Трое на плоту. Таёжный сплав

В знак дружбы, пойманный трофей был подарен нашим новым друзьям, впрочем, и они не остались в долгу. Старший что-то сказал своим, и два брата скрылись на тропинке в зарослях ивняка, вскоре они появились из-за поворота реки, плывя почти посередине, толкая впереди себя два бревна, именно нужных нам размеров. Общими усилиями мы завели их в протоку и прибили скобами с обоих бортов нашего плота, слегка подняв его настил. Получилось что-то наподобие катамарана или Юркиных «саночек». Новый плот легко выдерживал нас и всю нашу поклажу, а также троих из наших новых друзей и только после этого начинал слегка подтапливаться. Работа шла дружно, ребята охотно выполняли наши просьбы и помогали нам в строительстве ковчега. Солнце едва перевалило зенит, когда дела были закончены. Мы вывели свой катамаран в основное русло и осмотрели его.

У нас получилось устойчивое, вместительное, достаточно плавучее средство, размерами – в ширину, чуть более двух метров, и в длину, примерно, четыре. Носовая часть бревен была спилена, и судно имело острый нос, вдоль этих «скул» были прибиты широкие жерди, чтобы плот не зацеплялся за коряги и прибрежные кусты. Причём необходимость этого подсказали местные ребятишки, впоследствии мы не раз мысленно благодарили их за это.

В средине плота, ближе к носу, располагалось «лежбище котиков» – это название так и приклеилось к нашему месту отдыха. Над ним на жердяном каркасе была натянута палатка из брезента окошечком вперед по ходу движения. Младшие ребятишки натаскали откуда-то прошлогоднего сена, мы толстым слоем положили его на настил, накрыли брезентом – получился прекрасный матрац. Мешок от тазика-панциря, а также два наших вещевых мешка превратились в набитые сеном подушки. В изголовье аккуратно сложили ранцы с имуществом, снятые с велосипедов. За палаткой, отступив от неё около метра, стоящий на кирпичах медный таз, был прибит тремя длинными гвоздями к палубе. Над ним две рогатины, а сверху поперечную палку для таганка. Неизвестно откуда была принесена какая-то решетка от сельскохозяйственной машины, на которой, положив её на разожжённый в тазу костёр, можно было готовить еду. Рядом сложили, заготовленные впрок, дрова. На торжественно разожжённый костёр, не менее торжественно, был водружён для кипячения старый закопчённый чайник.

Сзади за костром-тазом мы прибили перила и длинную скамейку для отдыха экипажа. К перилам металлическим штырём крепилось весло руля, сделанное из толстой жерди и широкой, прочной доски. Плот дополнительно укомплектовывался тремя жердями для управления. Над палаткой установили флагшток. Велосипеды приставили к стенам палатки с трёх сторон и привязали верёвками. Плот позволял сравнительно легко передвигаться по нему, не рискуя упасть в воду.

В самый разгар работы, за кустами послышался характерный звук вращения катушки забрасываемого спиннинга. Вскоре на берегу появился средних лет мужчина, одетый по-спортивному со спиннингом в руках. Пока он, делая забросы и выкручивая блесну, подходил к нам, мальчишки сообщили, что это директор школы и зовут его Петром Ивановичем. Директор оказался добрым человеком и прекрасным собеседником, расспросив о наших планах, о школе и учителях, со многими из которых он был знаком, Петр Иванович сказал, что путешествие наше вызывает у него тревогу. Мы обещали по возвращению домой сразу позвонить ему в школу. Директор рассказал о реке на этом участке, об опасных местах и перекатах, посоветовал пройти опасные места «Трубу» и «Чёрную скалу» засветло, или переночевать, не доходя до них, километрах в семи, ниже по течёнию тридцать девятого разъезда.

Отказавшись от предложенного чая и пожелав удачи, он пошёл вверх по течению, забрасывая блесну.

Пока мы заканчивали работу и беседовали с Пётром Ивановичем, Жаров заварил чай, скрипя сердцем, открыл «НЗ» – прошлогоднее брусничное варенье, мы вместе с нашими новыми друзьями попили чай, на прощание подарили ребятам пачку рыболовных крючков, как они говорили, «магазинных» и кусок лески.

Уже перед самым отплытием был поднят флаг и плот стал судном. Наконец отчалили, стрелки на наших самолётных, с трёхдневным заводом, часах, показывали четырнадцать. Всё шло почти по графику, мы выгребли на средину реки. На крутом берегу всё удаляющимися маленькими фигурками стояли новые друзья и махали руками.

Спасибо вам ребята! Спасибо за вашу помощь и участие!

Впереди нас ждал полный опасности многокилометровый неизвестный путь! Ждали новые приключения и встречи!

В «трубе»

Давно исчезли за очередным поворотом реки деревянные строения посёлка, а мы молча, обдумывали произошедшие события, анализируя свои действия.

– А ты ловко со скобами придумал! – наконец нарушил тишину Жаров, пытаясь как-то смягчить свою вину за некачественные скобы.

– Да я ничего и не придумывал, когда волнуюсь, руки некуда девать. У доски в школе тряпку выжимаю, да так, что она из мокрой, становится сухой. А тут вот скобы подвернулись, я и давай их узлом по привычке закручивать!» – оправдываясь, ответил Фома, – ты тоже хорош со своими фокусами, давай им гвозди по карманам распихивать, я думал нам ничего не останется, а они станут похожими на металлических ёжиков! – добавил Володька.

– Это нам наука, нельзя быть такими беспечными, что бы ни делали, всё равно кто-то должен по сторонам глядеть, всегда надо быть на чеку! Хорошо, что миром всё закончилось, а то плелись бы сейчас с битыми рожами, босиком по шпалам, «горе путешественники» – подвел я итог разговора. – Поэтому предлагаю, – днем все ведут наблюдения по сторонам за водой и берегом. Независимо от того, чем бы ни занимались – рыбачили, готовили еду, отдыхали. Ночью встаем на отдых так, что бы с берега на плот незамеченным попасть было нельзя. Спим по очереди с двенадцати ночи до шести утра, кому мало – может отсыпаться днём. Еду так же готовим по очереди, сегодня пусть заканчивает Жаров, коль уже угощал чаем. Завтра кормлю я, послезавтра Фома. Питание трёхразовое – завтрак, обед и ужин, по мере готовности еды. Общую посуду моет дежурный, личную – каждый. Пойманную рыбу используем для еды, остальную солим в ведре, кто поймал – тот и солит. У кого ещё есть предложения? – подытожил я то, что мы неоднократно обговаривали, готовясь к походу.

– А кто будет рулить, управлять плотом? – спросил Юрка.

– Мне кажется, в течении дня, – все по очереди, а в опасных местах, все вместе, – предложил Фома. Молчание было общим знаком согласия. Наш катамаран, между тем, бойко бежал по течению, ловко избегая мелей и перекатов, лишь иногда царапая брёвнами донную гальку. Уровень воды в реке был достаточно высок, что позволяло обходить мели и коряжистые участки. Жаров, не имеющий спиннинга, встал к рулю, как викинг, всматриваясь в хитросплетение течений. Время от времени, перебегая с веслом руля с одного борта на другой. Изредка он поднимал из воды доску руля и подгребал ею, дабы ускорить поворот плота. И это у него, на удивление, ловко получалось.

– Ты прямо как лоцман – пошутил я – скоро будешь давать платные уроки.

– Действительно, уроки платные. Но особо не хвали, вот въеду на мель, все шишки будут моими, – отшутился Юрка, шевеля рулём, и вытирая взмокший лоб майкой вместо платка.

Мы с Фомой взяли спиннинги, собрали нужные грузы и блёсны, прошли за палатку ближе к носу и, не мешая друг другу, принялись делать забросы и проводку блёсен. Как говорят, «хлестать» реку. Это привычное для рыбаков занятие, при выполнении с плота, требовало особой ловкости и навыков. Если ты делал заброс вперёд – по ходу движения, то приходилось быстрее вращать катушку спиннинга, чтобы вращающаяся блесна не тащилась по дну, а шла «в пол воды», изображая рыбку. Если заброс приходился в направлении кормы, то крутить катушку надо было медленнее, что бы суммарная скорость движения плота и вращения катушки не выдёргивала блесну поверх воды, превращая её в маленький пропеллер. Поэтому оптимальным оказался заброс вперёд и в сторону одного из бортов, в этом случае блесна небольшой участок проходила по течению, затем, поравнявшись с плотом, разворачивалась и как бы шла какое-то время за ним. Догонявший добычу хищник, настигал блесну на повороте и, как ему казалось, жертва изменяла направление, почувствовав погоню, собираясь скрыться – вот тут он её и хватал, на свою голову

Из большого набора собственноручно изготовленных блёсен, я выбрал «Трофимовку», два карабинчика, а также отлитый груз среднего веса и размера. Карабинчики через кольца соединялись с блесной и грузом, не давая возможности поводку закрутиться. Зная привычку ленка и тайменя, из двух плывущих друг за другом рыбок, в первую очередь хватать переднюю, грузило тоже было оснащено тройником. Леска на спиннинге была обычная толщиной – ноль сорок пять, что позволяло делать дальние забросы и, при необходимости, вываживать солидный улов.

Проплыв по течению около полутора часов, постоянно делая забросы, мы с Фомой кое-что поймали. Хотя с движущегося плота ловить неудобно и менее интересно, чем с берега или стоящей лодки. Там можно обловить всю заводь, всё улово или перекат. А тут всё на бегу, что случайно схватилось – то и твоё. Первую поклёвку я почувствовал на восьмом или девятом забросе, когда мы плыли вдоль заболоченного, покрытого травой берега. Как будто что-то ударило по леске, затрудняя вращение катушки, вроде как зацеп за траву или дно. Затем серия одинаковых ударов и ощущение сопротивления вращению, как будто что-то тащится за блесной, дёргая и сопротивляясь. Опытному спиннингисту уже после первого удара было ясно, что это рыба.

Поэтому я громко оповестил – «Идёт!». Это было условное слово, которое знали мой отец, брат и товарищи-рыбаки. Если отец громко кричал, находясь за кустами – «Идёт!» – это значило – бросай всё и беги на помощь, это означало, что он сомневается в возможности одному вытянуть рыбину на крутой берег. Это оповещало о том, что нужна помощь! Тут я сказал это чисто автоматически, но Фома быстро вытащив свою блесну, мгновенно очутился рядом в готовности помочь.

Рыба как-то странно сопротивлялась – чувствовалось, что размеры её не такие уж большие, в то же время, сопротивление было яростным. Пока я боролся с неизвестным хищником, он оказался уже позади плота, и когда мне, наконец, удалось подтащить добычу поближе, пойманной рыбой, оказался великолепный окунь размером с небольшой поднос, зелёно – полосатого цвета. Который упорно не хотел идти к плоту и когда становился своим широким боком поперёк движения, тормозил весь рыболовный процесс. Проявляя резвость и хитрость, окунь даже подведённый к плоту, пытался поднырнуть под него оборвать леску и скрыться. Но не тут-то было! Предвидя это, я дал ему слабину, а затем, резким движением удилища, через кормовую часть правого борта удачно выдернул его на плот. Да так, что тот оказался в палатке на нашем «лежбище», где его и настиг Фома. Володька, снимая окуня с блесны, приговаривал:

– Ну, ты парень и хам! Из воды и сразу в постель! Ну, ты и нахал!

Для нашей горной, быстрой реки окунь таких размеров – достаточная редкость. Подобные экземпляры обычно живут в старицах и озёрах, отделённых от основной реки. По-видимому, весенний паводок вынес озёрного жителя в основное русло, где он и был мною пойман.

Через некоторое время Фома поймал достаточно крупную щуку. Потом у меня было два схода средних размеров ленков, я их просто не смог вытянуть на плот, нужен был подсачник, которым мы не запаслись. Безуспешно забросив блёсны ещё несколько раз, мы прекратили рыбалку, готовясь к встрече «с трубой».

Как объяснил Пётр Иванович, – после того, как плот поравняется с каменной осыпью по правому борту, река сначала понесёт плот всё быстрее и быстрее, затем течение плавно повернёт влево, и он окажется на широком и спокойном плёсе. Но это спокойствие, только кажущееся, в конце плёса, в полутора – двух километрах от поворота, основное русло делится на три маленьких протоки, правая и средняя – очень мелкие и плот по ним не проплывёт. А вот левая – хотя и узковата, но полноводная, с нависшими деревьями, вполне пригодна для сплава, она несёт воду под большим уклоном, имеет три крутых поворота, отмелей и перекатов нет, глубина – от полуметра, до двух с половиной метров, длина – более двух километров. Как рассказал директор: – «я там, на самодельной резиновой лодке несколько раз сплавлялся». С выходом из «трубы», протоки вновь объединяются в одно русло, достаточно широкое, и полноводное. Сразу после «трубы» течение быстрое и бурное, далее, спокойное и плавное. В трёх километрах ниже «трубы», река всей своей гигантской мощью бьёт в гранитную скалу, создавая громадный водоворот, с воронками и бурлящей водой. Затем, почти под прямым углом, поворачивает направо, кипит и клокочет на протяжении ещё нескольких километров. «Перед скалой я порекомендовал бы вам, закончить путешествие! Ваш плот разобьёт в щепки, это очень опасно! Остановитесь и сойдите на берег заранее. Ближе к водовороту вы просто не сможете остановиться, там не за что зацепиться!» – предостерёг Пётр Иванович на прощание.

Мальчишки рассказали, что это место пользуется дурной славой и зовётся – «Черной скалой». На самой вершине голой скалы стоит дерево, русские его называют – «Бурятский бог». Обычное дерево, с привязанными на нём тряпочками, ниточками, кусочками шерсти, к подножию, которого бросают деньги, безделушки, бумажки с просьбами к духам. К этому дереву, в определенные дни, приходят местные жители и проводят свои религиозные обряды. На скалах стоящих против «Черной скалы», существуют рисунки и надписи древних людей, многие из которых ещё никто не расшифровал. В огромном водовороте под скалой, по преданиям, живет какое-то неизвестное существо, которое местные люди, якобы, видели. Оно с шумом плещется в воде и издаёт странные звуки, в основном поздним вечером и ранним утром. Всё это нам предстояло увидеть и познать!

А пока мы неслышно плыли по довольно спокойной реке, наслаждаясь тишиной, любуясь живописными картинами природы, меняющимися по обоим берегам. Воды реки, искрясь и мерцая бликами солнца, переходили в жёлтую полосу песчаных обрывов, с могучими стволами и пышными ветвями вечнозелёных сосен, золотящихся в лучах летнего солнца, и венчающих эти стволы.

Выше, серые, с красноватыми прожилками скалы, изрезанные изумрудными расщелинами, поросшими плакучими берёзами и ивами. На самом верху, на скалах, тёмно-зелёные, пушистые ветви красавиц елей, выстроившихся, как на параде. А над всей этой красотой, бездонное синее небо со стайками пушистых белых облаков.

Задолго до предполагаемого входа в «трубу», мы начали смещаться к левому берегу. Делать это было не сложно, так как основная масса, несущейся вместе с нами воды, так же незаметно стекала влево. Вода прозрачным горбом скатывалась вбок, и лишь малая часть её уходила вправо, в сторону мелких проток.

Впереди возникла приближающаяся стена густых кустов, в которой, казалось, нет прохода, и плот непременно в неё врежется. Мы с тревогой и волнением всматривались в возникшее препятствие. Как всегда, не теряющий присутствия духа Жаров, топориком освободил основание флагштока, опустил его, снял флаг и, сложив, спрятал в палатке под подушкой, увидев это, Фома тягуче, дребезжащим голосом запел:

– Мы пред врагом не спустили славный Андреевский стяг… – про утонувшего «Корейца» он допеть не успел… Плот, влекомый течением, как бы поднырнул под нависшие кусты, и мы понеслись по узкому руслу между мелькающих по обеим сторонам стволов и веток ивовых зарослей, солнце, с трудом пробивалось сквозь сомкнувшиеся кроны деревьев, и внизу стоял зеленоватый полумрак. Встречные ветки неистово скребли и били по брезенту палатки, велосипедам и жердям ограждения. Как вовремя, Юрка снял флаг! Иначе он бы так и остался висеть на одном из деревьев на удивление редких местных рыбаков – откуда в такой чаще взялся этот красивый флаг?

Скорость была приличной, изредка плот бился крайними брёвнами о берега и царапал днищем галечное дно. Рассмотреть сквозь несущиеся навстречу ветки, что творится впереди, практически было невозможно. Оказавшись в момент входа в «трубу» на носу плота Жаров упал на брёвна, и теперь, закрываясь руками от хлещущих веток, истошно орал:

– Вправо!! Влево!! Ещё вправо!!

Пригибаясь за палаткой от несущихся веток, Фома, стоящий у руля, по мере возможности выполнял его команды, мне пришлось длинной жердью, рискуя быть сброшенным в воду, отталкиваться от приближающихся опасных берегов. Так мы промчались несколько маленьких поворотов и опасных мест, но на очередном крутом вираже, плохо управляемый плот всей своей махиной, ломая кусты, был выброшен на берег. Остановка была такой внезапной, что Фома, выпустив из рук руль, влетел в палатку. Последнее что я увидел, было перекошенное лицо Жарова со съехавшими в бок очками и его руки судорожно пытающиеся зацепиться за бревно палубы.

Меня выбросило с плота, следом больно стукнув по голове, полетела рулевая жердь. Наглотавшись воды, оцарапав живот о донные кусты и коряги, я с трудом выбрался на берег, метрах в тридцати ниже по течению, обеспокоенный судьбой товарищей, сразу же поспешил назад – к плоту. Не пройдя и половины пути, встретил несущегося и ломающего как дикий кабан всё на своём пути, запыхавшегося Фому:

– Фу-у! – тяжело дыша, вымолвил он – я думал, мы тебя теперь только у скалы поймаем!

– Как Юрка? – вместо ответа спросил я.

– Цел! – ответил Вовка – очки чуть не потерял, хорошо накануне догадался привязать резинкой.

Мы подошли к плоту, о скором освобождении из плена нашего плавсредства, не могло быть и речи. Плот крепко сидел на корневищах кустов, выехав на них почти на треть своей длины, кормовая часть ушла в воду и теперь она плескалась возле самой нашей постели. Но в полузатопленном снаружи тазике продолжал дымиться костерок, Юрка выкидывал на берег, оказавшиеся почему-то в палатке, запасы дров. Мы пересчитали имущество, не хватало только крышки от эмалированного ведра и одного резинового тапочка Фомы. В сердцах он выбросил в воду и второй, громко успокаивая себя тем, что они были, якобы, старыми.

Первые попытки с помощью жердей, столкнуть плот в воду не увенчались успехом, пришлось, вооружившись топорами, стоя на коленях в воде рубить скрюченные, твёрдые корни кустов. Несколько раз толстые подводные ветки с трудом поддавались лишь двуручной пиле. Время незаметно шло, солнце неумолимо клонилось к западу, а мы грязные и злые, порою по грудь в сбивающем с ног потоке, освобождали свой плот.

Наконец это нам удалось, плот качнулся на подхватившей его волне и… встал, поперек течения, прочно увязнув носовой частью в мокрый берег, а кормой взгромоздившись на подводную ветку какого-то дерева. Палуба предательски накренилась, велосипед Жарова, стоящий у левой стенки палатки, до половины колёс оказался в воде. Благо все вещи с палубы к этому времени, предусмотрительным Юркой были надёжно укрыты в палатке под брезентовым пологом. Иначе вновь кто-нибудь, наверняка остался бы босым, ещё около часа мы рубили в воде осточертевшие сучья и ветки. День, между тем, двигался к вечеру, дневная жара спала, и тут же появились наши заклятые враги – комары, они были и днём, но в гораздо меньшем количестве.

Сейчас они сотнями вились над нами, облепляя вспотевшие тела и мешая работать.

– Вот гады! – взмолился Фома и скомандовал, – всё, ребята идите на плот и раскачивайте, я с берега его подтолкну!

Мы с Жаровым взобрались на накренившуюся палубу и начали, держась за палатку, раскачивать плот, с борта на борт. Фома, подсунув под плот жердь, навалился на неё всей своей мощью. Вдруг, наше плавсредство неожиданно легко соскользнуло в воду, и поплыло, но кормой вперёд, а носом назад. Поплыло так быстро, что стоящий на берегу Вовка не успел даже ничего предпринять, он так и остался на берегу, с изумлением наблюдая, как мы быстро исчезаем за колышущимися, после нашего молниеносного прохождения, кустами. Пытаться плыть вплавь следом по набитой корягами протоке, было глупо и бессмысленно. Я только успел крикнуть:

– Ждём внизу!

Имея горький опыт предыдущего скоростного спуска, на этот раз мы не стали мешать самостоятельному движению плота, а легли на палубу и ухватились, за что было возможно. Бешеное мелькание кустов, удары плота о берег, свист, и хлестанье веток продолжалось, кажется целую вечность.

Неожиданно всё разом прекратилось, как будто мы вылетели из горлышка бутылки и оказались на широком плёсе, окаймлённом прибрежными тёмно-зелёными елями и пихтами. Было удивительно тихо, так тихо, что стало слышно, как на берегу в траве безумолчно стрекочут кузнечики, а где-то далеко, далеко, на левом берегу разносится барабанная дробь дятла.

Солнечный плёс

Красота увиденного пейзажа завораживала.

– Смотри, как хорошо! – вполголоса, словно опасаясь спугнуть тишину, произнёс Юрка.

– Поставить бы тут палатку на берегу и жить-поживать целое лето – мечтательно подтянул я. Мы помолчали, наслаждаясь тишиной и покоем.

– А Фома сейчас от комаров отбивается, дорогу по бурелому топчет! Как трактор! – вспомнил Юрка – Что делать то будем?

За это время, нас немного отнесло от устья протоки.

– Будем Вовку ждать и рыбачить – предложил я.

Вдоль правого берега течение было не сильным, и мы без труда, используя оставшиеся шесты, вернулись к выходу из протоки. Водяные струи здесь сливались – быстрые из протоки и медленные сбоку, из прибрежных омутов. Их граница явственно просматривалась, потоки окончательно сливались, перемешивались гораздо ниже по течению, обычно, такие места любит рыба. Стоит себе спокойно в тихой воде, смотрит, какую еду мимо неё проносит течение и выбирает по вкусу. Как хитрый посетитель ресторана, стоящий у кухонных дверей и наблюдающий какие лакомства в зал проносят мимо него официанты, чтобы потом, пройдя к столику, заказать понравившееся, что-то вроде движущегося меню.

Не разворачивая плот, мы кормой вперёд приткнулись к берегу, с помощью веревки закрепились за ствол ближайшего дерева, воткнутой в дно жердью, исключили его движение вправо и влево. Уютно расположившись на кормовой скамейке, собрали удочки, достали червей и приготовились к рыбалке. Жаров сбегал на берег, собрал валежник и в тазу развёл костёр, припорошив его мокрой травой, удушливый дым, разогнав недоевших комаров, белой, широкой полосой потянулся над рекой вниз по течению в сторону Черной скалы. Мы её ещё не видели, но шестым или седьмым чувством ощущали, она рядом!

Рыбалка на стыке двух струй требует определённого умения и сноровки, во-первых, можно рыбачить двумя способами – в проводку или донкой. В проводку – это когда глубина поплавком установлена в половину, или три четверти воды. И рыбак проводит плывущий поплавок до тех пор, пока хватает длины удилища и лески. Затем, следует перезаброс и опять проводка.

Донной удочкой способ ловли несколько иной, поплавок поднимается по леске к самому удилищу, заброс наживки производится по направлению течения, удилище устанавливается неподвижно или твёрдо держится в руках. Поклёвку можно определить по движению висящего поплавка, а также по рывкам натянутой лески. При тяжёлом грузе наживка лежит на дне, а при облегчённом находится в пол воды, в зависимости от течения. Для ловли хищной рыбы, можно насаживать живца – малька. Если рыбака устраивают любые трофеи, используют дождевого червя. Я выбрал способ с проводкой – люблю смотреть на поплавок, пляшущий в волнах. Юрка решил ловить на донку и стал поднимать вверх поплавок. В мешке с червями был выбран средних размеров, красный подвижный экземпляр и, несмотря на его явное нежелание, насажен на крючок. Заброс был рассчитан так, чтобы начало движения снасти происходило в быстрой воде протоки, а потом поплавок шёл по стыку медленной и быстрой воды. Первый заброс был безрезультатным – после того, как леска полностью вытянулась по течению, я перезабросил снасть. Не успел поплавок дойти до середины пути, как был стремительно утащен под воду. Резкая подсечка – и вот в руках уже бьется колючий, средних размеров окунёк.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.