российской империи; а от равнин к реке Большой Берде и до нового города – Миюсского, – находящегося в том месте, где в Азовское море впадает река Миюс, – во всем быть без перемены по тракту и конвенции о границах 1700 года; река же Конка, даже до впадения ее в Днепр, утверждается вместо пограничных знаков и оставляется обеими от впадения ее вниз по Днепру; помянутыми реками дозволяется пользоваться подданным обеих империй без нарушения. И по тому разграничению начало границ – от вершины реки Конки, а конец – у нового города, который стоит при впадении Миюса в Азовское море»[18].

Этим договором определены были новые границы, дававшие России право провести за рекою Самарою новую линию – более удобную, нежели старая, для прикрытия Украины от набегов татар, и более близкую – для того, чтобы предпринять завоевание Крыма, напасть на Очаков и действовать на Черном море[19]. Тем же договором, по указу сената 1743 года, 16 ноября, дозволено было малороссиянам строить хутора и пользоваться землею по реке Самаре; этим воспользовались жители Полтавского полка и заняли полосу земли между левым берегом Орели и правым Самары, – которую искони веков запорожские казаки считали своей землей. Для большей крепости полтавцы захватили даже город Старую Самару (Богородицкую крепость) и поставили в ней свою сотню; но, по предписанию сената 1744 года, 23 августа, «старосамарцам в вольности запорожские мешаться запрещалось»[20], а город Старая Самара войску запорожскому возвращался и впоследствии (в 1762 году) разорен был запорожскими казаками. В 1745 году велено было поселить на границе Украины девять ландмилицких полков; для чего определялось взять от юго-восточной границы Украины внутрь линий на 40, и за линию – на 30 верст земли. Тогда украинцы, перешагнув Орель, заняли здесь на 30 верст к востоку от левого берега ее луговые места, завели хутора и селения, между прочим, слободу Куриловку, основанную Китайгородским сотником Семеновым, которую потом запорожцы, заняв орельские места войсками, перенесли в другое место и назвали ее, по имени кошевого, Петровской, или Петриковской[21]. С этих пор начался продолжительный и ожесточенный спор между старосамарцами, с одной стороны, и запорожцами – с другой.

В это же время возник спор из-за пограничных владений на восточной границе запорожских вольностей, между запорожскими и донскими казаками. Чтобы покончить с распрями между донцами, старосамарцами и запорожцами, правительство Елизаветы Петровны издало особый указ 1746 года, 15 апреля, считать границы запорожских вольностей с восточной стороны, от реки Днепра речками Самарой, Волчьей, Бердой, Калчиком, Кальмиусом и «прочими, впадающими в них реками и принадлежащими к тем речкам косами, балками и всякими угодьями – по прежнюю 1714 года границу, которая оставлена в стороне Российской империи, и по последнему разграничению с Оттоманской Портой»[22].

Однако споры из-за пограничных владений на северной стороне продолжались и после этого. В 1752 году, 5 октября, запорожские казаки подали жалобу на высочайшее имя императрицы Елизаветы Петровны, что полтавский полковник Горленко представил гетману графу Кириллу Разумовскому, будто бы старосамарцы владели обеими сторонами реки Самары, со всеми ее лесными и другими угодьями, начиная от устья и дальше вверх на 50 верст и более, и просил гетмана те земли у запорожских казаков отобрать. Запорожские казаки, напротив, доказывали, что хотя старосамарские жители в тех вольностях и лес рубили, и сено косили, и рыбу ловили, и землю пахали, и пчелу разводили, но делали то по дозволению войска запорожского и самарских полковников за известную, отбираемую от них в пользу войска, десятину[23]. Тогда от запорожских казаков потребовали подлинные документы на право владения их вольностями; по этому требованию кошевой Данило Стефанов Гладкий отправил в войсковую малороссийскую генеральную канцелярию копию с универсала гетмана Богдана Хмельницкого, 1655 года, и указа императрицы Елизаветы Петровны, 1746 года, и просил гетмана графа Кирилла Разумовского, чтобы и он, «по силе того гетмана Богдана Хмельницкого универсалу», подтвердил собственным универсалом же права запорожцев на их земли. Но гетман Разумовский, на основании одних копий с документов, никем не засвидетельствованных, исполнить просьбу запорожцев отказался. Он потребовал, чтобы запорожцы, а с ними вместе и старосамарцы, представили подлинные документы, выслали депутатов от войска, назначили следователей с той и другой стороны и законно указали, «по какие точно места владение запорожского войска должно простираться и какими землями старосамарские жители прежде владели и ныне им владеть надлежит»[24]. Созванные по этому поводу запорожские старожилы также подтвердили, что войско запорожское издавна владело угодьями по Самаре до речки Орели, посему Кош вновь просил через гетмана императрицу Елизавету Петровну, чтоб полтавскому полку в Самаре и в прочих тамошних местах во владении, по силе означенном 1746 года правительствующего сената указом, отказать и туда в Самарь ни за чем тому полку и старосамарским жителям мешаться не велеть»[25]. На эту просьбу запорожских казаков последовал в 1756 году, 10 августа, следующий ответ: «Хотя войско запорожское просило об отказе старосамарским жителям во владении самарскими местами и о даче тому запорожскому войску на все владеемые ими с давних времен земли и угодья грамоты, то понеже о всех владеемых ими, запорожцами, землях и угодьях, кроме вышереченных, в 1746 году определенных мест, в нашем правительствующем сенате точного известия и описания нет, а грамоты 1688 и универсалы 1655 годов, на которые они, запорожцы, ссылаются, как здесь, в малороссийских делах, так и в Москве, в архиве коллегии иностранных дел, не нашлось, також хотя от запорожского войска в 1752 году от 5 октября писано, что когда гетман Богдан Хмельницкий со всем малороссийским народом под всероссийскую державу поддался, в то время, и еще напредь и после того войско запорожское рекою Днепром от Переволочной и впадающими по обе стороны в оную реку Днепр всеми речками и другими угодьями, а паче речкою Самарою и имеющимися в оной лесами, степями и прочими угодьями владели, а малороссийские жители якобы никогда тою землею не владели, то оное войско запорожское представляет весьма напрасно, и им, запорожцам, столь многих земель, как они пишут, даже по самую Переволочну присвоив, допустить не следует, ибо когда гетман Богдан Хмельницкий с народом малороссийским под высоковластную державу Российской империи в подданство пришел, в то время все города, села и деревни и оное войско запорожское состояли в одной дирекции гетманской и между Малою Россиею и войском запорожским границ не было, но где имелись не занятые поселением пустые земли и лесные угодья, – там как запорожским, так и малороссийским казакам в пристойных местах пасеки держать, рыбу и зверей ловить было невозбранно, а на землях Сечи Запорожской в то время никаких мест и селений особливых не бывало»[26].