Недочитанный роман

Слуга с канделябром в руке тут же закрыл дверь и еле заметно зевнул. Ренар почтительно поклонился.

– Я надеюсь, что я не сильно вас стесняю…

– Стесняете, мсье Ренар… – дама на миг опустила глаза. – Но что же мне остается делать?

Лицо ее было в тени, и она позволила себе взглянуть на Ренара долгим и ласковым взглядом, надеясь, что он его не заметит.

Тени в передней играли в какую-то загадочную игру. То они резвились и плясали в обнимку с пятнами света, то утихали на миг, чтобы затем с новой силой начать свой безумный танец, то заполняли собой всю переднюю. Ренар залюбовался дамой: это освещение придавало особую загадочность и таинственность ее лицу, а глаза блестели отраженным пламенем свечей… Вдруг особо шаловливая тень почти полностью укрыла ее от Ренара, и в этот момент она наклонила голову. Лицо ее он видел неотчетливо, но молодому человеку показалось, что дама улыбается ему нежно и ласково. Ренару стало как-то необыкновенно тепло и радостно, так радостно, что он тоже улыбнулся в ответ. Но другая тень, играя, скрыла его лицо, и он не знал, заметила ли это дама…

– Шарль… – обратилась она к слуге. – Постелите господину Ренару в библиотеке. Спокойной ночи, мсье.

Ренар еще раз поклонился и поблагодарил хозяйку за предоставленный приют. Он, правда, немного огорчился, что она не пожелала продолжить беседу. Но она наверняка устала… «Возможно, утром мы еще сможем поговорить», – решил Ренар по пути в библиотеку.

Проведя молодого человека по темному коридору, его спутник открыл дубовую дверь, и они вошли в какую-то залу. Слуга зажег несколько свечей, расставленных таким образом, что они могли осветить почти все помещение, быстро и ловко постелил на диване и покинул гостя.

Оставшись один, Ренар посмотрел вокруг себя и застыл в удивлении. Вся комната от пола до потолка была заставлена книгами. В центре ее громоздился длинный стол, также заваленный стопками книг. Несколько кресел и один огромный диван, на котором ему предстояло спать, стояли возле шкафов. Ренар удивленно оглядывал ровные ряды книг, пытаясь различить названия… Здесь были исторические труды и стихи, старинные книги о ядах и чародействе и новые романы…

Молодой человек вытащил наугад маленький изящный томик в сафьяне с золотым обрезом и сел в кресло. Под тусклым светом свечи он полистал книгу, зацепился глазами за какую-то фразу, странно знакомую… и начал читать.

Он прекрасно помнил, что никогда раньше не держал в руках этой книги, но отчего-то ему все время казалось, что он знает, что будет дальше, на следующей странице. И он читал, чтобы подтвердить свою догадку, и она подтверждалась.

Перед его внутренним взором вставали, сменяя друг друга, яркие картины. Вставали так отчетливо, словно все это уже было даже не прочитано, а увидено однажды…

Эта была книга о далеком прошлом, скрытом мглою веков. О рыцаре, который ехал по лиловеющим вересковым холмам вдоль берега северного моря.

Был хмурый летний день, над морем стоял густой туман. Нет, книга была старинной, и такого описания там не было. Там просто говорилось: «Рыцарь Вулпес ехал по берегу моря. Лицо его было белее тумана. Доспехи его блестели без солнца. На щите его – червленый лис на серебряном поле». Но Ренар до мельчайших подробностей видел этот день, этот берег, этот лиловый вереск, эти прибрежные белесые утесы. И башню, похожую на маяк. Собственно, она и служила маяком. Наверху ее горел огонь, указывающий путь кораблям и приветствовавший заблудившихся в тумане. Он видел, как рыцарь подъехал к башне, как протрубил под ее стенами в свой серебряный рог, как открылись ворота и как встретила рыцаря во дворе прекрасная дама в зеленом платье с длинным поясом, дважды обернутым вокруг ее тонкого стана и спускавшимся до земли. Видел ее медно-рыжие кудри, схваченные золотым обручем, и розу в руке. Видел, как она приказала слугам помочь рыцарю сойти с коня и позаботиться о его боевом друге, как сама накинула ему на плечи красивый короткий плащ, подбитый горностаем, и пригласила к столу. Видел, как горел огонь в огромном камине в середине залы, каменный пол которой устилали зеленые ветки, лилии и ирисы. Видел, как рыцарь вымыл руки в узорном тазу, как расставили большой стол, накрыли его белой скатертью и принесли многочисленные яства. И как Рыжекудрая Дама сама поднесла рыцарю золотой кубок, держа его обеими руками, а он осушил этот кубок до дна, не подозревая о том, что в нем было. И забыл о своей невесте, Светлокосой Эйлин, о ее голубых очах и изогнутых черных бровях, о её полных губах и ямочке на подбородке, и о кольце с сардониксом, которое отдал он ей в знак любви и верности, и о том, куда лежал его путь. Теперь перед ним были другие очи – зеленые, как смарагд, и другие губы, нежные, как лепестки розы.

Но сон брал свое… и Ренар заснул, не дочитав до конца первую часть романа.

8

Пожелав своему гостю спокойной ночи, дама тотчас же прошла в спальню. Она чувствовала себя немного усталой и отчего-то взволнованной. В комнате оглушительно благоухала белая лилия, подаренная Ренаром: она пахла так сладко, так влекуще, так головокружительно… В ней было столько чувственности и одновременно столько чистоты и прелести!

Переодевшись ко сну, дама опустилась на край постели, распустила свои медно-рыжие волосы и долго сидела так. О чем она думала? О том вопросе, который задал ей Ренар? О любви, о трижды прощенном предательстве? Об увядших розах? О странно затянувшемся дожде? Мысли путались у нее в голове… Она погасила свечу и легла, подумав о том, что завтра, наверное, выглянет солнце…

Глава третья

1

Странно было бы жить в одном городе, пусть и на разных берегах реки, и не встретиться. Первой заговорила об этом, конечно, она… Она вообще не понимала затяжных виртуальных отношений. Написанное слово и слово произнесенное – не одно и то же. А уж то, что из себя на самом деле представляет человек, – вообще отдельный разговор. Поэтому она предложила ему встретиться, и он радостно согласился.

И вот она ждала его в кафе, за столиком возле самого входа, пила мартини и нервничала.

История ее знакомства с Александром и нескольких недель их виртуальных отношений была довольно странной. Она приняла его в «друзья» неохотно и без особого энтузиазма отнеслась сперва к его отвлеченому умничанию и попыткам в два часа ночи выяснить ее мнение по поводу личности Понтия Пилата. Но что-то в его старомодной церемонности цепляло ее, и постепенно она втянулась в диалог, переведя его в менее интеллектуальное русло. Оказалось, что им обоим нравится рисовать, и они стали посылать друг другу рисунки и советоваться по поводу возможностей графического редактора. Иногда их беседы касались поэзии, рыцарской литературы и рыцарства вообще. Александр учился на юридическом факультете, филология не была ему особенно близка, а вот историей Средневековья он действительно увлекался, и это также сблизило их.

Очень быстро они стали друзьями, вели долгие беседы в сети, и несколько раз он помогал ей в поисках источников, когда она работала над статьей для академического журнала. Беседы эти сопровождались своеобразной литературной игрой: зачастую они стилизовали свою речь, словно исполняя роли рыцаря и Прекрасной Дамы, разделенных дальними землями и морями. Истории Гийома де Машо и Перонеллы или Жофре Рюделя и графини Триполитанской казались им странно похожими на современные виртуальные отношения… И, похоже, что они немного заигрались. Бог знает, что они навоображали друг о друге – рыцарь, дама, недомолвки и неуместные откровения…

Странно, но, с волнением ожидая встречи, она вовсе не думала о том, что он разочаруется, увидев вместо Прекрасной Дамы обычную женщину средних лет… Она скорее боялась разочароваться сама. Боялась, что вдребезги разобьется тот образ наивного и прекрасного рыцаря, который мерещился ей за его посланиями.

Александр опаздывал, она злилась и вертела в руках мобильник. Наконец, не выдержала и набрала номер… и впервые услышала его голос. Она резко спросила, ждать ли его. Он извинялся, говорил что-то об электричестве, которое выключилось, когда он брился… и попросил еще десять минут. Она выпила второй мартини и расплатилась.

Когда он, наконец, пришел, первым ее чувством было некоторое облегчение… Он не был так красив, как хотелось бы, но… могло быть и хуже. Ладная фигура, красивые руки, небрежно причесанные темно-каштановые волосы, падающие челкой на лоб, вполне правильные черты лица и – глаза. Удивительно красивые карие глаза с густыми ресницами.

Пожалуй, подвел его только рост… Почему-то в голове у нее сразу всплыли слова «маленький рыцарь». Кажется, так называли пана Володыевского в «Потопе». Впрочем, какое это может иметь значение, она же не любовника выбирает… Просто привычка: в каждом мужчине видеть мужчину, даже если он значительно моложе или старше.

Он был, по-видимому, очень раздосадован своим опозданием и ее нескрываемым недовольством и чувствовал себя не в своей тарелке. Вспомнив психологию, она предложила ему сесть не напротив, а рядом с собой на диванчике, но разговор все равно не очень клеился. Он заказал кофе, они посидели немного, чувствуя какую-то натянутость, а потом она предложила пойти в парк, и там почему-то все вдруг стало просто и легко…

Ни он, ни она не могли потом вспомнить, о чем говорили в этот день, то гуляя по аллеям среди задумчивых статуй, то сидя на зеленых скамейках, отнимая друг у друга фотоаппарат и бесконечно нажимая на спуск. Сперва, конечно, об Алине; потом о нем, о его учебе и работе ночным охранником (мужчина должен работать); о ее преподавании в университете, об искусстве; о вечной любви; о том, как разумно и по плану сложится его жизнь. И еще о том, какими странными стали женщины: они хотят делать карьеру и вовсе не спешат создать семью и детей. Из-за этого он ссорится с Алиной. Он хочет поскорее жениться и завести детей, но у нее другие планы: она так честолюбива. И еще о том, что женщины и мужчины говорят на разных языках и без словаря бывает просто не обойтись.

Потом он пытался читать ей стихи, но она тут же остудила его пыл парой язвительных замечаний, и он впервые в жизни принял критику и даже не обиделся. И все это время они фотографировали друг друга одним аппаратом, словно желая сохранить каждый миг этой странной встречи.

Спустя четыре часа, несмотря на свой романтический восторг, он проголодался, и она повела его обедать. По дороге он вспомнил, что не расплатился за кофе, и они пошли в то же самое кафе, в каком встретились, и долго пытались выяснить у официанток, кому же он должен. И снова сидели рядом. Какой-то жучок из сада заполз ей за вырез блузки, и Александр, слегка краснея, помог ей извлечь его оттуда. А потом они вышли и отправились кружить по набережным…

Прощались они в переулке напротив ее балкона, на другой стороне улицы… Он взял ее руку и поднес к губам, как в старинном романе. Странно, но получилось совершенно естественно. Она улыбнулась и пошла через дорогу к своей парадной, а он заторопился по переулку к автобусной остановке. Когда она открывала дверь, он был уже довольно далеко, на углу. Она посмотрела в его сторону… Он стоял и смотрел на неё, но, заметив ее взгляд, смешался и сделал вид, что у него зазвонил телефон.

Дома муж уже начал за нее волноваться. Только тогда она поняла, что прогуляла восемь часов… и почувствовала, как болят спина и ноги. Не девочка ведь, в конце концов.

Она приняла ванну и попросила мужа сделать ей массаж.

2

Уже третий день, вместо того, чтобы вникать в роман Кретьена, она рисовала эту картинку. Вечер. Дождь. Дом в пустом переулке. Засыпанная палым листом подворотня, сквозь которую видны двор с облетающим деревцем и рыжая кошка, обходящая лужу. Горящий фонарь, два мотылька, кружащих вокруг него, и двое людей, прощающихся возле парадной… Девушка в длинном сиреневом платье и шляпке с вуалью, подхваченной порывом ветра, и молодой человек в двух шагах от нее. Они как будто только что расцепили руки. Ветер готов разметать их, унести девушку, как видение… и над ними высоко в воздухе парит черный зонтик. Она уже придумала для нее название – «Осеннее прощание».

Ей было грустно… невыносимо грустно. Август катился к концу. Скоро должна была приехать уехавшая на каникулы в Англию Алина… Кончатся отпуска, закрутится жизнь… А она уже так привыкла к тому, что каждый вечер, открывая свою страничку, находила письмо Александра с его неизменным «Добрый вечер» и лукавым смайликом.

Как трудно будет отвыкнуть…

Однажды она написала ему это… «Как трудно будет отвыкнуть». «Зачем отвыкать?» – спросил он…

– Вы начнете учиться, приедет Алина, приедут ваши друзья… Вам станет не до меня. Да и я не смогу сидеть по ночам… у меня занятия в университете и много работы.

– Но я буду и днем. Вернее, вечером. Поверьте, для вас я всегда найду время.

– Ладно, не будем загадывать. Жизненный опыт привел к тому, что, сближаясь с кем-то, я моментально начинаю думать о неизбежности конца… Я знаю все, что вы мне захотите возразить, Александр. Наверное, так нельзя. Но наступать по сто раз на одни и те же грабли тоже неприятно.

– Лежат грабли на пути одного человека. Этим путем он ходит каждый день. Наступив несколько раз, он знает о свойствах граблей и заранее опасается их… Но ведь можно просто поднять и убрать их с дороги! Может, и тут стоит не опасаться, а найти другое решение? Не надо бояться чего-то заранее… Страх гложет душу, а ведь он может быть беспричинным. Вы беспокоились по поводу встречи, но ведь она вам понравилась, разве нет? Теперь вы боитесь другого…

– Да, мне страшно. Вы мне очень дороги, мой милый рыцарь. Я знаю, что нельзя в этом признаваться. Но я это говорю.

– Спасибо вам за это. Но вы ведь знаете, что я не воспользуюсь этим… Ведь вы мне тоже очень дороги.

– Спасибо и вам, Александр. Что бы ни случилось дальше – я вам благодарна за все. Но уже поздно… Прощайте, мой милый мальчик.

– Я бы не сказал, что я мальчик… Но «милый» мне нравится.

– Хорошо, пусть будет просто – «мой милый». Кстати, так я не обращалась и не обращаюсь ни к кому, кроме вас. Только не вздумайте воображать о себе бог знает что!

3

Они стояли в саду возле заднего крыльца ее дома и все никак не могли проститься. В этот день приезжал из дальней поездки ее муж, и она должна была вернуться домой пораньше.

– Спасибо вам, мсье Ренар. Что бы ни случилось дальше – я вам благодарна за все. Но уже поздно… Прощайте, мой милый мальчик.

– Я бы не сказал, что я мальчик… Но «милый» мне нравится.

– Хорошо, пусть будет просто – «мой милый». Кстати, так я не обращалась и не обращаюсь ни к кому, кроме вас.

Дама медленно подняла на Ренара глаза, в которых он увидел сразу все: слезы, улыбку, страх и нежность. Она хотела еще что-то сказать… Но почему-то не могла.

И он тоже молчал, он тоже хотел что-то сказать, что-то сделать, но чувства словно мешали ему, и единственное, что он все-таки смог – это улыбнуться.

Она протянула ему обе руки.

– Друг мой… – голос ее прервался, и она никак не могла совладать с ним.

Ему казалось, он одновременно и знает, и не знает все, что ему скажут. Он чувствовал руки дамы в своих, тепло ее тела под тонкой перчаткой… Он хотел слушать, и хотел сам говорить, но казалось, что в этом нет нужды. Ведь все уже говорят их души.

– Надеюсь, ваш муж не стоит с ружьем у окна, – наконец сказал он шутливо.

– А вы боитесь?

– Не боюсь. Даже если пуля попадет в сердце, оно не перестанет биться ради… ради некоторых людей…

Дама казалась слишком взволнованной, чтобы что-то ответить. Руки, которые Ренар все еще продолжал держать в своих, не решаясь ни поцеловать, ни отпустить, дрожали, а грудь вздымалась.

– Пожалуй, вам пора, мсье Ренар… – сказала она наконец.

Но глаза ее говорили иное.

– А может быть, погуляем еще по саду?.. – сказал он, глядя на нее с надеждой.

– Как хотите… – обреченно отозвалась она и попыталась освободить руки.

С явным сожалением отпуская их, он спросил:

– А разве вы не хотите?

– Я не очень хорошая собеседница сегодня, мсье Ренар, – ответила она, явно разочарованная тем, что он ее отпустил. – Но если вас это устраивает…

– Вы чем-то расстроены?

– О нет, нет, совсем напротив, – возразила она и несмело улыбнулась.

– Вы ведь знаете, что можете рассказать мне всё…

Она покачала головой.

– Вам? Вам, мсье Ренар, я как раз могу рассказать далеко не всё.

– И все же мне кажется, что вы чем-то глубоко расстроены…

– Конечно, – лукаво засмеялась она. – Тем, что вы отпустили мои руки. Ужасный вы человек!

– Я не ужасный… Я хороший.

– Да, вы хороший… Вы слишком хороший. Я вас боюсь.

– Не бойтесь… Неужели вы думаете, что я могу причинить вам зло?

– Вы не понимаете, мсье Ренар… Вы слишком хороший… И то, что вы появились в моей жизни, – слишком хорошо. Так не бывает.

– Но я же есть.

– Я боюсь очнуться.

– Вы разве спите? Не ищите везде смысл!

– Глупый маль… эм… мужчина…

4

У нее не получалась мужская фигура. Из-за этого она засиделась допоздна и наконец написала Александру: «До чего же странная получается картинка».

– Чем же она странная?

– Не знаю… Настроением… Фигурами… и вообще. Там ночь… фонарь… зонтик в воздухе… значит, дождик. Они стремятся друг к другу, но их что-то разводит.

– Может, они чего-то боятся?

– Да, наверное.

– Но есть надежда, что они преодолеют страх?

– Там на картине еще два мотылька возле фонаря. Они кружат у огня.… Александр… я боюсь обжечься.

– Обжигаются обычно те, кто мешает гореть огню, а не те, для кого он горит… не гаснет ни в дождь, ни в снег.

– Женская фигура в общих чертах готова. Осталось лицо. А вот мужская… Не получается рука. В смысле – жест не до конца понятный. Вообще, мужчина мне не очень понятен. Я знаю, что чувствует она, а вот он… Ведь одинаково у двух людей не бывает. А вся картинка… Я поняла, в чем странность. В ней все застыло… Время как будто остановилось.

– Мужчина?.. Мужчина чувствует неловкость, стремление остановить, задержать её всеми силами и понимает, что, наверное, это бесполезно. Мне кажется, его жест – это попытка еще раз прикоснутся к ней, задержать хотя бы на чуть-чуть. Он надеется…

Он немного помолчал.

– Я помог вам?

– Я не знаю, что вам сказать. Хочется что-то разумное… и не получается. Господи, опять дождь пошел… и ветер… и так тревожно на душе… и так хорошо…

– Дождь умеет успокаивать. Не тревожьтесь.

– Знаете, Александр, у меня, пожалуй, в первый раз в жизни нет слов, чтобы передать то, что я чувствую. Да, мне тревожно… но не за себя.

– А за кого? Или за что?

– Если не за себя… то за кого же?

– Не тревожьтесь. Огонь горит и будет гореть. Испытания были, испытания будут, испытания есть всегда. Но огонь горит в душе, без него мы никто.

– Как вы любите отвлеченные сентенции! Кажется, я нашла этот жест!

– И какой же он?

– Не тот, что на эскизе. На эскизе они только что разъединили руки… Но жест получался немного скучный – одинаковый у обоих. А теперь иначе… Спасибо! Вы мне его подсказали.

– Как иначе? Я хочу увидеть…

– Увидите когда-нибудь… может быть.

– Надеюсь.

– Надейтесь. А мне пора спать. Знаете, я так плохо спала сегодня…

– Плохо? Отчего?

– Я постоянно просыпалась. Мне было как-то очень тревожно. И было так обидно, что я рано ушла от вас! Все равно же не спала. Все меня будило. То у мужа в телевизоре в полвторого гол забили, то под балконом кто-то отношения выяснял…

– А я почему-то сидел до утра. Чего-то ждал.

– Чего?

– Бывает, ждешь, но не знаешь, чего или кого…

На картинке девушка протягивала руку вперед, как будто для поцелуя. А мужчина стоял в двух шагах от нее, подняв свою руку к лицу, словно бы не решаясь протянуть ее ей навстречу или же, напротив, только что отпустив.

В их позе было что-то отчаянно тревожное… Мгновение, когда все еще здесь – и уже в прошлом.

Но, несмотря на это, она сказала:

– Спокойной ночи, мой милый. Сегодня я буду спать хорошо. Вы рядом, я знаю это. Вы всегда рядом. Ах, если бы только перестать бояться!

– Бывает, что прощание, даже самое мимолетное, на день, между двумя близкими людьми становится чем-то очень грустным. Хочется остановить человека и побыть еще чуть-чуть вместе… Но ведь мы не прощаемся. Огонь горит и будет гореть. А бабочки… Они посмотрят на пламя и будут там. Но оно их не спалит. Оно будет их оберегать. И запомните: любое прощание – это обещание следующей встречи. До завтра. Хороших снов.

– Спокойной ночи. До завтра… может быть.

– Почему вы всегда говорите «может быть»?

– Не хочу смешить Бога.

5

Они встретились возле камня в центре ее сада, в том месте, куда стремились все дорожки. Задняя калитка теперь часто как бы случайно оставалась незапертой, и Ренар мог попадать в сад, не привлекая ничьих взглядов, а место вокруг камня было особенно хорошо тем, что его нельзя было ниоткуда увидеть.

Камень, обточенный ветрами и временем, производил странное, какое-то мистическое впечатление. Казалось, что под ним – вход в иной, фантастический мир. И еще он отчего-то напоминал Ренару о Средних веках, о короле Артуре и истории Экскалибура. Ожидая прихода дамы, молодой человек внимательно рассматривал его и даже потрогал. В одном месте подо мхом он нащупал остатки какого-то рельефа – надписи или изображения. Камень так сильно занимал его романическое воображение, что он не сразу заметил приближение той, которую ждал.

Она держала в руках книгу, недочитанную им тогда в библиотеке.

– Вы просили дать вам этот роман… – сказала она, протягивая ему аккуратный томик. – Что вас так заинтересовало?

– Ну… Тогда, ночью, я начал читать и заснул, просто оттого что устал, но мне было интересно. Мне хочется узнать, чем там все кончилось. И потом… я люблю книги про рыцарей.

– Вам не понравится эта история, мсье Ренар.

– Отчего вы так думаете?

– Я ее читала. Там все очень печально. А дети не любят плохих концов…

– Я не ребенок!

– Но вы же не любите читать о грустном, вы сами говорили.

– Да, но… Неужели там всё так плохо? Он забудет свою даму?

Она улыбнулась:

– Которую?

– Разве у рыцаря их может быть несколько? Любовь бывает только одна… она вечна.

– Согласна. Любовь – вечна. Меняется только ее предмет.

– Ну вот, опять вы… А кто автор этого романа?

– Его приписывают Кретьену де Труа. Ну, так вы будете читать?

– Буду.

Он взял книгу.

– Вы не поверите, но когда я читал, мне все время казалось, что я знаю, что будет потом, в следующем абзаце… Но только в следующем. Прочитав один абзац, я словно поднимался на очередной холмик, откуда видел новый, идущий за ним… Но не дальше.

– Да, вы еще слишком молоды, вы видите только на один шаг вперед. Но, скажите… Вы не поняли, отчего текст кажется вам знакомым?

– Нет.

– Неужели… вы действительно не догадываетесь? – она странно и пристально посмотрела на него.

– Нет…

– А чего еще вы не поняли?

– Я… не совсем понял, что было в кубке, который она ему подала.

Она улыбнулась.

– Вино, разумеется. Это роман о вреде неумеренного употребления пьянящих напитков.

Он спрятал изящный томик в карман.

– Я прочту… и если чего-то не пойму, я спрошу у вас. А… скажите, как в вашем саду оказался этот камень?

– Камень? Не знаю. Почему вы об этом спрашиваете?

– Он какой-то странный… особенный…

– Наверное, он лежал тут еще до начала строительства дома, с давних времен. И его просто не стали трогать. Он прекрасно вписался в композицию сада, не правда ли? Выглядит очень романтично…

– Да, но… он меня отчего-то тревожит. А вас?

– Меня? – она улыбнулась одними глазами. – Меня – нет. Давайте немного пройдемся по саду.

Они пошли по аллее.

Лето подходило к концу, и на песчаной дорожке то и дело попадались бледно-желтые листья.

– Скоро осень, – сказала дама.

Некоторое время они шли молча.

– Вы так и будете молчать? – спросила она, наконец.

– Мне хочется просто смотреть на вас, – ответил он.

– Послушайте… Я давно хотела вам сказать… Мы больше не сможем встречаться часто. Я отнимаю время, которое принадлежит другому человеку. Я… я чувствую себя ужасно.

– Не волнуйтесь! Я делаю только то, что хочу. Вы не отнимаете время… ни у кого.

– Ладно, дело не во времени… Вы прекрасно все понимаете! А если нет, то я должна понимать. Я уже, слава богу, не девочка… Мы непозволительно много значим друг для друга. С каждым днем это растет. Это может плохо кончиться, если не остановиться…

– Я знаю и понимаю. Не беспокойтесь. Неужели из-за этих опасений нам стоит прерывать общение? Общение с вами…