Полная версия
Бешенство подонка
– Да, резонанс был бы огромный, – важно произносит Терещенко. – Послы стран Антанты[47] в один голос твердят, что призывать диктатора это чересчур. В конце концов, эти Советы депутатов решаемая проблема.
– А вы, Борис?! – кричит Керенский Савинкову, – Кто вам дал право вести переговоры за моей спиной?!
– Почему за спиной?! Ведь вы сами…
– Нет! Я не поддерживал идеи с Корниловым. Нет и еще раз нет! Вы всё себе нафантазировали!
– Саша, вы ошалели! Что вы делаете?! – кричит Керенскому Рутенберг.
– А у вас, Рутенберг, вообще нет права голоса, – отбивается Керенский – Вы напросились побыть здесь, пользуясь дружбой со мной и с Борисом. И теперь сидите и молчите!
– Поймите, эти большевики… Вы понимаете, Саша, кому вы сдаете Россию! – Рутенберг поворачивается к Терещенко: – А вы?! Нашли, кем пугать! Послами, бля! Они спят и видят Россию в жопе! Временное правительство должно поддержать Корнилова! Дайте ему войти в Петроград и уничтожить эту мерзость!
– Простите, но демократия требует… – Керенский становится в позу оратора.
– Демократия?! – обрывает его Рутенберг, – Эта ваша подлость с генералом Крымовым! Вы заманили его! И я знаю, Саша, почему!
– Почему?! – Керенский бледнеет.
– Да потому что поняли, что Корнилов повесит и вас. И поделом! – Рутенберг обращается к Савинкову – Как считаешь, Борис?
– Я всегда и во всем был не согласен с Рутенбергом, – говорит Савинков, – Но сейчас сто процентов твоя правда, Пинхас. Послушайте его, Александр!
– Ой! Рутенберг – провидец! Патриот России! – саркастически смеется Керенский. – Вы вообще, Пинхас, перебежчик! То вы креститесь, то опять в иудаизм!
– Да! Потому что с вами, православными дремучими идиотами… Власть Временного правительства это шагреневая кожа и она с каждым вашим словом, Саша, съеживается донельзя. Скоро только на один Мариинский дворец и будет распространяться. А там, глядишь, на один ваш сральник. Прекратите клоуном на манеже работать! Огромная страна в ничто превращается!
Терещенко с улыбкой наблюдает спор. Как бы из-за стекла смотрит. Такой отстраненный взгляд. Вроде бы участие, но без отождествления. Взгляд постороннего наблюдателя.
ВИДЕНИЯ ЛЕНИНА:
Фургон для перевозки арестованных.
Вечер.
Ленин в наручниках и ножных кандалах. Машина останавливается.
Ленин спускается по ступенькам из фургона. Вокруг фигуры юнкеров. Он делает два-три шага. И вдруг один из юнкеров втыкает в него примкнутый к винтовке трехгранный штык. С удовольствием проворачивает.
Ленин пытается ухватить штык руками. И тут другой юнкер с криком «Коли!» втыкает свой штык.
И вот уже над кучкой юнкеров только взлетают приклады винтовок.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника.
Ночь.
Крик несется по коридору клиники. Дежурный санитар влетает в палату. Там бьется в истерике Ленин. Ему делают укол. И он снова засыпает, но еще некоторое время бдительно вскидывает веки. Он боится снова провалиться в свой кошмар.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника.
Процедурные комнаты. День.
Калейдоскоп процедур клиники того времени. Массаж, ванны, водолечение, грязи, гипноз. Ленина массируют. Ленина опускают в ванну. Обмазывают грязью. Гипнотизируют.
И, наконец, главное – психоанализ. Ленин на кушетке и профессор Адлер с блокнотом в руках.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника. Палата.
Вечер.
На столе толстые тома Маркса и Энгельса немецких изданий и словарь. Ленин старательно переводит на русский язык и выписывает цитаты в знаменитую потом синюю тетрадь.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника. Палата.
День.
Ленин с удовольствием пишет.
Поезд Стокгольм – Гельсингфорс (Хельсинки).
Вечер.
Такой себе тихий, аккуратный человечек. Видно, что бухгалтер. Он пьет чай. Выходит в тамбур. Закуривает.
Рядом с ним стоит еще один курящий мужчина. Он незаметно открывает замок двери вагона.
Поезд приближается к мосту над речкой. Дверь открывается в нужный момент. Толчок. И тело бухгалтера, для верности проткнутое ножом, улетает вниз в воду.
«Курильщик» проходит в купе, забирает портфель бухгалтера. Проходит через пару вагонов. Заглядывает в купе к Карлу Радеку. Передает ему портфель.
Радек рассматривает содержимое портфеля и озадачено качает головой, говорит на немецком языке «курильщику»:
– Как же так?! Все копии банковских документов! Ведь доверяли скотине!
– Вы должны выйти на этой станции, – предупреждает «курильщик», тоже по-немецки, – А то ненароком заедете в Россию.
Станция. Перрон.
Радек с портфелем выходит и пересаживается в поезд, возвращающийся в Швецию.
Петроград. Финляндский вокзал.
Вечер.
Ротмистр Маслов-Лисичкин из сыскного отдела проверяет готовность агентов. С ним рядом Рутенберг. Ждут прихода поезда с «бухгалтером».
– Сразу не подходить, – просит Рутенберг. – Пусть он выйдет на привокзальную площадь.
Подходит поезд. Из вагонов выходят пассажиры. На них внимательно смотрят агенты.
Пустой перрон. Рутенберг проходит вдоль вагонов. К нему подбегает ротмистр. Разводит руками.
4 сентября (17 сентября по новому стилю) 1917 года.
Петроград. Улицы. День.
Мальчишки-газетчики снуют между прохожими и выкрикивают:
– За отсутствием улик Троцкий и Рошаль выпущены на свободу! Газета «Новое время»! Только у нас! Специальный выпуск! Троцкий на свободе!
Петроград.
Возле ворот тюрьмы «Кресты».
Из ворот выходят выпущенные на свободу Троцкий, Рошаль, Коллонтай, Бубнов и другие. Кучка демонстрантов, размахивающих красными флагами. Крики «Ура!».
Иоффе и Троцкий обнимаются. Иоффе набрасывает на плечи Троцкого легкое пальтецо:
– Накиньте, Лев Давыдович. Ведь сажали вас летом, а уже осень.
Троцкий становится на принесенную тумбу и произносит речь.
На углу стоит автомобиль. Оттуда за происходящим наблюдает гауптман.
4 сентября (17 сентября по новому стилю) 1917 года.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника.
Открытая веранда на фоне Альп.
Утро.
Сеанс воздухолечения. Ленин сладко спит в гамаке.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника.
Кабинет профессора Адлера. Утро.
На спящего Ленина из окна кабинета смотрит Мирбах. Потом он возвращается к столу:
– Кстати, профессор, – говорит он Адлеру, – вам привет от Иоффе. Адольф Иоффе. Ваш бывший пациент и большой фанатик психоанализа. Именно он рекомендовал вашу клинику.
– Как же, отлично помню! Светлая голова! И где он сейчас?
– В России. Лекции, практика. Продвигает в жизнь ваше учение.
– Ну, не надо! Я всего лишь скромно оппонирую Фрейду. По поводу же вашего протеже… Пастора Рихтера? Ведь так по документам? Правильно?
– Правильно. Пастор Рихтер из Венгрии, – кивает Мирбах.
– Курс лечения завершен. Состояние стабильное. Выписываем. Что же до клинической картины. Очень неустойчивая психика, масса всяческих фобий. Подозрительность, склонность к патологической интерпретации событий. Повышенная оценка собственного предназначения. Агрессивность, вспышки гнева… Предполагаю изменения в височных долях. Основанием для этого моего суждения наблюдаемая у пациента ярко выраженная гиперграфия. Погашение возбуждения писаниной. Обычно в таких случаях это галиматья, но изредка бывает и какой-то удобоваримый текст, – продолжает профессор, – Он, действительно, читаемый автор? Я пытался осилить его труд «Материализм и эмпириокритицизм». Смесь ученичества и невежества неофита. Хотя, может перевод плохой? Тут вот в ходе лечения мне пришлось наблюдать процесс написания им книги. Что, пастор еще не хвастался вам? Чистой воды компиляторство. Весь его вклад – это попытки соединить по смыслу цитаты из книг двух каких-то экономистов. Да, еще очень важно! У пациента органические изменения. Запущенная форма сифилиса. И эпилепсия с детства. А ко всему этому пациент пережил очень сильный испуг.
Перенапряжение запустило процесс деградации личности. Развилась мания преследования. Ему всё время кажется, что его закалывают штыками. Только так. Не стреляют, не отравляют, а именно штыками. В живот. Причем триггером невроза стала встреча с человеком по фамилии… Славянская фамилия. Турчнкин, Тереченкин, Терещенко…
Мирбах записывает варианты фамилии.
– Как долго он продержится? – Граф Мирбах показывая на голову. Мол, мозги?
– Ну, года четыре. А потом резко… – профессор чертит рукой в воздухе крутую нисходящую кривую.
– Нам этого хватит, – по-хозяйски резюмирует граф Мирбах.
Профессор Адлер задумчиво смотрит на него. Это взгляд врача. На пациента. Неужели профессор Адлер обладает даром предвидения?
Дело в том, что спустя всего десять месяцев всесильного графа Мирбаха не станет. И приложит руку к этому именно Ленин. И случится это всё вот так:
ФЛЕШФОРВАРД:
6 июля 1918 года. 14:45.
Москва. Денежный переулок, дом 5.
Посольство Германии в Советской России.
Малая приемная.
День.
Граф Мирбах, вальяжно развалившись в кресле, дочитывает какой-то документ.
За его спиной стоят советник посольства доктор Курт Рицлер и адъютант военного атташе лейтенант Леонгарт Мюллер.
Перед ними на стульях сидят двое. Один с густой черной шевелюрой, одет в черный пиджачный костюм. Это Блюмкин. Второй рыжеватый, с маленькими усами, худощавый, в коричневом костюме, под которым видна цветная косоворотка.
– Мы ведь пришли к вам, господин посол, потому что через день дело вашего родственника может быть уже поставлено на рассмотрение трибунала, – говорит Блюмкин.
Видно, что посетители нервничают. Усатый всё время вытирает лоб платком, а Блюмкин всё время поправляет галстук.
– Ну, что ж. Суть вопроса мне ясна, – произносит Мирбах и встаёт. – Не уверен, что это мой родственник, но… Я позвоню господину Ленину сегодня же.
Говорит он это уж как-то очень по-хозяйски и отдаёт документ Блюмкину.
Тот открывает свой портфель, но вместо того, чтобы положить туда документ, достаёт револьвер и палит в Мирбаха. Три выстрела. И все три мимо.
Усатый выхватывает гранату. Бросает её. Мирбах падает, но граната не взрывается.
Блюмкин уже в полной прострации подхватывает упавшую гранату и со всей силой бросает её об пол рядом с лежащим Мирбахом.
Грохот. Яркая вспышка. В воздух взлетают, ноги, руки, голова. Части того, что только что было графом Мирбахом.
6 июля 1918 года. 18:45.
Москва. Денежный переулок, дом 5.
Посольство Германии в Советской России.
Малая приемная.
День.
Да, буквально четыре часа спустя в ту же малую приёмную, закопчённую взрывом, где лежит уже в гробу посол Германии в Советской России граф Мирбах, входят Ленин, Свердлов и министр иностранных дел Советской России Чичерин.
В соответствии с правилами дипломатического протокола, они, отдавая почести, застывают в минуте молчания.
Потом Ленин произносит речь на немецком языке:
– Правительство Советской России приносит германской стороне извинения по поводу случившегося внутри здания посольства, то есть на неконтролируемой советским правительством территории. Конечно, дело будет немедленно расследовано, и виновные понесут заслуженную кару. Прошу учесть мои личные соболезнования.
Ленин, Свердлов и Чичерин выходят.
6 июля 1918 года. 19:25.
Москва. Денежный переулок, дом 5.
У входа в Посольство Германии в Советской России.
День.
Ленин, Свердлов и Чичерин садятся в шикарный кабриолет «Роллс-Ройс». Отъезжают.
– Когда я с Радеком готовил эту речь, то в этом месте «Прошу учесть мои личные соболезнования», – смеется Ленин, – я хотел сказать «Mitschuld», а надо с грустью произнести «Beileid».
Поясняет Свердлову:
– «Beileid» это «соболезнование». A «Mitschuld» означает «соучастие».
КОНЕЦ ФЛЕШФОРВАРДА.
4 сентября (18 сентября по новому стилю) 1917 года.
Австрия. Курорт Бад Гаштайн. Клиника.
У входа. Утро.
Всё это случится потом. А пока:
Солнечно. Чемодан Ленина грузят в багажник. Ленин, бережно прижимая к груди небольшой пакет, садится в машину. Пациента провожает сам профессор:
– Счастливого пути, господин пастор. Успехов вам! – Профессор Адлер смотрит вслед удаляющемуся авто.
КОММЕНТАРИЙ:
Адлер Альфред умрет неожиданно в мае 1937 года в Шотландии. Официальная версия смерти – сердечный приступ. Его дочь Валентина и ее муж, жившие в СССР, будут тогда же арестованы и осуждены за троцкизм. В 1942 году Валентина умрет в лагере.
Автомобиль движется вниз по серпантину. В машине рядом с Лениным на заднем сидении граф Мирбах.
– А вы меня обманывали, герр Мирбах, – говорит укоризненно Ленин, – Нехорошо. В апреле вы говорили, что всё случится в две недели. От меня требуются только выступления и призывы. А в июле… Мол, всё готово. Теперь вы мне говорите про октябрь. Но ничего. Не с пустыми руками еду. – Ленин нежно прижимает к груди рукопись. Все 85 листов. – И название дал я книге отличное. «Государство и революция».
Мирбах кивает.
Город Могилев. Вокзал.
Ставка Главнокомандующего русской армией.
Утро.
Заканчивается визит послов стран Антанты. Играет оркестр. Блики солнца на трубах, на клинках шашек почетного караула. Послы жмут руку генералу Духонину.[48]
Суета погрузки. Генерал и Терещенко стоят у вагона.
– Спасибо вам, Михаил Иванович! – говорит Духонин. – Эти послы ну просто замучили. Особенно этот француз. Скажи, да скажи. А что говорить?! Я боюсь, что моя власть простирается разве что до конца этого перрона. И даже в этом я не уверен. Вата! Если бы не вы с вашим шармом и умением уводить разговор, я бы не выкрутился.
– Да, что вы, Николай Николаевич! Вам бы дипломатом работать. Так хорошо вы углы обходили.
– Еще раз спасибо, что вы с послами навестили генерала Краснова. Уж очень двусмысленное у него положение. Вроде бы под арестом, а… Конечно, взгляды у него патриархальные. Такой себе – слуга царю, отец солдатам. Вы, Михаил Иванович, подняли ему настроение. До встречи!
Они пожимают друг другу руку. Состав трогается. Терещенко заскакивает на подножку. Удаляется перрон, на котором стоит генерал Духонин.
КОММЕНТАРИЙ:
Через полтора месяца на этом перроне генерал Духонин будет арестован матросами, присланными Лениным. Поднят на штыки и растерзан толпой солдат.
Поезд. Утро.
Терещенко проходит по вагону, шутит с юнкерами из охраны, заглядывает в купе к послам, успевает ущипнуть дочку английского посла мисс Мюриэль. Проходит в свое купе, где уже раскладывает его чемодан адъютант поручик Чистяков.
За окнами поезда мелькают перелески, деревни, пасущиеся коровы. Россия. Средняя полоса.
Станция Дно. Утро.
Поезд с послами Антанты, пропуская состав с военной техникой, идущий на запад, стоит у перрона.
Косой осенний дождь не очень мешает снующей по перрону толпе. Это в основном дезертиры. Играет гармошка. У будки с надписью «Кипяток» очередь. Солдатские котелки, чайники.
Послы и Терещенко завтракают. Кофе, пирожные, бутерброды. Виски. Коньяк. Легкий непринужденный разговор, шутки. Терещенко разглядывает в окно станцию.
Внимание Терещенко привлекает какая-то суета.
По перрону тащат упирающегося солдата. Командует этим мордатый дезертир. Вот он срывает с сопротивляющегося солдата шинель. Теперь видно, что это не солдат, а офицер.
Его толкают к стене из красного кирпича. И отступают. «Мордатый» собирает команду стрелять «офицерика».
Терещенко не выдерживает. Как есть, в белой рубашке, он пролетает сквозь вагон и вылетает на перрон. Врезается в толпу с криком:
– Прекратить!
Подбегает к мордатому.
– Робя, смотри, еще один буржуйчик набежал! – «Мордатый» хватает Терещенко за руку и бросает тоже к стене. При этом успевает оценить на ощупь ткань. – Хороша рубашка! Шелк! Заряжай! – командует он собравшимся солдатам.
Терещенко с офицером у стены. Смотрят искоса друг на друга.
– Дождик, – пожимает плечами Терещенко.
– Да, дождик. Штабс-капитан Радашев, – представляется офицер.
– Михаил Терещенко.
Всего две минуты назад был теплый вагон и кофе с марципаном…
А толпа дезертиров густеет. И беснуется перед ними «Мордатый» и выстраиваются добровольцы расстрельной команды.
Из вагона вылетает поручик Чистяков с десятком юнкеров. Они пробивают толпу и становятся в шеренгу, ощерившись карабинами, прикрывая Терещенко и офицера. Чистяков телом заслоняет Терещенко.
Толпа тоже щетинится винтовками. Действительно, что такое десяток юнкеров. Щелкают затворы. Крики:
– Стреляй юнкеров! Буржуи!
– Товсь! Целься! – дает команду «Мордатый».
Пулеметная очередь разрывает воздух над толпой. Все оглядываются. На вагонных площадках поезда пулеметы. И пара пулеметных юнкерских расчетов уже заняли позиции прямо на перроне.
Поезд ведь специального назначения. Послы Антанты – это не хухры-мухры.
Раз и «Мордатый» растворяется в толпе. И сама толпа быстро рассасывается.
Станция Дно. Вагон поезда. Утро.
Терещенко с офицером возвращается в вагон. Послы, наблюдавшие из окон, устраивают овацию. А дочка английского посла смотрит на Терещенко с восхищением.
– Штабс-капитан Радашев, – представляется послам офицер. – Тут, прямо в багажном отделении завалили девку трое. Во главе с этим мордатым. Ну, я…
Потом они с Терещенко вдвоем стоят у окна. Курят.
– …Влепил пощечину командиру полка, – рассказывает Радашев. – Так же не воюют! И пресмыкаться перед солдатами негоже. Скотина! Слава Богу, меня не арестовали. Просто приняли отставку. Направляюсь в Петроград.
– Согласны служить у меня?
– А вы кто?
– Министр иностранных дел Временного правительства.
– Непонятно. Знаете, у меня в роте обычно занятия с солдатами проводил фельдфебель Гуляйветер. Вот поднимет солдата и хрипло так «Отвечай, кто у нас внутренний «враХ»? А тот выкатит глаза и рявкает без запинки «Жиды и скубенты». Я всегда на это смотрел как на анекдот. А вот теперь… Так что большое спасибо за участие в моей судьбе, но ваше приглашение я не принимаю. В Петрограде сейчас бывший соученик по юнкерскому училищу. Полковник Врангель. Он клич бросил. Вот с ним буду. Позвольте идти спать. Устал смертельно.
Петроград. Витебский вокзал. Утро.
С Финского залива дует резкий, сырой ветер, и улицы затянуты мокрым туманом. Моросит дождь. Послы шумно высаживаются из вагона.
– Подвезти? – спрашивает Терещенко Радашева.
– Буду признателен. На Фонтанку.
Петроград. Улицы. Утро.
«Роллс-Ройс» останавливается. Радашев выходит. Выходит и Терещенко. Смотрят друг другу в глаза.
– Дождик, – улыбается Радашев.
– Дождик, – улыбается в ответ Терещенко.
Радашев жмет ему руку, поправляет котомку за спиной, поворачивается и уходит.
КОММЕНТАРИЙ:
Штабс-капитан Радашев Василий Александрович. В 1920 году после захвата Крыма большевиками вместе с сотнями других офицеров окажется на одной из барж, которые по приказу Ленина будут затоплены вместе с людьми.
А вокруг шумит Невский. Очереди за хлебом, бегают мальчишки-газетчики и назойливо кричат:
– Газета «Правда»! «Солдатская Правда»! «Серая Правда»! «Рабочая Правда»!
Петроград. Николаевский вокзал.
Сортировочная. Пакгаузы. Утро.
Туман. Дождь. Подъезжает Терещенко на своем «Роллс-Ройсе». Его проводят по огромному совершенно пустому гулкому складу. Потом маленькая лестничка вниз в подвал. И взгляду открываются уходящие вдаль горы мешков с мукой.
На одном из них сидит усталый Рутенберг. Рядом с ним ротмистр Маслов-Лисичкин.
– Извините, Петр Моисеевич, в Управе сказали, что вы здесь.
– Рад вас видеть, Михаил Иванович. Присаживайтесь.
Ротмистр уступает место Терещенко на мешке с мукой, уходит к своей следственной команде.
– В течение месяца… – говорит Рутенберг, – шли панические рапорты от управляющего складов «Задержки эшелонов по вине железной дороги! Хлеб не прибывает! Пакгаузы пусты». А тут, оказывается… – показывает на горы мешков с мукой. – Да, здесь на десять дней кормить весь город. И таких дыр, куда проваливается поставляемое продовольствие, масса.
– А что теперь говорит управляющий?
Рутенберг показывает на укрытые брезентом тела:
– Уже молчит. Убит за час до нашего приезда, И помощник тоже.
– Проделки спекулянтов?
– Ну, что вы. Такой размах! А вы, какими судьбами?
– Ездил в Ставку Верховного Главнокомандующего. Мрак! Фронты разваливаются. Массовое дезертирство. Не с кем больше разговаривать. Я пришел к вам, Петр Моисеевич. Я пришел вас услышать!
– Да, чего тут. Вы же видите. Перебои с хлебом. Сахара нет хронически. А на Васильевском острове мы нашли огромное хранилище его. Это всё называется создание взрывоопасной обстановки. Наши сыскари ловят, ловят. Но только мелочь продажная. За червонец, за понюшку кокаина. А как только выходим на крупную фигуру, то она уже неживая. Конспирация у них на высоком уровне.
– Что вы хотите, многолетний опыт революционной деятельности…
– Бросьте! Неужели вы, Михаил Иванович, до сих пор верите, что это самодеятельность пролетариев или этих болтунов – агитаторов?! Смешно! Такой профессионализм и уровень организации под силу только государству. Надо ли спрашивать какому?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Путеводитель по времени. География, события, люди
(возраст персонажей указан на период описанных событий)
1
Флешбэк (англ. flash – вспышка, озарение; back – назад) – в искусстве – художественный приём, временное прекращение повествования сюжетной линии с целью демонстрации событий прошлого. Используется в кинофильмах, компьютерных играх, радиопостановках.
2
Флешфорвард (англ. flash – вспышка, озарение; forward – вперёд) – противоположный приём, сюжетный «взгляд в будущее».
3
Новый стиль – в советской России европейский (григорианский) календарь был введен вместо юлианского календаря Декретом правительства от 26 января 1918 года. Согласно ему 1 февраля 1918 года, стало считаться 14 февраля «по новому стилю».
4
Петроград – официальное название Санкт-Петербурга с 18 августа (31 августа н. ст.) 1914 до 26 января 1924 года. Принято после вступления России в Первую мировую войну, взамен «немецкого названия», как более патриотическое «русское». С 26 января 1924 до 6 сентября 1991 года – Ленинград. Ныне опять Санкт-Петербург.
5
Июльский кризис (Июльские дни) – события в Петрограде 3–5 июля (16–18 июля н. ст.) 1917 года.
Попытка государственного переворота с целью отставки Временного правительств и передачи власти большевикам для заключения мира с Германией.
Погромы, строительство баррикад. Захват в столице страны – Петрограде – административных зданий и Петропавловской крепости. Для нагнетания хаоса и беспорядков в центре города была расстреляна из пулеметов многолюдная мирная демонстрация.
6
Терещенко Михаил, 31 год – наследник одного из крупнейших состояний Российской империи. Землевладелец, юрист, фабрикант, издатель, филантроп, денди, меломан и коллекционер. Владелец самого крупного в мире голубого бриллианта и самой большой паровой яхты.
