Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

– А вы не подумали, что дело может быть не в вас? – Леон поправил повязку на глазу и снова убрал руку в карман.

– Не во мне? – выпучился Ворон. – Тогда вообще непонятно. Ты не темни, Леон, говори прямо – нашел чего?

– Дайте мне еще один день, завтра вечером я буду располагать точной информацией.

– Ишь ты… День ему дай, – хмыкнул Ворон, – а мне что делать весь этот день? В затылке вон свербит, как будто уже туда пуля калибра «пять-девять» вошла!

– Это глупости, – успокаивающе сказал Леон, – валить вас Бесу смысла нет, вы ему нужны живым, только так он добьется того, чего хочет.

– То есть ты мне это вот прямо гарантируешь? Вот прямо отвечаешь за каждое слово, да?

– Вы прекрасно понимаете, что я не могу дать гарантий. Марата проинструктирую, чтобы был внимательнее. Если можно, я домой поеду, есть еще кое-какие дела.

Леон встал, но из кабинета не вышел, пока не дождался одобрительного кивка хозяина. Плотно закрыв дверь, он подозвал сидевшего в кресле Марата и дал ему пару указаний. Тот молча слушал, почтительно склонив коротко стриженную голову – Леона уважали и к слову его прислушивались. Осмотрев на всякий случай еще и припаркованную на заднем дворе клуба машину, Леон убедился, что все вроде в порядке, и вышел на оживленную трассу. Ехать в поселок он пока не собирался – ему нужно было непременно позвонить Хохлу, и сделать это важно было сегодня, чтобы иметь возможность для маневра и определиться, что делать с полученной информацией.

Дойдя до ближайшего салона сотовой связи, Леон вынул из сумки паспорт на чужое имя, купил сим-карту и простенький телефон, вышел на улицу и, зайдя в сквер, опустился на скамью. Телефон Хохла он затвердил наизусть, а бумажку сжег, чтобы никто, не дай бог, не смог поинтересоваться содержимым обложки его паспорта – мало ли любопытных в их доме. Вставив сим-карту в аппарат, Леон набрал номер и приготовился ждать, затаив дыхание – кто знает, что могло случиться за этот год. Может быть, Хохла вообще нет в Англии – при их жизни это запросто могло случиться. Но вот раздался глухой голос, произнесший с ужасающим акцентом:

– Хелло.

– Джек, это Леон, – по-русски сказал телохранитель, и голос Хохла потеплел:

– Здоров, бродяга. Как сам? Как здоровье?

– Не жалуюсь. Спасибо Мэриэнн – поддержала. У меня к тебе дело, Джек.

– Какое? – напрягся Хохол.

– Ты один? Рядом никого нет?

Сказав это, Леон и сам оглянулся по сторонам, но сквер был пуст, только откуда-то издалека раздавался собачий лай – там находилась площадка для выгула.

– Если ты о Мэриэнн, то повезло – она в салон уехала. Мы с ней завтра в Черногорию улетаем.

– Может, это даже к лучшему. Слушай, Джек, тут такая петрушка. Ввязался мой хозяин в предвыборную гонку на мэрских выборах…

– Вот же твою мать, и этот туда же, – пробормотал Хохол, закуривая.

– А кто еще? – насторожился Леон.

– Думаю, тебе нет нужды в этом. Так что про Ворона? На фиг ему этот головняк? Лавры Беса спать мешают?

– Да он не сам, финансово поддерживает одного кандидата из московских. И вот тут вся фишка и кроется, Джек. Фамилия кандидата – Коваль, и Ворон мне поручил добыть досье.

– И в этом досье ты, ясная поляна, обнаружил одну странную вещь, да? – перебил Хохол. – Потому и звонишь?

– Да, – честно признался Леон, – я придержал информацию до завтра, хотел сперва с тобой покумекать. Не хочу подставлять Мэриэнн, вдруг это ей боком выйдет.

– Ей, Леон, всегда выходит не боком, а, прости за грубость, раком, – вздохнул Хохол, щелкая зажигалкой и прикуривая новую сигарету. – Это ее брат по отцу, бывший ментовский генерал. Они не общаются уже много лет, да и он не в курсе, что Мэриэнн жива, понимаешь? Вот так… И я теперь даже не знаю, что с этим делать.

Это Леон понимал. Получив досье генерала Коваля, он тоже не сразу смог отойти от шока и сообразить, что теперь делать с полученной информацией. Очень уж неожиданной оказалась связь между генералом МВД, пусть и бывшим, и главой криминальной группировки, пусть официально и мертвой. Но было ведь и еще кое-что…

– Хуже другое, Джек. Бес нарисовался, – тихо сказал Леон, на всякий случай снова оглядываясь по сторонам.

Хохол присвистнул – вот это была новость почище той, что преподнес Леон в начале разговора. Но рано или поздно Бес должен был возникнуть снова, это такой человек, что, пока жив, он будет отравлять жизнь другим и особенно Марине.

– Я фигею с первых пионеров… Каким образом нарисовался?

– Там, знаешь, странно. Пришло письмо с левого адреса, а в письме – намеки на то, что Ворон имеет в шкафу огромный скелет, и связан этот скелет с его протеже-кандидатом. И, мол, если Ворон будет поступать правильно, то ничего не всплывет, никто не сядет и не ляжет, а будут все жить дружно и счастливо. Улавливаешь?

– А то, – вздохнул Хохол, которому сейчас хотелось сжать руки на шее Гришки Беса и держать до тех пор, пока тот не перестанет дергать ногами.

– Давай решать что-то, Джек. Бес, как я понимаю, хочет вернуться в город по левой ксиве – понятно, в мэры не полезет, но общак себе вернет. Тут у нас в этом смысле пока небольшое безвластие, и он, видимо, в курсе. И давить Бес будет Ворона и нового мэра.

– А ты уверен, что Коваля изберут?

– Ты не понимаешь, да? Тут у него, мне кажется, и расчет на то, что фамилию его в городе помнят. Но ты ведь знаешь людскую молву – плохое забывается, а хорошее приукрашивается и расцвечивается ярко. Так что Марина Викторовна здесь – героиня, про нее худого никто не говорит. Вот, мне кажется, братец ее и хочет на этом сыграть.

– Гнида он ментовская, а не братец, – с чувством отозвался Хохол, – чуть не приговорил я его однажды, да Маринка, будь она неладна, просчитала меня и сама на пику залетела – весь бок финкой ей располосовал. Своей рукой, сам. А не будь ее – и отдыхал бы сейчас генерал на облачке.

– Жесткие вы, ребята, – удивленно протянул Леон.

– Короче, спасибо тебе за головняки, Леон, – печально сказал Хохол, – устроил ты мне отдых…

– Ну прости, Джек…

– Да ты не понял. Я тебе на самом деле благодарен, так я хоть смогу что-то сделать, как-то предупредить события. Скорее всего, мы у вас скоро появимся, вот чует мое сердце.

– Буду рад увидеться.

– Ну, еще бы. Спасибо, братан, я твой должник.

– Брось это. Я твоей жене жизнью обязан.

– Да, кровников у нее хватает, – коротко хохотнул Женька. – Моя Марина Викторовна умеет друзей заводить. Правда, врагов заводить у нее выходит куда быстрее и лучше. Ладно, бывай, Леон. Звони, если что.

– Я понял.

Попрощавшись, Леон отключил телефон и, надорвав подкладку сумки, сунул аппарат за нее, подумав, что дома найдет для него более надежное место. Застегнув сумку, он вышел из сквера на трассу и поднял руку, останавливая такси.

Глава 9

Бристоль, Англия

Закончив телефонный разговор, Хохол отбросил трубку и застонал. Где-то внутри, там, где сердце, все заныло, заболело в предчувствии. Надо же, как сложилось – и брат тебе тут, и Бес, и Ворон, и все в одной куче. Бедная Маринка, когда же это кончится? И даже не это главное – что ему, Женьке, теперь делать с этой информацией? И ведь уже не получится скрыть ее от Марины, в этом деле вообще затягивать нельзя, потому что сам он ничего решить не сможет, даже если привлечет Леона – не та квалификация. Накрылся отдых все-таки, как ни старался Женька избежать этого. Он, конечно, увезет ее в Черногорию и только там, на берегу моря, выложит все, что узнал от Леона и тестя – вдруг близость воды, свежий воздух и смена обстановки заставят Марину хоть на несколько дней отложить поездку в N.? Хохол, понятное дело, не особенно рассчитывал на то, что план удастся, но вдруг? И надо выяснить у Виктора Ивановича, что конкретно известно Дмитрию о теперешней жизни так нелюбимого им зятя? Судя по всему, тесть проговорился о том, что Женька на самом деле жив, это, конечно, неприятно, но не смертельно. Генерал ведь не дурак, чтобы бежать с этой информацией к бывшим сослуживцам – должен понимать, что подставит и отца, и собственную жену, и ее приятеля-адвоката – всех, кто принимал участие в Женькином освобождении. Но знать точную информацию непременно нужно. Осталось выбрать время и позвонить так, чтобы Марина этого не услышала.

Хохол взялся было за телефон, собираясь набрать номер тестя, но вовремя услышал звук поворачивающегося в замке ключа – это вернулась из салона жена. Судя по тому, что он пропустил звук открывающихся ворот во дворе, машину она не загнала, а оставила на улице, значит, поедет еще куда-то.

– Ну, вот тогда и позвоню, – пробормотал Хохол, убирая трубку и спускаясь вниз.

Марина с обновленной стрижкой и свежим маникюром как раз присела на пуфик, расстегивая ремни босоножек.

– Ты спал, что ли? – спросила она, глядя на мужа снизу вверх из-под упавшей на глаза челки.

– Да, задремал, – преувеличенно сонным голосом отозвался он и зевнул, потягиваясь, – а ты чего машину не загнала? Поедешь куда-то?

– Да, хочу серьги и кольца в ячейку положить.

Привычку оставлять все дорогостоящие ювелирные изделия в ячейке банка Марина приобрела здесь – раньше, в России, бриллианты любой величины и стоимости свободно валялись дома на каминной полке или на столике у зеркала – там, где она их снимала, и никому в голову не приходило, что они могут пропасть. Но, меняя внешность, Коваль взяла за правило менять и привычки, особенно те, что демонстрировались окружающим. Подобное легкое отношение к украшениям здесь не приветствовалось, об этом еще Малыш говорил ей, когда был жив. Да и Хохол считал, что в банке надежнее.

– Ну, дело хорошее, – одобрил он, – уезжаем все-таки.

– И как это тебе удалось меня уговорить? – спросила Коваль, убирая босоножки под вешалку.

– Ну, я вообще способный, – ухмыльнулся муж, с интересом рассматривая ее стрижку. – Короче, что ли, сделала? – Он не любил стрижек и предпочитал, чтобы Марина носила длинные волосы, но она вот уже несколько лет, словно назло, стриглась все короче.

– Да, решила, что в жару пойдет. И потом, ну что такое волосы? Не зубы же, отрастут.

– Ты раньше, помню, так всегда говорила – отрастут или нарастим.

– Вот и сейчас не вижу проблем. Вернемся из Черногории – сделаю тебе подарок, приклею, так и быть, что-то подлиннее, – пообещала Марина, улыбаясь.

«Это хорошо, если тебе будет к чему их приклеивать – с твоими-то способностями влипать в неприятности, – мрачно подумал про себя Женька. – А то, не ровен час, вообще без голов останемся – и ты, и я».

– Обедать будешь? – спросил он, отвлекаясь от тяжелых мыслей.

– Буду. Не сомневаюсь, что ты приготовил что-то.

Ничего он не готовил, просто зашел в расположенный чуть дальше по их улице японский ресторан и заказал роллы – это сделать было проще всего, потому что не требовалось особенно объясняться. Ткнул пальцем в картинки, заплатил по счету, забрал упакованный заказ – и готово дело.

– Ты же не любишь, когда я встаю к плите, – улыбнувшись, поддел Женька, увлекая Марину за собой в кухню, где начал расставлять на барной стойке ее любимые блюда, извлекая их из холодильника.

– Я от твоей кулинарии толстею, – пожаловалась она, садясь на табурет.

– Толстеешь – где там! Ладно, вот тебе роллы твои, ешь.

Он выложил из потертого красного футляра на подставку хаси, которыми пользовалась только Марина, придвинул миску для соуса.

– А сам что?

– А сам не хочу.

Ему кусок не лез в горло от нехороших предчувствий и из-за того огромного клубка лжи, что пришлось накрутить, но Женька старался не демонстрировать волнения и прорывающейся изнутри тревоги. Главное – убедить ее, что все хорошо, заставить сесть в самолет, а там уж будь что будет.

Коваль с удовольствием пообедала, выпила чашку зеленого чая с лимоном, выкурила сигарету и сладко потянулась:

– Полежать бы…

– Так и полежи, кто мешает-то?

– Нет, поеду. Надо сегодня закончить все дела, чтобы не отвлекаться уже на них и спокойно собрать вещи.

Хохол только кивнул – ему самому не терпелось, чтобы Марина как можно скорее ушла из дома и он мог бы без помех позвонить тестю.

Еле дождавшись момента, когда Марина закрыла за собой калитку и села в джип, Женька взял телефон и набрал номер Виктора Ивановича. Тот словно ждал этого звонка, ответил почти мгновенно:

– Да, Женя, я тебя слушаю.

– Виктор Иванович, расшаркиваться у меня времени нет, потому про здоровье говорить не будем, – сразу начал Хохол, – вы мне вот что скажите, когда Дмитрий планирует в N. лететь?

– Через две недели. А что?

– Ну, значит, у меня пока есть время, – с облегчением выдохнул Женька, нашаривая сигареты.

– Время для чего, Женя? – насторожился тесть, и Хохол поспешил успокоить:

– Вы не волнуйтесь только. Мы в Черногорию улетаем, уговорил я ее все-таки. Хочу, чтобы хоть пару недель провела в покое, а то уже и Грег заметил, что она нервная снова и плачет по поводу и без. А если уж пацан заметил – значит, дело швах совсем.

– Ты сказал ей о Дмитрии?

– Пока нет. Не могу слов подобрать… да и тут еще новости не особенно приятные. Об этом вообще не знаю, как говорить буду. В общем, чует мое сердце, что дочь ваша через пару недель аккурат билеты в N. затребует, – со вздохом признался Женька, – и я этот момент хочу оттянуть, насколько будет возможно. Не могу придумать, как ей все это преподнести. Угораздило же сына вашего… других городов мало, что ли?

Виктор Иванович тоже вздохнул:

– Вот я ему тоже об этом сказал – зачем, мол, тебе город, в котором до сих пор помнят твою фамилию?

– Ну а он что?

– Мне кажется, он именно на это ставку и делает, – признался Виктор Иванович, – я много думал об этом и других причин просто не нашел.

– Ну и гнида сынок ваш, – процедил Хохол, которого попытка Дмитрия использовать имя сестры в своих целях разозлила до крайней степени, – и я даже извиняться перед вами за слова не буду.

Виктор Иванович промолчал – зная характер зятя, он прекрасно понимал его реакцию и извинений, понятное дело, не ждал. За то, что в свое время сделал Евгений для его дочери, старый журналист был готов простить ему многое, в том числе и нелюбовь к сыну. В душе Виктор Иванович был согласен с Хохлом – Дмитрий иной раз поступал непорядочно и не желал слушать никаких доводов. И если он, как отец, не может сделать выбор в пользу кого-то из детей, то Евгений от этого выбора освобожден – он защищает жену и не выбирает способов для этого, а действует как умеет.

– А с кем останется Грег? – перевел разговор Виктор Иванович. – Или с собой берете?

– Он со скаутами в поход ушел, на месяц почти. Потом Генка встретит и привезет к нам, если, конечно, к тому моменту мы еще в Черногории будем. Ну а нет – здесь с ним останется, присмотрит, не в первый раз.

– Вот и хорошо, что в поход пошел, – обрадовался Виктор Иванович, – ему не помешает.

– Да ему-то не помешает, но вот мама наша тут такой концерт мне закатила – как наседка, честное слово, – со смехом сказал Хохол, – никогда бы не подумал, что моя жена на такое способна. Но мы ее вдвоем уговорили.

– Женя, если вы вдруг решите лететь в N., ты мне сообщи обязательно, – попросил журналист после паузы, – потому что я тоже туда собираюсь, и нам не нужно давать окружающим пищу для размышлений. Ведь явно придется столкнуться в городе. Я должен знать, с какой легендой вы там появитесь, чтобы не подвести.

– Ишь ты – «с легендой»! – беззлобно поддразнил Женька, закуривая очередную сигарету. – Прямо шпионские страсти у нас. Конечно, я вам постараюсь сообщить как-то, но не могу обещать. Сами же понимаете – с вашей дочерью ни к чему невозможно подготовиться заранее, у нее свои планы и свои способы, которыми она не всегда делится даже со мной. А вы-то чего там забыли, кстати?

– Дмитрий просил помочь с информационной поддержкой.

– А-а… пресс-секретарь, значит, ему нужен… – протянул Хохол, снова вскипая от злости.

– Женя, я его отец… – примирительно сказал Виктор Иванович, и Хохол не стал развивать тему:

– Да я понимаю. Ладно, я вас предупредил, постараюсь быть на связи.

Они попрощались, и, положив трубку, Хохол вдруг вспомнил, что не сказал тестю ни слова о возможном появлении на маленькой провинциальной сцене еще одного актера в лице Беса. Но, поразмыслив, он решил, что поступил правильно – на месте будет видно, что с этим делать, а в том, что на этом самом месте они в конце концов непременно окажутся, он даже не сомневался. Обманывать Марину можно довольно долго, но не бесконечно.

Глава 10

Москва

Виктор Иванович налил себе свежего чая и ушел в большую комнату, сел на диван и достал с полки низкого журнального столика толстый альбом с фотографиями. Он редко брал его в руки, предпочитая не бередить душу, рассматривая лица людей, которых либо уже нет, либо связаться с ними невозможно. Здесь были старые снимки его родителей, покойной жены, совместные семейные фото с маленьким Дмитрием. И только на двух последних страницах он поместил фотографии Марины, Евгения и маленького Грегори. Егорки. Снимок дочери был один, и тот она позволила сделать с большим трудом, понимая, что некоторые вещи бывают опасны для тех, кто к ним прикасается. Виктор Иванович всматривался в красивое, словно точеное лицо Марины, так похожее на лицо ее матери, и не мог вспомнить, как дочь выглядит сейчас, после нескольких пластических операций. Она изменилась до неузнаваемости, не осталось ни единой черты от этого великолепного лица, разве только взгляд. Но – так было нужно, и Виктор Иванович смирился, как смирился и Хохол. И только Грегори нет-нет да и припоминал матери перемены, которые его испугали. Он, разумеется, тоже привык, приспособился, но часто вслух жалел о том, что мать решилась измениться так сильно.

Виктор Иванович погладил пальцами глянцевую черно-белую поверхность фотографии, и ему показалось на секунду, что дочь улыбнулась уголками губ. Ей очень шла эта улыбка, смягчала жесткий взгляд чуть прищуренных синих глаз и делала лицо нежным и совсем молодым. Он никогда не знал ее подростком или юной девушкой, но почему-то был уверен, что и тогда Марина не была наивной или мягкой – не тот характер, не те условия жизни, не та среда. Если бы не железная натура и не мужской склад ума, никто не мог бы поручиться, кем стала бы эта красивая женщина. Но она сумела подняться над обстоятельствами, предоставленными ей судьбой, сломала их и выстроила по-своему. И до сих пор она живет только так, как хочет сама, предоставляя остальным право присоединиться или уйти. И он, Виктор Иванович, в свое время сделал выбор и остался рядом. С годами отношения стали немного лучше, Марина, взрослея, немного оттаяла и попыталась если не простить отца, то хотя бы перестать обвинять, и это очень облегчило общение. Он был благодарен ей и за это, понимая, как трудно было гордой и самостоятельной дочери переступить через свою давнюю детскую обиду.

Самым неприятным в сложившейся сейчас ситуации Виктор Иванович считал возможную встречу Марины и Дмитрия там, в N. Конечно, шансов на то, что брат узнает сестру в ее новом облике, практически нет, но мало ли нюансов. И этой встречи Виктор Иванович страшился, как ничего больше. Его дети, его кровь – и по разные стороны. Наверное, похожие эмоции испытывали те, чьи родные оказывались противниками в гражданских войнах – не дай бог никому.

Виктор Иванович закрыл альбом и долго сидел, не в силах пошевелиться или убрать руку с бархатной обложки. «Я стал совсем старый, любая новость высасывает из меня все больше сил и эмоций, а восстанавливаться потом с каждым разом труднее. Если сейчас все закончится хорошо – ну, по крайней мере, благополучно, – непременно приму Маришино предложение и поеду к ним, поживу там подольше, с внуком пообщаюсь», – решил он и убрал альбом на место.

Чай остыл и казался кислым, настроение тоже почему-то испортилось. «Зачем все-таки Дмитрий ввязался в эту авантюру с выборами? – думал журналист, направляясь в кухню и снова щелкая там кнопкой чайника. – Несколько лет он спокойно работал начальником службы безопасности одного из банков, зарабатывал хорошие деньги – к чему теперь эта суета? Неужели есть что-то такое, о чем я просто не знаю? Какие-то скрытые мотивы? Мы так давно не говорили с ним по душам. Может, я оттолкнул его, и теперь сын не хочет посвящать меня в свои дела? Раньше не было такого. Надо попытаться вернуть прежние отношения, может быть, это позволит мне разобраться и понять?»

Но сын всячески уклонялся от предложений встретиться, чем очень удивлял Виктора Ивановича. Дмитрий ссылался на большое количество встреч, консультаций и разной бумажной волокиты, связанной с регистрацией кандидата и прочей околовыборной кухней.

– То есть ты даже не хочешь посмотреть примерные тексты статей в газеты? – настаивал Виктор Иванович, слегка уязвленный отговорками сына.

– Бать, ну, отправь их моему пресс-атташе, и все. Она глянет и мне коротенько расскажет.

– Твой пресс-атташе – женщина? – чуть удивленно спросил Виктор Иванович, и Дмитрий как-то неохотно подтвердил:

– Да. Это что-то меняет?

– В общем-то, нет, просто я всегда думал, что подобные вещи лучше все-таки доверять мужчине.

– Это, батя, сексизм, – засмеялся Дмитрий, – сейчас равноправие. Лиза – умная девушка с хорошим образованием, профессиональный пиарщик, мне ее рекомендовали как специалиста высшего класса. А то, что она женщина, вообще никакой роли не играет.

– Ты так оправдываешься, словно я тебя в чем-то уличил, – подколол Виктор Иванович и вдруг понял, что попал в точку – у сына роман с этой неведомой Лизой.

Нужно было как-то отходить от неприятной, как почувствовал отец, для сына темы, и Виктор Иванович заговорил о сроках поездки:

– Ты же хочешь, чтобы я с тобой ехал? Или моя помощь нужна только здесь?

– Ну что ты, бать! – с ощутимым облегчением в голосе отозвался Дмитрий. – Я на тебя рассчитываю, у тебя же и там на телеканале подвязки были, помнишь? Могут пригодиться. И потом – поможешь мне речь немного отшлифовать, а то я, сам же знаешь, люблю что-нибудь эдакое ввернуть.

«У тебя для этого есть пресс-атташе», – едва снова не съязвил Виктор Иванович, но вовремя удержался:

– Хорошо. Ты, главное, предупреди меня хотя бы дня за три, я уже не мальчик, разучился собираться по тревоге.

– Конечно. Ты не волнуйся ни о чем.

«Если бы», – вздохнул про себя отец, возвращая мобильный на стол.

– Мы здесь уже неделю. Когда, в конце концов, я смогу выйти из дома? Я что – арестантка?

– Жить хочешь? Сиди и не рыпайся. Поддался на твои уговоры, надо было оставить там! Будешь теперь нудить под ухом! – В голосе раздражение, в глазах – откровенная ненависть, так и убил бы, если бы мог.

– Я тебя тоже люблю, – побольше мягкости, меньше эмоций, продемонстрировать покорность – он же это любит, скотина… – Зачем мы постоянно кусаем друг друга? Ведь я хочу только помочь тебе… – ласково обнять за плечи, положить голову на плечо, поцеловать в ухо. – Ну что ты… расслабься, милый, это же я…

Убаюкивающий голос и мягкие, пахнущие гортензией руки успокаивают, снимают напряжение легкими движениями. Действительно, надо расслабиться и подумать обо всем спокойно. Старых связей почти нет, надо как-то восстанавливать, искать. Нужен помощник, а лучше – несколько в дополнение к тому, что уже работает. Но кого шевелить? Пробовать поднимать старые связи дорогой родственницы? Могут не согласиться, а никаких инструментов воздействия у него нет. Плохо, когда остаешься в одиночестве – прямо как по минному полю в темноте гуляешь, чуть не туда ступил – и привет.

– Ты точно хочешь мне помочь?

– Милый, а как ты думаешь? Я твоя жена, я всегда с тобой заодно.

– Это хорошо. Надеюсь, ты будешь об этом помнить. И в нужный момент сделаешь правильный выбор.

«Так… а вот это лишнее, дорогой. Если это именно то, о чем я сейчас думаю, то ты здорово рискуешь. Я никогда больше не позволю себе выбрать не ее. Однажды оступилась – больше не повторю».

Глава 11

Урал

– Мне вот что интересно, Леон, а как скоро появится Бес? – Ворон сидел в кресле, закинув ноги на край стола, курил и вертел во второй руке бокал с плескавшимся на дне виски. – Ну, ты что думаешь?

Леон, стоя у окна, смотрел сквозь раздвинутые пальцами плашки жалюзи во двор клуба, где была припаркована машина Ворона. В ней по распоряжению Леона должна была постоянно находиться охрана из двух человек и водитель, но сейчас, насколько он мог видеть, салон был пуст. «Сегодня же всех троих вон. Но кем заменить? Нужны проверенные люди, а где их взять? Верить никому нельзя, надо искать кого-то из людей Наковальни, а для этого придется обращаться к Хохлу, ничего не поделаешь. Иначе голова моего хозяина рано или поздно будет напоминать дуршлаг».

– Леон, ты оглох, что ли? – чуть повысил голос Ворон, и телохранитель, машинально поднеся руку к отсутствовавшему уху, откликнулся: