Шапка live, или Через тернии в звезды

Через пять минут после Альберта Евгеньевича появилась разрумянившаяся тетя Нина. Села она рядом с подругой Сказительницей, та уже откровенно плакала, утирая мокрый нос. Она мысленно расставалась со съемками, хоть и в эпизодической роли, и с ощущением кинодивы в своей деревне, и со всеми людьми, к которым привязалась.

Деревенские дамы, от детей до старушек, горько рыдали, даже мужики сурово хмурили брови и украдкой смахивали скупую мужскую слезу.

* * *

Красная Шапочка сегодня была накрашена больше обычного. От желания нравиться она перестаралась, и Волк, если подходил близко, чихал от запаха ее духов. Наблюдая за девушкой, он изумлялся все больше. Она надела ажурное платье, еле прикрывающее стройные ноги, и, несмотря на неудобство, продолжила вышагивать на пятнадцатисантиметровых каблуках.

Все были заняты своими делами, только Красная Шапочка мешала всем, пытаясь помогать.

Сидящие в сторонке Лев Львович и Плотва сосредоточенно смотрели в монитор розового ноутбука, вычитывали текст.

– Вот тут вот я указала вашу первую премию, еще 2001 года, за короткометражку о возрождении цветоводства в Зеленограде в Подмосковье…

– Вот этого не надо. – Лев Львович поправил ковбойскую шляпу и достал из кармана летней джинсовой куртки сигару. – Я этой работой не горжусь. И… Дорогая Эльвира, у меня есть личная, так сказать, интимная просьба…

– Я согласна!

Подскочив на своем пластиковом стульчике, высокая и тощая Плотва даже протянула руки, чтобы удобнее повиснуть на шее режиссера, бывшего сантиметров на десять ниже ее. Но Лев Львович, привыкший к реакции актрис, желающих всеми способами, вплоть до недостойных, привлечь к себе внимание, вовремя отскочил от начинающей журналистки. Сняв шляпу, Львович помахал ею перед собой, «охолаживая» Плотву.

– …Пока никому не говорить о моем отцовстве. Могут возникнуть сложности в общении с продюсерами.

Опустив поднятые руки, Плотва надула губки, подкрашенные в ее любимый перламутровый цвет.

– Намек поняла, хотя для меня это сложно… Моя артистическая натура требует реализации – слушателей, зрителей на худой конец…

– Я тоже намек понял, у нас в сериале есть небольшой эпизод с гламурной девушкой. Девушка потерялась в лесу, чуть не утонула в болоте… Смешно.

Поправив лямку топика на совершенно плоской груди, Плотва взяла с белого пластикового стола свою сумочку и открыла ее, ища сигареты.

– Я готова в лес прямо сейчас.

– Не стоит, эту сцену мы доснимем осенью. Знаете, листья на деревьях красочные, дождик, лужи… Красота… Правда, вода в болоте холодная…

Если Лев Львович хотел напугать Плотву, то добился обратного эффекта. Серые рыбьи глаза Эльвиры закатились от счастья.

– Как я люблю дождь и осенние пруды! Я даже в своем джакузи включаю холодную воду. А если бы вы видели, какой роскошный у меня отрастает хвост! – Эльвира достала сигареты и прикурила тонкую цветочную «Мариэтту». – Я же не только человек по отцу и рыба по бабушке, я еще немножко акула по маме.

– Хвост? – Профессионально оглядев плоскую и длинную Эльвиру, Лев Львович хищно улыбнулся. – А вот это интересно.

* * *

Полностью готовая к отъезду, Мария Ивановна сидела на стуле, прижав к груди большой ридикюль. На ее плече пристроилась летучая мышь Брателла, с первого мгновения проникшаяся любовью к бабушке. Мышь даже спала над ее кроватью.

А Красная Шапочка безостановочно рассказывала всем о своей «трагедии»:

– Так что я осталась без вещей и чемоданов. Они уплыли по ручью в неизвестном направлении, а Волк только смеялся.

– Что ты так беспокоишься из-за вещей? Купишь новые, – не понимала внучку бабушка.

Хмыкнув, как хмыкают киты, Плотва покачала головой.

– Как можно спокойно расстаться с вещами? У моей мамы Акулины собственный швейный цех, под Италию работают. Она забивает гардероб и только расширяет его, а вещи так и висят на сотнях вешалок или убраны в коробки. Хватит шмоток на академический театр.

– И что в этом хорошего? – не понял восторженного тона Плотвы Волк, проходивший к мини-вэну с очередной коробкой с проводами. – Мо́ли, наверное, и пыли много.

– Ой, ничего ты не понимаешь в нормальной жизни. – Достав из сумочки журнал, Плотва сунула его в руки Красной Шапочке. – Пойдем, сядем вместе, посмотрим на новинки. А эта, как ее? Дочка Дерипаски, ты бы видела, в каком платье она явилась вчера на тусовку! Вот может же, когда хочет! И деньги есть, и стиль хороший. А Женя Линович соригинальничала и заявилась в летнем платье и в сапогах. Сапоги нормальные, но не для юбилея. Я сейчас тебе их в «Инстаграме» покажу.

Заметив подъезжающий автобус, вся съемочная группа вышла на дорогу.

Тут же началось прощание с местным населением, слезы, объятия женщин и рукопожатия мужчин. Киношники то забирались в автобус, то возвращались, чтобы еще с кем-то проститься. Хрюкастая Соня так и лезла с поцелуями к звукорежиссеру Семе, а Альберт до последней минуты что-то нашептывал тетке Нине, и она, вытирая носик от слез, рассеянно улыбалась.

Сказительница, то есть теперь уже только Лариса Степановна, так и продолжала реветь со вчерашнего дня и часто прикладывалась то к щеке Марии Ивановны для поцелуя, то к бутылочке из-под лимонада «Дюшес», конечно же, с иным содержимым – для успокоения расшатанных нервов.

Рассчитывающий довезти Красную Шапочку на своем «Харлее Дэвидсоне» Волк раздосадованно наблюдал, как его любимую девушку уводит в другой конец автобуса ее болтливая подружка.

Глава 4

В Москве им тоже не пришлось даже обняться. Лев Львович усадил Красную Шапочку и Марию Ивановну в свой припаркованный на территории киностудии «Мерседес» и лично довез дочь и тещу до подъезда их дома.

В квартиру Лев Львович подниматься не стал, испугался встречи с Алиной Борисовной и отговорился срочными делами.

Расстроенный Волк снова оседлал своего «Харлея Дэвидсона» и отправился к себе в съемную квартиру. Он не знал, что Красная Шапочка всю дорогу до Москвы выглядывала его мотоцикл, но отпрашиваться «погулять» у бабушки и режиссера было невозможно, и она терпеливо ждала, когда выдастся свободная минута.

* * *

В девять часов утра со двора послышались звук мощного мотоцикла и сразу после этого три сигнала клаксона.

– Твой приехал, – сообщила бабушка, подошедшая к окну. – Ждет. Не забудь клюквенный морс, я утром сварила.

Уже накрашенная, в воздушном розовом платье, в красной шляпке и красных же лабутенах, Оленька подхватила сумочку, из которой торчали планшет и последний выпуск журнала Hell.

Судя по всему, природа матушки-земли достигла-таки пубертатного периода и из предсказуемого и послушного отрока превратилась в строптивого подростка, находящего особое удовольствие в том, чтобы нарушать правила, переходить дорогу в неположенном месте, стоять под стрелой, в общем, развлекаться с бесшабашностью хулигана, вводя в ступор степенных сотрудников Гидрометцентра. Как правило, жаркий июнь сменялся более прохладным июлем, и люди с нетерпением ждали этой перемены, изнывая от жары в общественном транспорте и простужаясь под кондиционерами в офисах, но погода-подросток, криво ухмыльнувшись, сказала «Щаззззз» и даже не думала выключать филиал субтропиков.

– Как тебе не жарко? – спросила Красная Шапочка, усаживаясь на раскаленное кожаное сиденье волчьей версии «Харлея Дэвидсона» и столь же привычно подскакивая, поскольку я не зря упомянул, что сиденье было буквально раскаленным, как глубины вулкана с красивым, певучим именем Эйяфлатлайокудль, согревающего Исландию и время от времени выступающего главным модератором европейского воздушного транспорта.

Волк пожал плечами:

– Трудно сказать. Но от стакана бабушкиного морса я бы сейчас не отказался.

– Тьфу, прости, забыла. – Красная Шапочка вытащила из сумочки запотевшую фляжку и протянула Волку, который тут же к ней жадно припал. – Эй, только мне оставь!

Волк с явным сожалением оторвался от фляжки и вернул ее хозяйке, завел мотоцикл и протянул Оленьке мотоциклетный шлем.

– А твоя бабушка с нами не поедет? – спросил он, выруливая с забитого машинами вернувшихся с дачи огородников двора.

– Нет, сказала, что сама доберется… она такая загадочная последнее время… – призналась девушка.

Всю дальнейшую дорогу до студии они молчали. Маневрирующий по городским улицам мотоцикл – не самое лучшее место для светских бесед. Лишь на киностудии, остановившись у волчьего «теремка» на колесах, владелец оного сомнительного сооружения уточнил:

– Во всяком случае, шеф в курсе и сказал, что у нас с тобой сегодня озвучка. Без бабушки. – Он фыркнул, помогая Красной Шапочке слезть со своего скакуна и снять шлем. – Вот вздумай я куда-то так отлучиться, без предупреждения – Лев бы меня посолил и съел.

– Ты у нас главный герой как-никак, – засмеялась Красная Шапочка. – Но вообще-то ты прав, бабушка определенно нашла к режиссеру, то есть к папе, подход.

– Кстати, его самого с утра не будет, – уточнил Волк. – Велел нам репетировать, обещал, что после обеда вернется. Деловая встреча у него, видите ли, будет окучивать продюсера…

– Иди загоняй своего «Харлея Дэвидсона» в стойло, а мне необходимо после поездки заново наводить марафет.

Когда Красная Шапочка закончила приведение своей внешности к стандартам глянцевого журнала без использования фотошопа (что свидетельствует о ее таланте в этой области, равно как и о прекрасных исходных данных, коими она, впрочем, постоянно была недовольна), подкрался полдень. Но наша героиня не сильно спешила, ведь Льва Львовича пока на площадке не наблюдалось, а значит, можно немного спустить постромки, и так не шибко натянутые.

Больше всего Красная Шапочка боялась, что, после того как Брюковкин узнал, что он не только талантливый режиссер, но и прекрасный источник генетического материала для производства сногсшибательных особей женского пола, он станет относиться к ней с меньшим пиететом и разжалует из муз и мерилинмонро в обычную внебрачную дочку. Но Лев Львович оказался благороден, вполне под стать не только имени, но и отчеству, и отношение его к дочери ни на йоту не изменилось. Что еще нужно для счастья молодой девушке? Разве что виллу в субтропиках, «Ламборджини», яхту, шикарное коктейльное платье и возможность делиться секретами с Кристен Стюарт[2]. Впрочем, под влиянием Волка отношение к Кристен у Красной Шапочки начало постепенно меняться, и когда Плотва со скрытым, по ее мнению, ехидством, сравнивала оную с нашей героиней, та морщила носик, словно ей сказали какую-то хорошо завуалированную колкость, и дело было вовсе не в бесхитростном ехидстве представителя ихтиофауны.

Вернувшись на съемочную площадку в сиянии брендовой косметики, Красная Шапочка неожиданно обнаружила Волка в компании задумчивого Брюковкина в модной тенниске с медведем работы китайского карикатуриста. Увидев девушку, режиссер поманил ее пальцем:

– Привет! Иди-ка сюда…

– Что я уже сделала? – захлопала ресницами Красная Шапочка.

– Ничего не сделала. – Режиссер напрочь проигнорировал неуклюжие попытки девушки оправдаться. – Наоборот, все отлично, детка. Выглядишь достойно. Бери пример, Вовчик.

– Шеф, и не уговаривайте! – возмутился Серов-Залесский. – Я краситься не буду! Несмотря на модные тенденции…

– Вовчик, краситься я тебе не предлагаю, – уточнил Брюковкин. – Я имею в виду, ты нормально одеваться-то в принципе умеешь? Как ни встретишь тебя, ты все в одних и тех же джинсах и невнятной футболке, и лапы в масле по локоть.

– Так удобно ж! – возразил Волк. – В смысле, одежда удобная и практичная. И потом, куда мне наряжаться-то?

– А вот об этом, дети мои, я хотел бы с вами поговорить. – Брюковкин приобнял парочку за плечи. – В общем, так, сегодня съемок и озвучания не будет. У меня для вас задание получше.

– Я заинтригован, – проговорил Волк тоном, выдающим скуку уровня «лорд Байрон плюс».

– Не доводи меня до белого посинения, пожалуйста! – рыкнул режиссер, напоминая о своей второй натуре. – Если я выйду из себя, места на этой студии не хватит никому. Между прочим, я серьезные вещи говорю, а ты тут строишь из себя Евгения Ваганыча с клыками и хвостом…

– Ну зачем вы так, шеф? – с тоской сказал Волк. – Вы же знаете, какая у меня фантазия! Я так вижу. Как мне теперь это развидеть?

– А никак, – пожал плечами режиссер. – Теперь это будет твоим личным сортом ночного кошмара. За то, что перебиваешь старших. Так вот, я про твой внешний вид не зря заговорил. Если ты намеков не понимаешь, спрошу прямо: ты нормально одеваться умеешь или где?

– А нормально – это как? – на янтарном глазу уточнил Волк. – А то, знаете ли, понятие нормы – оно такое субъективное, что…

– Вовчик!!! – почти что вышел из себя режиссер. – Нормально – это значит прилично! И если ты меня сейчас спросишь, что такое прилично, я, я…

– Не буду, шеф, – потупился Волк. – А то вы, не ровен час, удар схлопочете по такой-то жаре. Вы имеете в виду, что мне следовало бы одеться так, чтобы можно было бы появиться в обществе приличных людей?

– Господи, понял наконец, и полчаса не прошло! – всплеснул руками Брюковкин. – Я ж тебе говорю – бери пример с Красной Шапочки! Она всегда одета элегантно, даже в жару.

– В платье я наряжаться тоже отказываюсь, – заметил Волк и, видя, как глаза режиссера наполняются молниями гнева, быстро добавил: – Понял, понял, не извольте беспокоиться. Я вас когда-нибудь заставлял краснеть?

– От гнева – да, – ответил режиссер. – А так – нет. И смотри, если подведешь…

– Да чтоб мне всю жизнь только в «Ну, погоди!» сниматься! – побожился Волк. – В смысле, ничего не имею против «Ну, погоди!», но мне бы хотелось свой репертуар немного разнообразить.

– Вот и работай, – хмыкнул Лев Львович. – Будешь хорошо вести – сниму тебя в серьезном, но кассовом фильме.

Волк плотоядно облизнулся:

– Шеф, я уже говорил, что люблю вас как родного отца? – И про себя подумал: «И как будущего свекра, если выдержу характер Красной Шапочки».

Режиссер беспомощно взглянул на Красную Шапочку, потом вдруг оживился:

– Вот что, дети мои, сегодня вечером – важный выход. Будем пиарить сериал. Так что форма одежды – вечерняя. Бриллианты и драгоценные камни приветствуются. – Заметив испуганные взгляды актеров, он мрачно добавил: – Шучу. Ладно, без бриллиантов обойдемся. Но поезжайте в «Плюмаж» на Кутузовский, – велел он, доставая бумажник эпохальных размеров, больше напоминающий миниатюрный карманный аккордеон. – Я дам вам скидочную карту и кредитку; пусть Красная Шапочка подберет там себе платье… какое-нибудь. Если что-то останется – пусть купит туфли и все, что понадобится, я не знаю там… В общем, сама разберешься, – обратился он к девушке, протягивая ей кредитки. – Только сильно не разгоняйтесь, там на карточке денег не так чтобы очень…

Красная Шапочка только ресницами захлопала, ведь «Плюмаж» – это… это же «Плюмаж»!!! Это маленький кусочек Парижа, украденный из Франции специально, дабы одевать российский бомонд.

От предоставленных возможностей голова Красной Шапочки пошла кругом… Однако ее смутил насмешливый взгляд Серова-Залесского. Внутренняя Богиня трепетала крылышками, не решаясь выбрать – сделать приятное Волку и остаться скромницей или с размахом потратить денежки новоявленного отца. Но кредитная карточка золотистого оттенка, а также понимание того, что Лев Львович двадцать лет не подозревал о существовании дочери и, соответственно, не платил алименты, резко повели вниз чашу весов с надписью «купить».

– Самой платить в бутике – плохой тон, – зашептала Внутренняя Богиня. – Раскошеливаться должен мужчина.

– Есть такое правило, – подтвердил Разумей Занудович и решил внести историческую справку: – Обычай подобного этикета возник еще во времена, когда женщина юридически и финансово зависела от мужчины, будь то отец, супруг или опекун, и сама, без сопровождения, не могла осуществить оплату…

– Кончай зудеть, Занудович, – возмутилась Девочка-девочка. – Побежали быстрее, пока батя не передумал, и обязательно перекусим в «Кофемании».

Покрутив карточки в руках, Красная Шапочка протянула их Волку. Волк молча сграбастал их и спрятал в собственный, под стать ему самому худенький кошелечек с эмблемой Картье на обложке.

– Жду вас к восемнадцати ноль-ноль, – строго сказал режиссер, глядя на Волка. – Потом у вас будет два часа, чтобы привести себя в порядок, а затем – мероприятие. Важное, для продвижения сериала на центральный канал, и под хорошие деньги. Ну, чего стоим? Schnell, schneller, sehr schnell[3].

Волк схватил Красную Шапочку за руку и потащил за собой.

– Когда шеф переходит на немецкий, с ним лучше вообще не спорить, – сказал он девушке, все еще находившейся в ступоре от магического названия «Плюмаж». – Доедем мы туда за минут пятнадцать, слава богу, это рядом. Так что у нас будет часа три на шопинг, нормально?

Глава 5

Свадебное платье ослепляло своей белизной и воздушностью. Жемчужинки, нашитые на лифе, матово поблескивали под светом ламп, кружево отливало серебром. Платье так и манило, так и соблазняло примерить.

– Ваш размер. – Продавщица заискивающе посмотрела на Красную Шапочку. – Отнести в примерочную?

Оленька тяжело вздохнула.

– Нет, спасибо. Пока не нужно. – И она решительно прошла прочь из свадебного отдела, потратив на созерцание выставленных там чудес невероятно малое по ее меркам время – не более двадцати минут.

– М-м-м… – Волк нервно смотрел на часы. – Не хочу тебя прерывать, но…

– Скажи, как тебе кажется, мне больше та сумочка идет или эта? – Красная Шапочка сунула под нос Волку две сумочки, которые, на его взгляд, были практически одинаковы. Наученный горьким опытом (Красная Шапочка уже интересовалась его мнением по поводу болеро, пояса и туфель, и Волк много узнал нового о себе в частности и всех волках в общем), Серов-Залесский наугад ткнул в правую.

– Вот я тоже так думаю, – задумчиво сказала Красная Шапочка. – С другой стороны, у этой вроде цвет лучше гармонирует. Вот смотри…

– Кхм, – кашлянул Волк. – Ты не забыла, что я плохо различаю цвета и особенно оттенки красного и зеленого?

Эту фразу за последние без малого три часа Серов-Залесский успел произнести два десятка раз; откровенно говоря, он сбился со счета. Красная Шапочка задумчиво кивнула и продолжала вертеть в руках злополучные сумочки.

Самому Волку для покупки костюма потребовалось пятнадцать минут, включая примерку ботинок и галстука.

– Возьму эту, – наконец решила она, водрузив сумочку на лапы Волку на кучу ранее выбранных вещей. – Так-с, платье есть, туфли есть, болеро есть, пояс взяла, сумочку… что еще нужно-то?

Волк издал тихий звук, в котором разве что Дроздов[4] смог бы опознать приглушенный волчий вой. Красная Шапочка вздохнула:

– Зануда ты, вот ты кто. Надо сказать продавцам, чтобы все упаковали.

– Скажу, – пообещал Волк, направляясь к кассе.

– Стоп! – это слово Владимир тоже слышал уже раз в двадцатый, потому тут же скорчил страдальческую мину. – А, нет, в ювелирный отдел мы не пойдем, – вздохнула Оленька. – Все, хватит. Идем уже на кассу.

Волк облегченно вздохнул.

– Триста семьдесят пять пятьсот, – мило улыбнулась кассирша, явно заигрывая с Волком. – Будете платить наличными или карточкой?

– У нас есть и обыкновенная «Виза», и дисконтная, посчитайте. – Волк нетерпеливо сунул девушке золотые карточки.

– Недостаточно средств, – все так же мило улыбнулась кассирша.

– То есть это как это? – опешила Красная Шапочка.

– Много не хватает? – уточнил Волк, перегнувшись через стойку кассы и дружелюбно ощерившись.

– Т…тринадцать тысяч девятьсот девяносто восемь, – ответила кассирша, улыбка которой при виде нависшей над ней волчьей пасти испарилась, как должник при виде коллектора.

– И что же делать? – растерянно спросила Красная Шапочка, глядя на Волка.

– Вы можете не брать туфли, – поспешила ответить кассирша. – Или пояс.

– Идти на кинотусовку без блестящего поясочка под болеро? – ужаснулась Внутренняя Богиня.

– Да ладно, – пожала плечами Девочка-девочка. – Разве это важно? Важнее настроение и добрая улыбка.

– По правилам стильности поясок может быть и без перламутровых вставок… – начал Разумей Занудович… и замолчал.

В глазах Красной Шапочки заблестели слезы отчаяния, она всхлипнула и пошатнулась, намекая на приближающийся обморок.

– Держим себя в руках! – решительно произнес Волк, запуская лапу в задний карман своих джинсов. – Поясочек этот дурацкий отдельно сколько стоит?

– Семнадцать тысяч шестьсот.

– А со скидкой? – уточнил Волк.

– Семнадцать тысяч сто девяносто восемь.

– Тогда пробейте его отдельно, – сказал Волк, выгребая из бумажника практически все его содержимое.

Пока кассирша выбивала новый чек, Волк задумчиво считал наличность. Наконец он спрятал в кошелек пару сотенных бумажек, ссыпал в карман горстку мелочи, а остальные деньги отдал кассирше. Та с облегчением пробила переливающийся перламутровыми бляхами пояс и вернула Волку пару монет, которые тот машинально сгреб в карман, после чего с выражением мрачной обреченности сграбастал коробки и направился к выходу.

– Конечно, к такому платью нужны какие-нибудь украшения, – рассуждала Красная Шапочка, следуя у него в фарватере. – Но где ж их взять-то? Не мешало бы еще и в парикмахерскую заехать…

– Мы и так опаздываем, – сквозь зубы процедил Волк, рассовывая коробки по седельным сумкам своего мотоцикла.

– Эй, смотри, не помни платье! – гневно предупредила Красная Шапочка. – Как ты его пихаешь, это тебе не роба какая-нибудь!

Волк тихо-тихо проворчал: «Ты из-за тряпок реально сходишь с ума» – и уселся в седло. Красная Шапочка привычно уселась позади него.

– Невнимательный олух, – надула губки Внутренняя Богиня. – Он ей даже не помог!

– Кхм, – деликатно прокашлялся Разумей Занудович. – Тебе не приходит в голову, что он мог на нас обидеться?

– За что? – искренне удивилась Внутренняя Богиня.

– А как ты думаешь? – спросил Разумей, сам не забывший переодеться в английский костюм. – Три часа выкинуты из жизни на пустяки!

– Я думаю, что мужчина вообще не должен обижаться на женщину, а на нашу подопечную – так и подавно, – совершенно искренне ответила Внутренняя Богиня. – Наша Красная Шапочка просто ангел. Ты видел, какое она выбрала платье?

Разумей только пожал плечами и отвернулся. Девочка-девочка тоже не прокомментировала это заявление – ей платье нравилось.

– А почему ты меня сегодня ни разу не поцеловал? – спросила Красная Шапочка в шлем Волка, пока они стояли на перекрестке при красном светофоре. От нарочитой невнимательности своего спутника она перестала счастливо улыбаться и подумала, что от поцелуев Серого Волка, когда цвет его глаз меняется с янтарного на карий, она получает не меньше наслаждения, чем от покупок в дорогом бутике. А ведь всегда хочется двойного удовольствия.

– Ты условие нашего контракта помнишь? – прорычал Волк.

В памяти Красной Шапочки всплыла бумажка, подписанная ею в деревне ПригорАД.

КОНТРАКТ

При неисполнении условий Красной Шапочкой отмечаю невозможность совместной работы.

1. Не пользоваться духами. Никакими.

2. Не пользоваться дезодорантами и пахучими мылами, только «Детским».

3. Не носить без крайней надобности высокие каблуки, особенно в помещении.

4. Шампунь заменить на отвары кефира с дрожжами или взбитые желтки. Полоскать волосы отваром крапивы.

5. Перестать манерничать по поводу и без повода.

6. Падать в обморок не чаще одного раза в месяц.

7. Не визжать!

– Я помню, – поспешно ответила Оленька, боясь не успеть к переключению светофора с красного на зеленый. – И ты хотел добавить еще несколько пунктов к своему контракту. Мне необходимо изменить манеры, забыть о гламуре и подредактировать лексикон.

– Вот именно! – рявкнул Волк, и в унисон ему взревел мотор байка. – Я пока что не хочу тебя!

Красная Шапочка чуть не упала с мотоцикла, но не оставаться же без покупок!

* * *

– Лев Львович, я насчет денег… – начала оправдываться Красная Шапочка, но режиссер перебил ее, привычно уходя от скользкой темы.

– Ай какие молодцы! – Лев Львович восхищенно уставился на девушку, Волк стоял в стороне и разглядывал свои кроссовки. – И в сумму уложились, и купили все, что надо. Вот что, Вовчик, бегом переодеваться, и чтобы внешний вид соответствовал, понял?

– Угу, – кивнул Волк и в привычной своей манере ретировался в направлении собственного фургона.

– А ты пока проходи в свою гримерку, – велел Брюковкин Красной Шапочке. – Я вызвал Елену, она приведет в соответствие твою прическу, мейкап поправит. Потом переодевайся и подходи сюда, я вам с Вовчиком ценные указания давать буду. Только бы он с внешним видом чего не намутил… не посылал бы его вообще, но… Такие люди будут, такие, Оленька, что мы тебе карьеру забабахаем, Голливуд отдыхает!