Те, кто выжил

Чем дальше, тем теснее сдвигались дома, вызывая подсознательный страх того, что дорога вот-вот превратится в затор и мы застрянем среди массы зомби, затем был мост через Маас, с которого хорошо просматривался широко раскинувшийся порт Роттердама. После моста машины понеслись по улицам города – не слишком узким, но и не очень широким. Зомби были везде – замедленные, впавшие в ступор, вяло реагирующие на проносящиеся мимо шумные грузовики. Зрелище здорово давило на нервы: какое-то нелепое сочетание подчеркнуто уютной и обжитой архитектуры этого города с гуляющей по его улицам Смертью.

Пожары. Еще местами что-то продолжало гореть, и множество зданий, мимо которых мы проскакивали, демонстрировали обугленные оконные проемы, закопченные стены и прочие следы гулявших по городу пожаров.

Нет, здесь, где знаки смерти буквально на каждом шагу назойливо лезут в глаза, я оставаться не хочу. Я в Россию – у нас места больше. А не будь России, так в Америку бы вернулся, но здесь никак не хочу жить, категорически.

Снаружи в машину постоянно заносило запахи. Я выразился так потому, что слово «вонь» множественного числа не образует. Вонь гари сменялась вонью мертвечины, мертвечина – забитой канализацией, гниющими отходами, и так до бесконечности. Город был убит и теперь разлагался.

Я опять скосил глаза на мрачно молчащую Дрику, пытаясь понять, о чем она сейчас может думать. Неужели все еще дуется?

Роттердам все никак не заканчивался, границы одного города наползали на границы другого, даже всегда спокойный Сэм, как я видел, заметно волновался. Страшно представить, что будет, если, например, машина сломается в этом рассаднике мертвечины. Даже не хочется представлять, учитывая то, что единственным шансом на спасение будет машина албанцев, а верю я им примерно как цыганам у метро или чуть меньше.

Вроде бы все, вырвались на простор, замельтешили по сторонам компактные голландские поля, окруженные дренажными канавами, – и вновь город, еще один, и опять вокруг мертвяки, и бегущий куда-то кривобокий мутант, из пасти которого свешивалась чья-то обгрызенная грудная клетка – беспорядочный набор поломанных ребер с клочьями свисающей гнилой плоти. Кошмар, Босх, мрак.

Потом потянулись бесконечные ряды теплиц с обеих сторон, поля и теплицы, теплицы и поля, разделенные только крошечными городками. Как тут вообще жить можно было, в такой тесноте? А как выжить? Страшно представить, что здесь творилось, – просто не получается. Миллионы людей в такой тесноте, никакого оружия, малопонятная маленькая армия – как выживать? Куда бежать? Куда прорываться? Зона порта? А ведь порты здесь не огорожены – я это с моста хорошо разглядел. В Антверпене основная зона портов расположена словно на островах, перекрыть все подступы нетрудно, а вот роттердамский, по всему городу размазанный, таких возможностей не предоставлял. Что в Амстердаме?

Дизель «унимога» глухо рычал, зубастые покрышки гудели на гладком асфальте, впереди покачивался наполовину поднятый полог тента «скании». Сколько нам еще ехать до Каага? Посмотрел в карту. Немного осталось, совсем немного: рукой подать до водохранилища, объехать его – а там уже все. Надо думать, что дальше делать. Не хочется делать все так, как планируют наши спутники. Не верю я все же, что они что-то хорошее могли спланировать: не тот это народ.

– Сэм.

– Да?

– Надо как-то проверить этих. – Я ткнул пальцем в едущую перед нами машину.

Он подумал недолго, кивнул, затем сказал:

– Доедем поближе и скажем, что передумали. Если задергаются или начнут настаивать, значит, точно что-то задумали. Если отнесутся спокойно, значит, им все равно, ничего не замышляли. Я так полагаю, да, сэр.

Я прикинул возможные варианты и решил, что ничего умнее тоже придумать не сумею. Дрика в этой оскорбительной для ее нового друга беседе участия не принимала, а лишь фыркала злобно. Совсем с ума сошла девка – как с цепи сорвалась.

Кое-что на карте привлекло мое внимание, и я мысленно обматерил себя за невнимательность.

– Сэм, в Кааг придется переправляться на пароме.

Он хмыкнул и, почесав в затылке, высказал вслух мою собственную мысль:

– На паром нам нельзя: оттуда никуда не денешься.

– О чем вы? – вдруг подала голос Дрика. – Почему вам надо везде видеть врагов?

Я обернулся к ней резко, уставился прямо в глаза, прикрытые желтыми защитными очками.

– Дрика, я хочу напомнить, что пока ты со мной – ты делаешь то, что я скажу. Мы с тобой об этом договаривались, ты помнишь?

Она промолчала, но отвела глаза, уставившись в окно. В очках отражались пробегающие мимо домики деревни, через которую мы сейчас проезжали. Я чуть надавил:

– Дрика, ты помнишь?

Она медленно, явно нехотя повернулась ко мне и ответила с обычно присущей ей серьезностью:

– Да, я помню.

– Поэтому будь добра, в походе делай то, что я тебе говорю. Когда мы находимся в безопасном месте и среди нормальных людей – веди себя как хочешь, но сейчас изволь слушаться. С этим разобрались?

С заметным усилием она ответила:

– Да.

– Хорошо, – кивнул я, чувствуя, что первую преграду удалось проломить. – Теперь два слова о том, как нам удалось забраться так далеко. Нам это удалось потому, что мы до конца не верили никому и никуда не лезли без проверки. А сейчас тебя несет вперед без всяких тормозов.

– Он – хороший человек, – явно из чистого упрямства выдала она.

– Дитмир? – переспросил я. – Очень может быть. Но с его друзьями ты общалась? Нет? Они тоже хорошие? Здесь сразу много хороших албанцев разом собралось?

Дрика опять зло засопела и отвернулась к окну.

– Ты можешь мне гарантировать то, что они все хорошие и никто, например, не захочет меня ограбить? – спросил я. – Не предположить, заметь, а именно гарантировать? Можешь?

– Нет! – зло выкрикнула она.

От этого выкрика проснулся Тигр, недоуменно покрутил головой и опять уронил ее на лапы.

– Тогда почему мы должны бездумно делать все, чего они от нас хотят? – спокойно спросил я. – Можешь объяснить?

– Нет!

– Мы все выяснили? – уточнил я.

– Да!

– Хорошо, – кивнул я удовлетворенно и повернулся вперед.

Вновь карта. Жаль, что недостаточно подробная, расположения домов нет, и даже навигатор этого не показывает – только дороги и каналы. Если там, впереди, нас ждет что-то нехорошее, то как оно будет выглядеть? Что захотят сделать наши спутники? Если они нападут, то когда? Уже на своей территории, окончательно нас туда заманив и дав расслабиться, или раньше? Где?

Машину они наверняка не захотят ломать. Хоть брошенных машин и много, но не таких, да и зачем зря вещь портить? Они наверняка дождутся того момента, когда мы из нее выйдем, чтобы взять тепленькими… Дрика. Этот самый Дитмир увивается вокруг нее, а это неспроста: он наверняка какие-то виды имеет. Если он не злодей, во что верится слабо, то виды одного порядка, если злодей – другого, но наверняка будет стараться ей не навредить. Стрельба по машине этого не гарантирует.

Вывод? Нас должны заманить туда, где мы выйдем из машины.

Так, что еще?

Они предусматривают, что мы можем их в чем-то заподозрить и дать задний ход, или нет? Лучше исходить из того, что они не дураки и на это мозгов хватило. Значит, в какой-то момент у них появится возможность заблокировать нам отход. Если мы не поймем, где они это сделают, то сами заведем себя в безвыходное положение, и нам останется принимать последний и решительный. Не наш стиль – мы так не делаем, мы смываемся вовремя.

Вообще отказаться? Опять это мысль, вроде бы здравая донельзя, но мотивировать ее никак не могу. А если в этом анклаве самые разные люди и к ним просто присоединилась маленькая кучка албанцев? А мы только их и видели? А если мы что-то узнаем? А если, если, если… до бесконечности, тысячи этих самых «если» в башке хороводы водят.

Нет, сейчас отворачивать нельзя, надо ближе подъехать и там попытаться оценить положение со стороны. Как? Там видно и будет – ничего я не могу понять из этой дорожной карты.

Сэм искоса поглядывал, явно наблюдая за моими мучениями, но ничего не сказал. Однако я заметил, что он вытащил из нагрудной кобуры М1911, взвел его и поставил на предохранитель. Тоже опасается. Все мы опасаемся, кроме этого наивного ребенка на заднем сиденье. Я ее уже за взрослую и мудрую начал почитать, а детство-то никуда и не делось – пряталось просто до поры, а теперь как чертик из коробочки…

Вообще да, Сэм прав, готовится… Я тоже выдернул рожок из автомата, воткнул на его место двойной, спаренный. Так я с ним постоянно не хожу – это только если драка точно ожидается. А точно? Да черт его знает, но лишним не будет. Гранаты на местах уже, пара дымовых тоже при себе.

– Дрика, будь ко всему готова, – сказал я девушке.

Та буркнула что-то согласное, но не слишком воодушевленно. Ладно, пусть хоть так.

Ну вот… городишко с невыговариваемым названием, впереди слева рябая поверхность водохранилища с таким же языколомательным именем. Уже рядом, совсем близко. Проверил, как вынимается Sig-Sauer из кобуры, пощупал спрятанный револьвер. Все на месте, вроде бы готов я… к чему? Черт его знает, я за весь наш анабазис впервые в таких непонятках, вообще ума не приложу, как тут правильно действовать. Вот зараза-то…

Нервы, нервы… пальцы автомат теребят, адреналин в кровь чуть не струей вливается заранее – никуда не годится. Спокойней надо, спокойней, мне мозги нужны соображающие, а не так, сквозь красный светофильтр…

А в городке мертвяков, похоже, стреляли. На глаза не попадаются, а вот обгрызенных костяков вдоль дороги хватает. Похоже, с машин целенаправленно били… да вот кто-то объедал. Не добили, видать, а жаль.

Городок позади, вода слева, кругом все те же зеленые портянки полей. Хотя какие это поля – поля вон слева, а на островах пастбища, на них ни черта, кроме травы, не растет. И овцы пасутся, толстые как свиньи. Серьезные такие овцы, одной можно роту небось накормить. Лоскуток пастбища, ограниченный дренажной канавой, затем еще лоскуток – и еще канава. Ну да, голландцы же прыжки с шестами и придумали: шел пастух и через эти канавы с шестом прыгал, чтобы мостиков не строить. И этой же палкой овец по толстым курдюкам… наверное. А зимой по льду на коньках рассекал. Черт, с выдумкой народ, не откажешь.

А дальше – опять теплицы стройными рядами… блин, да сколько же их тут? Этими помидорами, или что там выращивают, можно, наверное, было весь мир накормить. Не, народ тут все же работящий, ты гля, с каких лоскутков суши, и то у моря отбитой, сколько всего получили. Каждый метр использован.

Деревни местные здесь тоже не как в других странах. Дома все добротные, из красного кирпича, такие по тыще лет стоят – и ничего с ними не делается, а друг к другу чуть не вплотную, чтобы меньше места занимать, и растут больше вверх, а не в ширину. На заднем дворе обычно совсем крошечный садик с тюльпанами, а вся земля в дело – или пастбище, или теплица, или еще что полезное.

Кстати, на дома глядя, вспомнилось: довелось мне в Германии три месяца прожить, в маленьком городке на Эльбе, откуда мы станки для деревообрабатывающего завода закупали. И снимал я там небольшой домик из такого же красного кирпича, очень добротный и симпатичный. Полез как-то на чердак и обнаружил в стене кирпич с датой «1667». Не поверил глазам своим и уточнил у знакомых – нет, все верно, во второй половине семнадцатого века строен и до сих пор стоит. Еще в том городе аптека была семнадцатого века – с дубовыми шкафами, которые ей ровесники. Дуб почернел и закаменел, но шкафы службу свою несли безупречно.

Домику тому, кстати, через пару лет кранты пришли. Он потом городу отошел, его владелец без наследников скончался, а городские власти туда каких-то восточных людей заселили, мигрантов, скрепя сердце сбежавших в страну мерзких кяфиров из какого-то очень праведного шариатского государства. Тем жалко было деньги тратить и дрова для камина в магазине покупать, и они на чердаке балки и стропила остругивали. Потом на них черепичная крыша упала, когда ее стропила держать перестали, задавила кого-то насмерть, ну и дому хана пришла, естественно.

– Вот! – сказал Сэм, указав вперед. – Этот самый Кааг.

– Вижу, – кивнул я, чувствуя, что сердце встало колом где-то в трахее и окончательно перекрыло дыхание. – Да кто же такое вообще придумал?

Хуже и быть не могло. Дорога, прямая как стрела, шла прямо по берегу, открытая со всех сторон всем ветрам, а заодно и скрытному наблюдению с любой точки. Слева вода, справа, метрах в десяти от дороги, канава с водой. Они тут везде, канавы эти самые, простора для маневра ноль. Ни кустика, ни укрытия – вообще ничего. Справа опять поля, плоские, как стол, к тому же на них пока еще ни росточка не выросло – не спрячешься и не укроешься, а слева просто озеро: ныряй на здоровье.

Деревня на двух берегах. Сейчас дорога втянется между берегом и линией крепких, как доты, кирпичных домов, стоящих стеной, причем уже отсюда видно, что там весь периметр рогатками с колючей спиралью закрыт-заплетен, а пристань паромная уже дальше, от крайних домов до нее… с полкилометра. И два парома вижу – две желтые баржи.

Туда заезжать нельзя: обратно уже не выберемся, случись у спутников на уме нехорошее. Точно не выберемся – некуда оттуда деваться, тупик получается, в ту сторону выезд перекрыт, мне даже отсюда видно, что там из контейнеров стена, между домами не протиснешься, да и что угодно там быть может, – нам надо обратно. И развернуться ведь негде, это задним ходом только!

– Сэм, хреново, – сказал я, заметив, что наш водитель сбросил скорость, явно не горя желанием заезжать в деревню.

– Вижу, – процедил он сквозь зубы. – Я уже чувствую, как нас поимели, как Кинг-Конг девственницу. «Как девственница! Как в самый первый раз!» – пропел он строчку из песенки Мадонны удивительно противным голосом.

– Да что вы, с ума совсем сошли, параноики? – вдруг закричала сзади Дрика. – Нам никто ничего не сделал! Он сказал, что, кажется, помнит мамино имя, она может быть здесь! Она меня ждет!

Я обернулся рывком, столкнулся с ней взглядами – глаза безумные, лицо красными пятнами от злости пошло, губы кривятся – то ли заплачет сейчас, то ли плеваться начнет.

– Сидеть! – рявкнул я на нее. – Без проверки мы туда не пойдем!

– Они останавливаются, – сказал Сэм, подразумевая впереди идущую зеленую «сканию». – Они что-то заподозрили, слышишь?

Я вдруг понял, что непрерывно слышу голос из рации, голос Дитмира, назойливый и даже требовательный, пытающийся чего-то добиться, но я его не слышал, не понимал – я думал о том, что ситуация начинает ускользать из рук.

– Подожди, у нас тут проблемка, – ответил я в рацию, на секунду отвернувшись от Дрики.

Ответа Дитмира я не услышал. Я услышал, как сзади распахнулась дверь, а затем с грохотом захлопнулась.

– Назад! – крикнул я в окно выскочившей Дрике, но она прокричала что-то ругательное по-фламандски и изо всех сил рванула вперед, в деревню. Причем рванула не по дороге, а отскочив в сторону, за канаву, и побежав по дорожке между домами.

Я увидел, как «скания» начала сдавать задним ходом, нам навстречу. Полог кузова был откинут, я видел Дитмира и второго, носатого, державших оружие на изготовку. Сэм, не говоря ни слова, рванул «унимог» с места, вперед, закричав:

– Останови ее!

Пока мы соображали, что к чему, Дрика успела оторваться от нас метров на сорок, а то и больше. Грузовик албанцев катил все быстрее и быстрее, носатый уже вскинул свое оружие, прицелившись нам в лобовое стекло, и я понял, что выскочить за Дрикой не могу – не успеваю.

Из проема между двумя домами показался зеленый борт армейского джипа, сдающего задом на дорогу. Показался совсем рядом, в каких-то двух десятках метров. Я даже не увидел его – он словно проявился у меня в мозгу серией быстро сменяемых слайдов: скрученный и уложенный вдоль бортов брезент, человек в черном берете и камуфляже в кузове, рука в перчатке без пальцев, рывком взводящая пулемет на вертлюге.

Дрика на бегу оглянулась на них, на ее лице, до того перекошенном судорогой бешеного, иррационального упрямства, мелькнула растерянность… или мне показалось, потому что невозможно видеть сразу столько деталей… или возможно, не знаю, не пойму. Может быть, мне просто привиделось или потом так вспоминалось.

С глухим стуком что-то пролетело через лобовое стекло «унимога», оставив за собой круглые дырочки в белом обрамлении, носатый в кузове «скании» даже привстал, я разглядел даже крошечное облачко дыма, сорвавшееся со ствола его оружия.

Я высунулся в боковое окно «унимога» и выстрелил очередью, целясь не в «сканию», а в неожиданно возникшего перед глазами пулеметчика, который должен был начать прямо сейчас, я это по его лицу видел, по сощурившимся глазам, по напряженным плечам, по плотно сжатым губам, по глазам, в конце концов.

Человек за пулеметом вдруг странно взмахнул руками и завалился на бок, потеряв берет с лысой головы и оставив свою смертоносную «машинку» вращаться на вертлюге.

Вновь частая россыпь дырочек в лобовом, ругань Сэма, кровавая полоса у него на щеке, остановившаяся прямо посреди дороги Дрика, растерянная и словно всеми брошенная, звук частых коротких очередей и огонек дульной вспышки из темного провала кузова «скании». Крик Сэма:

– Держись!

«Унимог» резко рванул вправо, с ходу ударив могучим стальным бампером зеленый «лендровер», с грохотом, звоном и лязгом. Тяжелый грузовик потащил легкую машину перед собой, вбил ее со всей силы в кирпичный угол дома, вмял, сложился со скрежетом металл, с громкими хлопками полопались стекла.

– Разберись с ними! – крикнул Сэм и, схватив автомат, вдруг выскочил из кабины на дорогу.

Высунувшись уже по пояс в окно, я длинной, на весь остаток магазина, очередью перекрестил кабину внедорожника, в которой дергались и откуда пытались выскочить двое: я видел их белые, искаженные страхом лица в обрамлении коротких бород. Пули прошили ее тесное пространство, хлестнуло кровью, послышался короткий крик. Один из них смотрел на меня, выпучив глаза в ужасе и зажимая обеими руками рану на шее, из которой прямо сквозь пальцы брызгало ярко-красной кровью, второй же уткнулся окровавленной бритой головой ему в колени.

Второй магазин в горловину, большим пальцем с задержки, толчок, когда затворная рама донесла затвор до ствола и жестко впечатала его на место, зацепившись боевыми выступами.

«Скания» уже стояла, и из кузова свешивалось чье-то тело – я не понял, чье именно. Еще три фигуры, стреляя на ходу, я видел вспышки, разбегались от грузовика в стороны в поисках укрытия.

Сэм стоял на колене и бил короткими очередями по противнику. Гильзы барабанили в железный борт машины, отлетая от него яркими латунными вспышками. А еще в них стреляла Дрика – стреляла нелепо, без всякого укрытия, стоя прямо посреди дороги и неловко расставив тощие ноги в слишком массивных для них ботинках.

– Назад! – заорал я так, что в горло словно кипятку кто плеснул. – Назад, Дрика, дура тупая, назад! Уходим!

Она меня не слышала и продолжала стрелять. Я увидел какие-то темные фигурки на противоположном берегу канала, бегущие в нашу сторону, каких-то людей с оружием, выбегающих со стороны паромной пристани, и понял, что еще чуть-чуть – и нам конец.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Пистолет-пулемет Шпагина.

2

Убирайся! (исп.)

3

Боевая машина пехоты.

4

Самозарядная винтовка, выпущенная компанией «Спрингфилд Армори» на основе и из частей старой военной винтовки М-14.

5

Sig – он же «зиг» в книге – карабин конструкции американского филиала фирмы Sig-Sauer, которым был вооружен главный герой в предшествующих книгах.

6

Лазерный целеуказатель.