Рассветники

– Смотри лучше, – сказал я насмешливо. – Ты их от фуска хоть отличаешь?.. Позумь, пройдись поиском…

Он сопел и пыхтел, пытаясь рассмотреть матку получше, у меня она откладывает яйца, как скорострельный пулемет, а я вспомнил, как все это начиналось.

В школу я пошел в шесть лет, как все, в шестнадцать лет в универ, тоже как большинство, однако на третьем курсе опубликовал ряд работ по обмене информацией между амебами, затем нашел новый подход к изучению трофаллаксиса у муравьев и дал ему иную интерпретацию, резко отличающуюся от классической. Я был удивлен, когда через три месяца в универ зашел некий господин, с которым очень почтительно разговаривал ректор, и сразу же обратился ко мне с вопросом, почему это я сделал такие странные выводы.

Я повел домой, где муравьи живут в формикариях, мирмекариях, в трехлитровых стеклянных банках, в древесных пнях и даже в цветочных горшках, к тихому ужасу моей добрейшей мамы, что ни в чем мне не перечила.

Господин посмотрел, поудивлялся, выслушал мои объяснения, а на другой день ректор вызвал меня и сообщил торжественно, что благотворительный фонд по развитию науки имени Билла Клинтона выделяет мне грант на самостоятельные исследования.

Я сперва ошалел, с именем Фонда Клинтона связана прежде всего поддержка работ, направленных на предельное увеличение продолжительности жизни. Отец что-то рассказывал еще про какую-то практикантку, но это мне совсем неинтересно, это для старых бабок любопытственно и тех, кто читает в инете, какой размер бюста у Ани Межелайтис, а вот то, что бывший президент распоряжается многомиллиардным фондом…

Так что Энн не совсем права, я уже не студент, хотя, конечно, в нашем возрасте теперь вступают в брак разве что в самых глухих аулах Африки.

Лишь через год я узнал, чем так заинтересовала спонсоров моя статья в научном строго специализированном журнале. Я высказал догадку, что как муравьи вместе с пищей передают друг другу феромоны, они же гормоны у людей, то они связывают муравьев в одно Сверхсущество, потому беспомощный муравей с одним-двумя ганглиями в мозгу оказался способен развивать скотоводство, землепашество, ирригацию, селекцию животных, он единственный, кроме человека, воюет с себе подобными и даже захватывает военнопленных… У людей, как я предположил в заключительном абзаце, возможно, существует тоже еще нечто помимо хорошо изученных средств коммуникации вроде речи и языка жестов, но оно от нас пока что скрыто, как была в неизвестности темная материя, которой, как оказалось, во много раз больше нам известной, в которой мы живем как рыбы в воде.

Этот пассаж, как я понял, и вызвал ко мне интерес. К этому времени я и сам уже ощутил азарт, что-то слишком уж много таких странных моментов в поведении человека и всего человечества, что можно объяснить только наличием некой общей системы, связывающей все человечество в единое целое, единое Сверхсущество, о котором мы, люди, даже не подозреваем.

Администратор из меня неважный, но все же я сумел на полученные деньги снять помещение, закупить оборудование, под моей нетвердой рукой работали сперва трое сотрудников с вполне пристойными окладами, затем – пятеро. Главное, все, как и я, тоже малость сдвинуты на этой теме и работают всерьез даже тогда, когда не смотрю в их сторону.

В основном пока что проверяем на муравьях новые гипотезы по социобиологии, кин-отбору, правилу Гамильтона и эволюционно устойчивых стратегий развития, но уже дважды с успехом выступали с докладами на Международных мирмекологических симпозиумах: первый раз о метаэвристической оптимизации поведения муравьев, что дает самый эффективный полиномиальный алгоритм поиска на графах, а второй, что вызвало наибольший интерес, варианты поиска «темной материи» в коммуникациях муравьев, что делает их, по сути, единым существом.

– Классно, – сказал Вертиков с завистью, – а молодая самка сможет откладывать яйца без брачного лёта?

Я сказал ехидно:

– А ты им лёт не обеспечишь?

– Как? – спросил он. – Это же надо еще и тыщи самцов! И чтоб летали хотя бы по комнате. А они летают, как слоны с крыльями. Все время в чай падают.

– Чудак, – сказал я, – пил бы кофе.

– Что, – спросил он с надеждой, – летать станут лучше?

– Нет, – пояснил я, – запаха кофе не выносят… Ладно, завтра приедешь ко мне домой. Что-нить придумаем. Люди кого угодно обманут. Даже муравьев, они ж такие честные!

– Спасибо, Григорий Витальевич!.. Ой, мне ж еще тетрамориумов кормить надо!

В вопле было столько паники, что я спросил озадаченно:

– Это как? У тебя не на автомате?

– У меня южно-курильские, – объяснил он. – Они так часто и необъяснимо меняют поведение, что алгоритмы еще не нащупаны.

Я промолчал, мне всегда казалось, что у каждого вида сходные нормы поведения, а чтобы их изменить, нужно очень много лет. С тех пор как открыли, что искать разум у дельфинов и касаток – глупость, волна поиска интеллекта у других видов на время угасла, но мы изо дня в день долбили и публиковали статьи в научных и даже в популярных изданиях, что муравей с его рекордно малым мозгом, в одну-две ганглии, все же сенсационно разумен. Правда, не сам муравей, а сообщество муравьев. Но ведь и человек в изоляции от людей вырастает диким животным, если вспомнить истории подлинных маугли.

Постепенно начал появляться интерес к этим крохотным существам, а немногочисленные держатели формикариев ощутили себя в центре внимания. У них начали брать консультации, патентовать их разработки на содержание муравьев в домашних условиях, а крохотные фирмы, что специализировались на отлавливании и разведении муравьев для любителей, мгновенно разрослись в процветающие транснациональные компании, что брали на себя все, начиная от первичных консультаций до подбора муравьев любых видов, изготовления формикариумов самых причудливых конструкций, даже уборки за муравьями мусора, если сами муравьи почему-то не справлялись.

Затем Intel, чутко откликаясь на любые запросы населения, выпустил специализированные чипы, что не только автоматически поддерживают в формикариумах заданные уровни влажности, температуры, проветриваемости и прочих бытовых удобств, именуемых проферендумами, но и меняют их, чутко улавливая «желания» и растущие потребности муравьев.

Для большинства населения оказалось шоком давно известное мирмекологам и любителям муравьев, что эти существа не только занимаются охотой, но еще и пасут скот, охраняют его, доят, занимаются селекцией, оставляя только наиболее «молочных», а остальных отправляя на бойню. И что у них существуют закрытые плантации грибов, где выращивают такие богатые ценным белком формы, что все еще недоступны человеку, и многое-многое другое, день за днем раскрываемое перед глазами изумленных человечков, начинающих подозревать, а не умнее ли нас муравьи вообще…

Те немногие любители муравьев, что числились в чудаках, сразу стали уважаемыми членами общества, к ним обращались за консультациями, у них брали интервью, их таскали по конгрессам и сажали на почетные места за главным столом.

Конечно, для массового увлечения муравьями решающую роль сыграли миниатюрные видеокамеры, встроенные в формикариумах на аренах, в гнезде матки, на складах, в камерах выращивания молодняка, в гидропонических садах, подземных плантациях тлей…

Когда любой уголок муравейника можно вывести на широкий экран и наблюдать во всех подробностях удивительную и такую сложнейшую социальную жизнь, то даже самые ленивые обыватели предпочитали такой муравейник на дому осточертевшим кошечкам, попугайчикам, рыбкам и прочей простейшей ерунде.

Да и удивительная красота муравьев, этих закованных в блестящие латы рыцарей насекомого мира, их повадки, их изящество, сдержанная и вместе с тем яркая расцветка, все это приковывало внимание так, что даже самые стойкие в увлечениях, фанаты байм, часто целыми кланами и легионами возвращались в реальность, чтобы без перехода уйти с головой в этот странный и немыслимый мир…

– Не опаздывай, – сказал я. – А то что-то начинаете забывать дорогу в контору.

– Шеф! Да я почти каждый день…

– Ты живешь рядом, – уличил я, – а вон Люцифер с другого конца города каждый день ездит!.. Все, до встречи в офисе.

Он торопливо поблагодарил за помощь и отрубил связь, явно обрадованный, что шеф не побил, а я посмотрел на часы, хорошо бы поспать, но сердце бьется учащенно, во рту горечь, какой там сон, проворочаюсь до утра.

Пылесос, тихо урча, ходит по комнате, чистит, моет, а в дальние уголки, куда не может пролезть, трудолюбиво протягивает трубочку и старательно вытягивает пыль и мусор, хотя по новейшим данным их нужно оставлять, так как человек родился и жил миллионы лет в грязи, а возникшая мода на чистоту привела к массовым астмам, аллергиям, заболеваниям бронхов и даже к раку.

Мама моя, когда я жил еще в родительской квартире, всегда сокрушалась, что не может его кормить, как кормит птичек, дикую ласку, всем им она настроила на дальнем конце двора домики с крышами от дождя и снега. Она бы и Федюнчика, так назвала пылесос, чем-нибудь бы кормила и радовалась, глядя, как он ест, ест! Но увы, он подползает к розетке, втыкается вилкой и тихо дремлет.

– Да что это со мной? – сказал я зло. – Человек я или тля дрожащая?

В моей аптечке уйма ноотропов, что стимулируют мышление, заставляют мозг работать хоть на все сто, а в экстремальных случаях вообще прибегаю к энергетикам из первой группы, всяких там успокаивающих и расслабляющих нет вовсе, но я хорошо знаю, что из чего состоит, и, если разобраться…

Увы, проще оказалось позвонить в ближайшую аптеку, таблетки принесли через десять минут, я проглотил сразу две и вскоре отключился.

Глава 5

Выныриваю из сна всегда медленно и сладостно, так положено, хотя организм требует вскочить и куда-то бежать, суетиться, рыть норку, запасать добычу в кладовочках, искать партнеров для размножения, да побольше, побольше…

На экране высветились данные, на которые мне обращать внимание пока рано: артериальное давление, частота пульса, наполнение, щелочной состав крови и множество такого, что понадобится знать разве что в глубокой старости.

Правда, до старости всем нам, скорее всего, просто не дожить. На пороге пугающая реальность, которую все чаще обсуждают в кругах интеллектуалов, в то время как основная масса обсуждает футбольные матчи и ходит в церковь.

Медленно и очень неспешно, как утренняя заря, засветился экран, это чтоб меня не слишком потревожить после сна.

Я прокашлялся, а то со сна хриплю, как старая ворона, сказал:

– Можно.

Мгновенно появилось изображение, это Кириченко, он деликатно сделал вид, что не замечает, в каком я виде, Корнилов или Люцифер обязательно бы сострили, а он сказал вежливо:

– Шеф, как насчет посещения сегодня офиса?

Я буркнул:

– А когда я пропускал?

Он сказал чуточку виновато:

– Ну, вам, как великому начальнику, можно себе такое позволить… Но сегодня ваше присутствие как бы желательно.

– Что случилось?

– Я нашел вариант, – ответил он, лопаясь от раздувающей его скромности, даже глазки опустил, как тургеневская девушка при виде фонтана с писающим мальчиком, – как повысить чувствительность мерометра.

– Намного?

Он ответил с королевским достоинством:

– Почти на порядок.

– Ого, – сказал я, – бегу. Что-то нужно?

Он лицемерно вздохнул:

– Ничего, шеф. Ничего, кроме… денег. Но что деньги, когда мы сами золото?

– Золотые слова, – ответил я. – Через час буду.

Умный дом снова пытался изменить мой режим питания, но я твердо указал, что крепкий горячий кофе с сахаром на пустой желудок – прекрасно, и нечего там, понятно, умные все стали, я сам знаю, что мне лучше, а лучше то, что лучше, вот и все, разговор окончен, выполняйте, сержант!

Пока спускался в лифте, автомобиль завелся, почистился, включил телеприемник на моем любимом канале для умных, а когда я направился к нему, услужливо распахнул дверь слева.

– В офис, – велел я и сразу же включил телепута, пока добираюсь лично, могу походить им и посмотреть, кто чем занят, даже перебрать те распечатки, что появились на моем столе. – Можешь через мост, ночью починили.

– Знаю, – ответил автомобиль милым женским голоском, мне почудился обиженный оттенок, – я данные о дорогах и пробках получаю в первую очередь.

– Извини, – сказал я. – Это ничего, что я с тобой еще не…?

– Вопрос непонятен, – ответил голосок.

– Проехали, – сказал я с облегчением. Фанаты тюнинга чего только не вытворяют со своими автомобилями, некоторые обращаются с ними уже как с секс-куклами, даже кое-что приспособили. – Возле банка остановишь, что-то у меня платеж не прошел…

– Принято.

В банке я потратил еще с четверть часа, пришлось дойти до старшего менеджера, тот сперва напирал, что у них такие случаи исключены, потом вызвали управляющего, этот нехотя признал, что иногда такое случается, хоть и крайне редко, сейчас займемся выяснением, а вы пока можете получить любую сумму в пределах своего счета…

Я объяснил, что мне надо не получить, а отправить, после чего со мной стали разговаривать втрое любезнее.

В офис я поднялся с некоторым опозданием, все на местах, серьезная деловая обстановка, ко мне повернулись с таким видом, словно тут и ночевали.

– А, шеф явился!.. Смотрите, шеф!

Я проворчал грозно:

– В чем дело?.. Как будто я был здесь не вчера, а в прошлом году!

– Это мы так по вам скучаем, – сказал Люцифер подчеркнуто подхалимски, еще и задом повилял за неимением хвоста. – Шеф, Кириченко просто визжит от вожделения…

– Очень хорошо, – ответил я, – скоро вы у меня все завизжите.

Кириченко скромно покашливал из своего угла, но глаза горят нетерпением. Поймав мой взгляд, указал на середину стола, там башенка, настолько хрупкая, что даже если муха пролетит за окном, тут все рухнет.

– Шеф…

– И что? – спросил я с недоверием, – в самом деле… работает?

– Пока только теоретически, – ответил он осторожно, – у нас же только одна подопытная мышь.

– Мышь, – буркнул я, – мелко мыслите, молодой человек. Когда до лабораторной крысы повысите?.. Ладно, давай испробуем.

– Как скажете, шеф, – сказал он подчеркнуто почтительно.

У него несколько особый статус в лаборатории, хотя все мы и стараемся о нем забыть: Кириченко – мультимиллионер, благодаря пустяковому, вообще-то, изобретению, которое даже изобретением большинство не признает. Как-то он, бреясь безопасной бритвой и время от времени подставляя ее под струю воды, заметил, что вода бежит в основном, вообще-то, впустую.

Большую часть процесса занимает выскребывание морды, а споласкивание – пару секунд. Вода же бежит все время, он придумал нехитрое устройство, крохотное и не требующее подзарядки, так как заряжается от выбегающей струи. Оно дает воду лишь в момент, когда опускаешь под трубку вот так бритву, ложку, руки или что угодно, и тут же прерывает струю, как только предмет исчезает из поля зрения фотоэлемента.

Экономия на самом деле громадная, так как обычно хозяйка открывает кран на всю мощь, а потом начинает по очереди брать со стола чашки и споласкивать, и вообще вода обычно льется впустую, к этому привыкли и не замечали. Штука Кириченко в производстве оказалась крайне простой, в продаже дешевой, устанавливает ее с легкостью даже самая тупая домохозяйка, так что быстро вошло в быт, а он в первый же год стал миллионером, а затем и мультимиллионером.

К счастью для него азарт придумывать что-то новое, а старое упрощать и делать легким, не ушел, он все так же что-то патентует, что-то просто усовершенствует, мозги у него оказались так устроены, что постоянно придумывает, как улучшить то, на что падает взгляд, а деньги интересуют так мало, что ничуть не изменили его вкусы или образ жизни.

Он и к нам пришел, предложил услуги за так, я сперва отказался, бесплатных работников тоже хватает при нынешней безработице и сравнительном благополучии, но он показал список своих работ, меня впечатлило, и с того дня он в своей стихии, так как нам все время требуются новые приборы, каких в мире еще не существует. И новые методы измерения.

Мой кабинет отделен от остальной части помещения толстенной кирпичной стеной с двойной изоляцией. Это не столько потому, что начальник, просто здесь за дверью еще одна крохотная комнатка, где, кроме стола, стула и большой ванны, ничего лишнего, и пока Кириченко набирает теплую воду и замеряет уровень растворимых в ней солей, я вспомнил, как и почему к этому пришел.

Человек проживает стадии эволюции не только в чреве матери. Там он проживает животную, а после рождения – социальную: пещерную, рабовладельческую, феодальную, эпоху великих открытий… Сам делает открытия, к примеру, что существует только то, что видишь или чувствуешь, а как только, например, отворачиваешься, мир за спиной исчезает. Или, если закроешь глаза, он на это время исчезает вовсе… Так вот примерно каждый третий подросток делает это открытие самостоятельно, еще не подозревая, что это лишь этапы развития, каждый двадцатый самостоятельно доходит до принципа гравитации, теории атмосферного давления и многих других вещей, что некогда были открыты с величайшими усилиями гениальнейшими умами человечества.

С той стороны раздался взрыв голосов, давно так не галдели, я поморщился, повернулся к Кириченко:

– Позовешь, когда наберется, а я выгляну, кто там пальчик прищемил…

– Погоняйте их, шеф, – сказал Кириченко усмешливо. – А то сразу танцевать на столе, как только кот за дверь.

– Я не кот, я лев.

– Истинно!

Я выглянул, в главной наши окружили Урланиса, он бледный и с трясущимися губами верещит тонким заячьим голосом:

– …и сразу же меня повело в сторону!.. Я ухватился за руль, а он, гад, как вмерз! Я взмок, ору, чтобы остановился, но никак не хочет, потом начал сдвигаться вправо, еще и еще, наконец влез на обочину и там заглох!.. Меня еще минут пять трясло, пока собрался с силами и позвонил в ремонтную…

– И что сказали? – спросил Вертиков участливо.

Урланис ответил зло:

– Чтоб не волновался, сигнал о неисправности получен, машина спецпомощи уже выслана! Я не успел спросить, что за спецпомощь, катафалк или пока только реамоторка, связи уже не стало. Правда, прибыли быстро, тут же заменили какой-то блок, сказали, что можно ехать… Не поверите, меня до сих пор трясет!

– Поверим, – ответил Люцифер с лицемерным сочувствием. – Мы же видим…

– И запах чувствуем, – добавил Корнилов.

– И лужа вон на полу, – сказал Люцифер.

Урланис пугливо посмотрел на пол, окрысился, увидел меня, сказал виновато и одновременно гордо:

– Шеф, у меня была авария! Чуть не погиб!

Я буркнул:

– Там сразу срабатывает предохранитель, машина благополучно припарковывается к обочине и сама вызывает ремонтников. Так что за руль садиться не боись, а то знаю случаи…

Он сказал уже бодрее, но с патетическим недоумением:

– Да я уже ничего, теперь другое не пойму… Ну вот откинул бы я копыта… что случилось бы с миром? А должно бы случиться! Исчез бы?.. Должен исчезнуть, раз меня нет… Но почему-то мерещится вариант, что продолжу смотреть на него глазами других людей! Я как бы перейду в чье-то тело… Нет, я уже в нем, я говорю и про другое тело, только у нас нет связи, а тот «я» не подозревает, что этот «я» тоже он.

Люцифер посмотрел на него с подозрением:

– Ты хочешь сказать, что ты и во мне?

– Точно, – сказал Урланис. – Только ни ты, ни я этого пока не чувствуем!

Люцифер поспешно отъехал от него вместе с креслом:

– Ну, знаешь… нет во мне тебя, нет! Я – хороший.

– Есть, – сказал Урланис с убеждением. – Все люди на свете – я один. Только в разных телах. А связь прервана… что и понятно.

– Что тебе понятно?

– А то, что если молотком по пальцу попадет один, то должны бы чувствовать все? Что за кошмар был бы? Ежесекундно кто-то бьет молотком… и не только по пальцам, кто-то влетает под машину, тонет, мрет в жутких конвульсиях от рака… Такой «Я» давно бы свихнулся, потому прервать связи между мелкими «я» было очень разумно.

– Ага, – сказал Люцифер саркастически, – тогда какая разница, будешь смотреть из чужого тела ты или не ты, если этого тебя уже не будет? А там, дорогой, совсем другой человек. Так что не примазывайся к нам.

– Без сопливых обойдемся, – подтвердил и Корнилов с достоинством. Он посмотрел на меня: – Шеф, обойдемся без Урланиса?

Я буркнул:

– Я без многих из вас обошелся бы, да разве Сверхорганизм нас спросит?

Из темной комнатки выглянул Кириченко.

– Шеф, – крикнул он, – пожалте купаться! Рабынь позвать? Спинку потереть?

Урланис пошел за мной к двери следом, с жаром доказывая, что, вообще-то, умереть он не должен, это невозможно, немыслимо, так не случится никогда и ни за что.

– Почему? – спросил я вяло.

– Потому что весь мир держится на мне, – объяснил он серьезно. – Все существует только потому, что существую я. Как могу себе позволить исчезнуть, если со мной рухнет и весь мир?.. Более того, этого просто не может допустить Тот или То, кто все это устроил, чтобы вот так рухнула вселенная…

Кириченко крякнул, посмотрел на меня с вопросом в серьезных вдумчивых глазах.

– Как думаешь, шеф, он рехнулся или заново открыл по своей дикости солипсизм?

– Гений, – сказал Люцифер с уважением. – Правда, вслед за аббатом Беркли солипсизм заново открывает каждый подросток, но, возможно, у Урланиса детство затянулось?

– Значит, – предположил Корнилов, – у него впереди еще пубертатный период?

– Да, и ломка мировоззрений, вызванная пробуждением новых гормонов.

– Гм… но он вроде бы женат…

Люцифер отмахнулся:

– В акте копуляции не обязательно быть активной стороной.

Урланис сказал обиженно:

– Ну вот, дикие и невежественные всегда все сводят к плоским шуточкам. А понять всю грандиозность моей мысли не дано духовным пигментам.

– Пигмеям, – поправил Люцифер.

– А это не одно и то же? Ладно, пигмеям.

– Не дано, – согласился Люцифер.

– Не дано, – подтвердил Корнилов.

Я перешагнул порог и молча закрыл за собой дверь, отрезав себя и Кириченко от внешнего мира. Мы все напряженно работаем над одной темой, но попытки установить связь со Сверхсуществом предпринимаю только я, так как именно у меня выявилась самая-самая восприимчивость и чувствительность, чего я сам никогда бы о себе не подумал. Хотя идею о Сверхорганизме я выдвинул, думаю, с его подсказки.

Кириченко предупредительно поддержал меня за локоть, когда я опускался в ванну. Теплая вода приняла меня привычно ласково, я погрузился по самые брови и почти сразу ощутил себя словно в материнской утробе, где надежно, защищено, где о тебе заботятся…

– Шеф? – спросил он.

Голос донесся как бы издалека, хотя сидит рядом с ванной на табуреточке и косит одним взглядом на монитор.

– Хорошо, – прошептал я, – уже началось…

– Так быстро?

– Да…

– Прекрасно, – сказал он с облегчением. – Значит, первичное вхождение оставило какие-то следы. А в этом случае будет проще и проще…

Голос его истончался, звучал как будто из другого измерения, я еще услышал и распознал слова:

– Мне выйти?

– Уже неважно, – прошептал я. – Не мешаешь…

Глава 6

Странное иррациональное чувство, которое испытывал только в раннем детстве, когда вспоминал то состояние, когда плавал в околоплодных водах, медленно и неслышно входило в меня, я снова оказался в мире, где нет пространства и времени, сладкое ощущение потерялось по мере взросления, но я помнил, что оно было, и даже понял, что именно вспоминалось.

Вообще-то, я уверен, что открыл третью нервную систему. У людей две, как помним из школьного курса, а эта третья связывает всех нас в единый организм. Обнаружить удается только во сне, когда ее действие проявляется особенно четко. Сперва я действовал по наитию, никаких доказательств, но с помощью Кириченко уже удается выделять из общего хаоса сигналы, которые нервная система отправляет куда-то, а затем получает ответ, содержащий… что-то содержащий.

Из-за невероятного объема хаотичной информации никогда бы не удалось разобраться, если бы благодаря грантам не удавалось пару раз воспользоваться вычислительными мощностями суперкомпьютеров ведущих держав мира. Но даже их мощи едва-едва хватило на то, чтобы понять: если удастся доказать то, что пока видим только мы, то это будет самым невероятным масштабным открытием за последние тысячу лет, все последствия которого даже трудно наметить пунктиром.

Я буквально вижу будущее, когда новостные полосы запестрят заголовками типа того, что человека, вообще-то, нет, есть один Сверхчеловек, или точнее – бессмертный сверхорганизм, а мы все – просто клетки в нем, хотя и он не бессмертный, но срок его жизни несравним с жизнью отдельных клеток…

Но вот теперь в самом деле непонятно, умираем ли мы, когда умираем?.. Ведь вся наша жизнь записывается в общий организм! Но можно ли это считать жизнью, если твое «я» исчезает, растворяясь в миллиардах таких же, как и ты?..