Использование следователем норм об особом порядке судебного разбирательства (гл. 40 УПК РФ)

Ю. П. Гармаев, Е. И. Попова

Использование следователем норм об особом порядке судебного разбирательства (гл. 40 УПК РФ). Монография

Новосибирский юридический институт (филиал) Томского государственного университета

Рецензенты

доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, заслуженный юрист РФ, заведующий кафедрой криминалистики Московского государственного юридического университета им. О. Е. Кутафина» (МГЮА)

Евгений Петрович Ищенко

доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, заслуженный юрист РФ, заведующий кафедрой уголовного процесса и криминалистики Алтайского государственного университета

Вениамин Константинович Гавло

Авторы:

Гармаев Юрий Петрович, докт. юрид. наук, профессор

Попова Елена Ильинична, канд. юрид. наук, доцент

Утверждено к печати

ученым советом Новосибирского юридического института

(филиала) Томского государственного университета

Ю. П. Гармаев – разделы 1.1, 1.2 гл.1; 2.1, 2.2 гл. 2

Е. И. Попова – разделы 1.3 гл.1; 2.3 гл. 2; 3.1, 3.2 гл.3; гл.4; Приложения 3−5

Ю. П. Гармаев, Е. И. Попова в соавторстве – Приложения 1, 2

Введение

Современное уголовно-процессуальное законодательство призвано обеспечить баланс между необходимостью защиты прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, защиты личности от незаконного уголовного преследования и необходимостью реализации эффективных мер противодействия преступности. Вместе с тем правозащитная роль уголовного процесса, приоритет которой бесспорен, не должна противоречить идее экономии процессуальных средств, задаче удешевления неадекватно дорогих для государственного бюджета досудебных и судебных процедур.

Необходимо заметить, что решение столь противоречивых задач с каждым годом осложняется криминогенной ситуацией в стране. По данным МВД РФ, ежегодно регистрируется в среднем около 3 млн преступлений (в 2008 г. − 3209,9 тыс., в 2009 г. − 2994,8 тыс., в 2010 г. − 2628,8 тыс., в 2012 г. − 2302,2 тыс., в 2013 г. − 2206,2 тыс., в 2014 г. − 2166,4 тыс.)[1]. Снижение абсолютных показателей не является оптимистичным. Преступность становится все более профессиональной и организованной.

Общеизвестно, что расследование любого преступления требует больших материальных, временных и прочих затрат. При этом в большинстве случаев следователь[2], особенно на первоначальном этапе расследования, сталкивается с активным противодействием со стороны защиты. В результате часто предварительное расследование проходит в атмосфере конфликта между следователем и подозреваемым, обвиняемым, его защитником. В рамках проведенного нами анкетирования[3]большинство следователей отметили, что ощущают активное противодействие примерно по 65% уголовных дел.

Однако динамика противодействия с момента возбуждения дела и до окончания предварительного расследования, как правило, меняется. Если взять, к примеру, такую категорию дел, как дела о хищениях (самую распространенную в нашей стране), то в среднем 50%[4] из них рассматривается в особом порядке принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением, предусмотренном гл. 40 раздела Х УПК РФ[5].

В рамках изучения авторами625 уголовных дел о взяточничестве, 214 уголовных дел о хищениях, рассмотренных судами в период с 2003 по 2013 г., из 314 вступивших в законную силу приговоров судов 131 приговор (примерно 42%) был вынесен с применением гл. 40 УПК РФ. Однако респонденты признали, что лишь в единичных случаях до начала выполнения требований ст. 217 УПК РФ разговаривали с обвиняемым, его защитником о возможности применения в будущем особого порядка, а соответственно не использовали тактические преимущества, которые могли быть получены стороной обвинения при реализации норм гл. 40 УПК РФ.

Количество решений, принимаемых судом в особом порядке, вырастет и за счет увеличения числа уголовных дел, дознание по которым будет осуществляться в сокращенной форме.

По данным того же анкетирования, куда была включена и категория адвокатов-защитников, 84% опрошенных отметили, что примерно 90% обвиняемых приняли решение о согласии с обвинением только к моменту выполнения требований ст. 217–218 УПК РФ. Данный факт, по нашему мнению, указывает на прекращение противодействия, достижение некоего компромисса со стороной обвинения. Респонденты пришли к парадоксальному выводу: в случае дальнейшего рассмотрения дела судом в особом порядке бóльшая часть актов противодействия, реализованная на досудебной стадии, оказалась для стороны защиты бессмысленной.

Опрос показал, что следователь, знающий особенности квалификации и методики расследования той или иной категории преступлений, имея навык и опыт оценки судебной перспективы по уголовному делу, может с высокой долей вероятности прогнозировать одну из двух типичных следственных ситуаций на момент окончания предварительного расследования: принятие либо непринятие обвиняемым решения ходатайствовать о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства в общем порядке.

Более того, следователь, при соблюдении целого ряда рассмотренных в настоящей работе требований, может не только прогнозировать подобные следственные ситуации, но уже с момента возбуждения уголовного дела применять законные и этически допустимые тактические приемы, реализовывать тактические операции с целью достижения разумного компромисса между сторонами на основе норм, закрепленных в гл. 40 УПК РФ.

Однако подобного рода компромиссы до настоящего времени не сопровождались комплексными криминалистическими рекомендациями, не опубликованы монографические исследования, посвященные непосредственно криминалистическому обеспечению деятельности следователя по применению норм гл. 40 УПК РФ. Данных разработок не было ни по одной категории уголовных дел.

В настоящей монографии на основе концептуально нового научного направления, которое можно обозначить как «криминалистическое обеспечение компромиссных процедур в уголовном судопроизводстве»[6], предпринята первая попытка решения проблемы формирования системы комплексного криминалистического обеспечения деятельности следователя по наиболее рациональному применению норм об особом порядке принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением.

Предварительно следует отметить следующее: основной прикладной идеей данного исследования является вывод о том, что следователь при расследовании большинства встречающихся в практике уголовных дел может использовать тактические преимущества, которые правовой институт особого порядка предоставляет участникам уголовного судопроизводства, в том числе подозреваемому, обвиняемому. Впервые разработаны основы[7]тактической операции «Использование норм об особом порядке в рамках предварительного расследования», которая может быть осуществлена следователем для достижения основанного на законе и разумного компромисса со стороной защиты. Предложены криминалистические рекомендации по взаимодействию следователя с защитником, прокурором и потерпевшим в следственной ситуации наличия возможности рассмотрения уголовного дела судом в особом порядке.

В основу данной монографии легли результаты диссертационного исследования на тему: «Криминалистическое обеспечение деятельности следователя по применению норм об особом порядке принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением по уголовным делам о хищениях», защищенного одним из авторов – Е. И. Поповой, в марте 2013 года[8]. Далее, по предложению соавтора − Ю. П. Гармаева, были предприняты дополнение и переработка этих результатов с учетом:

– справедливых и конструктивных советов и замечаний, высказанных на официальной процедуре защиты диссертации, а также до и после нее;

– вновь разработанных теоретико-методологических позиций (разделы 1.1 и 1.2 гл. 1; 2.1 и 2.2 гл. 2 и др.), прикладных рекомендаций (разделы 2.3гл. 2; 3.1 и 3.2 гл. 3 и др.), обновленных статистических данных, иных эмпирических материалов;

– замечаний и предложений, представленных следственными органами регионов Сибирского федерального округа, которым, в рамках апробации и внедрения результатов исследования, были высланы прикладные рекомендации (см. Приложения).

Как следует из названия монографии, мы существенным образом расширили предмет данного исследования, сделав все возможное для того, чтобы полученные результаты могли быть применены не только по уголовным делам о хищениях, но и по любым другим категориям дел.

Например, существенным образом расширены структура и содержание работы, исходя из изложенных в гл. 1 и 2 теоретико-методологических положений:

– о междисциплинарной концепции компромисса как основы криминалистического обеспечения деятельности по применению норм об особых порядках и сокращенных производствах;

– о четырех правовых позициях правоприменителей;

–о судебной перспективе по уголовному делу;

– о типичных правовых позициях сторон в уголовном процессе и преимуществах, получаемых ими в рамках применения компромиссных процедур и др.

На наш взгляд, перечисленные теоретико-методологические положения могут быть использованы при формировании других криминалистических и междисциплинарных разработок прикладного характера.

Авторы надеются, что в практическом плане предложенные рекомендации будут активно использоваться дознавателями, следователями и другими участниками уголовного судопроизводства для оптимизации правоприменительной деятельности по делам о любых преступлениях.

Глава 1.

Теоретические и правовые основы использования участниками уголовного судопроизводства норм об особом порядке судебного разбирательства

1.1. Концепция компромисса как методологическая основа криминалистического обеспечения деятельности по применению норм об особых порядках судебного разбирательства

Междисциплинарная концепция так называемых «сделок с правосудием» или «компромиссов с преступностью», которая становится предметом все более пристального внимания со стороны уголовно-правовой, уголовно-процессуальной, а в последнее время и криминалистической науки, далеко не нова в мировой практике. Она исходит из принципиального положения о том, что необходимо отказаться от метода бескомпромиссной борьбы с преступностью, который противоречит основополагающим принципам права и часто создает на практике тупиковые ситуации в процессе пресечения, раскрытия и расследования конкретных преступлений.

В свое время В. А. Образцов отмечал: «Институт сделок с правосудием предполагает установление договорных отношений между обвинением и защитой и взятие сторонами обязательств по принципу: если одна сторона принимает решение о том-то, другая гарантирует конкретно то-то. В основе таких договоров лежит концепция взаимоуступок, компромисс»[9].

Анализ уголовно-правовой, уголовно-процессуальной литературы показывает, что чаще всего имеющиеся научные дискуссии носят не только и не столько сущностный, сколько терминологический характер. Так, юридическое сообщество России все большее внимание уделяет вопросам альтернативного разрешения споров. Широкое распространение получили идеи восстановительного правосудия. Восстановительное правосудие – это программа с участием лиц, так или иначе затронутых преступлением, по выработке соглашения о способе возмещения вреда, причиненного преступлением.

Основными формами восстановительного правосудия в нашей стране, за широкое применение которых выступают ученые и практики, являются ювенальная юстиция и медиация. Как известно, ювенальные суды уже успешно действуют в ряде регионов России, в отдельных регионах проводятся эксперименты по внедрению восстановительного правосудия .

Обсуждается реальная возможность закрепления в уголовно-процессуальном законодательстве медиации, уже нашедшей свое отражение в гражданском и арбитражном судопроизводстве. Вероятно, медиация как форма урегулирования уголовно-правовых конфликтов будет востребована при совершении нетяжких преступлений, когда причиненный вред носит главным образом материальный характер и потерпевшие заинтересованы не столько в наказании подозреваемого, обвиняемого, сколько в возмещении причиненного им вреда.

Таким образом, в российском уголовном процессе прослеживается четкая тенденция, направленная на повышение эффективности уголовного судопроизводства, одновременно подразумевающая процессуальную экономию сил и средств участников судебного разбирательства, а также соизмерение тяжести и сложности рассматриваемого преступления и правовых последствий, которые наступают в результате разрешения уголовного дела.

В то же время многие ученые высказываются следующим образом: «Борьба с преступностью как социальным явлением не может не быть бескомпромиссной. Признавая тот факт, что преступность – явление неискоренимое в современном обществе, также необходимо понимать, что борьба с ней должна вестись постоянно и не допускать изъятий. Однако бескомпромиссность борьбы не означает отказа от применения поощрительных норм, формирующих институт компромисса…»[10].

В. В. Сверчков верно отмечает, что выражение «бескомпромиссная борьба с преступностью» в большей мере связано с нетерпимостью к совершению преступлений, с мгновенной и эффективной реакцией государства и общества на нарушения законодательства в результате осуществления общественно опасных деяний». В настоящее время «представление о том, что стратегия борьбы с преступностью требует ужесточения законодательства и усиления карательной практики судов, ошибочно и, более того, является фактором, ведущим к неблагоприятным изменениям в социальной структуре страны в виде возрастания уровня криминальной среды»[11].

На наш взгляд, следует согласиться с позицией о том, что «договорный, компромиссный способ разрешения уголовно-правовых споров должен стать основным способом разрешения уголовных дел, при котором гарантированно защищены как частный, так и публичный интересы. Достижение этой цели предполагает расширение пределов применения и оптимизацию “особого порядка” производства по уголовному делу, предусмотренного гл. 40 УПК РФ, развитие данного института в комплексе с другими процессуальными феноменами, такими как упрощение и дифференциация форм досудебного производства по уголовному делу…».

В научно-криминалистических исследованиях последнего времени постоянно актуализируется идея использования криминалистического знания для реализации компромиссных процедур. Так, И. А. Попова отмечает: «Современная практика уголовного судопроизводства, где расширение возможностей защитительной деятельности, <…> расширение согласительных форм разрешения конфликтов постепенно становятся все более привычными, предопределяет необходимость исследования проблем тактико-криминалистического обеспечения компромиссных процедур».

Вряд ли вызовет дискуссию тезис о том, что правозащитная роль уголовного судопроизводства, приоритет которой бесспорен, не должна противоречить идее экономии процессуальных средств, задаче удешевления неадекватно дорогих для государственного бюджета досудебных и судебных процедур. Заметим, что российский законодатель вполне серьезно воспринял идею компромиссного урегулирования конфликтов, возникающих в уголовном судопроизводстве, и последовательно реализует эту концепцию.

Так, помимо уже давно апробированного и анализируемого в настоящей работе особого порядка принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением (глава 40 УПК РФ), федеральным законом РФ от 29.06.2009 № 141-ФЗ в УК РФ и УПК РФ включен комплекс норм, устанавливающий институт досудебного соглашения о сотрудничестве обвиняемого или подозреваемого со стороной обвинения, выполнение условий которого влечет значительное смягчение ответственности за совершенное преступление. Нет необходимости анализировать нормы данного особого порядка. Они уже подробно рассмотрены на уровне как актов судебного толкования, так и научных публикаций.

Федеральным законом РФ от 04.03.2013 г. № 23-ФЗ в УК РФ и УПК РФ введен комплекс норм о сокращенном порядке дознания в тех случаях, когда уголовное дело, по смыслу закона, не представляет правовой и фактической сложности, а причастность лица к совершению преступления не вызывает сомнения (статьи гл. 32.1 УПК РФ и другие нормы). При этом необходимо, чтобы подозреваемый (обвиняемый) признал свою вину и возместил размер причиненного вреда, а также заявил соответствующее ходатайство (ч. 2 ст. 226.1 УПК РФ). Срок сокращенного порядка дознания по общему правилу не должен превышать 15 суток, а в исключительных случаях он может быть продлен до 20 суток (ч. 1 и 2 ст. 226.6 УПК РФ). Сторона защиты в рамках данной компромиссной процедуры получает вполне очевидные преимущества – наказание подсудимому по уголовному делу, дознание по которому производилось в сокращенной форме, не может превышать ½ максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление (ч. 6 ст. 226.9 УПК РФ).

Как видим, законодатель не только не игнорирует, но и вполне оперативно реагирует на общемировые тенденции и проблемы практики борьбы с преступностью, устанавливая и развивая нормы о компромиссных процедурах.

Как верно замечает Т. Д. Дудоров, «анализ основных тенденций развития уголовно-процессуального законодательства на современном этапе позволил сделать вывод о том, что в системе упрощенных (ускоренных) производств формируется новый институт согласительных процедур, в рамках которого может быть заключено два вида соглашений (о признании и сотрудничестве), которые повлекут за собой сокращение судебного следствия, с одной стороны, и минимизацию уголовной ответственности лица, совершившего преступление, с другой»[12].

Несмотря на эти законодательные новеллы и мнения, некоторые ученые высказываются следующим образом: «…в России отсутствует общепризнанная доктрина сотрудничества государства с преступником. Данное обстоятельство отрицательно сказывается на развитии уголовного и уголовно-процессуального законодательства, фрагментарности и противоречивости существующих регламентаций. Данная проблема может быть преодолена лишь путем выработки концепции сотрудничества государства с преступником, признания его доминирующим направлением в противостоянии преступности, комплексном обновлении законодательства»[13].

Однако мы считаем, что если не полновесная доктрина, то некая концепция компромиссного урегулирования конфликтов, возникающих в уголовном судопроизводстве, совокупность взглядов на нее большого числа ученых, во многом поддержанных законодателем, а вместе с ним и правоприменителем, все же существует.

К сожалению, в отличие от законодателя наука криминалистика, в частности ее последние разделы: криминалистическая тактика и методика расследования отдельных видов преступлений, заметно отстает, но не в концептуальных вопросах, а в рамках формирования соответствующих прикладных рекомендаций. Проблемы прикладного криминалистического обеспечения разнообразных «сделок с правосудием» еще не стали предметом глубоких исследований. Создается впечатление, что криминалистика, во многом игнорируя нормы материального и процессуального права, по-прежнему исповедует бескомпромиссный подход в борьбе с преступностью.

Вместе с тем «де-факто договорные отношения между подозреваемыми, обвиняемыми и их защитниками, с одной стороны, и с органами правопорядка, с другой стороны, реализуются давно и повсеместно. Однако делается это по наитию, нелегитимно, на свой страх и риск, балансируя на грани законности, а то и преступая ее»[14]. Это мягкое замечание, высказанное В. А. Образцовым в адрес всей науки еще 18 лет назад, к сожалению, актуально и по сей день.

В свою очередь на современном этапе развития система научных положений и основанных на них рекомендаций, именуемая различными авторами как «криминалистическая адвокатология» либо «теория адвокатского мастерства в уголовном судопроизводстве», также не демонстрирует повышенного интереса к данному направлению обеспечения деятельности адвокатов. Отчасти причиной послужило изложенное авторитетными учеными-криминалистами мнение о некотором недоверии ко всем исследованиям в рамках «криминалистики защиты».

Однако ряд авторов (Л. А. Зашляпин, М. О. Баев, О. Я. Баев, Г. А. Зорин и др.) высказали мнение о том, что криминалистические средства и методы должны быть классифицированы на предназначенные для оптимизации уголовного преследования и, напротив, для оптимизации профессиональной защиты от уголовного преследования.

Не вступая в дискуссию по данной проблеме, отметим, что современное судопроизводство предопределяет взаимную потребность каждого из состязающихся участников прогнозировать, моделировать ход мыслей и деятельность процессуального противника. На научно-дидактическом уровне это означает необходимость разработки «зеркальных» систем знаний: рекомендаций по расследованию, установлению истины, с одной стороны, и особенностей профессиональной защиты от уголовного преследования− с другой. Думается, что проблема, суть спора заключаются только в том, как будет называться соответствующая новая система знаний и главное: войдет ли «криминалистика защиты» в систему традиционной криминалистики. Вряд ли последнее возможно, но «право на жизнь» этой системы знаний неоспоримо.

Правда, так или иначе споры на уровне теории и методологии наук не повлекли, казалось бы, закономерных последствий – активной разработки и внедрения в практику прикладных рекомендаций по достижению сторонами обвинения и защиты компромиссов.

Вынуждены согласиться с В. Ф. Статкусом в том, что за последние тридцать лет ученые-криминалисты (точнее какая-то их часть. – Авт.) сосредоточились не на изучении практики раскрытия и расследования преступлений, а на бесконечных спорах о предмете, методе, системе криминалистики, на изобретении различных дефиниций, но при этом не проводят, как теперь принято говорить, мониторинга. При этом возникает вопрос, как эти «новации» помогают правоприменителям повышать эффективность борьбы с преступностью?

Итак, с позиции криминалистического обеспечения деятельности стороны обвинения, несмотря на наличие установленных уголовным и уголовно-процессуальным законом оснований, условий и порядка реализации сделок с правосудием, наука «криминалистика», отчасти исследуя теоретико-методологические аспекты, тем не менее не разработала достаточного количества тактико- и методико-криминалистических рекомендаций.

Более того, на уровне не только профессиональных коммуникаций, но и официальной отчетности до сей поры действуют давно укоренившиеся стереотипы и шаблоны. Исходя из них, к примеру, прекращение дела по нереабилитирующему основанию или иные компромиссы и уступки, как правило, не признаются положительным результатом деятельности следователя по сравнению с «несомненным успехом расследования» − направлением дела в суд и вступлением в силу обвинительного приговора. Кроме того, чем срок и размер назначенного наказания выше, тем, при прочих равных обстоятельствах, существенней признается успех стороны обвинения.

При этом ситуация имеет и обратную сторону. Действующее законодательство, нормы профессиональной адвокатской этики, имеющиеся публикации не дают достаточно четких критериев разграничения допустимости тех или иных компромиссных действий профессиональных защитников. Собственные корпоративные стереотипы в сознании адвокатов, порой, не менее вредны, чем элементы профессиональной деформации их процессуальных противников.

С учетом изложенного, есть все основания для выдвижения гипотезы о том, что следователь, знающий особенности квалификации и методики расследования той или иной категории преступлений, имея опыт оценки судебной перспективы по уголовному делу, может уже с момента регистрации сообщения о преступлении, возбуждения уголовного дела применять законные и этически допустимые тактические приемы, реализовывать тактические операции с целью достижения разумного компромисса между сторонами на основе норм, закрепленных в главах 40 и 40.1, 32.1 УПК РФ.

Правда, весьма опасна и другая крайность, систематически проявляющаяся в правоприменительной практике. Недобросовестные следователи иногда без достаточных оснований возбуждают уголовное дело, не собирают достаточных доказательств вины, а затем понуждают незаконно привлеченных к уголовной ответственности лиц признать вину и, например, согласиться на «особый порядок» (гл. 40 УПК РФ) или прекращение дела по нереабилитирующему основанию. Подобные «компромиссы» со стороны обвинения не только незаконны, но и преступны (такие действия могут быть квалифицированы как деяния, предусмотренные ст. 285, 286 УК РФ).