Полная версия
Моя первая книжонка. (Чего многие из вас никогда не напишут)
– Что это такое?
– Подобрал на ништяках. Выглядит ничего. Я. (Он и правда вечно говорил это поганое «я». Прям без остановки. Я.) В букинистическом за нее, наверно, рублей двадцать дадут, я, но мне кажется, что тебе она нужнее. Забирай, мне не жалко.
Деваться было некуда, пришлось протянуть руку и взять книжку. Не гигиена.
– Спасибо, – ответил я и, не зная, что делать, убрал книгу в рюкзак.
Я ожидал, что после получения сигареты он пойдет по своим делам. Однако незнакомец явно нуждался в общении – он облокотился на перила моста и спустя пару минут начал беседу.
– Меня Пашка зовут, я, а тебя как? – он протянул мне свою морщинистую руку с облупившейся кожей.
Изобразив, что не могу ее пожать, т. к. держу сигарету, я ответил:
– Я Кирилл.
– О, прям как тот, кто алфавит к нам принес. Слыхал о таком?
– Конечно. С ним еще Мишка был, они на двоих грамоту и толкали.
– Аха-ха, Мишка… я… – мой новый друг залился искренним смехом, перебивающимся мокротой, забившей его прокуренные легкие. – Знал я одного Мишку. Тоже толкал. Его при Ельцине посадили, так и сидит. Теперь у него своя грамота, не нашенская, – очередная пауза. – Кстати, отгадай загадку. Чем ворон похож на письменный стол?
– Уже было, дядя. Там в ответе должна идти английская игра слов про заметки/звуки и плоскость/тупость, но моего знания английского сейчас не хватит, чтобы ответить на это.
– Понятно, значит, книжки читать умеем. Я. Это правильно. Я вот недавно на помойке Стругацких подобрал, и прям на сердце приятно стало. Перечитал раз пять. Замечательная книга, замечательные авторы. Литература, она ведь формирует сознание. Не как эти телики поганые, в которых сейчас только гениталии сплошные. Ты его смотришь – тебе в голову помои льют. А потом обсыхаешь, и в башке вообще пусто. А с книгами не так. Они глубоко в душу западают, впечатываются в мозг. И может, забудешь, но в голове навсегда останется и будет на решения влиять. Понимаешь? Соображалку развивает.
– Да, понимаю и полностью согласен.
– Я ведь это, раньше профессором был. Я-я-я. Преподавал, уму-разуму учил. А сейчас вот, стою в лохмотьях и сигареты стреляю.
– А что случилось?
Мне разом было и интересно, и наплевать. Спросил, наверное, больше из вежливости. Он рассеянно уставился в никуда.
– Жизнь случилась. Я. Набросилась и растрепала в клочья.
Следующие несколько минут мы вновь провели в молчании.
– Вот скажи мне, Кирилл, ты в Бога веришь?
– Не знаю, не встречал.
– Я, то есть Ё, – он замолчал на несколько секунд. – Ёрничество. Вот вы, молодежь, сейчас все такие. Вам все паясничать, выпендриваться. Хи-хи, ха-ха, а за душой ни шиша. Пустышки, нули. Жалко. Столько сил в вас вкладывают, а вы как говно себя ведете. Я. Вот ты, – он выдохнул очередную порцию дыма и отрицательно покивал головой, – вроде парень не глупый, а в Бога не веришь.
– Не улавливаю как-то связи между этими двумя вещами, – в тот момент я еще не понимал, что меня ждет нудеж похлеще Дани. – Можно быть глупым и не верить, а можно быть умным и верить. Тут каждый сам решает, я считаю. Это как с сериалами. Кто-то смотрит, кто-то нет. Каждому свое, и нечего тут навязывать.
– Надо навязывать. Потому что, если вам, тупицам, не навязывать, вы же сами ни черта делать не будете. Я-я-я. Нет в русских самообразования. Животные мы. Волю дай – и будем в говне сами рыться, пока свиньи на нашем месте за столами пируют. Уроды мы. И без сильной палки и указаний ничего сделать не сможем. И в Бога надо верить. Это тебе не сериальчик поганый! – сказав это, Паша сделал большую затяжку, снова откашлялся мокротой и ругнулся.
– Я так и не могу смекнуть, с какого рожна мне надо в Бога верить?
– ЗАТЕМ, – это слово новый знакомый сказал особенно выразительно, подчеркивая его интонацией и протягивая гласные. – Вот скажи, в чем смысл жизни?
– Еще лучше. Я думаю, что у каждого этот смысл свой. Нет какого-то единого шаблона.
– Ну и какой у тебя?
– Хм… не знаю… наверное, написать книгу и прославиться.
– Херота это все. Я.
– Эй, ты сейчас идею моей жизни херотой назвал.
– Я херотой назвал все смыслы жизни. Я-я-я. Посмотри на меня, – он развернулся в мою сторону, – я грязный, брошенный. Моя дочь умерла у меня на руках, когда ей было пять. Пять лет, Кирилл! Совсем маленькой была, я-я-я, – мне показалось, что в его глазах промелькнули слезы. – Дальше все пошло по накатанной. Житейский сценарий. Не выдержал, начал пить. Жене надоело терпеть, сбежала с хахалем. Я стал еще больше пить, я, меня поперли из вуза. Вот хожу теперь по помойкам шарю. Государственных подачек хватает только на коммуналку. Живу черти как. В ЧЕМ МОЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ?! Я? Скажи мне! – не дожидаясь моего ответа, он продолжил: – Не можешь? Вот! Я! Знаешь, почему не можешь? Нет этого смысла. Правда в том, что все мы приходим на эту планету только ради того, чтобы сдохнуть. Мы придумываем себе жалкие смыслы, чтобы хоть как-то оправдать свое никчемное потреблядское существование и всю ту чудовищную мерзость, что совершает человечество. МЫ НИЧТОЖНЫ! Каждый из нас просто пустое место. Я пуст, ты тоже. Все пусты. Младенцы, подростки, взрослые и старики. Все. Мы просто черви, паразиты! Живем, помираем и ничего не оставляем! Все наше наследие только для таких же термитов, как мы! Ни для кого больше!
Паша вздохнул и сгоряча плюнул. Явно эта речь давно крутилась у него на языке. Вот только сказать ее было некому. Мне стало жаль мужика, ведь он и правда никому не нужен. Даже если завтра он умрет в центре города, то его просто быстро увезут в морг, и дело с концом. Считай, что и не было. А сколько таких еще в городе? А в стране? Мире? Хотя в то же самое время его наезды заставляли меня думать, что, может, и черт бы с ним. Не будет так огрызаться. Я-я-я! Что? Нехорошо так о людях думать? Да пофиг.
Он продолжил сразу после того, как отдышался. Голос его стал сиплым, тихим:
– Знаешь, зачем верить в Бога? Я? Потому что если в него не верить, то получится, что во всем этом мире ты лишь маленькая вошь, никому не нужная и ждущая своей очереди. Один, брошенный. Я. Страшно одному. Очень страшно. Я в Афгане в войну был. Не было так страшно, как от одиночества. А Бог помогает. Он становится спутником, собеседником, внутренним огнем. С ним ты не одинок, я. И после смерти не пропадаешь навечно. Ты есть где-то в другом месте, там все хорошо, – говоря это, он смотрел в небо, – в Него надо верить. Надо. Понимаешь?
– Да, понимаю, – понимал? Да. Соглашался? Хрен.
Умиротворение пропало с его лица. Собеседник нахмурил лицо и рявкнул:
– Ничего ты не понимаешь, бестолочь! Я! Когда-нибудь, может, поймешь, но не сейчас!
К этому моменту он успел докурить сигарету до фильтра. Бросив бычок в реку, незнакомец развернулся и ушел, не сказав больше ни единого слова. Я постоял еще пару минут и двинул в противоположную сторону. Меня правда не особо колышут судьбы одноразовых знакомых.
«Музеон» – длинный вытянутый парк вдоль набережной, созданный вокруг Центрального дома художника. Типичный образец новой Москвы, где все делали из камня и дерева. Я шел, погруженный в свои мысли, когда неожиданно в них ворвались чужие слова:
– Аккуратней!
Справа меня обогнали двое парней на лонгбордах, один высокий, как шпиль, за ним второй, ниже и с темной бородкой. Чуть позади ехала девушка с растрепанными темными волосами, свисающими до бедер. Проехав, она оглянулась в мою сторону и крикнула:
– Это велодорожка, кретин! Вали на тротуар!
«Ну и сука», – подумал я про нее. Парки для пешеходов. Хотя девушка была права. Я и правда шел по велодорожке. Ну и сука, подумал я про себя. За «Музеоном» ждал Парк Горького – самый молодежный в Москве. Целый день тут слоняются толпы людей и постоянно что-то происходит. Приятное место, в котором всегда можно провести время. Но по правде говоря, добравшись сюда, я успел изрядно задолбаться. Прогулка подзатянулась, и нужна была бодрая альтернатива. Я скучал в одиночестве. К счастью, спустя тридцать минут моего бесцельного шатания по парку зазвонил телефон, это был один из тех знакомых, кто несколькими часами ранее не взял трубку.
– Хей, Кирилл! Что делаешь?
– Привет. Жду, пока меня спасет от безделья эпизодический персонаж, о котором никто никогда и не вспомнит.
– Тогда у меня есть для тебя отличный варик. Сегодня в десять вечера у меня диджей-сет в клубаке на Тверской.
– Там нормальный клуб?
– Нет, но какая разница? Мне платят, и есть проходка на парочку человек с бухлом. Есть желание?
– Клуб с халявным алкоголем? Диктуй адрес.
Глава 5
До встречи в клубе оставалось еще несколько часов, поэтому я рванул домой. Нужно было взять денег и что-нибудь перекусить. Жрать в клубах – для меня непростительная роскошь (нет, не нищий, а экономный). Да и выглядит эта роскошь слишком странно: все танцуют, пьют, а ты сидишь и уплетаешь карбонару. Когда я пришел домой, никого не было. Приятный домашний уют одурманил своей магией. «Может, никуда не идти и остаться дома? – подумал я. – Полежать на кровати, позалипать в телефон. Но нет, глупо тратить свою молодость на лень». Ага. Достав из рюкзака книгу, которую дал мне «бывший профессор», я еще раз внимательно на нее взглянул. Конечно, я прекрасно понимал смысл этой вещи. Дальше по сюжету тривиальной истории мне необходимо было читать ее от начала до конца и, как бы проходя путь вместе с автором, в конечном итоге потерять книгу, но обрести понимание, как же начать писать свою собственную историю. Круто? Не очень. Я решил немного ускорить события и сразу же начать с потери книги. Ее обложка хорошо смотрелась на дне корзины рядом с пустой пачкой молока и пакетом от макарон. Искусство в массы.
Чтобы перекусить, я на скорую руку нарезал себе пару кусков хлеба с ветчиной. Потом, заливая это кружкой горячего чая, стоял и смотрел на Останкинскую башню, видневшуюся из окна. Мне она всегда напоминала ракету с бетонными струями пламени внизу. Правда, после появления на ней экранов она стала выглядеть как билборды в Токио. Я могу так судить по кино, ведь сам я никогда не был в Японии. Может, там все по-другому. А может, и нет. Мне-то какая разница?
Приодевшись чуть лучше обычного, я вышел на улицу. Немного опаздывал, но ничего. Вовремя в клубы приходят только неудачники. Двор дома и проспект за ним наполнялись теплым вечерним светом. «Я люблю ночь за то, что в ней меньше машин…» – пропелось у меня в голове.
Вроде бы плевое дело: идти по улице. Для кого-то да, но не для меня. Я притягиваю к себе истории. То есть вы вот зайдете в продуктовый магазин, купите себе вина и довольный пойдете по своим делам. Со мной этот трюк не прокатит: как-то я решил покурить на Садовом кольце и встретил пропитого бомжа, который, глядя в сторону посольства, крикнул: «Факкинг фагготс, вей джендж ве рулс! Йор ноу уот айм сеинг?» А после просто ушел. Так и не понял, кто это был. Я притягиваю к себе подобные события и, наверное, даже благодарен этому. В конце концов, именно они делают любую историю интересней.
Так случилось и в этот раз, хоть и без бомжей. Когда я шел в сторону метро, возле меня остановилась старая иномарка: окна почернели от толстого слоя тонировки, а откуда-то из жерла чудовища доносились страшные душераздирающие звуки:
Едем ровно, шпилим гладко,У нас все на мази, правда, братко?Любому мусору – вежливый поклон,Главное – не спали пистонЯ стоял и ждал развития сценария. В таких случаях произойти может что угодно. Время приключений? Нет. Одно из боковых окон медленно опустилось, и в нем показалась большая и знакомая ряха.
– Кирюха, Уася, емана! Ты чель?
– О, Тоныч. Здорово!
– Садись, ек-макарек! Тебе куда?
– На Пушкинскую.
– О, ништяк. Подкину без базару. Крюк для другана не проблема.
Почему бы нет? Я позволил тонированному монстру сожрать мое тело. Стоило мне захлопнуть его пасть, как он вздрогнул, рявкнул и рванул вперед. Тот неловкий момент, когда ты сам хочешь пристегнуться. Тоныч – мой одноклассник, с которым мы раньше жили в одном дворе. Тогда он был ниже ростом, легче килограмм на сорок и звали его Антон Зубилов. За попытку назвать его Зубилом любой тут же получал неплохой, по школьным меркам, удар правой в челюсть. Сейчас он мало был похож на того прыщавого Тоныча, задиравшегося в школе на отличников. Появились признаки мужества, и больше наглости в глазах. Из простого забияки в натурального бандита. Но я чувствовал себя спокойно, в школе мы часто ошивались вместе, и кому-кому, а мне точно в его компании ничего не угрожало. Людей такого типа обычно называют «ребята с нашего двора». Кто-то с такими друзьями десятки лет, но обычно после школы вы разбегаетесь по разным вузам и перестаете общаться. С Антоном так и вышло. Сложно вспомнить, когда мы виделись в последний раз.
Как я говорил, в школе Тоныч был тем еще типом. Он любил враждовать с преподавателями… со всеми, кроме учительницы по биологии. С ней они как-то ладили, даже вместе в курилку ходили. После девятого класса парень отправился в ПТУ. Получил специальность и с легкой руки служивого отца попал в армию. Тыжмужик! Нормальный среднестатистический парень. Ни дать ни взять.
Мы ехали быстро, шашкуя и обгоняя всех на своем пути. Внутри было по-настоящему темно. Проигрыватель продолжал выблевывать невнятные звуки, которые смешивались с фальшивыми хрипами баса где-то сзади. Складывалось впечатление, что я уже все, в клубе. Только не в том, в каком хотел бы. Но это было лучше, чем ехать с открытыми окнами: если бы кто-нибудь снаружи увидел, что я слушаю такую музыку…
Моя жизнь – камнем вни-и-из,Моя душа – к небу вве-е-ерх,Моя любовь – лишь к тебе,Помолись за меня звезде– Музон тебе норм, не мешает?! – музыка играла настолько громко, что Тонычу приходилось кричать, чтобы я мог что-то услышать.
– В порядке! – крикнул я в ответ.
– Тоже рэпчину слушаешь?
– Редко, но бывает!
– Русский или пиндосский?! – последнее слово он прокричал с особым акцентом.
– Русский. Америкосовский совсем не канает! – ибо кто я такой, чтобы спорить.
– Красава, Уася, дело говоришь! А кого из наших слушаешь?!
– Да разных так-то. Что попадется. Чаще что-нибудь околоумное вроде Аллюзионика!
– Эу, брат, не в ту степь идешь! Не люблю этого пидора! Он какую-то чушь гонит непонятную! Умничать пытается, выдумывает постоянно! Правды в его текстах нет, вот в чем беда! Понабрал всякого говна в своих институтах, а теперь думает, что русскую душу понял! Вот ты лучше Плуто послушай! В сердце порой бьет, как он ровно нашу жизнягу описывает! Без фальши этой левой!
– Так, может, для кого-то и тексты Ника не фальшь, а жизнь?!
– Да для педиков и петухов его тексты! Серьезно, не слушай эту лажу! Знаешь ведь, в чем прикол?! Он же не наш! – Тоныч внимательно посмотрел на меня, чтобы я точно осознал всю силу мысли. – Он пиндосский! И приехал он сюда, чтобы нормальных пацанов типа тебя зомбировать! Подосланный казачок! Они ведь сюда едут, к нам, на Родину-матушку, баб наших долбят, экономику ломают, а потом обратно к себе линяют! Уроды, вот кто!
Возникают такие моменты, когда ты прекрасно понимаешь – твой собеседник только что сказал очень глупую и несусветную чушь. И вроде бы ты можешь попытаться объяснить ему, что он вроде как и не прав, но это не сработает. Никогда не срабатывает. Тебя не поймут и выставят идиотом, или ты обречешь себя на многоминутные лекции об идеалах и неправильном понимании бытия. Я этого не хотел. Его мыслей мне было уже достаточно. Поэтому я выбрал лучшее возможное поведение – промолчать и устроить передышку. Это сработало, и скоро разговор пошел по другой стезе. Жаль, что с музыкой в машине так не получалось.
Как дела, маленький урод?Как дела, некудышный сброд?Как дела, семя на снегу?Как дела, там у вас – внизу?– Че, как твоя Ж?! – музыка продолжала орать, и мы орали вместе с ней.
– Ж?! – не понял я.
– Жизнь как, рассказывай! Че худой такой?!
– Моя сила в З!
– З?! – не понял он.
– Знания!
– Ха! А моя сила вот, – он показал свои накаченные руки. – Левый коронный, правый похоронный! А ваще, че как?! Где трудишься, че двигаешь?!
– Нормально все.
– Что?!
– Нормально все! Сейчас подработками перебиваюсь!
– А че не постоянная работа?!
– Не могу я найти для себя пока такую постоянную работу, чтобы не тошнило! Все какая-то лажа!
– Уася, аллергия на работу лечится увеличением зарплаты, – Тоныч улыбнулся, довольный своим остроумием, скачанным из интернета. – Ты не против, если я покурю?! – не дожидаясь ответа, он полез к полочке под магнитолой. Там лежала белая пачка с непримечательным узором, откуда он извлек сигарету с фильтром цвета пробки (символом всех сигарет с мерзким запахом). Антон достал полупрозрачную зажигалку, прикурил и немного опустил свое окно. Легче не стало: салон начал заполняться смрадом. Он вливался в легкие, впитывался в одежду и заставлял думать о том, что пора бросать курить. Сам я дымить не хотел. Но это было единственной возможностью спастись от зловония. Ты меньше чувствуешь дым, когда куришь.
– Не против, если я тоже покурю?!
– Валяй!
Я достал из рюкзака табак и начал забиваться.
– Опа-опа, че интересное?! – в глазах Тоныча промелькнул радостный огонек.
– Не, мимо! Чистый табак без всяких левых примесей!
– А-а-а, я уж подумал, ты из этих, – он кивнул в сторону, – и че, нормальная тема?!
– Да. Чувствуешь хотя бы, что не зря травишься!
– А мне зафигачишь?!
– Не вопрос!
Я отдал свою самокрутку ему, а сам скрутил новую. Тоныч выкинул дешевую сигарету в окно, в машине скоро должен был появиться воздух.
– Че, как твои дела, Тох?!
– Мои?! Нормально! – он посмотрел в зеркала заднего вида и немного прервался. – Предложение еду делать своей крале!
– Нефиговый поворот! И когда ты сказать об этом хотел?!
– Хех, дружбу не планируют, про любовь не кричат, правду не доказывают! Знаешь, как говорят?! Не надо о таких вещах громко! Чувства, еманарот, они такие!
– А с чего решил-то жениться?! Повод какой-то есть?!
– Да пора уже, че! Погулял пацаном, и хватит! Баба классная! Мозги не парит, пожрать приготовит всегда! Да и симпатичная! Такую упускать нельзя, сам знаешь! Тут как на рыбалке, вовремя не подцепишь – и соскочит!
– Не поспоришь! Как свадьбу справлять будете?!
– Ну это уже сама пусть решает! Кому праздник – кому оковы! Хех! Но я думаю, все как у нормальных людей, че мы, уроды какие-то?! Платье белое, выкуп, ЗАГС и огромная поляна в ресторане! Чтоб все знали, Антон и Ольга теперь в любовном союзе!
– А давно вместе?!
– Да два года уже! Как с армии вернулся, так сразу и это! – Антон только сейчас заметил, что мы орем, и сделал музыку тише.
– Как, кстати, там в армии было? Весело?
– Мне-то да. Я с двумя торчками служил, так что очень все в поряде. Эти Уаси по дружбе накуривали. Пару раз от старших огребал, но все за дело, так что без обид. Вот только с бабами напряженка. Вообще никаких не было. Даже у комдива не дочка – сын. Попадалово конкретное. Да еще и с мобилами залет: раз в неделю давали. И это, как трубу получишь, так сразу сваливаешь типа уединиться. А в казарме-то где уединишься? Где придется. Но бывало всякое. Так и жили, – он усмехнулся, и следующие несколько минут в салоне вновь было тихо, не считая уродского рэпа, который продолжал играть, пусть и с меньшей настойчивостью.
– А ты сам служил?
– Не, по состоянию здоровья не прошел. Плоскостопие.
– Везуха. Я бы сам не пошел. Долг родине. Не помню я что-то, когда я государству столько бабла задолжать успел. Сколько там сейчас? Двести, триста рублей? Ну в баню! А бегать надоело. К тому же сейчас всех на год толкают, че не сходить-то? А на эти же двести рублей я вон, тачку взял, – Антон хозяйски похлопал по рулю.
– Раз тачку взял, значит, деньги водятся. Работаешь?
– От работы дохнут пони, ну а я бессмертный кони, – после каждой такой фразы Антон замолкал, чтобы я мог осмыслить крутость сказанного. – На двух работах вкалываю. В основном на складе грузчиком. А когда маза есть, еще и в одном месте подрабатываю.
– И нормально платят?
– Ну я грузчик не простой, а на штабелере. Это такая машинка, которая паллеты таскает. Мы типа элита складская, вот под сорок рублей и выходит с переработками. Слыхал, что где-то штабелеры и больше получают. Но еще слыхал, что и где-то меньше, так что я норм попал. Фирма фартовая. Ну и за халтурку еще десять-пятнадцать выпадает.
Как бы смешно это ни звучало, но я никогда не зарабатывал столько денег. И уж точно никогда не тратил столько денег на себя. Когда был моложе, сливал часть денег родителям. Типа взрослый, все дела. А сейчас вроде я постарше, но из-за отсутствия постоянной работы я вновь был ни с чем. Купить с зарплаты телефон для меня всегда представлялось чем-то невероятным, не из моей жизни. Вот и сейчас в голове промелькнула куча разных идей, как я мог бы жить с деньгами Тоныча: три раза в год мотаться за границу, раз в месяц покупать новые шмотки и не испытывать никакой нужды. Было бы здорово, но работать на склад все равно не пойду.
– Нормальная сумма, у меня столько нет.
– Ну а как иначе, брат? Здесь пятерик, там косарь. Бац – и хана бюджету! А кушать-то хочется. Да еще и с бабой. Ты ее в кабаки води, цветы дари, платье купи, на моря вози и все такое.
– А кому сейчас легко?
– Да вот есть такие. Вон у меня друган. Его пахан – большая шишка (Антон поднял указательный палец вверх) в одной госшараге. Так там все ништяк, что ни говори! Тачки дорогие, телки сисястые. А когда пацана полицаи ловят, то уже через час отпускают и извиняются в придачу. Круто, а? Сейчас учебу заканчивает, а ему уже и работу нашли, чтобы сидел, ничего не делал и бабки хапал. Вот так вот оно делается. Главное – правильно наебать, и дальше все в гору идет.
– Но постоянно так делать тоже не варик. В конечном итоге тебя самого натянут.
– Ну это-то да. Тут главное – успеть навариться и чистым слезть. Бабос правит миром.
– Или же миром правит алчность и тупость людей.
– Хах, ну ты и сказал тоже. Алчность, ек-макарек. Не алчность, а желание свое место под солнцем намутить. Что в этом плохого?
Так, слово за слово, песня за песней мы докатились до Пушкинской площади. Странное место. Почему-то я здесь часто оказываюсь, хотя тут нет ничего, что могло бы меня заинтересовать. Магия улиц.
– Приехали. Ну что, Кирюх-братух, рад был тебя видеть!
– Да, я тебя тоже! Здорово, что у тебя все хорошо. Своей будущей жене привет передавай.
– Да, обязательно!
Мы пожали друг другу руки, и я вырвался из лап тонированного монстра. Перед тем, как успел закрыть дверь, Антон вскрикнул:
– Кстати, я же тебе сказать забыл. Я отцом скоро стану!
– Ого! Одна новость круче другой. Когда?
– Да вот через полгодика буду уже ляле подгузники менять.
– Здорово. Мои поздравления.
– Спасибо на добром слове. Бывай!
В тачиле вновь загромыхала музыка, под которую он уехал в закат.
Я еду быстро, накатываю жару,Биток ревет, мотор ревет.Сейчас еще словлю приходов пару,А хип-хоп мне кача задает!Я стоял у дороги, где он меня высадил, и пытался разобраться в людях. Что ими движет? О чем они думают? Какая у них логика? Кто прав: я или они? Впрочем, скоро я забил и на это.
Глава 6
После тонированной машины вечерняя улица показалась непривычно светлой. Правда, в Москве это норма. Центр здесь всегда светится так, что ночь отличается от дня лишь оранжевым цветом ламп. Плюс почти все заведения открыты круглосуточно. Цивилизация. Вот и сейчас все вокруг меня жило в привычном шумном ритме. Разве что молодежи на улице стало побольше, а пожилых поменьше.
Мне предстояло решить, что делать. Вариантов было, в общем, всего два: я мог либо пойти сам искать клуб, либо сначала позвонить своему знакомому, Артуру, который и позвал меня сюда. Он ответил с третьей попытки:
– Да-да-да, пр… вет, – голос растворялся в сплошном гуле, и было сложно понять хоть слово. – Я тут… немн… го в замесе. На в… оде… пустят. … минут пятнад… двадцать. Ок?
– Мужик, может, и ок, только я не понял ничего.
– Я. Мож… афте… как а… разом отм… во… Афтор.
– ЧТО?! Какой афтор?!
– …Тут… сли… ком. Я занят… Без м… ня тебя не пустят. По… ожди… я позвоню. Можешь… ChickenC. Я туда…
– Ладно, какой-то посыл я уловил. Пойду в ChickenC и буду ждать звонка.
– Мой нигер… – после связь оборвалась.
Ночной ChickenC в центре Москвы – зоопарк, который расцветает с первыми холодами. Теплое помещение с дешевой жратвой и свободными столиками неизбежно тянет всех без разбору. Можно даже и без денег: приходишь, находишь столик и садишься. Днем, минут через тридцать, тебя начнут гнать мамашки с детьми, что, мол, сел, дай другим поесть, и вообще, молодежь нынче ужасная, не то что в их время. Ночью тебе никто и слова не скажет. Это настоящий музей современной Москвы. Кого тут только нет. Такой кладезь персонажей был для меня очень кстати, поэтому я решил повнимательней осмотреться.