Мона, Лизка и другие

– Но как же тогда жить? Кто-то должен быть самым-самым главным! В моей родной стае самой главной была пуделиха мама-Клара. А здесь, кто здесь самый главный? – Катька от отчаяния и непонимания нового мироустройства жалобно заскулила, уткнувшись носиком в брюхо бессловесному плюшевому ослику. Василий презрительно хмыкнул, глядя на неожиданно разыгравшуюся трагедию и отчаяние несмышлёной Катьки. Он помолчал, задумчиво почесал задней лапой за правым ухом, лениво потянулся. Катька не унималась, горестно скуля в брюхо плюшевому ослику.

– Ладно, кончай ныть, – примирительно муркнул Василий. – Всё не так страшно, как тебе кажется. Да, командовать будут все, и слушаться по мере сил ты будешь всех. Но залог твоего счастья – любовь!

– Любовь Толика к девочке Кате, в честь которой он меня назвал? – всхлипнув, спросила Катька.

– Глупая, любовь Толика к девочке Кате – это не твоя любовь. Вот я, например, люблю Таню. И хотя она зовёт меня Васькой и недоразумением, всегда оставляет мне лакомый кусочек на обед, ласкает меня и чешет мне за ушами… Мурр-как хорошо!

– Тогда и я буду любить Таню! – воскликнула Катька.

– Ну, уж нетушки, ты к Тане лучше не лезь, мы с Лёшей её без тебя любим. Ухаживать за тобой она и без того будет, потому что ты подарок, а Толик ещё мальчик и не может быть взаправдашним хозяином. Впрочем, ты можешь любить Толика… – Васька снисходительно хмыкнул.

– У Толика уже есть любовь, девочка Катя с восьмого этажа, а я – всего лишь подарок и напоминание об этой любви, – вздохнула Катька.

– Правильно рассуждаешь, – одобрительно муркнул Василий. – Твоя любовь должна быть преданной и беззаветной, а самое главное, ни с кем не делимой.

– Кого же мне любить? Может Бабушку? Вон она как громко разговаривает на кухне! – стала рассуждать вслух Катька.

– Нет, Бабушка не годится, она персонаж приходящий, хотя и пытается всеми руководить.

– Что же мне делать, кого любить? – воскликнула Катька.

– Придётся тебе, Катька, положиться на судьбу! – деловито заметил Василий.

– Как это положиться на судьбу? – удивилась Катька.

– Вот послушай, – начал Васька. – Однажды, когда я был такой же маленький как ты, я совсем пропадал, потому что заблудился в лесу и потерял дорогу домой. Начался дождь, я промок до нитки, звал на помощь и думал уже, что часы мои сочтены. Чтобы не утонуть в разбухшем от дождя ручье я залез на дерево, вцепился в мокрую ветку и приготовился умирать. Сидевшая на соседней ветке сорока, чтобы утешить меня, сказала:

– Хватит ныть, малыш! Положись на судьбу. Дождь скоро кончится, ты обсохнешь, и всё наладится как-нибудь. Она сказала так и улетела, а я остался сидеть мокрый на мокрой ветке под мокрым дождем, соображая, что значит «положиться на судьбу».

– Ну и как, сообразил? Как ты на неё «положился»? – с интересом спросила Катька, уже переставшая скулить и ныть.

– Я молился кошачьему Богу, и он сжалился надо мной. Мои мольбы услышала проходящая мимо женщина. Она сняла меня, мокрого, с ветки, сунула за пазуху и принесла к себе в дом. Это была Таня. Потом уже я познакомился с Толиком, Машей, Лёшей и приходящей Бабушкой.

Катька с восторгом слушала Васькину историю и соображала, как ей положиться на свою судьбу. Опыта у неё совсем не было, в лесу она не терялась, да и не знала вовсе, что такое лес. Вся надежда была на опытного Василия и неведомого кошачьего бога. Уж он-то знал, что значит «положиться на судьбу».

– Ты спрашиваешь, как положиться на судьбу? – предварил Катькин вопрос Василий и незамедлительно продолжил, – все просто, представь, какой должна быть твоя преданная и беззаветная любовь, и она не замедлит появиться.

– И мне поможет твой кошачий бог?

– Если ты кошка – поможет, – удивляясь Катькиной наивности но по-прежнему серьёзно ответил Василий. Катька горестно вздохнула:

– Нет, я не кошка… – но, тем не менее, зажмурила глаза-бусинки и, не открывая их, с жаром произнесла:

– Моя любовь будет очень большая, сильная, добрая, тёплая и ласковая…

Не успела она это произнести, как из-за угла по каким-то своим делам направляясь из кухни в комнату, вывернул Лёша. Он споткнулся о лежащего на паласе плюшевого ослика, отдавил хвост возмущённо взвизгнувшему Ваське и, чертыхнувшись, зацепил ногой заверещавшую от неожиданности Катьку. Васька тут же оказался на верхней полке книжного стеллажа, откуда с досадой наблюдал за происходящим внизу. Катька от страха, ничего не соображая, сжалась в клубочек, потому что Лёша был куда крупнее Васьки… Он был очень большой…

– Тут-то мне и конец! – подумала Катька. Но в это мгновение Лёша, наклонившись, одной ладонью подхватил дрожащую от страха Катьку, и она почувствовала, его огромную силу. Досадливо кряхтя, Лёша прижал кудрявый комочек к своей широкой груди, и Катька почувствовала, как от него пышет теплом. Лёша потрепал её за ушком:

– Что, малышка, испугалась? Я нечаянно… – Катя облегченно вздохнула и поняла, что он добрый и ласковый.

Васька оказался прав. Катька правильно положилась на судьбу, и та её не обманула. Это была любовь: большая, сильная, добрая, теплая и ласковая… на всю жизнь!

О любви преданной и беззаветной

Маленькая Катька росла и развивалась довольно быстро. Внимательно выслушав советы бывалого кота Василия и положившись по его примеру на судьбу, она не только обрела семью, в которой о ней заботились и учили её правильному собачьему поведению (спасибо маме Тане), с ней играли и гуляли (Толик и Машенька, то вместе, то по переменке, иногда Таня и, уж совсем редко, как особое поощрение – Лёша), ей ещё и растолковывали всякие житейские недоразумения. Больше других, конечно, старался кот Василий. Во-первых, он был специалистом по недоразумениям, а во-вторых, его в этой семье любили уже две зимы и два лета. Даже Таня называла его «сплошным недоразумением» и периодически за эти самые недоразумения шлёпала кота кухонной тряпкой.

Катька в новой для неё семье только-только нарисовалась, ещё даже первая её зима не наступила, и она понятия не имела что такое снег. Но зато Катька уже обрела для себя любовь в лице Большого Человека Лёши. И не важно, что Лёша почти с ней не играл и не гулял (это делали Толик и Машенька), он не кормил её и не мыл ей лапы после прогулки (для этого была Таня), и, увы, он редко с ней разговаривал, потому что был очень занятым человеком.

Ещё в самом начале своей большой любви к Лёше Катька засомневалась в правильности определений «преданная» и «беззаветная».

Единственным специалистом в вопросах любви, способным развеять её сомнения был хитромудрый кот Васька. Отношения с ним налаживались непросто, и Катька ждала удобного момента, чтобы поговорить с ним на тему любви.

В тот день они остались дома одни. Детей забрала приходящая Бабушка, а Таня с Лёшей ушли на службу. До самого последнего момента, пока они обувались в прихожей, уже готовые к выходу, Катька путалась у них под ногами, думая, что хозяева собираются на прогулку и сейчас возьмут её с собой. Она была ещё глупым щенком и не различала пока сборы на работу и сборы на прогулку. В этом хорошо разбирался Васька, но он не торопился наставлять её по этому вопросу и лишь снисходительно наблюдал из кресла в большой комнате за её ежеутренними глупостями:

– Вот дурочка, – жмурился он, изображая полное безразличие к происходящему в прихожей, и презрительно подёргивал кончиком пушистого хвоста.

Как только входная дверь закрылась, и в доме стало тихо, Васька слез с кресла и, проходя мимо Катьки, презрительно дёрнул пушистым хвостом, обидно пощекотав им Катькин нос.

– Мр-р-р! Так унижаться перед хозяевами могут только глупые маленькие собаки, – Васька произнёс это негромко, как бы ни к кому не обращаясь.

Катька оглянулась вокруг, никого кроме них в доме не было.

– Ах, так?! Я – маленькая глупая собака? – не выдержала Катька, – зато я про тебя что-то знаю! – она тявкнула и замерла, вызывающе глядя вслед удаляющемуся в сторону кухни Ваське. Васька замедлил шаг: «О чем это она?» Он явно ждал продолжения, но не оглянулся.

– Иди-иди, – заворчала Катька, повернулась и пошла, оглядываясь на кота, в детскую комнату. При этом она негромко, но всё же так, чтобы её слышали, бормотала себе под нос:

– Заветная сосисочка под Толиным столом… Была твоя, станет…

– Стоять! – завопил Васька, сообразив, о чем бормочет направляющаяся в детскую Катька. – Это моя сосиска!

Пробуксовав задними лапами на повороте, Васька сшиб с ног Катьку. Опередив её, он вломился в детскую комнату и кинулся под столик, что стоял возле Толиной кровати. Подумать только, эта мелюзга задумала покуситься на сосиску, которую Васька стащил тайком с кухонного стола, когда Таня утром готовила завтрак.

Всем своим пушистым существом Васька перекрыл подходы к лежащей под столом сосиске и сердито зашипел:

– Уйди, мелочь пузатая! Это моё!

– Ну и жадина ты, Васька! – с сожалением произнесла Катька. – Жадина и вор!

– Я не вор, я добытчик, – парировал Васька, на ходу уплетая сосиску. Он не был голоден, но тайник был раскрыт, и добычу нужно было уничтожить, чтобы она никому не досталась…

Катька хотела с достоинством встать и уйти из детской, чтобы не видеть, как позорится Васька, но сосиска пахла так аппетитно, что ни глаз, ни носа от неё отвести было невозможно. Катька судорожно сглотнула предательскую слюну и, вместо того, чтобы выйти из комнаты, сделала шаг в сторону Васьки и доедаемой им сосиски.

– Стой где сидишь! – прошамкал наполненной сосиской пастью Васька и угрожающе выставил вперёд лапу с выпущенными когтями. В этот момент кусочек сосиски оторвался и откатился в сторону. Будь что будет! Никто бы в этот момент не удержался от соблазна.

– Я тоже добытчик! – тявкнула Катька, одним прыжком подскочила к обалдевшему от её наглости Ваське, схватила бесхозный кусочек сосиски, тут же его проглотила и замерла в ужасе от того, что только что сотворила.

– Нифигасе! – Васька чуть не подавился последним куском сосиски. – Ну, держись, рукавичка нестриженая! – И он со всего маху кинулся на Катьку, ударом мощной лапы сбил её с ног, и та покатилась визжащим клубком под кресло в большой комнате.

– Будешь знать, как воровать чужую добычу! – подытожил Васька свою атаку, загнав Катьку глубоко под Лёшино кресло. Там было темно и пыльно, но относительно безопасно.

– Подумаешь, сколько шума из-за кусочка сосиски, – проворчала из пыльной темноты Катька.

– Дело не в сосиске, дело в принципе, – отозвался Васька. Он лежал и лениво вылизывался в кресле, под которое только что загнал маленькую Катьку, и следил, чтобы она оттуда не высовывалась. – У меня натура добытчика. И с этим я ничего поделать не могу. Недоразумение состоит в том, что коты – существа независимые. Нам нужна самостоятельность и свобода. Одно дело поесть из миски, которую для тебя наполнила хозяйка, и совсем другое – самостоятельно добыть еду.

– А как же любовь и преданность? – спросила Катька, высунув мордочку из-под кресла. Васька тут же шлёпнул её лапой по мордочке, чтобы она не высовывалась.

– Любовь и преданность – это для собак и для людей, а для нас, котов, прежде всего – голос нашей природы.

– И о чем говорит тебе этот голос? – Катькин нос опять высунулся из-под кресла и опять получил оплеуху.

– Моя природа говорит мне, что я добытчик, охотник и ловелас…

– Лове… кого? – не поняла Катька.

– Лове-лове, – передразнил Васька собеседницу под креслом. – Не кого, а кто! Ловеласы – это мартовские коты. Вот пройдёт зима, и природа позовёт меня на крышу петь любовные песни окружающим кошкам и биться за них на кошачьих турнирах.

Васька мечтательно зажмурил глаза и сладко вздохнул.

– А как же любовь? А как же судьба, на которую я по твоему совету положилась? Ведь это ты говорил мне про любовь! – возмутилась из-под кресла Катька.

– Ну, говорил… Должен же кто-то учить тебя уму-разуму. Вам, собакам, без любви никак нельзя, пропадёте… Вот у тебя теперь есть любовь?

– Есть! – утвердительно гавкнула Катька. – Я люблю Лёшу!

– Ну и как ты чувствуешь эту свою любовь?

– Пока не знаю… Ты сказал тогда, что любовь моя должна быть какая-то преданная и беззаветная, так? – Катька вылезла из-под кресла и села перед Василием, вопросительно приподняв ушки.

– Ну, так! А что тебя не устраивает? – равнодушно вылизывая пушистый хвост, спросил Васька.

– Мне кажется, ты что-то напутал – с сомнением в голосе произнесла Катька.

– И что же я мог, по-твоему, напутать, влюблённая ты моя? – Васька опять начинал издеваться, но Катька не обратила на это внимание, она размышляла о своей любви:

– Вот ты говоришь, что любовь должна быть «преданная». Я знаю, например, что Маша и Толик любят друг друга. Но вчера Машенька кричала на Толика, который сломал башенку из её кубиков, что он – предатель. Значит, чтобы любовь стала преданной, надо что-то сломать. Что я должна сломать для Лёши? Башенки из кубиков он не строит… Как же он узнает, что у меня к нему преданная любовь? Может, стоит погрызть его тапки? Он их ценит также как Маша свои кубики…

Васька удивлённо вытаращил глаза, усы у него поднялись вверх и он застыл от изумления, пытаясь разобраться в хитросплетениях Катькиных рассуждений. Катька тем временем продолжала:

– Ещё моя любовь, по твоим, Васька, словам, должна быть «беззаветной». Но этого слова я ни от кого, кроме тебя не слышала! Ты, наверное, опять что-то напутал? Я слышала, например, что у Толика «безответная» любовь к девочке Кате с восьмого этажа. Это он в честь неё он назвал меня Катькой. Я слышала ещё, как тётка на улице кричала другому человеку «ты – чурбан безответный!». Но ведь любовь это не чурбан! Или чурбан? А что такое «чурбан»?

– «Чурбан» – это кусок дерева, – прокомментировал Васька.

– Нет, любовь это не кусок дерева. – уверенно заявила Катька, и продолжила, – Вчера Таня сказала Лёше, что он оставил её вопрос «без ответа»… Может, любовь это вопросы? И почему я должна задавать вопросы, чтобы любовь получилась безответная?..

– Вот даёт! – изумился слушающий Катьку Василий, – ты хоть соображаешь сама, что говоришь?!

Катька горестно вздохнула под тяжестью собственных мыслей. Васька, если бы умел, покрутил бы когтем у виска, как это делает Толик в ответ на глупость, которую вдруг сморозит Машенька, но он глубокомысленно произнёс:

– Знаешь, Катька, я только что про тебя кое-что понял?

– Что? – поинтересовалась Катька, всё ещё погружённая в мысли о предательской и безответной своей любви к Лёше.

– Я понял, что у тебя хороший нюх, ведь учуяла же ты, где я прячу заныканную сосиску. У тебя даже есть уши, и ты ими слышишь, кто кому и что говорит…

Катька завиляла хвостиком, польщённая Васькиной похвалой.

– И голова есть, и уши, – продолжил Василий, – вот только мозгов нет! – и он демонстративно-горестно вздохнул, мол, о чем с этой глупышкой разговаривать.

– Как это нет мозгов? – тут же возмутилась Катька. – Я их буквально выворачиваю, чтобы в любви разобраться, а ты говоришь, что у меня их нет!

– Глупая ты, ещё! Нет мозгов, это не в смысле, что их вообще нет. Это в смысле есть, но не те… И, вообще, для любви мозги не нужны! – глубокомысленно промурчал Василий.

– Вот тебе раз, – выдохнула Катька, – сначала мозгов нет! Потом они есть, но не те! Потом те, которые есть, оказывается, не нужны! Что же мне делать, когда такое положение с мозгами?! Как разобраться со своей «безответной» и «предательской» любовью? Тапки грызть? Ненужные вопросы задавать? – Катька от отчаяния и безысходности жалобно заскулила:

– Васенька, миленький, ты большой, ты умный, научи, как мне быть с моей любовью?

– Ладно, не хнычь, – успокоил Василий хлюпающую носом Катьку. – На счет мозгов я фигурально выразился. Они есть у всех, но не все ими правильно пользуются. Сейчас во всем разберёмся. Перво-наперво, для любви нужны душа и сердце! Вот когда ты на своего Лёшу смотришь, что ты чувствуешь, как себя ведёшь?

Катька на секунду задумалась и ответила:

– Внутри у меня что-то начинает колотиться, как будто выпрыгнуть хочет…

– Это сердце, – со знанием дела отметил Васька, – и… что ты в этот момент делаешь? – спросил он подводящим тоном.

– Чтобы оно не выпрыгнуло, я тоже начинаю прыгать. От радости у меня дух захватывает и из груди вырывается громкие вопли, – ответила Катька и подпрыгнула на месте.

– Вопли – это душа поёт, – понимающе кивнул Василий.

– Значит, у меня есть и сердце, и душа? – с надеждой в голосе уточнила Катька.

– Есть, – подтвердил Василий.

– А раз так, то и любовь есть, – сделала вывод Катька. – Вот только не понятно, почему она должна быть «безответная» и «предательская»? – нетерпеливо переспросила Катька.

– Не «безответная», а БЕЗЗАВЕТНАЯ! И не «предательская», ПРЕДАННАЯ, – поправил её Василий.

– А разве я не так сказала? – удивилась Катька в ответ.

– Нет, не так! У людей, Катька, много слов, которые звучат похоже, но означают совсем разные вещи. Поэтому, чтобы не напутать что-либо, слушай внимательно…

– Ты же сам сказал, что у меня хорошие уши, и я всё слышу, – вставила своё Катька.

– Слышать и слушать – тоже разные слова, – терпеливо продолжал свой урок Василий. – Слышать может каждый, у кого есть уши, а слушать может только тот, кто понимает и осознаёт, что он слышит.

– Это как? – изумилась Катька.

– Очень просто! – назидательно произнёс Васька. Вот ты, например, услышала от меня два слова, которые должны определять твою собачью любовь к выбранному тобой человеку.

– Я выбрала Лёшу, – перебила Василия Катька.

– Ну, хоть бы и Лёшу, это твой выбор. Твоя собачья любовь, сказал я тогда, должна быть «преданной» и «беззаветной». Похоже, ты этих слов тогда не знала и, вместо того, чтобы понять, что они означают, начала искать, кто ещё говорит их кроме меня, так?

– Так-так! Я услышала эти слова у Толи, у Маши, у Тани, – вдруг осенило Катьку.

– Эти, да не совсем! Ты услышала слова похожие, но не те.

– Всё! Я запуталась! – сделала самостоятельный вывод Катька и взмолилась, – Васенька, миленький, распутывай меня скорее!

– Знаешь, Катька, у людей есть слова, которые они используются очень редко, потому что они драгоценные и ими не разбрасываются.

– Как это «не разбрасываются»? Слова это ведь не кубики! – Катька наморщила сосредоточенно нос.

– «Не разбрасываются» – это значит «берегут», произносят только в очень важных случаях, потому что очень высоко их ценят и не каждому доверяют.

– Я, конечно, не собака, – обратился Василий к Катьке, – но кое-что в собачьей жизни понимаю и знаю, как важна для собаки преданная и беззаветная любовь к человеку. Слушай, малышка, и запоминай: ПРЕДАННЫЙ – это значит неизменный, верный, сохраняемый надолго, иногда на всю жизнь. А БЕЗЗАВЕТНЫЙ – это чуждый всякого расчета; не требующий ничего взамен, самоотверженный, преисполненный безусловного, полного доверия.

Васька помолчал, внимательно посмотрел на притихшую Катьку и спросил:

– Ты услышала, о чем я говорю?

Катька закивала кудрявой головой, нетерпеливо перебрала на месте передними лапками, глубоко вздохнула и ответила:

– Лёшины тапки грызть не буду, глупые вопросы без ответов задавать не буду, выпрашивать нежности всякие не буду…

Наступила пауза, после которой Катька отчетливо и ясно произнесла, глядя в глаза Василию:

– Я буду любить моего человека ПРЕДАННО и БЕЗЗАВЕТНО!

Первая прогулка и первая стрижка

Наступила первая в жизни Катьки зима. Она ждала её с нетерпением. Что такое лето и что такое осень она уже знала, потому что летом родилась, а осенью стала Толиным подарком. Летом было очень тепло и солнечно, а осенью сыро и грязно.

Весь Катькин мир сначала был сосредоточен в комнате, где она жила с мамой, пуделихой Кларой, и своими братишками и сестрёнками, такими же щенками-пуделяшками, как и она. Потом они, каждый в своё время, стали чьими-то подарками. Когда щенков вручали новым хозяевам, всегда произносилось, что они родились летом и что осенью, до снега, нужно сделать первые прививки.

В новом доме, там, где жили Толик с Машенькой, их родители и кот Василий, Катька услышала про грязную и сырую осень. На улицу её ещё не выпускали, потому что не сделаны были нужные прививки, но от приходящих с улицы домочадцев пахло сыростью и свежестью. А ещё снятую уличную обувь тут же несли сначала мыть, а потом ставили её сушиться возле батареи. В общем, какое-никакое представление о лете и осени у Катьки было. Кое-что она уже знала и о весне, потому что кот Василий как-то упомянул с тоской, что весной его природный голос зовёт его на крышу петь кошачьи серенады. А вот про зиму, какая она, пока никто ничего не говорил. Разве что всё тот же Васька не уставал повторять, что его в этом доме любят уже две зимы и два лета, в отличие от Катьки, которая только-только здесь объявилась. Катька на первенство не претендовала, но ей очень хотелось узнать, что такое «зима».

Наконец, приглашённый в дом ветеринарный врач поставил Катьке все необходимые собачьи прививки, вручил хозяевам настоящий собачий паспорт, подтверждающий, что всё у Катьки происходит по собачьим правилам. И вот наступил день первой Катькиной прогулки.

Во дворе ярко светило солнце, и ребятишки гурьбой барахтались в ослепительно белых сугробах. Катька замерла на крыльце от страха, смешанного со щенячьим восторгом. Татьяна потянула её за поводок:

– Иди, иди, милая, не бойся! Смотри, какой снег белый!

С высоты ближнего сугроба, весь вывалянный в снегу, розовощёкий и довольный, навстречу Катьке скатился Толик: