Откровенные романы. Девичий паровозик. Немного счастья, когда шел дождь. Карамболь без правил

Девушка по очереди вынула руки из платья и просто отпустила его. Оно под своим весом гармошкой сползло к ее ногам, обнажив плотно сжатые ножки девушки, округлости бедер, втянутый белый живот и густой с рыжинкой пучок волос, прятавшийся между ног.

– Так бы и давно! Видишь ничего страшного! Теперь давайте спектакль. Слова, надеюсь, не забыли. Начинаем с паровозика, – скомандовала Аделаида.

Девушки встали друг за другом. Первая Даша согнула руки в локтях и сжала кулачки, Варя сзади, взяла ее за локти. Они надули щеки, с шумом выдувая воздух.

– Фу-уф-ф-ф-ф-ф-ф!!! Щ-щ-щ-щы-шы. Цок-цок!

Защелкали вагоны. Они очень правдиво изображали отходящий от станции состав.

Они задвигали одновременно ногами и руками, в такт, изображая выдуманный веселый паровозик – и при этом, имитируя его звуки, вытягивали губы.

– У-ууух! У-ууух —ту-ух! Ух-тух-тух!. – добавили девочки темпа. -Ух тух тух! Ух тух тух!. Ух тух тух! Ух тух тух! Ту-уу ух ту-у! тух, – ускоряли, и ускоряли они движение состава.

О! Боже мой! Что за вечер был сегодня! Шустовский коньяк ли валил меня с ног – или что-то другое! Девушки так просто, естественно и одновременно возбуждающе, изображали паровозик, что у меня стали влажнеть ладошки. Грудь, особенно у Даши, в такт шагам подпрыгивала, металась из стороны в сторону. Когда они согласованно поднимали колени, нежная поросль у них между ног, предательски раскрывалась – и взгляд невольно заворожено фиксировался на этом.

Это было необыкновенное зрелище! Я бы так и смотрел и смотрел на этот паровозик бесконечно! Мне даже хотелось подпеть им: «Ух тух тух. Ух тух тух Ух тух тух! – но согласно отведенной мне роли, я как бы вообще не должен был всего этого видеть. – Милые девушки!!! Как они были естественны и прекрасны!!!!»

Аида, заметив, что мне это сильно нравится, и я умиленно улыбаюсь, прикрикнула на них:

– Паровозик с горки – скорость набирает!

Ручки коленки, у девушек прибавили скорости и стали подниматься выше, энергичней, губки вытянулись сильней.

– Ух тух! Ух тух! Ух тух!.. Ух тух! Ух тух! Ух тух!

Наконец девушки стали, заметно, уставать. Аида принесла им стулья. Заботливо помогла сесть. Дальше пошли диалоги. В качестве обеденного стола служил бильярдный. Молодой человек, которого играла младшенькая Варя, встречал приехавшую с Петербурга невесту. Было забавно, как они с повязками целовали друг друга, обнимались и даже ссорились по ходу пьесы.

Аида, когда брала стулья, обнаружила на полу, за ножкой стола – мой херес. Прикрутив почти полностью одну лампу, она пришла с бутылкой и бокалами.

– Прячем!?

Я развел руками. Мы выпили стоя. Она, не спрашивая, вместо закуски, вновь поцеловала меня в губы. Сладкое вино смешалось с ее чувственными губами. Как бы случайно, ее рука коснулась моего пространства между ног. Там было все нормально. Она, не отрываясь губами, стала нервно и нетерпеливо расстегивать мою рубашку. Спустя минуту, я уже был по пояс голый. Она торопливо расстегнула, и полностью вытащив ремень из лямок, бросила его на кровать. Меня это отрезвило. Я представил – что она хочет заняться этим на кровати. Этого нельзя было ни в коем случае допустить.

– Нет Аида. Я не люблю на кровати. Люблю жестко, – сказал, я еле оторвавшись от ее губ, – пойдем на пол.

– Ты мой господин! – безропотно промолвила она.

Я принес одеяло и подушки и положил у бильярдного стола. Девушки, играя сцены, стали наступать на наше ложе, но это было ерунда. С другой стороны видеть их на расстоянии вытянутой руки было даже волнительно и приятно.

Аида не заставила себя ждать. Расколола волосы, и спустя десять секунд, была уже, в чем мать родила. В принципе, она была совсем неплоха по фигуре. Платье скрывало длинные ноги, а они были, несмотря на полноту стройные и прямые. Все портил небольшой выпуклый животик, который часто бывает у рожавших женщин и почти никогда у девушек. Грудь, конечно, тоже была рожавшей женщины, но аккуратная полновесная. Все затмевала просто огромная черная щетка-торцовка, с немного вьющимися волосами начинавшаяся чуть ли не от пояса и сходившая в спутанную косичку между ног. «В таких зарослях можно запросто заблудиться!» – с опаской подумал я.

Так как девушки постоянно наступали на нашу импровизированную постель, Аида приказала им сесть рядом и просто петь русские песни. Она рассадила их по бокам нашего ложа, и они оказались напротив друг друга. Им это не нравилось. Они хотели держаться за руки и петь песни. Я сказал, что пусть поют, как им хочется, и она согласилась. Девочки так бросились на радостях друг к другу, что сшиблись лбами. Варя даже заплакала, а Даша перекрывая ее, тихонько запела, добавляя тональности и силы: «То не ветер ветку клонит»; потом они уже вместе пели: «Как за реченькой слободушка стоит», «Что с девицей случилось», «Я вечер в лужках гуляла».

Опытная женщина и хороша тем, что она опытная. Аида была из таких. Она казалось, знала все обо мне даже то – чего я сам не знал. Я был марионеткой в ее руках. Она не торопила события и чувствовала меня очень хорошо. В последние моменты она ласково и настойчиво успокаивала, охлаждала меня, и мы спустя секунды, возобновляли марафон.

Краем глаза я заметил, что старшенькая Даша, откидывая голову назад, подглядывала за нами и что-то иногда шептала сестре, но та только равнодушно отмахивалась.

Когда я не сдержался – отдых был недолгим. Я успел попить воды. Аида откинула простынь. Невольный взгляд меж ее ног смутил меня. Все это выглядело очень хищно. Чувствовалось, что меня так просто сегодня не отпустят. В эти секунды, я вспомнил про пауков – самки которых носят название «Черная вдова». После соития они съедают своих самцов на ужин. Мне стало немного не по себе, но впрочем, изрядная доза коньяка принятая накануне, позволила взглянуть на все в более светлых и радужных тонах.

– Вот теперь-то все и начинается! – многообещающе сказала она.

– Неужели? – засомневался я.

Оказывается, начало действительно было обманчиво. Мало-помалу Аида распалялась все сильней и стала терять контроль – и над собой, и надо мной. Вдова была ненасытной. Вся моя спина покрылась глубокими царапинами.

Что она вытворяла! Я думал, она меня просто проглотит. Такой страсти, я никогда не испытывал от партнерши – ни до, ни после этого. И сам на такое был не способен. Откуда что бралось. Тогда я понял – иногда женщине лучше уступить. Видать ее воздержание перешло границы терпения. Хотя как знать!? Может она и с молодости, была заводная и горячая. Ее длинные стройные ножки, полновесные бедра, округлости таза не оставляли шансов сдержаться. Она оказалась права.

У девушек уже кончался репертуар, они притомились и стали повторяться. Стало заметно сереть за окном, а Аида чуть не плача просила – хоть просто полежать с ней рядом. Она ждала, когда я отдохну. Под утро она все-таки обманула меня, когда я думал, что у меня нет никаких сил не то, что этим заниматься, а вообще двигаться, она все сделала сама. Это был третий раз. Я думал, что умру как герой. Девушки все безропотно терпели, понимая наверно как это важно, или они уже наполовину спали.

Аида с воспитанницами уходила, когда почти совсем рассвело. Керосиновые лампы потушили. Голубой утренний свет – молоком, кисейным туманом лился в комнату из окон; но легкий сумрак все же сохранялся, а углы были темны. У девушек, от повязок, остались красные полосы на лицах. Одевались они, уже совершенно не стесняясь меня, а может, просто спали на ходу, а вероятнее всего, давно догадались обо всем и смирились. «Ах! Девчонки, девчонки!!! Милые девчонки! – с удивлением думал я.– Надо же было меня сегодня довести до такого состояния, что я совсем не реагирую на вас! Чисто евнухом стал. Смотреть на такие нежные юные создания и совсем, совсем равнодушно! Неужели это возможно!? Неужели это происходит со мной!?»

В окрестностях уже звонко пели птицы. Где-то на заливе тарахтел рыбацкий катер. В третий или четвертый раз принимались кукарекать соседские петухи.

Слегка подволакивая ноги, я пошел, закрылся за моими непрошенными гостями. Аида с мятым лицом на прощание послала мне совершенно дурацкий в этом положении и пошлый воздушный поцелуй.

«Иди уж! Иди! Неужели эта ночь, наконец, кончилась! Не верится! Но что она сделала с моей спиной!?» Она неприятно саднила. И вообще я был похож на человека, по которому несколько раз переехала телега. «Но что не сделаешь ради спасения чести и репутации так горячо обожаемой тобой барышни!»

Я заглянул под кровать. Маша безмятежно спала, причмокивая губами.

«Долго, очень долго я не общался с тобой моя миленькая Маша! Сколько тебе пришлось пережить! Влипли мы с тобой. Когда уж наступит такое время, когда нам никто, и ни что, не будет мешать? Ну и какая ты светская дама? Какая сударыня? По французски говорим и всю ночь под койкой!? Моя ты милая девочка – наверно отлежала все бока!?».

Я не знал, поднимать ее или нет. Наконец, когда вернул на место простыни и одеяло, аккуратно, стараясь не разбудить положил ее на кровать. Она прижалась ко мне и, по-моему, полностью не проснулась, а может, сделала вид. Меня это устраивало. Потому что в эти минуты я не знал, что сказать и стоит ли вообще говорить, если она сама все видела и слышала. «Интересно, на каком месте она уснула? – подумал я. – Что она видела?».

Глава 6

Маша проснулась около одиннадцати утра. Меня не будила, стала тихонько одеваться. Я открыл глаза и долго смотрел на нее. Она заметила, что я наблюдаю за ней, кисло улыбнулась и попросила ее проводить.

Мы даже не попили чай. Шли почти всю дорогу, молча. Мы вообще ничего не обсуждали и старательно делали вид, что ничего не произошло. Она молчала – я молчал. Я молчал – она молчала. Так мы и добрались до ограды курорта, но когда до главных ворот оставалось около сажени остановились. Пахло свежими булочками. Пансионат М. И. Пильц дышал сонной полуденной дремой и казался очень родным и желанным.

– Дальше не ходи! – попросила она, с задумчивостью на лице и глядя на меня, рассеяно.

– Конечно, – безропотно согласился я и в который раз протер слезящиеся от кошмарной ночи глаза.

Она не уходила, и я стоял. Я не чувствовал своей вины и не хотел делать шаг навстречу – в чем-то извиняться. У нее на этот счет наверно были другие мысли. «Конечно, три раза это перебор, но что с того, один или три, а может, она уснула раньше и вообще дело не в этом, -думал я, – просто гадкий неприятный осадок остался и никуда от него не денешься».

Она взяла прутик и стала чертить что-то на земле. Это были страшные рожицы. Она, нарисовав одну, тут же затаптывала, стирала ногами и рисовала следующую. Я смотрел на это чертово царство; а она, нарисовав особенно страшную рожицу, уже не стала стирать – а стала бить ее каблучками, остервенело топтать. Потом она заплакала. Я ее обнял, и мы постояли так немного времени.

– Ну, я пойду? – сказала она неуверенным голосом.

– Иди! – вздохнул я тяжело.

– И что я наверно ухожу?

– Да. Скоро наверно обед у вас?

– Что? Причем здесь обед? Какой обед? У тебя мысли о еде? – удивилась Маша, округлив глаза и пытаясь заглянуть мне в лицо.

– Извини, вырвалось, – стушевался я.

– Ладно! Пойду на обед, – сказала она громко и решительным шагом, раскачиваясь как на ходулях, пошла по направлению к корпусу.

«Учительница! Учительница французского? Почему она не учительница французского? Так наверно виляют бедрами учительницы французского, а не преподавательницы в церковно-приходских школах при Новодевичьих монастырях. Ей идет такая нервная раскачивающаяся походка. Что-то есть в этом возбуждающее и запретное. Как двигается платье, собирается волнами и округло обнимает чуть пониже спины. Хотя мне ли об этом говорить».

Она знала, что я смотрю, но не обернулась, пока не скрылась в полукруглой кирпичной арке ворот. Я постоял еще немного и понуро отправился обратно.

Солнце палило. Сильно болела спина, во рту пересохло, я с трудом добрался до флигеля. Попив кваса, я завалился спать и спал до четырех. Как мог, прибрался в комнате и сел, совершенно не зная чем заняться. «Вообще, зачем я здесь, к чему остаюсь? Нет, утром уеду, – решил я твердо и бесповоротно. – И правда, если даже бы удалось вернуть Машу, она бы наверно не согласилась – ни на что – в этом жилище, с которым было связано столько отрицательных впечатлений. Да и сам я настолько опустошен этой черной вдовой, что наверно еще как минимум неделю не буду смотреть на женщин с вожделением.

Нет! Надо определенно уезжать!»

Когда солнце уже клонилось к закату, неожиданно послышался легкий стук в дверь больше похожий на царапанье. Обычного скрипа половиц перед этим не донеслось, и я подумал, что наверно балуется ветер. Спустя минуту снова раздался такой же робкий стук.

– Открыто! – сказал я, с недоумением поглядывая на дверь.

Дверь отворилась и в небольшую щелку осторожно просунулась голова Вари, а потом и она сама.

– Заходи Варя! Не бойся.

Мы с девушкой встретились глазами – и она сразу потупила их, и начала краснеть.

При виде девушки у меня поднялось настроение. Как-то совсем не ожидал ее увидеть.

– Ну что вы юная барышня! Проходите, раз пришли, – сказал я, улыбаясь и осматривая ее щупленькую фигурку с ног до головы.

Девушка покраснела еще сильней.

– Я не барышня! – стеснительно промолвила она чуть слышно.

– Ну не барышня, так не барышня. В прошлый раз то у вас корона на голове красивая была, и я решил…

– Это я сама сделала… просто так, – не поднимая глаз, сказала моя гостья.

– Здорово у тебя получилось. Я вот не умею, так как ты, – похвалил я ее.

– Я, от тети Ады, конверт вам принесла.

– А что в нем?

– Будто вы не догадываетесь!

– Даже представить не могу.

– Деньги, – вздохнула девушка, удивляясь моей неосведомленности.

– За что?

– Тетя Ада сказала вернуть вам деньги за жилье, а жить вам можно, – протараторила девушка быстро одной фразой.

– А что она такая добрая стала?

– Вы сами знаете, – сказала девушка, еще ниже опуская голову.

– Это она это зря. Я денег назад не возьму. Так ей и передай, – решительно проговорил я, догадываясь, о причине ее щедрости.

– А она сказала – все равно вам отдать, даже если вы не захотите, – настойчиво пролепетала моя гостья, с жалобными нотками.

– Даже так?!

– Ну, пожалуйста. Она будет меня ругать иначе, – чуть не плача сказала девушка.

– Не повезло нам с вашей хозяйкой, – с вздохом заключил я, поглядывая на протянутую ко мне худую ручку с конвертом.

«Деньги! Деньги! Деньги! … как часто они вторгаются в нашу жизнь – по поводу и без повода! И без них ни куда – но порой они такие грязные, что брать их рука не поднимается. Так бы и швырнул назад! Я же не уличная девка зарабатывающая себе, таким образом, на все необходимое. Тем не менее, надо будет согласиться. Который уже раз – Аида ломает меня через колено. И жалко эту несчастную сиротку!»

Я боялся, что Варя убежит, выполнив поручение хозяйки – а мне хотелось сказать ей еще несколько слов и попытаться что-то сделать для девушки; поэтому я не спешил брать протянутый конверт.

– Ну, хорошо, я возьму, тебя не будут ругать, но у меня к тебе маленькая просьба. Посиди буквально минутку, выслушай меня и пойдешь? Договорились?

– Я послушаю, – сказала моя гостья недоверчиво и села на краешек стула.

– Видишь ли, Варя, – я помолчал, подыскивая слова, – как ты сказала вчера, что в нас вселился бес? Ты права – то, что было ночью, никого из нас не красит. Верно это, все правильно, но ты должна понять, что все здесь немного сложнее, чем ты думаешь. У меня есть молодая женщина, которой немногим только больше лет, чем тебе, но ее отдали замуж против воли за нелюбимого человека который еще к тому же намного старше ее. Так случилось! Были причины. Она скорей всего не сможет его бросить и жить без любви ей тоже тошно. Вот поэтому мы оказались здесь.

Твоя хозяйка использовала это обстоятельство и грозилась раскрыть тайну. Мне пришлось согласиться, чтобы спасти ее репутацию. И твою хозяйку я не берусь осуждать. Понимаешь, когда у женщины очень долго нет любимого человека – мужчины – они бывают, вот так, слетают с катушек. Ты уж сильно не гневись на нее. Кто виноват, что у нее погиб муж, и она стала вдовой? И выйти вторично ей замуж затруднительно – она по воли свекрови может остаться без средств. А ведь на эти деньги в частности тетя Ада вас обувает, и одевает, и учит грамоте и другим наукам. Ведь так?

– Так, – совсем тихо промолвила Варя, и в первый раз подняла на меня глаза. Они смотрели внимательно, изучающе и открыто; и лучились каким то странным светом.

– Понимаешь! Этот мир так устроен, что все и везде завязано на деньги. Деньги держат женщину, с которой я встречаюсь, они же держат тетю Аду, и держат даже вас с Дашей у нее – а как без них? Пропадете! Один поступок – рождает другой. Редко так бывает, что есть все: и деньги, и любовь, и отношения хорошие. Чаще вот так – деньги, или поступки других людей, рождают зло.

– Все равно так нельзя!

– А? Ты это имеешь в виду? Даша то подсматривала – я видел. А ты?

– Что я дура что ли! – возмутилась Варя.

– А Даша выходит дура!?

– Это ее дело, – уклончиво промолвила девушка.

– А что она тебе шептала? – с улыбкой спросил я.

– Не скажу, – надула губы моя юная гостья.

– Ну ладно – не сердись. Давай конверт.

Я открыл его. Да, это была та сумма которую я вручил Маше накануне компенсируя затраты на проживание.

– Послушай. Давай сделаем так. Конверт мне – а деньги тебе? То есть вам с Дашей?

– Придумали тоже! – искренне возмутилась девушка. – Зачем это!?

– Пригодятся. Вы их спрячьте – и никому про них не говорите. Мало ли для чего понадобятся. Есть у вас такое тайное место, про которое никто кроме вас не знает?

– Есть! Да есть, конечно, … – оживилась девушка и тут же сникла. – Но я все рано не возьму, – заявила она решительно и бесповоротно.

– Глупышка! Тут не так много. На поездку в Петербург хватит туда и обратно вам, или еще, какая надобность? Одежду? Учебники? … Я тебе обещаю, что про наш секрет я никому не скажу.

– Все равно нет. Если деньги не заработаны, они счастья не принесут, – отчеканила она строго.

– Уж не думал от тебя это услышать! Аргумент серьезный! Ну, давай тогда поступим так, … как же мы поступим? – Я задумался. Перебрал в голове варианты. – А вот придумал! Видишь, я хочу стать писателем и вся эта история: ваша тетя Ада, ее свекровка, профессор Кайгородов -знаешь его?

– Конечно.

– Его сын Костя, вы сами с Дашей, мне интересны – как герои, персонажи. Интересно как сложится ваша судьба. Так вот: я тебе оставлю свой адрес в Ораниенбауме, а ты два-три раза в год будешь мне писать – что с ними всеми стало? А деньги – это будет плата за работу!

– Письма писать!? Какая же это работа? Вы просто мне хотите их дать – и придумываете!?

– Э! Нет! А как же все писатели получают гонорары. Они же больше ничем не занимаются – и живут хорошо?

– Ну, то писатели!

– Так и ты помощница моя будешь. Представляешь, сколько мне нужно будет опять потратить денег, что бы сюда вернуться, все узнать: поезд, извозчик, плата за жилье, покушать купить и обратно не меньше. Я еще тебе и должен останусь, если ты большие письма мне писать будешь. Будешь?

– Буду. Конечно, буду. А вы в Ораниенбауме живете?

– Там офицерская школа. Я там работаю. Комнату снимаю. Иногда у матери живу в Петербурге. У нее квартира на Поварской.

– А жена то ваша не будет ругаться?

– Пока я не женат, а там посмотрим, объясню, что у меня есть очень хорошая девочка, девушка, – я посмотрел на нее, она на меня, – помощница в писательских делах. Думаю, поймет.

Варя смущенно заулыбалась, слезла со стула, переложила в несколько раз ассигнации и крепко сжала их в кулачке.

– Ну, я пойду? Ой! Адрес ваш совсем забыла?

– Конечно. Сейчас напишу.

Я написал ей координаты своего местожительства на открытке, что хранилась у меня в саквояже. На ней была изображена маленькая девочка, которая сидит, пишет письмо, а голубь ждет, что бы его отнести.

– Михаил Алекс-а-андрович Громадин!!! – прочитала она громко, но неуверенно и взглянула на меня.

– К вашим услугам, – слегка поклонился я и улыбнулся ее серьезности.

– Михаил …Михаил Александрович, – повторила она, как бы прислушиваясь к своему голосу, как это звучит, – Дашка от зависти лопнет!

– Не понял? – недоумевая, промолвил я.

– Да это так, … ну я пойду? – промолвила девушка, не видя причин больше задерживаться.

– Конечно. Хорошее у тебя имя Варвара!

Она посмотрела еще раз на меня. Облизнула сухие губы. Вздохнула, как бы не желая расставаться:

– Ну, я пошла! … Не сомневайтесь, я вам обязательно буду писать! – клятвенно пообещала Варя, испепеляя меня взглядом из-под длинных ресниц.

Глава 7

Ночь прошла тревожно. Я постоянно просыпался. Видать выспался днем. Лежал подолгу с открытыми глазами. Размышлял. О чем не помню. Думал и тут же забывал. Под утро забылся таким крепким сном, что проснулся в итоге, к одиннадцати часам.

«Что же тут делать! – завертелись мысли в голове.– Если Машей не наладится – труба. Ладно, побуду еще денек. Продукты есть. Хозяйка не гонит. Комната в Ораниенбауме – или здесь на свежем воздухе? Какая разница»

Я заваривал чай, изощрялся, крутил пластинки оставленного с прошлой ночи граммофона и скучал неимоверно. «Надо идти на берег!» – пришла мысль, когда вновь услышал легкий стук в дверь.

– Открыто!

Это была опять Варя. Она улыбалась, тихой светлой улыбкой девочки.

– Почему вы не идете на море?

– Да вот только собирался Варя.

– То есть я не затем пришла. Спросить хочу. Мне писать если только что-то случится – или просто?

– А ты как хочешь?

– Так деньги же? – промолвила она жутко серьезно и даже помрачнела.

– Ты только ради денег будешь мне писать? – провокационно поинтересовался я, пряча улыбку.

Девушка засмущалась, опустила глаза в пол.

– Не знаю, я и так могла, … мне не трудно, я много пишу, – сказала моя гостья, слегка пожав плечами.

– А что ты пишешь? – удивился я, не понимая о чем речь.

– Ну, так пишу и все, – не отвечая на вопрос, ответила девушка.

– И все же? – заинтригованный настаивал я.

– Когда мне хочется, сажусь и пишу, особенно если кто меня обидит.

– Это у тебя дневник?

– Дневник – от слова дневник, там каждый день надо, а у меня так не получается, – взвешенно предположила она.

– Интересно, – оживился я, подвигаясь к ней ближе, – а как давно ты начала?

– Мне тогда было 12 лет.

– А сейчас тебе сколько?

– Шестнадцать недавно исполнилось, – заключила моя юная гостья.

– Совершеннолетняя уже! И замуж можно! (Cвод законов Российской Империи. Том десятый.

3. Запрещается вступать в брак лицам мужского пола ранее восемнадцати, а женского шестнадцати лет от рождения. В Закавказье природным жителям дозволяется вступать в брак по достижении женихом пятнадцати, а невестою тринадцати лет.

Епархиальным архиереям предоставляется разрешать браки, по личному усмотрению, когда жениху или невесте недостаёт не более полугода до узаконенного совершеннолетия)

Варя пожала плечами и хмыкнула, со смущенной улыбкой отворачиваясь к окну.

– Дашь почитать дневник? – спросил я

Девушка задумалась, окинув меня оценивающим взглядом, как будто что-то взвешивая, но ничего не ответила.

– Ну, так как? – не выдержал я.

– Там про Дашку, маму, про меня, про тетю Аду, – неуверенно проговорила моя гостья.

– То, что нужно.

– Чужие дневники нельзя читать посторонним, – замялась она, обдумывая мое предложение, которое, наверное, тем не менее, льстило ей.

– Я посторонний? – деланно удивился я, хмуря брови.

Этот вопрос окончательно поставил девушку в тупик.

– Лучше я вам деньги отдам, – сказала она, вдруг зажав голову руками.

– Ну, вот придумала, как меня на лопатки положить. Хорошо. Это я так просто спросил. А про меня там есть?

Варя покраснела:

– Да ну вас, … я пойду.

– Все! Все Варя. Твои секреты пусть останутся с тобой. Мне же они не нужны. Поверь! Это я чисто как писатель интересуюсь, изучаю твой внутренний мир – моих героев.

– Для книги?

– Конечно. А для чего еще. Мне же интересно, что пишет девочка в этом возрасте. Я же сам не был девочкой и уже вообще забыл те годы, а у тебя все записано, – говорил я ласковым голосом.

– Да там глупости одни! Я же совсем наивная была, – отмежевалась она от написанного.

– А сейчас?

– Теперь другое дело, – с напускной важностью заключила Варя.

– А если закрыть бумажками секреты… остальное то можно? – предложил я выход из ситуации.

– Ну, наверно, – неуверенно предположила она, видимо припоминая и восстанавливая в памяти написанное ранее.