Тридцать сребреников в боекомплекте

Александр Тамоников

Тридцать сребреников в боекомплекте

© Тамоников А., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016

* * *

Все, изложенное в книге, является плодом авторского воображения. Всякие совпадения случайны и непреднамеренны.

А. Тамоников

Глава первая

Российская Федерация;

Москва – Афганистан;

район Снежного перевала

Некоторое время назад

Получив задачу у генерала Володарского, группа спецназа под командованием майора Скоробогатова вылетела из Москвы до поселка Айни, что располагался в ста сорока километрах южнее таджикской столицы – на самой границе с Афганистаном.

Группа отправилась на задание в самом своем боевом составе. В ней помимо командира насчитывалось пятнадцать человек, добрая половина которых имела офицерские звания. Заместитель командира – капитан Самойлов. Самый возрастной офицер группы – капитан Басов. Стрелки: капитан Белов; старшие лейтенанты Топалов и Зубров. Врач, капитан Шаповалов. Сапер, старший лейтенант Муров. Семь прапорщиков, среди которых были снайперы и так называемые ликвидаторы, связист и даже гранатометчик. И только один Димка Омелин имел три лычки сержанта. Он являлся помощником гранатометчика и тащил в специальном ранце пять выстрелов для РПГ. В эту непростую командировку к группе прицепили еще двух офицеров: полковника запаса Олейника и молодого радиоинженера – лейтенанта Брагера. Инженер был замкнутым человеком и со странностями в характере. Но, как сказал генерал Володарский: «Хотите иметь под боком классного специалиста – терпите».

– Потерпим, – ответил Скоробогатов.

А что он еще мог ответить? Его парням и не такое приходилось терпеть. Служба сложная, нервная и смертельно опасная. Если у десантуры был девиз: «Никто, кроме нас», то в спецназе ФСБ говорили так: «После нас только тишина».

Весь полет майор анализировал поставленную задачу. План работы на ближайшую неделю был не из легких. «Это все равно что читать Гегеля, – вздыхал он, глядя в иллюминатор. – Можно, но очень сложно. Ну Володарский… Ну поставил задачку…»

Генерал-лейтенанта ФСБ Александра Михайловича Володарского он знал давно. Начальник Управления славился своей прямотой, строгостью и бескомпромиссностью. Но при этом всегда оставался справедливым.

Скоробогатов улыбнулся, вспомнив услышанную когда-то историю из жизни генерала. Когда он еще не достиг нынешних вершин карьеры и носил погоны генерал-майора ФСБ, судьба забросила его в один большой гарнизон в качестве главы очень серьезной комиссии. В гарнизон намеревался приехать президент, и Володарский с компанией обязан был проверить все: от документации и ружейных комнат до колючей проволоки на заборе и качества питания в солдатской столовой.

Как водится в таких случаях, начали с общего построения всех подразделений части. В центре плаца стоит командир, ожидая момента для доклада прибывшему из Москвы генералу.

Володарский подходит к плацу. Командир во всю силу голосовых связок орет:

– Полк, равняйсь! Сми-р-р-р-на!

И тут из-за трибуны выныривает опоздавший солдатик-недотепа. Вынырнул и на пару секунд замер, оценивая глубину задницы, в которую попал.

Володарский махнул рукой, остановив командира части, сам вышел на центр плаца и скомандовал:

– Полк, равнение на средину!

И с приложенной к фуражке рукой пошел четким строевым шагом в направлении солдатика.

Заметив это, тот испуганно оглянулся по сторонам. Но, осознав, что у трибуны, кроме него, никого нет, тоже поднес руку к головному убору и, печатая шаг, двинулся навстречу генералу.

Тот, кто рассказывал Скоробогатову эту историю, уверял, что в этот момент все солдаты, прапорщики и офицеры, стоящие на плацу, в прямом смысле перестали дышать.

Не доходя несколько шагов до солдата, генерал Володарский остановился и доложил рядовому, что часть построена. После доклада, как и положено, генерал сделал шаг в сторону.

Юнец выслушал доклад и, не опуская руки, потопал к центру плаца. Володарский, все так же отдавая честь, оставался на шаг позади.

Остановившись перед коробками рот, солдатик истошно заорал:

– Здравствуйте, товарищи!

Роты вздохнули и пролаяли:

– Здравия желаем, товарищ рядовой!

– Вольно, – скомандовал солдат.

Меж тем задние ряды уже корчились в беззвучном смехе.

Тут генерал прервал представление.

– За опоздание в строй объявляю семь суток ареста, – строго произнес он.

– Есть семь суток ареста, – приуныл солдат.

– А за находчивость объявляю благодарность и семь суток отпуска, – продолжил Володарский. – Сначала отсидишь, потом отдохнешь…

По заявлению рассказчиков, бедолага действительно отсидел неделю на гауптвахте, а затем на семь дней отправился в отпуск на родину. Вот такие легенды ходили о генерал-лейтенанте Володарском.

Бойцы группы удобно расположились в креслах самолета и давно спали. Майор Скоробогатов смотрел в окно на проплывавшие внизу облака и вспоминал. Во время продолжительных перелетов он любил вспоминать свою жизнь…

Ирина всегда провожала его в долгие командировки. Так уж у них повелось: третий год жили, не оформляя отношений, и повсюду стремились быть вместе. Роман любил Ирину. А как же иначе? Джек Лондон однажды сказал: «Мужчина, которого не ранит любовь к женщине, – только наполовину мужчина». Роман был настоящим мужчиной.

И в тот раз Ирина вызвалась проводить мужа до соседнего летного гарнизона. Поехала, невзирая на то что их отношения дали серьезную трещину.

Для очередной командировки Скоробогатов отобрал из отряда двенадцать человек. Все они с вещами в назначенный час прибыли на КПП, рядом с которым их дожидались два небольших автобуса. Многих бойцов провожали жены или подруги – командование всегда позволяло им доехать до военного аэродрома и проститься с отбывающими. Потому и снаряжали по два автобуса.

Ирина молча взяла Романа под руку, они медленно прошлись вдоль зеленого металлического забора. Произносить дежурные фразы не хотелось…

Она первой поднялась в салон и, выбрав два свободных кресла, села у окна. Романа уже не удивляла ее странная и напряженная сдержанность. Пару месяцев назад (об опасной командировке удалось узнать заранее) он объяснил настроение жены тяжестью близившейся разлуки. Настоящая же причина крылась в сложности зашедших в тупик отношений.

Вскоре в салоне появился заместитель Скоробогатова капитан Самойлов и доложил о готовности группы к отъезду. Майор сухо кивнул и приказал отправляться. Фыркнув, заработал двигатель. Через минуту два автобуса плавно тронулись в путь…

Яркое весеннее солнце напоминало о последнем дне марта, отражаясь в темной глади многочисленных луж. Еще недавно лежавшие на газонах белые снежные сугробы превратились в серые бесформенные островки. Набиравшая силу зеленая трава освежала картину и привносила в пейзаж яркие краски.

Провожая взглядом до боли знакомые улочки небольшого подмосковного города, на окраине которого располагался гарнизон, Роман с тоской смотрел на спешащих по своим делам пешеходов. Он ужасно не любил эти моменты – минуты расставания с чем-то родным, привычным, близким. Даже мысль о том, что он через пару месяцев непременно вернется, не успокаивала.

Странно, но ему всегда почему-то верилось, что он обязательно вернется.

– Так и будем молчать? – Роман осторожно взял руку Ирины.

– Мы прекрасно знаем мысли друг друга, – вздохнула она.

– Мы все так же сильно любим друг друга, верно?

Скоробогатов с тяжелым предчувствием смотрел на женщину. Она помедлила, затем, собравшись духом, еле слышно произнесла:

– Я ужасно устала, Рома. Прости, что говорю об этом сейчас, но… Я действительно устала и больше так жить не могу.

Несколько минут Ирина сидела, отвернувшись к окну, и глядела куда-то вдаль. Затем, не поворачиваясь, тихо продолжила:

– Ума не приложу, что делать. Мы два года прожили вместе, все было замечательно, и вдруг… будто стена образовалась между нами. Будто кто-то перечеркнул, замазал черной краской все хорошее.

Не зная, что ответить, он сжимал ее холодную ладонь. А она, волнуясь, теребила на своих коленях его руку и до крови кусала губы…

Скоробогатов ощутил сдавившую грудь досаду, он не понимал, что происходит. В памяти проносились счастливые дни их совместной жизни, планы, мечты. Придя в себя, он с грустью посмотрел в то же окно, на те же весенние пейзажи, теперь казавшиеся однообразными и ужасно скучными…

Всю дорогу до соседнего летного гарнизона Роман не выпускал ее руки; но больше они не проронили ни слова. А когда прощались на продуваемом всеми ветрами аэродроме, она внезапно обняла его, прижалась к груди и прошептала:

– Не знаю, как дальше сложится наша жизнь. Не знаю… Но ты, пожалуйста, возвращайся.

– Обязательно. – Закрыв глаза, он вдохнул запах ее волос. – Обязательно вернусь – куда я денусь?..

Скоробогатов чмокнул ее в щечку, закинул на плечо сумку и размашисто зашагал к длинному ряду транспортных самолетов.

На последней ступеньке трапа он оглянулся.

Ирина стояла на том же месте и, закрыв лицо ладонями, плакала…

Через два месяца он со своей группой вернулся в гарнизон, не потеряв в горячей точке ни одного человека. А спустя еще месяц они с Ириной расстались.

* * *

После пяти часов полета небольшой «конторский» самолет совершил посадку на старом советском аэродроме, полоса которого прочерчивала тонкую стрелу на северной окраине поселка – в долине реки Пяндж. Таджикские власти аэродром не использовали, и если бы не визиты российской авиации, то ВПП, рулежные полосы, стоянки и оборудование давно бы бесследно сгинули.

На дальней стоянке группу уже поджидал вертолет «Ми-8» без опознавательных знаков. Самолет подрулил к нему поближе, остановился. Группа скоренько перегрузила шмотки в «вертушку». Командир экипажа капитан Лаприн запустил движки и запросил взлет. Винтокрылая машина плавно оторвалась от бетона, развернулась и начала набирать скорость вдоль лесистого русла пограничной реки…

Преодолев границу, «Ми-8» снизился до предельной малой высоты и на максимальной скорости пошел в заданный квадрат. Через сорок пять минут он совершил посадку на плато севернее Снежного перевала.

Скоробогатов поблагодарил экипаж. Летуны на прощание пожелали удачи.

Группа покинула борт и быстрым шагом двинулась в сторону шестого квадрата, где, по данным разведки, находились протяженные пещеры. В группу спецназа был включен полковник запаса Олейник, командовавший во время афганской войны разведывательной ротой. Несколько операций его рота проводила в здешних краях.

Вячеславу Николаевичу Олейнику было далеко за пятьдесят, но его физическая форма нареканий не вызывала. Следуя в составе дозора, он указывал путь…

Несколькими днями ранее в районе афганского города Кандарам банда полевого командира Абдуллы Мирзади похитила трех российских врачей из госпиталя международной миссии Красного Креста.

Небольшой госпиталь на тот момент функционировал больше года. В штате работал медперсонал из разных стран, включая Россию. Врачи принимали и оказывали помощь всем, кто обращался, хотя в основном это были местные жители из ближайших провинций. В качестве охраны на территории госпиталя расположились десять бельгийских военнослужащих из миротворческих сил. Но разве это охрана? Бельгия славится шоколадом пралине, восхитительными кружевами, изделиями из олова и пивом. А воевать бельгийские мужчины никогда не умели. Даже изрядно выпив своего пива.

Бандиты тщательно подготовились и действовали изощренно. Обрядившись в одежду горного племени хату, они вышли к кишлаку Малияр и проникли в расположение госпиталя. По данным российской разведки, в разработке операции и дерзком налете на госпиталь принимали участие и двое предателей: бывший генерал Глобин и бывший сержант Советской армии Виктор Назаренко.

Уничтожив несколько бельгийцев, бандиты захватили трех врачей из русской миссии и скрылись. Через некоторое время похитители вышли на связь и потребовали, мягко говоря, странный выкуп – главаря афганских бандитов Мирзади интересовали ПЗРК. А именно: тридцать комплексов «Игла», тридцать «Стингеров» и столько же комплексов нового поколения «Верба». Всего – на сумму около десяти миллионов долларов.

Никто не собирался передавать отъявленным головорезам такое грозное оружие, как ПЗРК. Во-первых, Мирзади мог обмануть и, получив комплексы, выставить новые условия. Во-вторых, Российская Федерация не имела морального права передавать в руки террористов современные средства ПВО. Отношения с Западом и так были ни к черту, а с поставкой требуемого оружия испортились бы окончательно. Поэтому генерал Володарский возлагал большие надежды на группу Скоробогатова. К тому же наша дипломатическая миссия в Афганистане проинформировала о злодеянии Мирзади вождя племени хату и очень надеялась на помощь его воинов…

Провожая майора на аэродроме, генерал-лейтенант поставил ему непростую задачу:

– Прибыв в район Снежного перевала, вы должны найти тоннель и пройти по нему в развалины крепости Шарди. При этом соблюдайте максимум осторожности – тоннель может быть заминирован, – сказал он. – На подходе к развалинам крепости выясни, не является ли старая крепость базой Абдуллы Мирзади.

– Понял, товарищ генерал, – кивал майор, глядя на карту.

– Далее работаете по двум вариантам. Первый – если обнаружите в крепости базу, проводите разведку, уточняете дислокацию и определяете позиции, с которых можно быстро захватить лагерь, исключив прорыв противника в Кандарам и по тоннелю за перевал.

– Ясно. Второй – если в крепости никого не будет.

– Совершенно верно. В этом случае оборудуете в развалинах свой пункт временной дислокации, но так, чтобы тоннель всегда находился под контролем твоих ребят. Дальше, Рома, высылаешь разведывательную подгруппу в Лашкар. Состав определишь сам, но так, чтобы основные силы находились в развалинах крепости, с постоянным наблюдением за брошенным кишлаком Лашкар.

– До Лашкара от крепости далековато, – возразил Скоробогатов.

– Назначишь разведгруппу для наблюдения, обеспечишь связью и будешь их регулярно менять.

– Понял.

– Слушай дальше. Задача разведгруппы: определение наличия базы Мирзади в этом брошенном кишлаке. Маршрут выдвижения определишь тоже сам. Вариантов там предостаточно. Подгруппе иметь прибор дистанционного прослушивания. При обнаружении базы и тем более заложников в Лашкаре – немедленный доклад мне. Впрочем, о результатах наблюдения доложишь в любом случае. В переговорах между собой использовать станции «Вега», для связи со мной спутниковую станцию.

– На связь, товарищ генерал, я буду выходить нечасто, – предупредил майор.

– Понимаю. И лишний раз светиться тоже не советую – аппаратом спутниковой связи пользуйся только по делу. Вряд ли Мирзади имеет оборудование для перехвата и пеленгации радиостанций на таком удалении от Кандарама, но страховка есть страховка. Да и наши заокеанские «друзья» спят и видят, как нам нагадить.

– Все ясно, товарищ генерал.

– И последнее. Оно же и самое первое, – генерал пожал руку подчиненного. – Просьба не забывать о главном: миссия сверхсекретна – ни один посторонний человек не должен знать о вашем появлении в том районе. Ни один! Всякий, кто случайно повстречается на вашем пути, должен будет…

– Отправиться к праотцам, – закончил за шефа майор.

– Все верно. Удачи…

* * *

В передовом дозоре шли снайпер Михаил Алексеев, полковник Олейник, капитан Басов и майор Скоробогатов.

На командирской карте Снежный перевал был обведен овалом синего цвета. Далее – вплоть до Кандарама – пестрели ярко-красные кружки. Таким способом разведка обозначала места возможной дислокации противника, предупреждая спецназ о вероятных нежелательных встречах на пути к цели или при возвращении с задания. Знали об опасности и Володарский со Скоробогатовым, но на риск пошли сознательно – путь через перевал давал приличный выигрыш по времени, равный как минимум суткам. «Сэкономишь время – сбережешь силы». Так гласило извечное правило разведчиков и диверсантов.

В первые часы пешего перехода все шло по плану: тишина, вокруг ни души, и только частое дыхание подуставших парней…

Вячеслав Николаевич Олейник не был постоянным членом группы. Скоробогатов имел о нем лишь ту информацию, которой успел поделиться перед началом операции генерал Володарский.

Ничего особенного, за исключением крепкого телосложения и отсутствия последней фаланги на правом мизинце, во внешности Олейника не было. Рост под сто девяносто, ни грамма лишнего веса. Темноволосый, со смугловатой кожей и непримечательным лицом; лишь у глаз сетка тонких морщинок, седина на висках да небольшой косой шрам от щеки до шеи – память о пощадившем осколке.

Володарский обмолвился, что воевать полковник Олейник умел и много лет назад в Афганистане о его боевой группе складывали легенды. В одной из операций он получил жуткую контузию и ранение от разорвавшейся рядом мины. После войны служил в рядах КГБ и реформированного ФСБ. Дослужившись до полковника, вышел в отставку. На гражданке себя так и не нашел, к тому же у супруги начались серьезные проблемы со здоровьем. Тайны гражданской жизни так и оставались для него непостижимыми: каждый день он видел смесь разнузданной преступности и безнадежной нужды, поблекшей интеллигентности и яркого невежества, несдерживаемой жестокости и редко встречающейся доброты. Привыкший к предельной простоте отношений, он не замечал стремительных перемен; оттого и ошибался, наступая на одни и те же грабли.

Вячеслав Николаевич пытался одолжить денег на лечение супруги у государства, но… взять кредит в нашей стране – все равно что наложить в штаны при минус сорока: поначалу даже тепло, а потом… Оттого и не гнушался никакой работы: возил на рынке тележки с чужим товаром, охранял по ночам торговые центры, ездил по соседним городам экспедитором… И был обречен на промахи – проворные «бизнесмены» кидали, подставляли, обманывали. Несколько раз не выдерживал и ломал обидчикам челюсти, да только проку от этого не поимел. Лишь нажил неприятности в районном отделе милиции, где обитала «крыша» всех этих нуворишей. Дважды обходилось: отоспавшись в камере, вновь обретал свободу. А на третий раз завели уголовное дело.

Следствие шло лениво, с проволочками – пока дошло до судного дня, минуло четырнадцать месяцев. Потому приговор к одному году исправительных работ означал освобождение из-под стражи. Однако свободе полковник не слишком-то обрадовался: из-за страшных болей в позвоночнике жена окончательно слегла. Срочно нужны были деньги, а с клеймом судимости о нормальной работе оставалось только мечтать.

В этот сложный период жизни его и нашел генерал Володарский, предложив вспомнить молодость и «прогуляться за речку». Олейник с радостью согласился, ведь обещанные командировочные и боевые могли полностью решить его проблемы.

Вячеслав Николаевич действительно чувствовал себя на плато как на территории собственной дачи – отлично ориентировался, прекрасно читал карту. Благодаря этому фонариками практически не пользовались, невзирая на то что солнце еще только намеревалось встать из-за горизонта.

Снайпер Миша Алексеев, как всегда, был предельно внимателен.

Паша Басов – деловит и молчалив. Внешность – как у взрослого самца гориллы, могучий рост, накачанные мышцы, блестящая лысина и неизменная щетина на лице. Тридцать семь лет, огромный опыт службы в самых разных регионах нашей необъятной Родины и за ее пределами. По возрасту он должен был носить полковничьи погоны, но не срослось. Знаете, как бывает: кто тянет, на том и везут. Паша был именно такой рабочей лошадкой. Точнее, конем. Без обид, претензий и амбиций. Здоровый мужик со спокойным темпераментом и довольно мягким характером. Говорил редко и крайне мало, но уж если после трех стаканов водки его раскручивали на какую-нибудь историю, то ржали и держались за животы не меньше часа.

Однажды он рассказал случай из своей молодости, когда только начинал службу в рядах одного из спецподразделений.

Начало девяностых, махновские времена. В маленьких городках по всей стране бандиты настолько зашугали милицию, что начальники УВД сами на цыпочках ходили с докладами к преступным авторитетам. Бороться с преступностью можно было только извне, а точнее, из Москвы – не привлекая местных продавшихся с потрохами ментов.

И вот однажды в ГУБОП разработали очередной план по разгрому бандитских группировок, орудующих в Твери. Тридцать бойцов, включая молодого Басова, скрытно поодиночке въехали в город: кто на поезде, кто на автобусе, кто на попутках. Встретились на окраине города – в лесу, в заданной точке, и приступили к выполнению задачи.

План был простой и многократно обкатанный: «наехать» на самого крутого в городе бизнесмена, «забить стрелку» с его крышей и всех, кто приедет, – тупо ликвидировать. Далее, до начала войны за новый передел, начисто поменять верхушку в местных силовых структурах, ну и тому подобное. В общем, проверенная схема, которая исправно работала.

Бойцы выбрали из своих рядов самого могучего «бандита» с соответствующей рожей. Им оказался Паша. Одели его с миру по нитке: один дал спортивные брюки, другой – кожанку, третий – «рыжую гайку», четвертый – массивную золотую цепь. В результате получился натуральный злодей, перед которым даже усиленный наряд милиции перебежал бы на другую сторону улицы.

Наутро «бандит» явился к хозяину местного завода. Отодвинул нескольких секретарш и ногой открыл дверь кабинета.

Хозяин – невзрачный тип с бегающими глазками – даже не успел разозлиться, как уже пора было бояться.

Нависнув над ним, «бандит» с ходу заявил:

– Я знаю, что у тебя есть «крыша», но с сегодняшнего дня будешь платить мне. Если старая «крыша» захочет со мной поздороваться, то я буду ждать ее завтра в семь утра в лесу за старым кладбищем. Ежемесячная мзда с твоего завода – семьдесят штук баксов.

Икнув, хозяин завода кивнул.

Сумма намеренно была завышена в разы, ибо ежемесячная прибыль предприятия составляла немногим более ста тысяч. А на прежнюю «крышу» уходило около двадцати.

Загодя, под покровом ночи бойцы заняли огневые позиции на земле и деревьях, чтобы плотным огнем в течение первых секунд «стрелки» уничтожить живую силу и технику противника в любых представленных количествах.

Время семь ноль-ноль. На тропинку вышел Басов, все в тех же белых носочках и с рыжей цепью на груди. Только под кожанку был надет «броник».

С дороги к одинокой фигуре неторопливо подрулил шестисотый «мерс». Еще мгновение – и тридцать бойцов изготовили бы из него две с половиной тонны металлических отходов, но… из «Мерседеса» вылез всего один человек – хозяин завода с перепуганной физиономией и черной папкой в руках.

– Доброе утро, – поздоровался он. – К сожалению, не знаю вашего имени-отчества. Люди, которые работали со мной до вашего появления, передали, что претензий к вам не имеют и что больше они со мной не работают.

Басов беззвучно сглотнул слюну.

А тот, протягивая папку, продолжал:

– Вот взнос за этот месяц. Можете не пересчитывать, тут ровно семьдесят. До свидания, всего хорошего…

Хозяин сел в машину и укатил, а переговорщик остался стоять посреди тропинки с черной папочкой под мышкой.

Дело приняло неожиданный оборот. Агентура взялась за работу и вскоре выяснила, что местные бандиты были настолько шокированы и обескуражены такой наглостью, что решили не связываться и отпустить завод. Они пришли к выводу, что этого «перца» с уголовной рожей тайно подослала к ним «воровская сходка» для какой-то своей интриги.

Бойцы вернулись в Москву на доклад к начальству. А докладывать особо нечего, кроме того, что тридцать рыл в рабочее время съездили в Тверь и отжали у местного буржуя семьдесят штук американских рублей. Как говорится: садитесь, три с минусом.

Неделю изобретали, как оприходовать деньги. Слава богу, додумались сдать их в фонд помощи семьям погибших сотрудников.

А Паша, по его же рассказам, запил так, что потом еле вышел из штопора. Ведь времена тогда были сложные. Жил в общаге; зарплата у молодого лейтенанта крохотная, да и ту на несколько месяцев задерживали. В общем, ни кола, ни двора, ни лавочки. Вот и не давали покоя воспоминания о том, что в Твери он без особого труда «заработал» семьдесят штук баксов, при том что шикарная квартира в Москве стоила всего тридцать…

* * *

После трехчасового марш-броска Скоробогатов негромко окликнул полковника:

– Вячеслав Николаевич!

– Да, командир.

– Узнаете эти места?

– Узнаю. Здесь моя мотострелковая рота уничтожила караван духов.

– Куда нам рулить после Снежного перевала?

– Сразу после спуска повернем строго на восток и пойдем вдоль подножия хребта.