Леонид Слуцкий. Тренер из соседнего двора

Отзывы знакомых о маме Слуцкого сплошь восторженные. Причем со стороны абсолютно разных по сути и по характеру людей.

Вот что говорит Николай Чувальский, президент «Олимпии» (Волгоград), первого клуба в тренерской карьере Слуцкого:

«Она великая женщина. У нас были разные моменты с Леонидом Викторовичем, но при этом она всегда оставалась педагогом, человеком с большой буквы. Выдержанной, умной, каким она и воспитала Слуцкого. У него не уличное воспитание, а мамино».

Президент Детской футбольной лиги Виктор Горлов замечает: «Высокоинтеллектуальный, умный, интеллигентный человек. При этом знает себе цену. Настоящий педагог, в лучшем смысле слова. Леонида она воспитала. При этом, насколько знаю, Людмила Николаевна в Лёнины дела никогда не лезла, в отличие от многих других мам, себя не выпячивала. Не ездила вслед за ним, не сидела на трибунах, не показывала: мол, я – мама Слуцкого!»

Не удивлен. Такт – неотъемлемая часть интеллигентности.

Писатель, журналист, многолетний пресс-атташе сборной России по футболу Илья Казаков: «Людмила Николаевна, как в «Иронии судьбы», – «мировая мама». Обаятельная, светлая, искренняя, очень открытая. Она гордится сыном – не только его достижениями, но и тем, как он относится к людям и заботится о близких. Мама правильно воспитала Леонида. Она дала ему возможность стать вот таким, удивительно позитивным и легким человеком. Всегда ведь хочется общаться с тем, кто не жалуется и не злословит. Слуцкий не относится ни к категории неудачников, воспринимающих себя кем-то сильно обиженным, ни к числу изначально мрачных людей. И с мамой у них абсолютная гармония, это видно. Их общение не сводится к вопросам: «Ты сыт? У тебя все хорошо?»

Людмила Николаевна родом из Краснодара. Окончила филфак Кубанского университета, но преподавать русский и литературу в школе ей было не суждено. А может, и хорошо, что всю свою гуманитарную эрудицию она потратила на сына: когда слышишь совершенно нетипичные для обычного футбольного тренера интервью Слуцкого, отмечаешь его культуру речи, образы, ссылки на цитаты из книг, фильмов и спектаклей, – понимаешь, откуда все взялось. Хотя бы на генетическом уровне.

Люда Андреева – такова ее девичья фамилия – переехала в Волгоград, работала воспитателем в обычном детском саду, но в этой роли ей в какой-то момент стало тесно. И однажды она пришла в гороно к знакомой даме-методисту и заявила: «Хочу быть заведующей. Если у вас где-то освободится место, имейте меня в виду». У методиста, даром что та уважала молодую воспитательницу, от таких слов глаза из орбит вылезли. А вы спрашиваете – откуда амбиции.

А потом при заводе «Ахтуба», официально выпускавшем фены и прочую бытовую технику, а на самом деле, по слухам, – оборудование к подводным лодкам, решили открыть ведомственный детский сад. Тут-то о Людмиле и вспомнили. Когда она туда пришла, готов был только фундамент – то есть оказалась она вовсе не на тепленьком местечке, а сама же все и строила.

Прошло время. Никакие новации Людмилу Николаевну не расслабляли, она все время придумывала и пробивала у руководства что-то новое. Например, открыла у себя в детском саду начальную школу. Бывшие дошколята проводили там четыре первых класса – и лишь в пятый переходили в обычную среднюю школу. А сама она из заведующей детским садом превратилась в директора школы-детского сада. Не случайно спустя годы Людмиле Николаевне присвоили звание заслуженного работника народного образования России.

«Завязать» она решит, лишь когда ее внуку Диме исполнится год, а у его папы Лёни, уже главного тренера не дубля, а основного состава ФК «Москва», появится возможность жить в столице в нормальных условиях. Тогда-то мама тренера и его жена Ирина с годовалым ребенком уедут из Волгограда. Людмила Николаевна поймет, что жизнь без внука ей не в радость, и без колебаний решит пожертвовать работой и посвятить себя семье.

Дмитрий Фёдоров рассказывает:

«Людмила Николаевна – неравнодушный человек. Для нее важно, чтобы вокруг был порядок, чтобы все было хорошо не только у родных и близких, но и у совершенно посторонних, которые случайно повстречались на жизненном пути. В Австрии, когда мы большой компанией катались в новогодние праздники на лыжах, произошла такая история. Людмила Николаевна сама не катается, но обязательно едет со всеми на склон – за компанию. Обедаем там же – в кафе на горе, а потом еще несколько спусков – и домой.

И вот мы возвращаемся назад, уставшие и довольные. Едем по канатной дороге в кабинке, а рядом с нами девушка дрожит от холода. Местная – из Австрии, а может, из соседней Германии. Как помочь девчонке, которая оделась легкомысленно? Да никак ей не поможешь. Сама виновата. Но Людмила Николаевна увидела, что у этой сноубордистки даже перчаток нет, и сразу же ей свои предложила. Теплые, шерстяные. Той неудобно брать. Все-таки перчатки – это вещь индивидуального пользования. Девушка отказывается по-немецки. А Людмила Николаевна ей по-русски: «Да ты не стесняйся». И по-матерински сама ей надела перчатки на руки.

Мы ехали вниз минут восемь-десять. Девушка согрелась. При выходе из кабинки сняла и отдала. Поблагодарила. Вроде бы, мелочь. Но Людмила Николаевна так со всеми. Она и к Диме – единокровному брату Леонида, – и ко всем его родным относится с невероятной любовью, заботливо. Неравнодушие – это общая черта у Леонида Викторовича и его мамы. Он тоже всегда расспрашивает, как дела у наших общих знакомых. Переживает, если у них неприятности».

• • • • •

Мама Слуцкого верит в гены – и считает, что от отца Леониду передалась любовь к спорту. Одессит, Виктор Борисович в молодости был боксером, а затем перебрался в Волгоград и стал преподавателем физкультуры – сначала в училище, затем в институте. По воспоминаниям Людмилы Николаевны, он был яростным болельщиком одесского «Черноморца».

«Мастер спорта. Тренировал, позже в «цеховики» подался», – рассказывал Слуцкий в интервью «Спорт-Экспрессу». Объясню для молодых читателей: «цеховик» – это подпольный советский предприниматель.

С Людмилой они познакомились на Аллее героев, где по выходным собиралась вся молодежь Волгограда. А больше и негде было. Дискотеками в 1960-е годы еще и не пахло, так что девчонки там, у лестницы к Волге, просто собирались, садились на скамейки, ели мороженое, поглядывали на парней, в шутку загадывали: «Вот этот – мой!» А однажды к Люде и ее подружке подошли два парня. И пошло-поехало…

Был Виктор на 15 лет старше Людмилы, и за его спиной был первый, одесский, брак – и от него единокровные брат и сестра Леонида. Но познакомиться двум братьям Слуцким суждено было лишь много-много лет спустя…

«О, это удивительная история, – рассказал Слуцкий моим коллегам по «Спорт-Экспрессу» Юрию Голышаку и Александру Кружкову. – Никого из родственников по линии отца я не знал. А в 2010 году в социальной сети появилось сообщение от Дмитрия Слуцкого. Он написал: «Я – ваш брат». И подробности собственной биографии. Я – к маме. Она рассказала, что у отца был первый брак. В Одессе остались сын на 11 лет старше меня и дочь. Мама изучила фотографии – Дмитрий похож на отца. Поняли – это он. Дмитрий оставил номер телефона, мы созвонились».

ЦСКА отыграл матч Лиги Европы в Праге, и оттуда Слуцкий направился в Мюнхен на встречу с братом и его семьей. Как признается, был насторожен, но беспокоился зря. «Это невероятно милые люди», – отозвался о них тренер. Рассказал, что из Одессы Дмитрий с семьей эмигрировал лет 20 назад. Открыл компанию, которая занимается социальной помощью пенсионерам из стран бывшего СССР. Отношения сложились моментально.

Теперь Леонид и Дмитрий Слуцкие регулярно общаются и летают друг к другу то в Мюнхен, то в Москву. В российской столице – обязательная культурная программа: от Третьяковки до цирка на Цветном бульваре, от парка Горького до спектаклей в московских театрах. А фильм о Владимире Высоцком «Спасибо, что живой» смотрели как раз в Мюнхене, в русском кинотеатре. Позже Слуцкий познакомится с Никитой Высоцким и будет жадно расспрашивать о жизни и о его культовом отце…

Даже в Волгоград на встречу игроков «Олимпии» Дмитрий Слуцкий приезжал вместе с братом. И выходит мистическая история: тренер назвал сына Димой, еще не зная, что у того есть дядя с тем же именем.

• • • • •

Виктор и Людмила Слуцкие назвали сына Лёней не в честь кого-то конкретного. «Просто перебирали имена, – рассказывает его мама. – Хотели, чтобы было легкое, без твердых звуков, – и при этом необычное. А Леонид для той поры – имя очень редкое. Вообще никого среди моих знакомых с таким именем нет. Из-за этого кто-то периодически начинал называть его Лёшей – но я была категорически против и всех поправляла».

Что ж, и тут сработало. Стремление родителей к необычности обернулось тем, что их сын последовательно сломал все стереотипы о российском футбольном тренере.

Людмила Николаевна говорит, что Леонид во многом похож по характеру на Виктора – добротой и щедростью. Отец мог преспокойно снять новенький красивый свитер и отдать его родственнику, если тому он сильно понравился. А ведь в те годы в советской провинции любой свитер достать было большой проблемой. И единокровный брат Дмитрий рассказал Леониду, что отец был очень добрым – душа нараспашку. «Любил шикануть. Если в долг просили – не отказывал».

Галина, вторая по старшинству сестра Людмилы, вспоминала, как однажды приехала из Краснодара в гости к Слуцким в Волгоград, и они отправились на толкучку – или, как там выражались, толкушку. В какой-то момент Галина воскликнула: «Ой, какое платье красивое!» Но стоила эта красота по тем временам дорого – рублей 25, – и, выяснив это, сестры пошли дальше и думать об этом платье забыли.

Виктор вдруг отстал. А потом вернулся. С платьем в подарок сестре жены.

Виктор Слуцкий с легкостью мог заплатить за всю компанию в ресторане, чему Людмила не всегда была рада. Но он хорошо зарабатывал и мог себе это позволить. Помнит мама Слуцкого и своего тестя: «Интересный был дядька! Интеллигент рафинированный. Это явно наследственное – тут не привьешь, не научишь. Был секретарем горкома партии в Одессе, но в какой-то момент, как он рассказывал, пришла разнарядка убрать всех евреев с руководящих постов. Причем пришла она к нему самому – то есть начать ему следовало с самого себя. Что он и сделал, поскольку привык жить по правилам. В конце жизни преподавал в институте историю».

Передалось по наследству Леониду Викторовичу и то, что Виктор Борисович ничего не умел делать руками. «Вообще ничего! – смеется Людмила Николаевна. – Если даже скажешь: «Лёня, налей чай!», – он не знает, где у нас стоят чашки. Хотя вроде бы – на виду.

У него и отец был такой. Я ему говорила: «Ой, Виктор, лампочка перегорела. Высоко, не достану» – «На тебе три рубля, иди вызови электрика. Это его работа». Ха, да разве я отдам три рубля?! Делаю вид, что иду звать электрика, – а сама ставлю одну табуретку на другую, стремянок тогда не было. И вкручиваю. Поэтому умею все – и гвоздь прибить, и покрасить, и побелить, полы настелить».

Дмитрий Фёдоров, правда, вносит важное уточнение:

«Мне кажется, бытовая неприспособленность Леонида Викторовича несколько преувеличена. Он сам говорит о ней с изрядной самоиронией. Но недавно произошел эпизод, который заставил меня усомниться в том, что у него руки только для того, чтобы свисток на тренировке подносить ко рту да нажимать на кнопку секундомера.

Я заехал в Кампоамор, где ЦСКА традиционно проводит первые два сбора в Испании. Арендовал крошечный «Фиат» в аэропорту. Сама по себе машина несолидная, да еще и немыслимого бирюзового цвета. Подруге говорю: «Ну все, сейчас цвет и размер автомобиля станут поводом для насмешек на всю жизнь. Особенно если братья Березуцкие увидят». Но Вася и Лёша уже покинули отель. Это был последний день сбора.

Леонид посмеялся, конечно, когда увидел наш агрегат, но умеренно. Присели за стол, вкусно поели. А после обеда решили поехать за мандаринами. Они рядом с отелем росли. У нас так одуванчики растут на каждом шагу. А в Испании мандарины. И никому они не нужны. Рви и ешь – на здоровье! Съезжаем мы с дороги – деревья совсем рядом.

И я хлоп – налетел на камень. Машину вожу с 1993 года – ни одной аварии и ни разу колесо не пробивал. А тут мы подъехали к мандаринам, а колесо на ободе. Я жутко расстроился из-за того, что так неаккуратно заехал. И немного подрастерялся. В детстве я видел, как отец менял колесо. Даже помогал ему. Но это было 35 лет назад.

Леонид нисколько не переживал из-за случившегося и сразу сказал, что все это ерунда. Мы быстро поставили колесо-времянку. Основную часть работы взял на себя Леонид Викторович, а я только домкратом заведовал. Слуцкий смеялся и говорил, что надо рассматривать это как веселое приключение. Теперь я точно знаю, что колесо у машины он способен поменять.

А электрическую лампочку… Великий кутюрье Ив Сен-Лоран тоже говорил, что не способен выкрутить лампочку. И если она перегорит, то он будет сидеть в темноте, пока кто-нибудь не спасет его. Но я думаю, что творческие люди могут сидеть в темноте и придумывать что-нибудь интересное. У них голова все равно занята важными вещами. Поэтому им и не нужно лезть по стремянке за лампочкой».

Отец Людмилы Николаевны, ветеран Великой Отечественной, был плотником, краснодеревщиком, делал шифоньеры, этажерки ручной работы, ни в одном изображении не повторялся. И писал картины, как вспоминает мама Слуцкого, – они потом висели в их волгоградской квартире.

Квартира та, кооперативная, была по тем временам чудо как хороша. Трехкомнатная, 60 квадратных метров. В новом доме, построенном уже при Брежневе. Семья Слуцких получила ее в 1972 году, когда Лёне был год. Тогда же к ним из Краснодара переехала мама Людмилы, которую все в семье называли Марусей. Она к тому времени уже была на пенсии, поскольку Люда была младшей из трех дочерей. Причем с большой разницей с двумя старшими – десять и восемь лет.

«Квартира казалась мне огромной, – вспоминает Людмила Николаевна. – Думала – все, это наша жизнь, здесь Лёня женится, потом будем все вместе жить… Правда, платить за нее надо было очень много – 120 рублей в месяц. По нынешнему выражаясь, это была ипотека на 25 лет. Но Виктор зарабатывал неплохо, и жили мы хорошо. И машина была, «Волга» с оленем на капоте, и гараж…»

Плавная и благополучная жизнь молодой семьи резко оборвалась 7 марта 1978 года, когда Лёне было шесть лет.

• • • • •

Отец проболел недолго. Впервые он обратился к врачу с жалобами на сильные боли в груди в сентябре 1977-го. На самом деле болело легкое, а ему принялись лечить сердце. «Никто не додумался даже сделать флюорографию», – вздыхает Людмила Николаевна.

Боли продолжались, и однажды Слуцкие решили поехать в Москву, к серьезному профессору. Заплатили большие деньги. Вот там-то Виктору Борисовичу сделали все необходимые анализы.

Но было уже поздно. Рак легких в последней стадии. Пока лечили сердце, метастазы шли полным ходом. Профессор, поставивший диагноз, сказал: «Если бы мы знали, от чего эта болезнь появляется, то знали бы, как ее лечить». Эта фраза врезалась в память маме Слуцкого на всю жизнь.

А теперь она рассказывает о своем внуке Диме: «Он сказал, что будет ученым. И откроет таблетки, которые помогут от СПИДа и рака».

«Хорошая мечта», – одобряет сам Леонид Викторович, когда я ему об этом сообщаю. Для него главное, чтобы сын стал хорошим человеком, а уж профессию он себе выберет сам. Десятилетний Дмитрий Леонидович, когда я прошу его подтвердить слова бабушки, авторитетно кивает:

«Да. Сначала, в детстве, где-то до семи лет, я хотел стать космонавтом. Потом – военным, потом – где-то полгода бизнесменом. А когда я начал ходить в Cambridge International School и учить нормальные науки, увлекся биологией и физикой. Мне очень нравится наука!»

Может, и вправду когда-нибудь изобретет – с тем, как этот мальчишка развивается и как уже говорит в своем нежном возрасте, ничуть этому не удивлюсь.

Лёня отца почти не запомнил – так рано он умер. Не помнил, конечно, и того, что тот болел за одесский «Черноморец». Он и в Одессе-то в детстве ни разу не был – семья Слуцких впервые съездила на родину Виктора лишь в 2011-м. Открыли для себя фантастический Оперный театр – причем с «Бориса Годунова» после первого акта взрослым не позволил уйти Дима, которому очень понравилось. Но…

«Я ехал в Одессу, думая, что увижу сериал «Ликвидация», – говорит Слуцкий. – И хотел именно этого. Но то ли я был не в тех местах, поскольку жил в частной гостинице с семьей на берегу моря, то ли за эти десятилетия что-то изменилось… Мы ходили в оперу, гуляли по Дерибасовской, заглядывали, конечно, на Привоз. Но того книжно-киношного колорита я, увы, не ощутил».

Признаюсь честно: одесские корни Слуцкого – то, что делает его для меня еще ближе, поскольку у самого родители – одесситы. И если продолжать тему генов, то ни на секунду не сомневаюсь: юмор тренера и его талант к импровизации, известный всем футболистам, кто с ним работал (да и не только им, учитывая, что Слуцкий нарасхват и в КВН, и в «Вечернем Урганте», и в «Хороших шутках»), родом – из Одессы. Столицы шуток бывшего СССР.

Причем юмор для Слуцкого в работе скорее не цель, а средство. Однажды он мне рассказывал:

«Через шутку можно сказать игроку серьезную вещь и заставить задуматься – но облечь все в такую форму, чтобы у него не было шансов обидеться. Так, допустим, было с Пашей Мамаевым. На сборах смотрели матч «Милан» – «Интер» и поставили по сто долларов: он на «Милан», я на «Интер». «Интер» начал выигрывать, а я – тут же его «травить». Всё жестче и жестче: мол, это он «загнал» «Милан», потому что своим поведением не заслужил выиграть сто долларов, и если бы он поставил на «Интер», уже эта команда была бы обречена.

Так я потихонечку и дошел до того, чем я недоволен. Иногда, особенно когда Паша не попадал в состав ЦСКА, ему свойственно было здороваться едва уловимым кивком, не пожимать руку. Начни я всерьез обсуждать эту тему – реакция могла бы оказаться гораздо более болезненной. А тут довел свое недовольство через шутку – и после этого его кивки и рукопожатия стали гораздо более акцентированными».

Или шутка на тренировке в адрес только что вернувшегося из «Мордовии» защитника Виктора Васина: «Вася, проснись! Что, по Перендии соскучился?» Серб Милан Перендия был партнером Васина по центру обороны «Мордовии» и этаким воплощением – может, в силу забавной для русского уха фамилии – совсем другого уровня, чем ЦСКА. Это был своеобразный wake-up call – звонок будильника – в форме подколки. На футболистов такое действует лучше любого серьезного разговора.

Шуткой, по убеждению Слуцкого, можно скрасить даже самые мрачные ситуации. Вроде той, что сложилась в 2009 году с финансированием «Крыльев Советов». Тренер обсуждал с игроками: мол, сейчас выйдет Иржи Ярошик на набережную Волги, и фото с ним будет стоить столько-то, а еще и с Яном Коллером – вдвое больше. Предлагалось сдать в аренду свои комнаты на базе, обеды в столовой упаковывать и продавать, заниматься частным извозом на «Мерседесах» и «Лексусах»… Это был смех сквозь слезы, но он помогал.

• • • • •

А тремя десятками лет ранее, в 1978-м, шестилетнему Лёне и его родным было совсем не до шуток.

«На похоронах отца я был, и даже помню их достаточно хорошо, – говорит Слуцкий. – Помню, что все рыдали, что меня отправили ночевать к соседке на второй этаж, к маминой подруге. С похорон я запомнил запах. Когда встречаю его в повседневной жизни, и не обязательно это запах, связанный со смертью, – сразу его улавливаю, и он для меня очень тяжелый. Странно устроен человеческий мозг…

Но сильной душевной травмой смерть отца для меня не стала, потому что я еще особо ничего не понимал. Папа часто бывал в командировках, поэтому не могу сказать, что я с ним очень много общался. Травма была потом, и она заключалась в том, что у всех есть отцы, а у тебя нет. Не хватало отца вообще, а не именно его. Потом уже, повзрослев, я спрашивал у матери, каким он был. Тогда же не помню, чтобы страшно это переживал».

Маме было куда сложнее.

«7 марта Виктор умер, 19 марта мне исполнилось 30 лет, 4 мая Лёне – семь, – вспоминает Людмила Николаевна. – Представляете, как мы остались, потерянные, с кооперативной квартирой, за которую нужно было платить? Как жить, что делать, как выживать? Было очень трудно. Но выжили. И неплохо выжили.

Лёня был маленький, он не мог и не должен был знать, что у меня зарплата – 90 рублей, а за квартиру платить надо было 120. Причем еще столько лет… А деньги, которые были отложены, мы потратили на лечение Виктора, когда в Москву ездили.

Сразу, с того же дня, началась другая жизнь. Мы продали машину, гараж. Со мной мама жила, пенсию получала – на нее и жили. А моя зарплата, как и пенсия по потере кормильца, которую платили Лёне, шли на оплату квартиры.

Когда классе в шестом-седьмом у Лёни стали расти потребности, я пошла подрабатывать. Мыть полы ночью в учреждении. Старалась сделать так, чтобы этого никто не увидел и никто не узнал, – все-таки днем работала заведующей детского сада, а тут – уборщицей.

Работала там года два, получала 70 рублей в месяц. Это было большое подспорье. Лёня потом говорил: «Вот все говорят: «Трудно жили», но я не помню, чтобы нам когда-то на что-то не хватало». В это время он не знал, что я подрабатываю, я ему уже потом сказала.

А то, что замуж больше не вышла… Нет, сразу ничего не решала. Просто так пошло. Вначале работала, надо было кормить сына, было не до того. И потом, это же были другие времена. Жила с мамой, домой человека не привести. Как и уйти из дома на ночь. Это ж надо было маме рассказать – а как? Мы родителей не то что боялись, но стеснялись. И я себе такого позволить не могла, было неудобно.

По поводу личной жизни я не переживала. Это сегодня что-то там говорят про одиночество, депрессию. А тогда и слова-то такого не знали. В худшем случае у тебя могло быть плохое настроение. И то какие-то часы. Некогда было неделю горевать. Утром надо было идти на работу и все забыть.

И казалось, что все у меня нормально. Я дружила с соседкой сверху, Лёня – с ее сыном Сашкой. Так их муж и отец каждый день пьяный домой приходил. Такого мужа я не хотела. А другого в жизни больше не встретилось».

После этого рассказа, по-моему, не нужно объяснять, почему Слуцкий ТАК относится к своей маме. Сам он вспоминает:

«Может, я и знал, что мама подрабатывает и моет полы, но всего этого не чувствовал. Дети вообще очень эгоистичны и только в более взрослом возрасте начинают понимать, какой ценой дается родителям тот или иной шаг. Поэтому сложностей не ощущал. К тому же это все-таки был Советский Союз. Все ходили в одинаковой одежде, в школьной форме, на улицах никто не выделялся.

Продажу машины я не почувствовал. Ездил-то на ней до шести лет – какая тут привычка? В школу все равно ходили пешком. На футбольные тренировки вместе со всеми, кто в нашем дворе жил, ездили четыре остановки на троллейбусе. Теперь-то понимаю, что маме было безумно тяжело – хотя бы выплачивать деньги за кооперативную квартиру столько лет с ее зарплатой и бабушкиной пенсией. Она большая молодец, что сделала так, чтобы я этого не понял».

• • • • •

Вот Слуцкий и убежден, что у него было счастливое детство.

«А что нужно для счастливого детства? – рассуждает он. – У нас был шикарный двор. В дом все въехали почти одновременно с детьми одинакового возраста. Очень дружный подъезд. Мы все собирались зимой между вторым и третьим этажами и играли в разные игры – если лето, весна или осень, то на улице. Волга в трехстах метрах. Все лето купался, загорал – когда не ездил в деревню. Футбол…

В общем, шикарное детство! А оно, мне кажется, у всех детей тогда было счастливое. Ты ведь не задумывался, что есть богатые и бедные. Что есть страны, где лучше живут. Когда ты открывал последнюю страницу учебника географии и видел, что СССР – на первом месте по всем ключевым показателям, будь то добыча нефти, выплавка стали и все прочее, твоя убежденность, что ты живешь в лучшей стране в мире, была абсолютной».

Очень хорошо понимаю Леонида Викторовича, поскольку сам до поры в том не сомневался – так нас воспитывали в школе. Помню, как девятилетним оказался с отцом на Красной площади – и, увидев Кремлевскую стену и Мавзолей, к ужасу отца, отдал салют, как юный пионер, и во весь голос запел гимн Советского Союза. Народ катался, валялся со смеху – а я отказывался остановиться, пока гимн не закончился.

Мы росли в одно время – и правду начали узнавать позже. Меня в последний момент за излишнее вольнодумство в школьной стенгазете отцепили от поездки по обмену в США, а юный Слуцкий два года подряд ездил с командой Волгоградского центра олимпийской подготовки в Бельгию. И свои впечатления формулирует фразой, из которой ясно все: «Поехать в Бельгию из Волгограда – это тогда все равно что на Луну полететь». Ждали год, заранее оформляли документы, переживали, попадут ли в окончательный список или нет…