Шакалы из Лэнгли

Звуки фуршета разносились далеко по посольству, но только в одном кабинете их не было слышно совсем – в звукоизолированной комнате для переговоров, где в этот час собрались четыре человека: резидент российской разведки Роман Громадский, Иван Максимов, Леонид Грошев и Хафез Раджих. На фоне проходящего по соседству праздничного фуршета тема для развернувшегося в переговорной разговора была более чем грустной – провал операции в отеле «Найл Хилтон». Эту новость сообщил Раджих, рассказавший собравшимся о том, что охранник отеля Исмаил Фахми, согласившийся добыть видеозапись, где мог быть изображен завербованный американцами «крот», в назначенное время на условленную встречу в ресторан не явился. Спустя несколько часов гостиничный портье, работавший на сирийскую разведку, сообщил, что Исмаил Фахми был найден мертвым в своем автомобиле на подземной парковке. По версии прибывшей к месту трагедии полиции, охранник покончил жизнь самоубийством, выстрелив себе из пистолета в висок. Никаких дисков с записями при нем обнаружено не было.

– Значит, мы рассчитали правильно: «крота» вербовали именно в «Найл Хилтоне» при активном участии Саймона Янга, – закончил свой рассказ Раджих.

– Не подлежит сомнению и то, что это не суицид, а спланированное убийство. Фахми убрали именно по приказу Янга, – дополнил картину происшедшего Громадский. – Но как он смог узнать о предстоящей операции? Может, с вашей стороны была утечка?

– Кроме меня об операции знали еще два человека – все более чем надежные люди, неоднократно проверенные в самых рискованных делах, – ответил Раджих.

– С нашей стороны осведомленных людей было столько же, причем все они сейчас сидят в этом кабинете. Надеюсь, тень подозрения в предательстве на нас тоже пасть не может.

– Тогда кто? – подал голос Грошев.

– Я полагаю, что утечка могла произойти по вине третьей стороны, – предположил Максимов. – Либо допустил ошибку непосредственно сам Фахми, либо люди Янга сумели каким-то образом просчитать наши действия и связать их с поисками «крота».

– В любом случае Янг прекрасно осведомлен о том, что мы вычислили место вербовки их агента, а это значит, что он убрал не только Фахми, но и успел уничтожить записи видеонаблюдения, за которыми мы охотились, – сделал невеселый вывод Громадский. – Каким образом теперь выходить на «крота» из Египта, непонятно.

– А мне кажется, все более чем понятно – через самого Янга, – подал идею Раджих.

– У вас есть какие-то идеи? – поинтересовался российский резидент.

– Провести боевую операцию: захватить Янга и под пытками вытащить из него имя «крота».

Предложение было настолько неожиданным, что вызвало некоторое замешательство у присутствующих. Первым на него среагировал Максимов:

– Считаю, что боевую операцию проводить нельзя. Это равносильно объявлению открытой войны, что может повлечь за собой самые непредсказуемые последствия. Ведь и ЦРУ после подобного демарша не будет сидеть сложа руки и наверняка устроит такую же провокацию против кого-нибудь из наших, будь то россияне или сирийцы.

Это мнение почти одновременно поддержали и Громадский с Грошевым.

– Других идей у меня нет, – развел руками Раджих.

– Зато есть у меня, – сообщил Максимов. – Раджих прав: надо действовать непосредственно через Янга. Только не с помощью грубой силы, а посредством дипломатии: войти с ним в непосредственный контакт и в ходе этого знакомства выведать у него имя «крота».

– Сомневаюсь, что такого рода дипломатия может принести успех, – не скрывая своего скепсиса, заметил Раджих. – Янг настолько прожженный интриган, что… как это по-русски, прислонить его к стенке таким методом почти невозможно.

– Припереть к стенке, – поправил сирийского коллегу Максимов. – Под дипломатией я подразумевал не только совместное распитие алкогольных напитков и раскуривание кальяна, но и нечто другое. Алкоголь и кальян – это только внешний фон, который должен отвлечь его внимание, усыпить бдительность. Главное – выяснить его подноготную, нащупать уязвимую точку и ударить по ней со всей силы. И миссию эту я готов взять на себя.

– Ну что ж, этот вариант лично меня устраивает больше, чем открытая конфронтация с цэрэушниками, – согласился с услышанным Громадский. – Что потребуется от нас?

– Прикрывать меня в случае разного рода непредвиденных случайностей. А непосредственно сейчас – заселить меня, наконец, в «Найл Хилтон».

– Считайте, что вы уже там: номер «сьют» на седьмом этаже с сегодняшнего утра забронирован за вами, – сообщил Грошев.

– В таком случае нашу встречу можно считать закрытой, – Громадский собрался было встать из-за стола.

– Одну минуту, Роман Аркадьевич, – остановил его Максимов. – Есть еще один деликатный вопрос, который нельзя оставлять без нашего участия. Речь идет о дочери несчастного Исмаила Фахми. Девочке нужна срочная операция, которую взялись провести врачи Международного госпиталя. Но она сорвется, если родители малышки… вернее, один из родителей – ее мама, не сможет гарантировать оплату операции полностью.

– Вы хотите сказать, что мы должны взять эту проблему на себя? – удивился Громадский.

– Вот именно.

– Но с какой стати? Фахми погиб, так и не успев передать нам то, что обещал. Значит, условия обоюдного договора с его стороны не выполнены.

– Вы забываете, Роман Аркадьевич, что в гибели Фахми есть и доля нашей вины.

– Эта вина косвенная.

– Разве это имеет значение? Именно мы положили начало этой истории и теперь должны ее цивилизованно закончить. Если девочка умрет, то здесь наша вина будет уже не косвенной, а прямой. Разве это по-божески?

– Я разделяю вашу точку зрения, Иван Ильич, но мы все же не благотворительная организация, – Громадский все еще пытался отстоять свою позицию, но уже без прежней настойчивости.

Уловив это, Максимов использовал последний аргумент:

– Да, благотворительность – не наш «конек». Но мы с вами, Роман Аркадьевич, служим в организации, в основание которой были заложены гуманистические принципы. Не хочу быть чересчур пафосным, но вспомним слова основателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского: «У чекистов должны быть горячее сердце, чистые руки и холодная голова». Сегодня мы должны проявить свое горячее сердце. Будет совсем по-свински, если мы, став невольными виновниками гибели одного человека, не протянем руку помощи его ребенку, тем самым обрекая на смерть и это безвинное создание. В том, чтобы девочка осталась жива, и есть высшая справедливость, проявление того самого гуманизма, о котором я упоминал.

После этих слов в кабинете наступила тишина. Нарушал ее только мерный звук двигающейся стрелки на настенных часах. Все ждали реакции резидента, и она последовала.

– Хорошо, будем гуманистами, – согласился Громадский. – Я дам распоряжение составить соответствующую шифротелеграмму в Москву, в которой Центру будет дано разъяснение, на какие нужды были израсходованы сорок тысяч долларов. Будем уповать на то, что Центр согласится разделить с нами наш гуманизм.

* * *

Египет, город Каир, отель «Найл Хилтон».

Улицы города

Серебристая «Мазда» старшого инспектора каирской криминальной полиции Хабиба Салама медленно двигалась в шумном потоке автомобилей. На повороте, ведущем в восточную часть Каира, район Эль Марк, случился небольшой затор, вызванный вполне обычным явлением: согбенный седовласый старик переезжал со своей груженой скарбом повозкой, запряженной ослом, шесть автомобильных рядов. Глядя на этого седого как лунь старика, Салам попытался угадать его возраст – где-то в районе восьмидесяти. «Есть ли высшая справедливость в том, что Аллах разрешает кому-то дожить до глубоких седин, а кого-то забирает в молодом возрасте? – размышлял Салам, глядя на согнутую спину старика. – Почему, например, Аллах забрал на небеса молодого парня Исмаила Фахми, и теперь такая же участь может ожидать и дочь этого несчастного? В чем здесь кроется высшая справедливость?».

Тут же на ум пришли строчки из «Аль-Джаму’а», которые Салам помнил наизусть: «Поистине, нет спасения от смерти, от которой вы бежите. Она непременно постигнет вас, потом вы будете возвращены к тому, кто знает сокровенное и явное, и Он вам напомнит то, что вы творили».

«Напомнит то, что вы творили, – мысленно повторил Салам. – Но что может натворить ребенок всего трех лет от роду?».

Почти три десятка лет Салам служил в «убойном» отделе криминальной полиции, но подобные мысли посещали его каждый раз, когда жертвами разного рода преступлений становились люди достаточно молодые, а то и вовсе дети. Глядя на их лица, еще не испещренные рядами морщин, Салам каждый раз невольно вздрагивал от внутреннего протеста, возникавшего в нем от столь кричащего противоречия, совмещения двух несовместимых вещей – молодости и смерти.

В отель «Найл Хилтон» Салам приехал за несколько часов до этого, рано утром, когда весть о трупе, обнаруженном в подземной парковке, достигла стражей порядка. Причем начальник полиции, отправляя Салама по этому вызову, зачем-то предупредил его: мол, это – чистое самоубийство, дело не стоит и выеденного яйца.

– Так что зафиксируй происшествие, опроси для проформы свидетелей и возвращайся назад. И заверши, наконец, расследование убийства хозяина обменного пункта, которое висит на тебе вот уже больше месяца.

Поэтому, отправляясь в отель, Салам рассчитывал управиться со свалившимся на него происшествием быстро. Тем более что его напарник вот уже третьи сутки лежал дома с температурой, поэтому свалить это дело на него не было никакой возможности. А дело хозяина «обменника», зарезанного возле собственного дома неизвестным убийцей, действительно висело дамокловым мечом над Саламом, не давая покоя ни ему, ни его начальству. Однако не зря на Востоке есть поговорка: пока человек рассчитывал, Аллах над ним смеялся.

Когда Салам приехал к месту происшествия, там уже вовсю трудились эксперты: снимались отпечатки пальцев, фотографировалось место и сама жертва. На первый взгляд, все действительно выглядело более чем понятно: труп сидел на переднем сиденье автомобиля «Рено», правая рука сжимала пистолет, в виске – пулевое отверстие. Правда, никакой предсмертной записки рядом с покойным обнаружено не было, как и других вещей, кроме портмоне с небольшой суммой денег на карманные расходы.

Здесь же был и начальник охраны отеля Рашид аль-Сайед, который рассказал Саламу возможную причину самоубийства его подчиненного – тяжелая болезнь дочери. Правда, в ходе этого допроса инспектор отметил одну странность: для проведения операции дочери покойному Фахми нужны были деньги, причем большие, которые он накануне своей смерти все-таки нашел. Причем выглядел при этом более чем счастливым. И вдруг – самоубийство. Почему?

– Я думаю, что он сомневался в успехе операции, поскольку у дочери было редкое заболевание – там две болезни сердца одновременно. А младшую дочь он любил сильнее всех своих детей, потому и не смог выдержать груза мыслей о ее возможной смерти, – высказал свою версию начальник охраны.

Салам мысленно согласился с таким доводом, хотя некий подозрительный пунктик в его сознании все-таки запечатлелся. А потом подобные пунктики начали численно расти и расти, напрочь ломая такую стройную первоначальную версию.

Обратив внимание на то, что участок парковки, на котором произошло самоубийство, обслуживается двумя видеокамерами, Салам задал начальнику охраны резонный вопрос:

– Эти видеокамеры рабочие?

– Естественно.

– Мне хотелось бы взглянуть на записи с них.

И они прошли в комнату, где находился видеорегистратор. Оператор достаточно споро нашел нужные видеокамеры и вывел искомые записи на монитор. И тут выяснилось, что запись с обеих камер велась до 23 часов 40 минут вчерашнего дня, после чего начались помехи, которые длились до 00 часов 20 минут уже следующего дня. Более того, точно такие же помехи оператор обнаружил и на соседних парковочных камерах.

– Что случилось с камерами в эти полчаса, мы можем выяснить? – спросил инспектор.

Начальник лишь развел в недоумении руками, а вот оператор после внимательного изучения помех все же высказал свое предположение:

– Судя по всему, это какое-то внешнее влияние. Оно похоже на радиопомехи, когда рядом включается мощное излучающее оборудование, например радиопередатчик или радар. Именно они, видимо, и вызвали столь частые волны колебаний, которые исказили видеоизображение.

– А каким образом такой радиопередатчик мог попасть на парковку?

– Да как угодно, его можно разместить в обычном автомобиле.

– То есть его могли включить на определенное время, чтобы вывести из строя видеонаблюдение на парковке?

Оператор утвердительно кивнул головой.

– А что же ваша охрана не обратила на это внимание? – Салам повернулся к аль-Сайеду.

– Почему не обратила? – искренне возмутился охранник. – Вполне вероятно, что это было зафиксировано в их журнале.

Однако когда в руках у Салама оказался искомый документ, никаких записей на этот счет он там не обнаружил. Получалось, что охрана попросту прозевала этот эпизод.

– Может, охранник в этот момент куда-нибудь отлучился или был занят чем-то другим? – растерянно произнес аль-Сайед, продолжая листать журнал, как будто от этого мог быть какой-то толк.

– А где в этот момент находился Фахми, вы знаете?

– Когда именно?

– Когда вышли из строя видеокамеры.

– Его напарник рассказал мне, что он отлучился от главного монитора после одиннадцати вечера и больше там не появился.

– А куда он отлучился, сказал?

– Нет.

– А записи с видеокамер вы смотрели?

– Зачем, если и так ясно, что это самоубийство.

– Это вам ясно, а мне пока не очень.

Повернувшись к оператору, Салам спросил:

– Мы можем посмотреть перемещения Фахми после одиннадцати вечера?

– Без проблем.

Спустя несколько минут эти записи уже транслировались на мониторе. Было видно, что Фахми в 23.10 покинул операторскую и зашел в видеорегистраторскую. Там он пробыл более получаса, после чего отправился на парковку. Дальше шел обрыв записей. Больше ни одна видеокамера не запечатлела Фахми живым. С этого момента в голову Салама стали закрадываться мысли, что это самоубийство выглядит весьма подозрительно.

– А зачем Фахми мог приходить в видеорегистраторскую, да еще на полчаса? – задал очередной вопрос оператору Салам.

– Судя по всему, смотрел какие-то прошлые записи.

– Или их скопировал? – высказал предположение инспектор. – А мы можем по вашей базе узнать, что это были за записи?

– Попробуем, – ответил оператор и стал энергично бить по клавишам клавиатуры, выводя на монитор компьютера какие-то данные из видеорегистратора. Но спустя несколько минут он разочарованно произнес:

– Увы, но данные за тот период, когда здесь был Фахми, стерты.

– Кто же их стер?

– Не знаю, может быть, сам Фахми подчистил базу данных, когда уходил.

– Значит, установить, какие именно записи его интересовали, мы не сможем?

– Скорее всего, нет.

– Но если предположить, что здесь кто-то был после Фахми, мы можем увидеть этого человека или людей на записи с видеокамер?

– Не можем, – ответил оператор и, поймав вопросительный взгляд инспектора, пояснил:

– Записи с этой камеры тоже стерты.

«Значит, здесь действительно были посторонние, – подумал Салам, но высказать эту мысль вслух поостерегся, не желая разглашать свои выводы перед посторонними. – К тому же в вещдоках, обнаруженных в одежде Фахми, ключей от видеорегистраторской найдено не было. Выходит, кто-то их у него позаимствовал, поскольку на стоянку он наверняка пришел с ними».

– А у Фахми были какие-нибудь конфликты с коллегами по работе или, может быть, с персоналом отеля? – задал очередной вопрос начальнику охраны инспектор.

– Я ни о чем подобном не слышал. Так вы думаете, что это все-таки могло быть не самоубийство?

– Я пока ничего не думаю, я всего лишь сопоставляю факты. Может быть, кто-то спрашивал вас о Фахми в последнее время, интересовался его делами?

– Да, нет, вроде, – пожал плечами аль-Сайед. – Хотя… Саймон Янг вчера хотел выразить ему свое сочувствие по поводу болезни его дочери.

– Кто такой Саймон Янг?

– Это очень уважаемый человек, американец. Он большая шишка в компании «Индастри электроникс» и вот уже несколько лет является постояльцем нашего отеля. Живет на восьмом этаже.

– А как он узнал о болезни малышки?

– Я ему вскользь рассказал во время делового разговора.

– О чем разговор, если не секрет?

– Я же сказал, что деловой: мы вели речь о возможном переоборудовании отеля силами его компании.

Салам сразу догадался о финансовой составляющей подобного разговора и возможной заинтересованности в этой составляющей начальника охраны, поэтому не стал углубляться в данную тему. Но имя американца на всякий случай запомнил.

Вернувшись на парковку, к месту происшествия, Салам застал там окончание работ. Тело погибшего уже увезли, а его автомобиль отогнали в полицейский участок. Инспектор подошел к одному из экспертов, который собирался покидать отель на служебном автомобиле.

– Ну что скажешь, Хусейн?

– Скажу коротко: огнестрельное ранение головы, несовместимое с жизнью.

– Это я и сам знаю. Что-то необычное есть?

– Необычным я бы назвал ствол. «Ругер Мк» 22-го калибра в руках рядового охранника выглядит странно. Таким оружием обычно владеют сотрудники спецслужб или террористы. Короче, не по чину чалма.

Это был очередной «пунктик» из числа подозрительных в череде умозаключений Салама. Сначала была нестыковка мотива самоубийства (вроде деньги на операцию дочери найдены, а отец хватается за пистолет), потом возникли испорченные видеокамеры (порча на них нашла как раз в момент самоубийства), стертые записи в видеорегистраторе и, наконец, в конце «нарисовался» крутой пистолет, который в руках охранника выглядел более чем странно. С другой стороны, если это было не самоубийство, а убийство, как могли его организаторы наоставлять такую кучу следов? Объяснений здесь могло быть два: первое – все делалось в спешке, второе – расчет был на то, что полиция ухватиться за версию самоубийства и сделает ее приоритетной. «А ведь именно эту версию мне сегодня с утра и вкладывал в голову мой начальник», – вспомнил Салам.

В этот миг заиграла мелодия на его висящем на поясе мобильнике. Самое удивительное, но звонил тот самый человек, о котором секунду назад старший инспектор и подумал.

– Ты куда пропал? – зазвучал в трубке голос начальника полиции.

– Как куда – делом занимаюсь.

– Это дело пора уже сдать в архив. Ты забыл, что тебя ждут дела поважнее?

Под последними словами подразумевалось все то же дело об убийстве владельца валютного обменника. Хотя, что там было особенного – зарезали мужчину за барсетку с парой тысяч долларов. То ли дело здесь: загадочное убийство, возможно, замаскированное под суицид. Было где развернуться и прославиться. Но Салам своим чутьем опытного оперативника буквально чувствовал, что начальник полиции намеренно отваживает его от этого дела. И это еще сильнее распалило охотничий азарт старшего инспектора.

– Я приеду через час, – произнес он в трубку.

– Почему так долго?

– Хочу заехать еще в одно место, здесь по пути.

– Что за место?

– Расскажу, когда приеду, – и Салам нажал на «отбой».

Вспоминая за рулем своей «Мазды» все эти события, старший инспектор никак не мог отделаться от мысли, что начальник полиции не случайно хочет побыстрее закрыть дело о самоубийстве. В памяти старшего инспектора всплыл эпизод сегодняшнего утреннего посещения кабинета начальника. Когда Салам вошел к нему, тот разговаривал с кем-то по телефону, но, увидев вошедшего, прикрыл трубку рукой и попросил пару минут подождать в коридоре. А когда Саламу было разрешено войти, тут и прозвучало: «Это дело о самоубийстве не стоит и выеденного яйца». То есть мнение об этом деле у начальника уже было сформировано им самим или кем-то со стороны. Если последнее верно, то кем? Может быть, жена Исмаила Фахми сумеет прояснить эту ситуацию?

Именно к ней Салам сейчас и направлялся, двигаясь в сплошном потоке автомобилей, выстроившихся в шесть рядов на каирских улицах. Ехать предстояло на восток города – в район Эль Марк, в обычный четырехэтажный дом, номер которого старшему инспектору предупредительно написал на клочке бумаги начальник гостиничной охраны.

Когда Салам нашел нужный дом и поднялся на последний, четвертый этаж, дверь ему открыла непосредственно жена погибшего – Залика Фахми. Красные от слез глаза говорили лучше всяких слов о внутреннем состоянии женщины, поэтому Салам с порога выразил ей свои соболезнования. После этого представился, назвав свое имя и звание. Узнав, что ее гость служит в полиции, женщина вышла на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь. Салам услышал, как за дверью мулла читал аяты из Корана – шли приготовления к похоронам, поэтому расценил поступок хозяйки как естественный.

– Что вас интересует? – голос Залики был на удивление спокойным.

– Было ли у вашего мужа оружие – пистолет? – с места в карьер взял Салам.

– Никогда не было. На работе это было не нужно, а дома тем более.

– А мог он его прятать от вас?

– Не мог, поскольку мой муж ничего от меня не скрывал. И вообще, это не могло быть самоубийством.

– Почему вы так считаете?

– Вы видели моего мужа мертвым?

– Да, конечно.

– Как он это сделал?

– Выстрелом в висок.

– В правый или левый?

– В правый. А какая разница?

– Дело в том, что мой муж левша с рождения. Он даже нож держит… держал в левой руке, и топор, которым рубил дрова, и ложку за столом. В той же руке он должен был держать и пистолет.

Салам мысленно восхитился не только выдержке и самообладанию этой женщины, несколько часов назад потерявшей горячо любимого мужа, но и ее сообразительности. А в свой реестр подозрительных «пунктиков» добавил еще один.

– И вообще, с чего моему мужу было стреляться, когда он сумел раздобыть деньги на операцию для нашей дочери, – продолжила свои рассуждения жена погибшего.

– Он вам сам об этом рассказал?

– Конечно, сам. Он заплатил первый взнос – десять тысяч долларов еще вчера, когда дочь перевели в Международный госпиталь. А сегодня мы получили недостающую часть этих денег – тридцать тысяч.

Сказав это, Залика показала из-под накинутого на голову и плечи широкого платка руку, в которой был зажат конверт.

– Кто принес вам эти деньги?

– Добрые люди.

– Они назвали себя?

– Добрые люди могут не называть своих имен: Аллах и без этого их знает и видит их деяния.

– Когда они приходили?

Вместо ответа женщина кивнула за спину гостя. И Салам вспомнил, что в тот момент, когда он входил в подъезд, из него вышел высокий мужчина-араб в дорогом белоснежном костюме. Бросив женщине на ходу «До свидания», старший инспектор выбежал во двор, однако высокого араба уже давно и след простыл.

* * *

Сирия, город Дамаск

Взяв в руки большой охотничий нож, Закхей аль-Хадж одним движением вскрыл картонную коробку и извлек из нее полиэтиленовый пакет. В нем он обнаружил то, что и должен был найти – накладной живот, имитирующий беременность сроком 7–9 месяцев. Повертев его в руках, аль-Хадж поразился профессионализму создателей этого изделия: оно было выполнено на высочайшем уровне. Накладка была изготовлена из гипоаллергенного силикона, здесь же был и комплект специального нижнего белья. Надев такой «живот», женщина могла не бояться, что ее могут уличить в подвохе, чего, собственно, и добивался аль-Хадж – один из лидеров «Аль-Каиды», дислоцированной в Сирии и ведущей войну против законного правительства Башара Асада. Накладной живот предназначался для террористки-смертницы, которая должна была через несколько часов взорвать себя внутри штаб-квартиры сирийской госбезопасности.

Таких высококлассных накладных животов в Сирии не сыскать, поэтому достать их можно было только за границей. Аль-Хаджу в этом помог его старый приятель и тайный куратор ячейки «Аль-Каиды» в Сирии сотрудник ЦРУ Саймон Янг, с которым они были знакомы еще с войны в Афганистане, а потом вместе сотрудничали в Европе – в Косово. Это Янг во время последней их встречи в Египте в июне этого года, узнав о том, что аль-Хадж готовит в одной из секретных школ нескольких террористок-смертниц, предложил посылать их на дело беременными. Увидев смятение на лице аль-Хаджа, Янг рассмеялся:

– Не волнуйся, Закхей, речь идет о ложной беременности. Твои женщины должны надеть на живот специальную накладку, которая имитирует беременность. Сам понимаешь, таких женщин ни одна охрана не посмеет заподозрить в плохих намерениях.

– Где же достать такие накладки? – явно заинтересованный, спросил аль-Хадж.