Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Пойдём дальше:

«…и ещё говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие».

Конечно, вы все знаете эту фразу про игольные уши, которая вошла в пословицу. Фраза, которая не может быть иначе интерпретирована. Очевидно, что верблюд в игольное ушко никак не пролезет, как его не заталкивай. Кстати, знатоки говорят, что это была вообще пословица, распространённая по всему Востоку: просунуть верблюда в игольное ушко. Это, так сказать, был эквивалент «никак нельзя сделать, как не упирайся». А Христос эту пословицу просто использует и связывает с темой богатства, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». Но понимаете, собственность настолько притягательная вещь, что люди эту фразу трактуют иначе, причём не простые люди, а богословы. Какого-то католического священника когда-то в средние века вдруг осенило, и он сказал, что вот эти «игольные уши» (а в греческом тексте там единственное число – «игольное ушко») не надо опять-таки понимать буквально. А на самом деле это были ворота в Иерусалимской стене, маленькая такая щель для загулявших людей; когда вечером основные ворота закрывались, то оставалась вроде бы такая щёлочка в Иерусалимской стене, и человек мог пройти.

– Ага! – сказали климентисты. – Вот видите, всё не так плохо, и всё-таки богатый может попасть в Царство Небесное, пройдя через эти воротца.

В общем, ситуация с этими воротами, должен сказать, крайне неоднозначная. С одной стороны, вроде бы эти «игольные уши» – реальность. Дело в том, что и сейчас в Иерусалиме есть так называемое Александрийское подворье. Кто был в Иерусалиме или будет, дай Бог, вы туда обязательно зайдите. Довольно оригинальное здание. Это вроде и Церковь, и в то же время в подворье встроен кусок Иерусалимской стены. И в этой стене действительно есть такая узкая-узкая дырка, такой ход, куда человек, согнувшись в три погибели, может протиснуться. Говорят, что однажды протащили сквозь эти «игольные уши» маленького верблюжонка – для того, чтобы доказать, что богатый всё-таки может войти в Царство Небесное. Но, с другой стороны, всё это, может быть, сделано, специально для туристов. Дело в том, что о таких воротах в Иерусалимской стене не упоминает ни один древний автор. И тем более Библия. Все ранние комментаторы Евангелия о таком толковании не знают, а евангелист Лука, приводя это речение (Лк. 18:25), вообще использует термин «белоне», означающий хирургическую иглу… Поэтому, в общем-то, можно допустить, что проход прорублен гораздо позже. Хотя я должен вам сказать, что «игольные уши» настолько маленькие, что нормальный верблюд в них не пройдёт, и, во всяком случае, надо будет с него снимать всю поклажу. А что такое снять поклажу? Это означает освободиться от богатства.

Но изобретательные климентисты говорят, что, вообще-то, это не верблюд, а канат. Дело в том, что «kamelos» и «kamilos» – это два греческих слова, которые отличаются одной буквой, – «верблюд» и «канат». Ну, канат – это вроде бы уже легче. Если очень постараться, его можно в игольное ушко засунуть. Нашли и иглы вот с такими громадными игольными ушами. Но оказалось, что у верблюда настолько грубая шерсть, что если сплести верёвку или даже нитку из верблюжьей шерсти, ну никак она в игольное ушко не пройдёт. Проще всё же понимать буквально это изречение. Именно так понимали Святые отцы. Например, Иоанн Златоуст понимает это изречение в прямом смысле и говорит: «Ну нельзя протиснуть верблюда в игольное ушко, ну нельзя, и богатому нельзя войти в Царство Небесное. Надо от своего богатства освободиться». Поэтому я вам советую эту гениальную гиперболу, это замечательное изречение понимать буквально и не вестись ни на какие ворота в Иерусалимской стене.

И, наконец, последнее. Вернёмся опять к Клименту Александрийскому. Ещё раз обратимся к его мысли. Он говорит:

– А что же было этому богатому юноше делать? Ну что, – он всё раздаст, станет нищим и будет побираться. Куда это годится! А может, он и вообще умрёт, он же не умеет ничего делать. Ну, где же здесь любовь Господня?

А на самом деле ситуация у богатого юноши не такая. Дело в том, что Иисус ему предлагал: «…и приходи, и следуй за Мною». Многие эту фразу понимают опять-таки аллегорически: надо духовно пойти за Христом. Даже Златоуст об этом говорит. Но на самом деле Христос сделал юноше очень конкретное предложение: пойти за ним, вступив в общину Христа. Дело в том, что в Евангелии разбросана масса свидетельств, хоть и не очень систематических, о том, что Господь организовал именно общину: из апостолов, из приближённых людей: жён-мироносиц, из апостолов из семидесяти. И об этом говорится в разных местах Евангелий. У них была и кружка, в которую они собирали пожертвования. Кстати, этой кружкой заведовал Иуда Искариот. И Христос предлагал богатому юноше вовсе не пойти по миру, нет. Он ему предлагал стать одним из них, вступить в общину и жить, как живут его апостолы, как живёт вся эта община. И в этом случае он бы вовсе не бедствовал.

Кстати, о том, что эта община была, есть свидетельство в самом фрагменте о богатом юноше. Дело в том, что после всего Петр говорит: «Вот, мы оставили всё и последовали за Тобою…» То есть Петр фактически говорит, что он находится в общине. А в этой общине, естественно, была общая собственность. Ну, была вот эта самая кружка, были пожертвования. И, конечно, они не бедствовали, ибо милостыня в Ветхом Завете – это закон, она записана в Моисеево законодательство, и каждый иудей, собственно, по закону обязан был благотворить, обязан давать милостыню. Поэтому можно предположить, что эта кружка у них была всегда полна. Так что богатый юноша и в материальном смысле, я думаю, не прогадал бы. И получил бы Царство Небесное.

Здесь мы неявно встречаемся с идеей общей собственности, идеей, которая, определённо, существует в Евангелии, в Новом Завете. Эта идея занимает там достаточно большое место. И здесь, встречаясь с общиной Христа, мы должны сделать заключение, что сам Иисус Христос жил общей собственностью.

На этом я закончу. Теперь – вопросы.

Вопрос: Вернёмся к эпизоду с этим средневековым священником, который предложил толковать «игольное ушко» как ворота. Вы не знаете, когда эта версия появилась и, для начала, когда она была зафиксирована?

Н. С.: Если я не ошибаюсь, она зафиксирована в начале Нового времени, это примерно XVI–XVII века.

Вопрос: То есть до XVII века эта школа, эта теория климентистов, она жила и продолжала обсуждаться?

Н. С.: Да. На следующих лекциях я более подробно расскажу о судьбе обеих школ. Это очень интересно. Да она и сейчас – основная. Возьмите любую тоненькую книжечку любого священника, диакона, где толкуются вопросы о богатстве, бедности, собственности. И вы в точности прочтёте вот эту теорию Климента Александрийского. Как она в начале III века появилась, так она и до сих пор существует в Церкви наряду с другими парадигмами христианской этики.

Вопрос: За это время появились другие взгляды на собственность?

Н. С.: Да, четыре взгляда.

Вопрос: Они будут рассматриваться?

Н. С.: Да, будут. Пока я вам сказал о двух взглядах, которые наиболее характерны для Православия. Есть ещё один взгляд, типичный для Православия. Забегая вперёд, скажу: это взгляд полного отрицания социума, взгляд надежды на чудо. Когда я спрашиваю:

– А как же экономика? В общем-то людей надо кормить, что-то производить? Мне отвечают:

– А вы невер! Вы в Бога не верите. Вот Моисей помолился, и туча перепелов упала на иудейский лагерь. И мы помолимся, и все имущественные проблемы будут решены, чего там.

Вот такой взгляд очень часто встречается, причём среди монахов. Они считают: да, мы будем молиться, и нам, как Сергию Радонежскому, в нужный момент будут приходить фуры с продовольствием. Один монах, настоятель маленькой общины в 10 человек, меня уверял, что они так и живут.

– Вот так и живём: помолимся – спонсор появится, ещё помолимся – ещё что-то будет.

Это вот такая надежда на чудо. Причём на чудо, которое как бы, когда мы захотим, тогда Господь и должен сотворить, – чтобы нам хлебы приходили прямо по нашему расписанию. Я считаю, что, с богословской точки зрения, это никуда не годно. И вообще это элементарная безответственность. Если мы так будем жить, то, знаете, долго не протянем.

Вопрос: У меня такой вопрос, он касается того же евангельского сюжета о богатом юноше. Есть Феофилакт Болгарский. Он тоже показал этот сюжет. Мне интересно Ваше мнение, потому что он понятие «имение» больше трактует в духовном смысле. И, может быть, Вы в следующий раз коснётесь толкования Феофилакта Болгарского.

Н. С.: Я коснусь толкования Феофилакта Болгарского, но не на этот эпизод, а на другой евангельский фрагмент. Да, очень часто понятие «имение» толкуют расширительно, что вот, например, ваши способности, ваши таланты – это как бы тоже ваше имение. Ну, это правильно. Но дело в том, что я занимаюсь собственностью в прямом смысле. Ну, так сказать, мой интерес в собственности в экономическом смысле. Поэтому я эти расширительные толкования не рассматриваю.

Вопрос: Я просто для объективности, потому что люди, они могут подумать, что сугубо тут, чётко тут только в этом разрезе существует мнение. Просто вот в этом смысле.

Н. С.: Хорошо. Но нельзя объять необъятное. Дело в том, что на этот эпизод существует тысяча толкований, и, более того, он является одним из воскресных чтений. Это означает, что все священники определённым образом обязаны этот эпизод толковать. Их учат толковать в семинариях и академиях именно этот эпизод. И, кстати, большинство из них толкует по Клименту Александрийскому. Увы.

Вопрос: Иисус вместе с евангелистами каким-то образом отреагировал на учение Аристотеля о том, что есть два вида хозяйствования: экономика и хрематистика?

Н. С.: Да, отреагировал. Если уж, так сказать, углубляться в ваш вопрос, то, безусловно, Иисус признавал только экономику, то есть домостроительство, и отвергал хрематистику как делание денег.

Вопрос: Если идёт экономика, то там нет богатства, а богатство появляется в хрематистике. В экономике богатства нет!

Н. С.: Ну, а я о чём сегодня говорю? Если богатство ради увеличения богатства – в этом никакого христианства нет. Абсолютно. Это означает, что весь капитализм – штука антихристианская с начала и до конца. Но я-то хочу, чтобы вы, так сказать, этот вывод восприняли по Евангелию. Сказать это – просто, а вот доказать на евангельском материале – это посложнее. В этом я и вижу свою задачу.

Вопрос: В самом начале лекции Вы сказали о разном отношении Церкви к богатству и бедности. В этой связи мне бы хотелось услышать Ваши суждения о Ниле Сорском, Иосифе Волоцком и об их противостоянии. Или это уже другая тема? Очень хотелось бы послушать.

Н. С.: Понимаете, в чём дело. Честно говоря, я об этом хотел сказать в историческом цикле. Это – замечательный эпизод нашей русской и церковной истории, на котором тоже выпукло видна вся имущественная проблематика. Но сказать о нём за две минуты очень трудно. Если очень кратко говорить, то в результате проиграли оба: и Нил Сорский, и Иосиф Волоцкий. А выиграли третьи. Выиграли иосифляне. Не надо отождествлять Иосифа Волоцкого с иосифлянами. Вот это тонкий момент, о котором я, если мы дойдём до этой лекции, конечно же, расскажу.

Вопрос: И последователи Златоуста, и климентисты говорили не собственно о богатстве (богатство сам по себе атрибут нейтральный, который не одобряется и не осуждается), а об отношении к нему, то есть о привязанности к богатству и о сребролюбии, т. е. к накопительству. То есть осуждали именно это, а не собственно само богатство. И вот по этому эпизоду из Евангелия существует ли толкование (как Вы к этому относитесь?) о том, что юноша осуждаем не за то, что он отказался раздать своё богатство, своё имение, а за то, что он отказался последовать за Христом. То есть он не отказался от своего собственного мнения, от своего собственного пути, не пошёл за Христом, а вовсе не из-за богатства. Можете что-нибудь сказать?

Н. С.: Нет, таких толкований я не знаю. По-моему, очевидно, что весь этот эпизод вертится именно вокруг проблемы богатства. И юноша не пошёл за Христом по одной простой причине: его не пустило богатство. И ничто другое. Абсолютно все толкователи, и Климент в том числе, именно на этом и сходятся.

Вопрос: Осуждается не богатство, а привязанность к богатству. Не само по себе?

Н. С.: Я вам только что рассказывал про петлю Златоуста, где Златоуст связывает эти понятия неразрывной цепью. Это Климент считает, что, в общем-то, может быть любостяжательный богатый, нелюбостяжательный богатый, любостяжательный бедный и нелюбостяжательный бедный. Все эти варианты для Климента равновероятны. Для Златоуста это совершенно не так. В подавляющем числе случаев, если человек богат, он – любостяжателен. Это мнение Златоуста, выведенное из своего жизненного опыта, который был, как мне думается, у него намного больше, чем у Климента. И кто прав? На мой взгляд, однозначно прав Иоанн Златоуст.

Вопрос: Совершенно неоднозначно. Я мог бы много привести Вам аргументов против. Я могу Вам предложить хотя бы один: почему мы не рассматриваем богатство как большую ответственность. Человек богатый не потому, что у него много денег, а потому, что у него много работы, и он даёт работу, он несёт ответственность не только за себя, но за всю ту экономическую единицу, которую представляет собой его богатство. И отказавшись от богатства, фактически он отказывается не только от каких-то имущественных своих ценностей, но и делает бездомными и несчастными многих людей из неимеющих, которые имеют возможность жить на его экономической единице.

Н. С.: Во, во, во! Вы в точности рассказали одну из парадигм, которая называется протестантской этикой (аплодисменты).

Вопрос: Поскольку в Православии одним из критериев истинности трактовки и Библии, и Евангелия является согласие Отцов, то существует ли такое согласие по поводу этого эпизода? И если да, то каково оно?

Н. С.: Понимаете, я считаю, что это согласие Отцов – вещь преувеличенная, это – идеал, которого на самом деле у нас в Православии нет. Святые Отцы всё время писали полемические книжки. Они полемизировали с другими богословами, с другими Отцами, а насчёт имущественной этики – тем более. У нас до сих пор нет единого взгляда на этот предмет. Видите, я насчитываю четыре, а на самом деле пять различных христианских парадигм имущественной этики. И все они, так или иначе, имеют бытие в Церкви, в том числе и в нашей Православной. И, может быть, это-то и хорошо. Понимаете, вопрос этот ещё не решён соборно. Имеются разные мнения, имеется поле для дискуссий. Гораздо было бы хуже, если бы уже всё было бы, скажем, Вселенским собором решено, и шаг в сторону – значит расстрел. Нет, слава Богу, что положение не таково.

Вопрос: А правильно ли можно сделать вывод о том, что как раз имущественный вопрос – одна из причин противоборства монашеских орденов в Средние века, в частности гонений Римско-католической церкви на Францисканцев?

Н. С.: Я так не считаю. Дело в том, что эти гонения, мне думается, преувеличены. Насколько я знаю, орден Францисканцев разделился на две части. Одни следовали полному нестяжанию, путешествиям в духе самого Франциска. А другие люди – более практичные – считали, что надо учить людей, кадры ковать. Для этого нужны школы. А для школ, так или иначе, нужны деньги. Поэтому всё равно какое-то материальное обеспечение необходимо. Насчёт гонений… Я не думаю, что эти гонения были какие-то серьёзные. Понимаете, все католические ордены, в общем-то, начинали с нестяжания. Но после так получалось, что они, так или иначе, обрастали громадной собственностью. Но вы не смейтесь, дело в том, что наши монастыри тоже начинали с этого. Троице-Сергиева Лавра во времена Сергия Радонежского не имела ни одной деревни. А после она стала прикупать, прикупать и превратилась в одного из самых больших собственников. Это некий закон. Понимаете, в чём дело: собственность – она даёт независимость, она даёт устойчивость, и Церковь как социальный институт это очень хорошо знает и понимает. Именно поэтому она всеми силами, всеми правдами и неправдами увеличивает свою собственность. Я этот вопрос так понимаю. Не потому, что батюшки там такие любостяжательные, что без собственности не могут, – нет. А потому, что эта собственность – некий якорь, который придаёт устойчивость Церкви в этом циничном мире.

Вопрос: Почему, если существуют различные мнения насчёт богатства, так однозначно отношение Церкви к святости царей и императоров, которые жили в богатстве?

Н. С.: Спасибо. Понимаете, там другие законы. Император это как бы человек более высокого порядка, который живёт не по обычным законам. Это василевс, это правитель. И канонизировали императоров, говоря современным языком, за их управленческие успехи. А то, что они были богаты, – надо различать богатство личное и богатство государственное. Византия считала, что император – владелец всех имений, всех земель, всей собственности, которая в стране есть. И он имел право любого собственника раскошелить, отнять его имение. Но это не считалось его богатством. Его богатство не вменялось ему в вину, ибо должность императора – должность представительная. Он должен показать своё богатство каким-то иностранным послам и тем людям, которые к нему приходят, чтобы тем самым символизировать своё величие и величие всей империи.

Вопрос: Почему бы не перенести такие представительские представления на целый класс, например на наших предпринимателей?

Н. С.: Ну нет, это разные вещи; император представлял всех, всю империю. А, извините, наши олигархи – это совершенно другой случай.

Вопрос: Песня про священную частную собственность?

Н. С.: Нет, подождите, я не хочу об этих песнях умалчивать. Они есть в нашей Церкви. Они популярны. Поговорите со священниками, и подавляющее большинство скажет: «Частная собственность лучше, что вы, это очевидно совершенно! Большевики вон что наделали с общественной собственностью, вон что натворили!». Так что эта песня, – она существует, и с этой песней надо аккуратно работать, её надо аккуратно, квалифицированно развенчивать. Но это делать надо не глоткой, а аргументами, основанными на Евангелии, основанными на знании церковной истории.

Вопрос: У Вас на сайте я ознакомился со статьёй Владимира Эрна «Христианское отношение к собственности». И Вы в своём вступительном слове как раз отметили, что статья, во-первых, блестящая, а во-вторых, те аргументы, которые в ней изложены, не получили должного ответа со стороны, так сказать, богословия. Вопрос о полемике. Существует ли сейчас данная полемика и где можно с ней ознакомиться?

Н. С.: Увы. Ознакомиться со статьёй можно только на моём сайте. И, к сожалению, её почти никто не репродуцирует, хотя статья эта гениальная, замечательная, несмотря на то, что написана молодым человеком 20-ти лет. Ну, в общем, потрясающая. Полемики нет вообще. Был только один отзыв на эту статью. В районе где-то там 1907 или 1906 года, после того, как она вышла. А отзыв – в типично климентистском стиле. А после она замалчивалась. Ну, что делать…

Вопрос: Какая ж это полемика? Когда аргументы не получают ответ. Где полемика?

Н. С.: Да, я писал о том, что аргументы Эрна не опровергнуты. Ну, это вопрос к климентистам, почему-то они помалкивают, что-то они застеснялись, не знаю, в чём дело.

Вопрос: А можно уточнить название статьи или адрес сайта?

Н. С.: «Христианское отношение к собственности». Владимир Францевич Эрн. Это на моём сайте. Вообще, кто не был на моём сайте http://www.chri-soc.narod.ru/, всё-таки зайдите. Его очень легко в Яндексе найти. Вы набираете: «Сомин Николай Владимирович», и там в первых трёх строчках, которые выпадут, наверняка статьи с моего сайта. Ну, там не только мои статьи, а статьи многих христианских социалистов, их (социалистов) там десятки. Вообще же статей около трёх сотен. Посмотрите, может быть, любопытно будет.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, имущественные отношения – они как-либо отражены в концепции Русской Православной церкви, и если отражены, то каким образом?

Н. С.: Да, отражены. Есть документ: «Основы социальной концепции Русской Православной церкви», такой документ определяющий, который утверждён собором епископов в 2000 году. Там есть главка: «Труд и собственность». Главка, в общем, такая мягкая, беззубая. Но, может быть, это и хорошо. Она хороша тем, что там говорится, что Церковь признаёт разные виды собственности: и частную, и общественную, и такую-сякую, и коллективную, и всякую другую. Никакого вида собственности она не выделяет. На самом деле, это говорит о том, что вопрос данный не решён. А с другой стороны, опять-таки, слава Богу, потому что всё-таки это документ определяющий, от которого уже не уйдёшь. А вот последующие церковные документы – они явно прокапиталистические; там имеется в виду, что существует капитализм, и ничего другого нет и быть не может.

Вопрос: По поводу отношения христианской церкви к труду… Могли бы Вы как-нибудь осветить этот вопрос? Собственность и труд?

Н. С.: Не сейчас. Давайте я по вашей просьбе сделаю экскурс на следующей лекции. Потому что быстро об этом не скажешь. Вкратце: труд – это хорошо, труд – это Божия заповедь, соработничество Богу.

Вопрос: Я не очень понимаю вот какой вопрос. Ну, был Иисус, у него были ученики. И, тем не менее, я понимаю, что был исторический контекст, и они фактически жили на подаяние, была кружка. И вместе с тем Вы говорите, что христианство относится к труду положительно. А Иисус, получается, и его ученики, они не трудились или трудились? Как относиться к этому?

Н. С.: Понимаете, во-первых, Иисус Христос сам до тридцати лет трудился. И, по преданию, он воспринял ремесло своего отца и был плотником. Если бы труд – это было плохо, то Господь бы не стал этого делать. А Он, наоборот, своим трудом освятил все остальные виды труда. Но, понимаете, после Его задача изменилась. И если бы апостолы, допустим, продолжали трудиться где-нибудь у себя там на своих огородах или рыбу таскать неводом из озера, ну вряд ли они смогли бы впитать всю ту мудрость, которую Иисус им передал.

Вопрос: Был же ещё случай с Павлом, который шил палатки…

Н. С.: Да, Павел шил палатки, но, мне кажется, он это делал немножко демонстративно, чтобы показать, что он не тунеядец, он не объедает общины, в которых живёт. Но, в общем, тема труда – она, между прочим, не такая простая, потому что у нас есть такая монашеская традиция, где труд признается, но, в общем-то, говорится о его подсобном, аскетическом характере, что главное – молиться и молиться. А поскольку монашество у нас очень почитается в Православии, то вот такое мнение насчёт труда становится чуть ли не нормативным. Хотя на самом деле оно годится только для монахов, конечно.

Вопрос: Николай Владимирович, в своей речи Вы упомянули олигархов как наиболее очевидный пример тех верблюдов, которым тяжело пролезть в игольное ушко. И также Вы сказали, что Церковь расширяет монастыри, расширяет свою собственность для того, чтобы обеспечить свою экономическую стабильность. Я думаю, что проблема любостяжания – она актуальна не только для олигархов. Для любого человека. Где та граница между тем, когда он утверждает свою экономическую стабильность, защиту от нищеты и так далее, и тем, что называется любостяжанием?

Н. С.: Понимаете, границы нет. Есть лестница восхождения от несовершенного состояния к совершенному. Об этом очень подробно говорит Иоанн Златоуст. Как сказал Иисус: «Если хочешь совершен быть, отдай всё». Это верхняя ступень лестницы. И, в общем-то, задача христианина – карабкаться к этой верхней ступени и ни в коем случае не останавливаться на ступенях промежуточных. Но промежуточные ступени необходимы. Ибо человек в одночасье таким святым стать не может. Слабо ему. Надо, как говорил Златоуст, если не хочешь отдать всё, то отдай половину. А ты и этого не можешь сделать? Отдай треть. И этого не можешь сделать? Ну, отдай десятину, как в Ветхом Завете. Ну, милый, ты и этого не можешь сделать? Ну, жаль, конечно, ну, ты тогда хотя бы не воруй. Вот разные ступени.