Тихушник

Увидев меня снова, он бросился бежать: видимо, сработал инстинкт самосохранения, понял, что так просто второй раз «в гости» оперá не приходят. Преследуя его и обегая станки, я поскользнулся на разлитом моторном масле и упал, но быстро встал и продолжил преследование. Догнал его, схватил за одежду, и сразу ему сказал, что пришло на ум:

– Тебя подозревают в совершении кражи магнитолы из «Москвича». Но я знаю, что ты её не совершал.

– Я не совершал кражи, – ответил он, наверно, уже жалея, что побежал – ведь к нему пришли только узнать о краже, которую он не совершал.

Я посоветовал ему успокоиться, одеться и проехать в райотдел – ведь он не виноват, возьму с него только объяснение и отпущу. Успокоившись, он спокойно прошёл вместе со мной в раздевалку, где ключом открыл свой вещевой ящик и стал переодеваться, взяв куртку и надев её. Я заметил, что на рукаве имеется дыра, зашитая нитками. Стало ясно: это и есть тот самый маньяк в розыске. Я доставил его в отдел. Теперь дело оставалось за малым – сделать опознание, то есть пригласить ребятишек и их родителей, понятых и адвоката. Это оказалось тоже непросто: во-первых, понятые по такому делу должны быть людьми уравновешенными и взрослыми, как и статисты, умеющие держать не только язык за зубами, но и свои руки. Процедура опознания не из приятных – ребёнок должен назвать из трех присутствующих лицо, совершившее в отношении его развратные действия, описав при этом в подробностях, как всё происходило, так как «доблестные» адвокаты всегда могут воспользоваться замешательством и помочь преступнику уйти от ответственности. Такая у них работа – защищать маньяков и всякую нечисть, за это им платят деньги. А вот для ребёнка это – ещё дополнительная психологическая травма, но таков уж закон, придуманный нашими мудрыми юристами.

Так и получилось – опознав маньяка с одним из потерпевших, статист набросился на задержанного парня и стал его бить. К нему присоединился и второй. Видя эту картину, понятые (бабушки) испугались увиденного и, не зная, куда им деваться, забились в угол кабинета. Мы со следователем стали их разнимать, адвокат тоже нам помог, и всех дерущихся растащили в разные стороны. Успокоившись, решили отложить все последующие действия с другими потерпевшими на завтра.

Оставшись с парнем наедине, я выяснил, что он, ещё находясь в тюрьме за совершение кражи, стал заниматься «таким делом», и он меня очень серьёзно спросил:

– Александр Фёдорович, ребятишки сами написали заявление на меня, или вы им посоветовали?

Я понял, что он не понимает и не осознаёт совершённые им преступления.

– Заявление за ребятишек написали их родители – ведь они ещё несовершеннолетние, и по закону не имеют право это делать, – ответил я.

Он на несколько секунд задумался и сказал слова, которые я по сей день не могу забыть:

– Надо бы их убивать. Пожалел… Это будет впредь для меня уроком, – и тяжело вздохнул, видимо, уже представляя, как бы всё проделал, если вернуть время вспять: ножом голову у них отрезал, как наш несчастный водитель, или придумал бы другие способы умерщвления, – ведь маньяки горазды на выдумки.

Зная настроение родителей, которые находились в коридоре, я подстраховался и рядом с ними на скамью посадил своего «помощника» из числа людей, добровольно желающих помогать нам в борьбе с преступностью. Он мне сообщил, что, когда я поведу маньяка в камеру, один из родителей его убьёт. Никто из родителей не хотел его прощать – ведь им пришлось менять школы своим ребятишкам в других районах города, так как ученикам стали известны факты развратных действий, над жертвами маньяка стали издеваться одноклассники, и неизвестно, смогут ли они дальше жить с такой психологической травмой. Но всё обошлось – я поговорил с родителями и объяснил, что за любое убийство идёт наказание, да и ребёнок останется без отца, и кому это будет нужно? – никому.

Какова дальнейшая судьба этого маньяка, я не знаю, но уверен – родители ребятишек его в покое не оставят. Суд дал ему большой срок тюрьмы – за каждого ребёнка один год, то есть семь лет заключения.

Работая в отделе или, как говорят в милиции, «на земле», мы раскрывали ещё сотни разных преступлений, но это были только цветочки по сравнению с теми, что мне предстояло раскрывать в будущем. Заниматься такими якобы серьёзными преступлениями, что описывали известные детективные писатели в своих романах – это «детский сад», как говорят в обиходе люди, которым пришлось расследовать уже в ином подразделении и в другое время. И время – которое можно назвать только «бесовским» – настало: в нём смешалось все, что известно за всё существование человека на земле. Смешались все пороки человека, которые описаны в десяти христианских заповедях, собрались они в одном месте, облюбовав для своего проживания нашу страну.

Начало девяностых годов. При правлении страной первого президента России Бориса Николаевича Ельцина есть всё то худшее, что знали русские люди за всю свою многовековую историю. Безнравственность стала основным критерием у всех, от обеспеченных людей – в народе известных как «бизнесмены» – до простого рабочего. Между ними образовалась такая огромная пропасть, что сблизить их могла бы только культура, но и она будто уехала на отдых в тёплые страны, ей люди стали неинтересны. А вот кому эти люди были интересны – так это подразделению под названием «шестой отдел», созданному специально для борьбы с организованной преступностью, которая, как раковая опухоль, расползлась по всей нашей стране, проникнув во все государственные структуры вплоть до администрации президента.

В подразделение были набраны лучшие сотрудники из всех оперативных служб города, которые смогли бы работать в столь серьёзном подразделении. Пригласили в него послужить и меня. Критерий отбора был только один – оперской опыт, да наличие с десятка «помощников» из числа лиц преступного мира, которые имеют оперативные подходы к преступным авторитетам города. Коллектив состоял всего из нескольких человек. Для них были выделены несколько кабинетов в УВД, а своего отдельного помещения пока не имелось. В коллектив были приглашены и мои коллеги по уголовному розыску – а это самое главное, что нужно для работы: есть уверенность, есть на кого положиться в сложных ситуациях. Человек познаётся в беде – а у оперов беда ходит по пятам каждый день, ведь розыск или задержание преступника – наша повседневная работа, и иметь за спиной надёжный тыл —главное, что нужно, чтобы не присесть в тюрьму.

Опыта у всех оперов было достаточно, но он никак не соответствовал требованиям к данному подразделению. Пришлось учиться, как говорят в народе, «с колёс», и опыт быстро был приобретён.

Первым раскрытым нами преступлением было расследование по фальшивым банковским авизо с участием лиц кавказской национальности, приехавших в город под видом бизнесменов для покупки автобусов на местном заводе. Получив информацию из источника (гражданина, который сам был чеченцем, но уже несколько лет проживал в городе), мы составили план, где я под видом местного авторитета знакомлюсь с ними и провожу время, показывая достопримечательности города.

Познакомиться с ними не составило труда – пригодилось умение врать всем и вся, нужное при работе в уголовном розыске. Они поверили, что перед ними – бывалый авторитет; тем более, что для этого я раздобыл на рынке золотую цепочку с полкило весом, напоминавшую скорее цепь для дворовой собаки, и футболку и брюки чёрного цвета. Видя такой «персонаж», жулики понимали – с таким человеком можно иметь дело. Всю эту атрибутику должен иметь настоящий жулик, а не милиционер и тем более простой гражданин, поэтому такой гардероб стал моей повседневной одеждой. Носить малиновый пиджак и иметь его в своём гардеробе жуликам не полагается – его носят только коммерсанты (или, как стали их все называть, рэкетиры), что и отличало первых от вторых.

Но главной моей задачей было убедить их поселиться в специально приготовленную гостиницу, где у нас в комнате уже заранее было установлено подслушивающее устройство. Они согласились. Я на время «исчез» под предлогом выезда в другой город, пока меня не заметили местные жулики (которые могли рассказать кавказцам, кто я на самом деле), но, слава Богу, всё обошлось. Время, проведённое с ними, у меня было скоротечным.

Как всегда бывает – план планом, а попадётся в нём исключение – и всё может закончиться не в нашу пользу, и жулики могут скрыться. Никто из нас не знал чеченского языка, даже наш добровольный помощник, у которого был иной диалект. Привлекать других чеченцев к переводу опасно – может сорваться операция. Ограничились тем, что есть. Но кое-что из перевода стало известно – они уже имели в наличии поддельное авизо. Такие денежные поддельные переводы осуществлялись ЦБ незамедлительно. В них указывалось, что банк-отправитель просит перевести деньги на счёт какой-либо структуры в другой коммерческий банк, и бандиты уже имели право получить денежные средства или взять взамен векселя, что они уже и сделали.

Мошенники приехали на автобусный завод, наличными деньгами расплатились за автомобили (перед этим наняв в городе несколько водителей), а остальные автобусы решили на время оставить на стоянке предприятия и выгнали их с территории. Было принято решение об их задержании, где уже наши сотрудники специального подразделения под названием СОБР сделали свою работу. С заводской кассы изъяли деньги – 38 миллионов рублей – и вернули государству, как и автобусы. Судьба у мошенников одна – тюрьма. Так и вышло – их осудили, как и положено нашим законом, и дали, правда, небольшой срок.

В процессе следствия стало известно, как бандитам удалось заполучить фальшивое авизо. В городе Нальчик они узнали, в каком кафе обедают работники одного из банков. Ворвавшись в зал, произвели из автомата несколько выстрелов вверх, чтобы запугать работников банка (что им и удалось). Имея данные на сотрудников банка, они побеседовали с одной работницей, угрожая ей убийством. Испугавшись расправы, та отправила в наш банк несуществующий платёж с реквизитами банка под названием «авизо», тем самым подтвердив легитимность данной банковской операции и не сообщив своему руководству.

Были ещё такие же преступления, которыми нашему подразделению пришлось заниматься в дальнейшем —фальшивое авизо стало для мошенников «лакомым куском», и из народной кассы было украдено (если не обманывает директор центрального банка) около триллиона рублей. Но наш, хоть и небольшой, вклад по возврату денег в государственную казну был внесён.

Глава 10

В один из прекрасных дней из Москвы нам пришло известие, что партия под названием КПСС и структурное подразделение КГБ в России ликвидируются. Такого поворота событий из нас никто не ожидал, как и наши коллеги – сотрудники КГБ, с которыми у нас была налажена оперская дружба и совместная работа по борьбе с преступностью. Был у них ещё один отдел – контрразведка, самостоятельное подразделение, стоявшее под вопросом: быть ему или не быть? Выходило, что отдел по борьбе с преступностью – зеркальный нашему подразделению – должен кануть в Лету, а сотрудников возьмут «под карандаш» – то есть на оперативный милицейский учёт, раз дальнейшая их судьба сейчас зависит от мудрого решения наших милицейских руководителей. Которых у нас в органах внутренних дел – раз-два и обчёлся.

Все руководители служить в милиции начинали ещё при царе Горохе, имели звание полковника, и главный среди них – генерал. Все до одного имели партийные билеты и являлись членами КПСС. Руководители такого ранга в процессе своей службы двигаются по карьерной лестнице ускоренным темпом – за счёт лизоблюдства и партийного билета, а не профессиональных качеств, которых не имеют. Оперского и следственного опыта у них не набралось бы и двух лет. Сначала пять лет учёбы в школе милиции или институте, после этого – два-три года «на подхвате» в отделе милиции, вступление в партию КРСС (ещё плюс), затем в академии пару лет прихватят к своему стажу. Ну а когда окончат академию – приходят в милицию уже сразу на высокие должности, вплоть до руководителя подразделения, ничего не понимая в милицейской, а тем более оперской работе. Даром что гонора выше крыши. Нас, оперов, такие руководители устраивают – ими можно всегда манипулировать, ведь они умеют делать только одно на работе – подписывать наши оперские документы, имея в своём словарном запасе лишь несколько слов: «Согласен, не согласен, рассмотреть, утверждаю, не утверждаю, уволить». Есть у них ещё одна важная и «тяжёлая» работа – быть ответственными при УВД и лично выезжать на места преступления, – но не на все, а только резонансные, так, для «галочки». От безделья у них долго тянется рабочий день – скукота беспросветная, а вот на месте преступления можно и показать, какой ты профессионал – тоже принять участие в раскрытии преступления. Главное для них на месте преступления – собрать около себя опергруппу, сделать умное лицо и дать задание, чтобы тщательно провели осмотр происшествия. Это значит – сделать поквартирный опрос жильцов дома (возможно, найдутся свидетели), дать ориентировку, направить на экспертизу следы, изъятые с места происшествия (если они имеются), в общем – набор слов. Главное – не забыть в конце своей пафосной речи сказать: «…Вечером доложить о проделанной работе». Карьеру делать, брат, – так нужно иметь внутреннее чутьё, научиться, что называется, ходить между струйками дождя (как говорил партийный чиновник Микоян – «самый умный из армян», друг Хрущёва). Всеми этими качествами милицейское начальство обладает, кроме одного – уметь раскрывать преступления.

Каждый уважающий себя следователь, опер, кинолог или эксперт знает, что и как делать на месте преступления. Но вот сказать в глаза большому начальнику, чтобы он на месте преступления не затоптал все следы и не мешал работать – не может: вдруг обидится. Очень они ранимые люди.

Наши начальники испугались такого поворота событий – брать «под карандаш» сотрудников КГБ: ведь и их, получалось, могут так же упрятать под шумок в места не столь отдалённые, – и на работе не появлялись аж целых три дня. Ну а мы, простые оперá, оставшись без своих «Чапаевых», «не знали», что дальше делать. Если у начальства имеется повод лишний раз отдохнуть – почему бы и нам не устроить себе такой же пикник? Тем более, к нам в гости пришли наши коллеги из КГБ. Сходили на колхозный рынок, купили вина – нужно же было хоть как-то скоротать время и угостить коллег, – для этого имеется повод, вдруг завтра придётся нам их «расстреливать» в наших подвалах. Все ждали приказа из Москвы, который мог поступить с минуты на минуту. В кулуарах шептались – якобы он уже есть, поэтому напоследок перед «расстрелом» своих бывших коллег, как друзья, хоть посидим «на дорожку». Вид у наших коллег был уставший и удручающий – ведь их судьбе не позавидовал бы никто из ныне живущих на земле, их ждал расстрел.

Целый день во дворе нашего здания они сжигали свои оперативные и личные дела на граждан страны, чтобы избежать наказания. Вдруг кто-нибудь их заберёт и прочитает – а там такое имеется, за что любой мало-мальский шпион или жулик какие угодно деньги отдаст. Столько имеется компрометирующего материала на каждого гражданина – страшно подумать. Поэтому никого в живых из сотрудников КГБ не оставят – такие смутные времена в истории России уже были. Но, слава Богу, всё обошлось – приказа не поступило, подразделение решили оставить в структуре силовых ведомств в стране, сменив лишь название: вместо КГБ оно стало называться ФСБ (Федеральная служба безопасности). Нам было только на руку, что подразделение ФСБ будет существовать – такой уникальной аппаратуры и технических возможностей по опознанию преступников, как у них, у нас ещё не имелось, а лишиться помощников в лице сотрудников ФСБ значило не иметь дополнительной информации, по которой уже имелись совместные оперативные наработки.

Я смотрел на лица своих коллег и думал, что мог бы так же находиться в их рядах, согласись я тогда работать в подразделении КГБ. Не знаю, как бы я повёл себя в такой ситуации… Отец говорил – смогу ли в этом подразделении расстреливать людей, если «страна» прикажет? Но оказалось, что в это смутное перестроечное время эту функцию на себя вместо КГБ берут органы внутренних дел. От судьбы, как говорится, не уйдёшь. В Москве, видимо, разобрались с такой нехорошей ситуацией, когда поделили чиновничьи портфели и решили эту структуру использовать в своих корыстных целях. Зря только оперативные дела на граждан сожгли – придётся снова их заводить.

Для нашей службы тоже придумали новое название – «Управление по борьбе с организованной преступностью». Ей полагалось отдельное здание, которое быстро нашлось – освободилось здание райкома партии и райисполкома. Осталось дело за малым – выгнать из кабинетов остатки членов партии, которые никак не могли ни поверить, что КПСС уже нет, ни расстаться с привилегиями, и ждали, что всё изменится и вернётся на круги своя.

Начальник вызвал меня к себе в кабинет и сказал, чтобы я всех бывших коммунистов выгнал из здания любым способом и выставил охрану из сотрудников СОБРа. По возможности – оставить хоть какую-нибудь мебель для нас, если коммунисты её уже не продали или не растащили по дачам и гаражам.

Но, поговорив с бывшими коммунистами, я понял – выезжать из здания они не хотят, при этом пугают меня вплоть до привлечения к уголовной ответственности. Но у меня есть приказ начальника – хоть и устный, а приказы не обсуждаются, их нужно выполнять. Да и здание новое – не какой-то райотдел или УВД, построенное ещё во времена Сталина военнопленными немцами, – такого случая больше может и не быть. Сказал нашим ребятам из СОБРа, чтобы они сделали рейд на колхозный рынок, выявили граждан, нарушающих паспортный режим, и привезли всех задержанных в наше будущее здание. Не прошло и двух часов, как задержанные были доставлены и расставлены около стены – руки и ноги в стороны, с опущенной головой.

Коммунисты, видя эту картину, которая никак не вписывалась в их морально-нравственные критерии, подо-гнали к зданию автомашины ГАЗ с надписью на будках «Хлеб» и стали экстренно эвакуировать остатки мебели, грузя их в авто.

«Всё! Задание начальника выполнено – здание очищено от „прошлого“ и принадлежит нам, хотя документального подтверждения пока у нас на руках нет. Ведь настали смутные времена и можно делать всё, что пожелаешь». Так думал не только я, но и мои коллеги. И чиновники, и граждане нашей страны, в одночасье превратившиеся в предпринимателей и образовавшие предприятия с разными выдуманными непонятными на тот период формами правления ООО, ЗАО, ОАО.

Радость, которая была у нас после приобретения нового здания для нашего грозного подразделения, быстро улетучилась. К нам, как в мавзолей Ленина, выстроилась очередь из людей разных сословий – от рабочего до судьи, прокурора и чиновника, – все хотели одного: чтобы мы им помогли. Руководители нового государства под названием Россия пообещали своим гражданам, что с появлением частной собственности наступят райские времена, и люди будут жить в безопасности, как и их собственность. Правда, не подумали о последствиях. Такие последствия по масштабам разрушения можно сравнить разве что с ситуацией в стране после окончания Великой Отечественной войны. Да и то в тот период у людей сохранились нравственные устои, а в наш, перестроечный, они стали не нужны.

Вал заявлений от граждан нарастал с каждым днём в геометрической прогрессии. Жулики, видя наше замешательство, стали быстро группироваться, создавая свои маленькие подразделения. Некоторые уже имели численность до взвода, другие до роты, ещё чуть-чуть – и у жуликов будет своя армия. Нужно было что-то предпринимать. Методы, опробованные нами на жуликах в райотделах, результата не давали – нужно было создавать свои. И они были созданы.

Глава 11

– Александр Фёдорович, срочно езжай в институт травматологии. Из районного центра доставили коммерсанта с ранением в ногу, поговори с ним и возьми с него заявление. Местные сотрудники милиции боятся им заниматься – говорят, не потянуть им это дело, его подстрелили жулики из Челябинска, и эта банда весь район уже запугала, – сказал мне начальник, вызвав к себе в кабинет.

– А почему я? Чуть что – сразу Косой, – ответил я словами персонажа из «Джентльменов удачи».

– Это твоя же Родина. Тебе и флаг в руки, – отозвался начальник на моё несогласие. – У тебя там родители живут, начальника отдела милиции лично знаешь. Так что давай, занимайся.

– Что они такие трусливые? У нас своих раненых каждый день хватает, да не по одному… – ответил я начальнику.

– Давай езжай, не тяни время, а то ещё кого-нибудь пристрелят – работы у нас прибавится.

Я вышел из кабинета начальника, не зная, с чего начать. Своих дел по городу не перелопатить, а тут в районный центр придётся ехать, да ещё скрытно, как всегда. Настали времена – верить никому нельзя, с жуликами срослись все, образовали ежовый комок – от сотрудников милиции и ФСБ до судей и прокуроров, которые тоже от них не отстают. Приедешь на задержания рэкетиров в районный центр – всем в округе будет известно: у них «в гостях» шестой отдел.

– Валера, готовься – командировка намечается в район, – сказал я коллеге.

Трубин Валера – молодой парень, он был нами выбран из сотен оперов города служить в подразделение, которое стало называться «отдел по борьбе с бандитизмом». Он обладал не только умом и недюжинной физической силой, но и оперативными подходами к преступным группировкам. На него можно положиться в любой ситуации – про таких людей говорят: «своих не сдают». А в нашей работе это – немаловажное дело, ведь посещение нами кабинетов прокуроров – по жалобам на нас со стороны жуликов и их адвокатов, якобы нарушение закона о «вежливом» обращении с гражданами при их задержании – стало обыденным делом для нас.

Главное в нашей работе при беседе с потерпевшими в больнице – не засмеяться, а держать свои эмоции при себе. От постоянных посещений уже имелась с годами наработанная практика. Практически все потерпевшие врут, и узнать правду с первым посещением больного трудно. Они всегда найдут причину, что они ни в чём не виноваты, и ещё назовут сто причин, чтобы сотрудники милиции от них отвязались.

Так всё и произошло. Зайдя в палату, я увидел мужчину средних лет, и по виду и манере поведения понял —«наш брат».

– Давай, рассказывай, дружище, как всё было на самом деле. Только давай договоримся: мы всё равно будем заниматься по твоему ранению. Напишешь ты заявление или не напишешь – ранение тяжёлое, так что по закону мы должны принять меры. Давно от «хозяина» (начальник колонии; это слово используется в лексиконе у людей, побывавших в местах заключения)? – спросил я его.

– А как вы догадались, что я был у «хозяина»? – спросил «больной».

– Во-первых, по твоему поведению. И уж наверно, я перед посещением больницы навёл справки – какой ты на земле занимаешь статус, чем дышишь в своём районном центре Мухосранске, и ещё много чего полезного. Во-вторых, потерпевшим тебя трудно назвать, и непонятно, кто ты по статусу – коммерсант или блатной.

– Со мной уже разговаривали сотрудники из нашего отдела милиции, но я отказался с ними говорить: они не смогут мне помочь, да им это и не нужно. Практически все сотрудники имеют личное подсобное хозяйство, коров, свиней, денег на жизнь у них не хватает, зарплата нищенская. Живут в частных домах, никто рисковать не хочет. Боятся, что могут их сжечь, как и меня – я их понимаю. Сейчас новый дом достраиваю – немного его доделать осталось, да боюсь – и его сожгут…

– Обещать, что твой дом не сожгут, не могу – я не Господь Бог. А вот с жуликами – как я понял, они из Челябинска – разберёмся, если только они единственные твои враги. Может, ещё у тебя есть враги? Ты же сейчас по статусу кто – коммерсант? Если коммерцией занимаешься, то «спросить» с тебя могут, как с коммерсанта, и наши городские жулики: повод для этого есть. Торгуешь – значит, должен отстёгивать в их воровскую кассу, такой закон сейчас у нас в стране. Выдуман не мной – нашим правительством, так что изменить его я не в силах.

– Только пообещайте, что пойдёте до конца, – сказал он. Видно, жизнь у него и так уже на волоске висела: выйдет из больницы – тут же жулики добьют.

– Слушаю внимательно. Только сначала расскажи, как началось ваше «братостояние» с «братвой» из Челябинска, – стал я беседовать с ним, используя в своём лексиконе слова, которыми и нужно общаться с такими вот «потерпевшими и подозреваемыми» в одном лице. Ведь «расскажите, пожалуйста» и «не затруднит ли вас» никак не дойдут до его сердца и печёнки. Он поймёт только привычный ему язык, и ему будет ясно, что перед ним – тот, кто пришёл не языком потрепать, а реально помочь.

– Мы с компаньоном имеем общий бизнес, занимаемся грузоперевозками. Сначала был один КамАЗ, сейчас купили второй – на пару с ним потихоньку рулим. Поначалу всё шло хорошо – в городке нас знают, никто не трогает. Приезжали как-то из Кургана «бродяги» (лицо, придерживающееся воровских законов), так я с ними поговорил и объяснил, что я по жизни «мужик» – был у «хозяина», на жизнь зарабатываю своими руками. Пошли мне навстречу – не обложили данью, видимо, на них подействовала моя прежняя судимость. За хулиганство сидел, да и вид мой не артистический.