Покоренный Кавказ (сборник)

Умерла Тамара, и закатилась счастливая звезда Грузии надолго, навсегда закатилась.

После Тамары остались дети от ее второго брака с Давидом Багратионом: сын Ласс, занявший престол, и дочь Русудан. При Лассе в Грузию явились монголы и нанесли ей удар, остановивший все ее развитие. Это шли орды Чингисхана. На реке Бердусудже грузины потерпели страшное поражение, но так же, как и во время первой побывки татар на Руси, только этим пока все и ограничилось, и Грузия осталась непокоренною. Зато лет через десять явился в нее преемник Чингисхана – Гаюкхан, прошедший по всей стране и обложивший ее данью, а за ним последовал Батый, уже окончательно присоединивший Грузию на правах завоевания к своим владениям. Однако Грузия все еще представляла сильное государство, и татары устроили ради ослабления ее разделение (в 1259 г.) этой великой страны на два независимых одно от другого царства – Грузию и Имеретию.

Одновременно с монголами на несчастную страну кинулись персы и турки, а к этому еще при Русудан, правившей после смерти брата за малолетством племянника, начались внутренние междоусобия. Персидский шах Джелал эд-Дин ворвался в Грузию, разорил Тифлис, причем более 100 тысяч людей были перерезаны. В конце концов Грузия оказалась разделенною на четыре части: государства Кахетинское, Карталинское, Имеретинское и атабекство Ахалцихское. Хотя вскоре в Грузии оказались только два царя, оба – Давиды, однако царская власть была уже подорвана, и значение, а вместе с тем и самовольство мтивиров и ноинов усилились; внутреннее же безначалие и своевольство вели к тому, что Грузия стала не в силах отражать внешних врагов, и персидские шахи что хотели, то и делали в несчастной стране.

Нельзя, говоря об этом тяжелом времени, не упомянуть об одном замечательном грузинском царе, Димитрии II. Шах персидский Аргун ни с того ни с сего вздумал разорить Грузию. Димитрий, не задумавшись, предложил ему свою жизнь, только бы избавить родину от беды. Свирепый перс приказал отрубить царю-патриоту голову, а на его место назначил царем Вахтанга II, племянника погибшего мученика. В благодарность за такую жертву Димитрий II везде в грузинской истории назван Самопожертвователем. Вахтангу удалось собрать в одно целое Грузию, но персы хозяйничали в стране как им было угодно, разделяли несчастную страну на части, которые раздавали за услуги своим приспешникам, умерщвляли царей, возводили на их престолы угодных себе людей и т. д.

Но новая и более ужасная беда постигла несчастную Грузию. В 1388 году явился с монголами Тамерлан (Тимур) и камня на камне не оставил на своем пути. Уничтожены были лучшие города, перерезано было без счета людей, церкви были сожжены или разрушены. Уцелела, и то случайно, от свирепости монголов только одна Бадбийская обитель, где находились мощи святой Нины. Случилось же все это как раз после того, как грузинский народ доказал свою необыкновенную живучесть. При Георгии VI Пресветлейшем мтивиры и эриставы были усмирены. Грузия снова соединилась в целое, хотя и не в пределах своих предков; царство укрепилось, водворилось спокойствие. Но тут-то и явился Тимур. До 1407 года он шесть раз являлся в Грузию. Тифлис и Кутаис были уничтожены, даже Мцхетский храм оказался разрушенным, а грозному завоевателю мало оказалось всего этого. Он заставил несчастного царя Баграта V принять магометанство, но, к чести этого последнего, должно сказать, что Баграт стал ренегатом только по виду и бросил магометанство, едва Тимур ушел. Однако это вызвало новое появление монголов в Грузии. Наследовавшего Баграту V царя Георгия VII Тимур дважды склонял к переходу в магометанство, но этот царь был потверже и от веры отцов не отказался. Напротив того, ему удалось прогнать монголов, но в последней значительной битве он пал сам. Страна еще не оправилась от монгольского нашествия, а приходилось отбиваться сразу от турок и персов.

В такое время царем Грузии стал восьмилетний Александр I (1414–1442), за которого правила Грузией его мать. Казалось бы, именно в царствование малолетнего правителя должна более всего страдать от внутренних и внешних врагов всякая страна. Было много примеров этому: смуты, раздоры, междоусобия увеличивались внутри государства; припомним хотя бы царствование в России царя Иоанна IV Васильевича, также вступившего на престол в младенческие годы. Но, вопреки всем ранее бывшим примерам, царствование малолетнего Александра I Георгиевича было благодетельно для несчастной, исстрадавшейся Грузии. Своевольные мтивиры как-то стихли, ни персы, ни турки не являлись в разоренную Тимуром страну. Грузия быстро оправлялась от шести ужаснейших погромов. Опять грузинский народ доказал свою необыкновенную живучесть. Разбежавшиеся жители возвращались на свои насиженные веками места. Быстро зазеленели поля и нивы, снова возделанные, снова цветущие, один за другим поднимались из пепла разрушения новые деревни, села и города. Опять воздвигались храмы Божии. Оскверненный и обращенный в развалины Мцхетский собор снова вырос в восстановленной столице древней Грузии; население год от году возрастало, торговля усиливалась и развивалась. Грузия, как чудесный феникс, возродилась из своего собственного пепла. К тому времени, когда Александр начал самостоятельное царствование, это была уже снова великолепная страна, благоустроенная внутри, грозная для врагов извне. Александр оказался мудрым правителем и, кроме того, правителем счастливым. Он вел удачные войны и из своих походов всегда возвращался с множеством пленных. Их он расселял по стране, женил на туземках, пополнял ими свои дружины. Явилось ядро, преданное исключительно одному только царю. Благодаря этому Александр очень быстро управился с мтивирами и сокрушил их недавнее могущество; при нем удельные князья потеряли право собирать дань с жителей в свою пользу и облагать их новыми налогами. Напротив того, Александр отдавал десятину своих доходов в пользу беднейших жителей, но в конце своего царствования он испортил все свое дело. Процарствовав счастливо и с пользой для своей страны около тридцати лет, Александр принял постриг и ушел в монастырь, а Грузию разделил на три государства: Имеретинское, Карталинское и Кахетинское, царями которых назначил своих сыновей – Вахтанга, Димитрия и Георгия, – другими словами, он сразу вновь разрушил великое здание, которое ему и народу удалось создать с таким великим трудом.

Нужно ли говорить, что с увеличением царского потомства разделенная Грузия дробилась на еще более мелкие части? Явились самостоятельные мелкие царства: Мингрелия, Гурия, Самхетия, Ширван, Сванетия, Абхазия. Эти, в свою очередь, поделились на еще более мелкие. Каждое из новообразовавшихся слабых государств стремилось к полной политической самостоятельности. Шли постоянные междоусобные войны; родственники-правители ожесточенно боролись между собой за призрачные права, а персы и турки не упускали случая пользоваться этими внутренними усобицами. Они спорили из-за Грузии между собой, и Грузии постоянно приходилось быть ареною их битв, причем, конечно, ожесточившиеся враги не щадили страны и безжалостно разоряли ее от края до края. Ясно было, что просуществовавшее около трех десятков веков государство не могло уже существовать без поддержки извне, и тогда-то взоры всего грузинского народа с надеждою стали обращаться к могучему единоверному соседу на севере, с которым у грузин в течение предыдущих шести веков были непосредственные и сближавшие народы сношения.

Этим великим соседом была Русь.

Очерк третий

Преданья седой и не седой старины

Дела давно минувших дней —

Преданья старины глубокой!

А. С. Пушкин

Яссы и Русь

Туман седой древности окутывает густою пеленою времена отдаленнейшие. Что-то неясное, смутное, лишенное определенной формы мерещится в этом тумане; какие-то тусклые пятнышки в непросветной мгле, но с помощью истории эти тусклые пятна становятся уже не столь тусклыми; кое-что можно разглядеть в них и кое-какие заключения можно вывести из того, что разглядишь…

Когда свершилось Великое переселение и расселение народов, то в Европе появилось новое варварское племя аланов. Аланы, которых римляне называли «метанистами», или переселенцами, пришли, повинуясь грандиозному толчку судьбы, погнавшей их на новые места, с побережий Азовского и Черного морей, из степей, залегших между Кавказом и Доном и на всем перешейке Понто-Каспийском. Римские историки говорят, что аланы – это потомки массагетов седой древности; один из Птолемеев делает указание на язигов меотисских, и, наконец, под влиянием времени и тех реформ, которые производит оно в живых языках, они превратились в яссов, а этих яссов арабские и татарские историки, в свою очередь, называют аланами, то есть как бы подсказывая, что поселившиеся в Испании варвары и пришельцы и племена, жившие на Понто-Каспийском перешейке, суть родственные и последние выделили из себя первых.

На существование яссов-аланов между Каспийским и Черным морями указывается историками VI века; историки IX века говорят об аланском князе, обитавшем около нынешнего Дербента, построенного Александром Македонским; затем упоминается также о городе аланов, или, по-позднейшему, яссов, находившемся близ устья Волги. В русских же летописях по отношению к этим аланам всегда упоминается наименование яссов, которое, как можно судить, и на самом деле есть перелицованное на новый лад древнейшее наименование язигов. Кроме того, летописцы почти везде наряду с страною яссов, или аланов, упоминают страну Касохию, которую населяло воинственное племя касогов.

Очень маленькое отступление, дабы завершить эти короткие сообщения о древних яссах.

Кавказские горы в древних русских летописях назывались Ясскими и Черкасскими, и их население нельзя смешивать с потомками древних язигов, поселившихся в незапамятные времена в Дакии, на берегах Тиссы и Дуная (Штриттер). Как бы памятником этих древних времен ныне является город Яссы, древняя молдавская столица.

Точно так же в летописях и у некоторых историков есть указания, что Русь вела в древности войны с яссами, жившими на юго-западе Литвы, но тут нужно подразумевать ятвягов, а не тех яссов, которые жили на Понто-Каспийском перешейке. Чтобы ясно определить место, где жили древние яссы кавказские или, вернее, прикаспийские, назовем нынешний Дагестан с его столицею Дербентом, или «Железными вратами», как называют этот город русские летописи. По побережью Каспийского моря яссы расселились вплоть до устья Волги, где их дальнейшее распространение было остановлено другим могучим в древности племенем козар, имевших в 12 верстах от устья великой русской реки свою столицу Атель, названную так от реки Ателя – древнее наименование Волги, – и распространившихся по приволжским и придонским степям.

Козары исчезли, и след их остался только в истории, яссы оказались более счастливыми. Эти последние, яссы, существуют и поныне, но под несколько измененным наименованием: яссы, оссы и, наконец, осетины – вот кем стали эти древнейшие, по летописям, племена хорошо известного Руси Предкавказья. Что же касается до Касохии и касогов, то под этим наименованием следует разуметь то, что ныне известно под общим наименованием черкесов; осетины, например, поныне кое-где называются касогами.

Неугомонный киевский великий князь Святослав Игоревич (945–972), этот прямой потомок древних скандинавских викингов, для которых «не было в свете лучше дел войны», метался всюду, отыскивая народы, еще не подчиненные им и не обложенные в пользу Киева данью. Перед 968 годом этот «Наполеон древнего славянства» кинулся с завоевательными целями на вятичей, данников хана козарского. Последний заступился было за своих данников, но Святослав Игоревич жестоко побил на Дону его рать и даже разорил козарский город Саркел, или Белую Вежу, а так как неугомонному завоевателю показалось и этих побед мало, то он, недолго размышляя, кинулся далее, покорил козарские владения на восточном берегу Азовского моря со значительным их городом Таматарху – наименование, которое очень скоро переделано было киевлянами в Тмутаракань (нынешняя Фанагория), но не остановился и на этом, и кстати покорил яссов и касогов, которых обложил данью, уведя вместе с тем многих пленников в Киев (Татищев).

Это было первое более или менее точно определенное столкновение Руси с народами, населявшими Понто-Каспийский перешеек. Таким образом, в столь отдаленное время, как X столетие от Рождества Христова, Русь уже по праву завоевания владела Предкавказьем, но само собою разумеется, что владычество это прочным быть не могло. Сам Святослав занялся войной с Византией, потом неудачно кончившейся для него основанием царства Болгарского; наследникам его, Ярополку и Владимиру Красное Солнышко, тоже не было времени возиться с отдаленными областями, но, по крайней мере, Владимир не забывал, что страна яссов – его достояние. Владимир, умирая, прямо назначил в удел своему сыну Мстиславу Удалому Тмутаракань, то есть поставил его лицом к лицу с яссами и касогами.

Мстислав Владимирович вышел весь в своего деда, Святослава. Война была целью его жизни, и удел, приходившийся бок о бок с землями покоренных только номинально племен, пришелся как раз к этому богатырю. Политиком удалой князь никогда не был, а предпочитал ломить силой; он был просто вождь дружины, и, пожалуй, его к войне влекло не столько стремление к завоеваниям, сколько жажда сильных ощущений.

Однажды, говорит летопись, он пошел войною на касогов. Касожский князь Редедя вышел к нему навстречу с войском и сказал ему:

– Зачем губить дружину? Схватимся мы сами бороться; одолеешь ты – возьмешь мое имение, жену, детей и землю мою, я одолею – возьму все твое!

Предложение было заманчиво; отказ мог бы явиться доказательством малодушия, и богатырь Мстислав поспешил принять вызов.

Однако Редедя оказался не совсем под силу русскому богатырю. Он начал уже подминать под себя Мстислава, а тот чувствовал, что силы у него иссякли.

– Пресвятая Богородица! – взмолился тогда Удалой. – Помоги мне… Если я одолею, то построю церковь во имя твое!

Обращение к высшим силам помогло. Откуда только взялась вдруг мощь у изнемогавшего богатыря? Он приподнял Редедю, ударил его о землю, взял нож и зарезал. Потом он поступил по уговору и обещанию: взял у зарезанного все семейство и землю, а Пресвятой Богородице построил в Тмутаракани храм (Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. II; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. I).

Благодаря победе над Редедею Мстислав Удалой стал могущественным князем, и, как это было всегда, пока на Руси господствовала удельная система, он сейчас же отправился воевать Киев, великокняжеский стол которого занимал его старший брат Ярослав Мудрый (1019–1054). Дружина Мстислава была невелика, но он усилил ее подвластными теперь ему яссами и касогами, козарами, присоединил северян, благо он принят был в их главном городе Чернигове как князь, и явился на Днепр. Это было в 1023 году. Мы останавливаемся здесь на этом походе одного русского князя на другого лишь потому, что важным является здесь то обстоятельство, что будущие черкесы впервые появились тут в недрах Руси. В происшедшей кровопролитной битве Мстислав одолел дружины Ярослава и, осматривая поля битвы, очень радовался, что осталась цела вся его дружина. «А эта дружина, – как бы с укоризной замечает историк Соловьев, – состояла из касогов и козар!»

В дальнейшем Мстислав оказался великодушным и рассудительным победителем. Он не отнял у Ярослава великого княжения, а только поделил с ним Русь пополам: себе взял восток, а Ярославу уступил запад. Мир между братьями продолжался вплоть до смерти Мстислава, последовавшей в 1036 году. Само собой разумеется, что касожские дружины, пришедшие с ним на Русь, так здесь и остались, с течением времени исчезнув в массе коренного населения.

Русь в Предкавказье

Сношения Руси с племенами, населившими Предкавказье, продолжались, но минуем их, остановившись только на двух исторических фактах.

Первый относится к тому печальному времени, когда хозяевами Руси были татары. В начале последней четверти XIII столетия аланы, или кавказские яссы, отказались повиноваться татарам. Летописи, а за ними и некоторые историки, уверяют, что в это время яссы (Asses, Adas) были уже христиане. Среди них были искуснейшие оружейники и множество кузнецов и слесарей. Отличались они отчаянною храбростью и любовью к независимости, что, впрочем, всегда являлось преимущественною чертою характера почти всех горских народов. Справиться с ними татарам оказалось не под силу. Их хан Мангу-Тимур в 1277 году призвал русских князей с дружинами и приказал им идти и покорить кавказских яссов. Пошли князья Борис Ростовский, Глеб Белозерский, Федор Ярославский и Андрей Городецкий, сын Александра Невского. Русские дружины прошли горы Ясские, то есть Кавказский хребет, проникли в Южный Дагестан и взяли там город Дедяков, или Тетяков, как его именуют летописи, близ «Железных врат», то есть Дербента. Взятый город они сожгли, взяв большую добычу и множество пленников, и своими победами, как говорит Карамзин, «заслужили отменное благоволение хана, изъявившего оное не только великою хвалою, но и богатыми дарами».

Здесь кстати отметить, что татары явились на Русь, пройдя именно через земли яссов. В 1224 году полководцы Чингисхана Джебе и Сабут прошли обычные ворота кочевников – между Каспийским морем и Уральскими горами, – покорили яссов, абезов и вошли в землю половецкую, из которой потом напали на русские дружины.

Другой эпизод имеет отношение к истории более ранних сношений России и Грузии. Мы говорим о супружестве знаменитой грузинской царицы Тамары с русским удельным князем Юрием Андреевичем, сыном Боголюбского, о чем вскользь было уже сказано несколько слов в предыдущем очерке. Вот как рассказывают об этом грузинские летописи.

Когда искали жениха для знаменитой царицы Тамары, то явился Абулизан, эмир тифлисский, и сказал:

– Я знаю сына государя русского, великого князя Андрея, которому повинуются триста царей в тех странах. Потерявши отца в молодых летах, этот князь был изгнан дядею своим Савалтом (Всеволодом?) и находится теперь в городе Свинди у царя кипчакского (половецкого).

Грузинские вельможи и воспитатели царицы Тамары одобрили мысль Абулизана, и Юрий явился в Грузию. Духовенство и вельможи упросили Тамару как можно скорее обвенчаться с ним. Став супругом молодой царицы, Юрий сперва храбро воевал с врагами своего нового отечества, но скоро между ним и женою его возникли неприятности, о которых грузинский летописец рассказывает так: «Сатана вошел в сердце презренного русского, настоящего скифа, с понятиями варвара, с чудовищными страстями. Под влиянием опьянения его поступки были неприличны, ужасны, – бесполезно их описывать; он осмелился оскорбить Тамару – солнце властителей, утренний восторг царей. Этот развратник, этот проклятый побежденный семью нечистыми духами, худшими, чем воспоминание об обитателях Содома, оказался иудой против самого себя».

Тамара долго терпела, долго увещевала Юрия исправиться и сама, и через монахов, но наконец не вытерпела и решила развестись с ним. Юрий был выпровожен из Грузии, причем его дальнейшее существование было обеспечено: его отправили в Константинополь, одарив большими богатствами.

Но Юрий не покорился такой своей участи. Он очень скоро опять появился в Грузии. Здесь у него оказалось много сторонников. За него объявили себя многие начальники городов, и сын Андрея Боголюбского был возведен на престол грузинских царей.

Однако и Тамара не сдалась без борьбы – и у нее оставалось много приверженцев. Она успела собрать себе дружины, и в Грузии началось кровопролитное междоусобие. Кончилось оно победою Тамары. Юрий был прогнан, но вернулся опять, и опять началась было борьба, на этот раз закончившаяся решительною победою знаменитой грузинской царицы.

Впрочем, брак Тамары и Юрия Андреевича был не единственным в истории сношений России с народами Кавказского края. Еще в XI столетии киевский князь Изяслав I был, как говорят летописцы, женат на грузинской княжне из Абиссинской фамилии.

Монгольское иго разрывает Русь с Кавказом. Русь молча и терпеливо сносит бедствия, ожидая, как окрепнут ее силы, дабы свергнуть невыносимый гнет; населявшие Кавказ племена меняют под давлением турок и персов свою внешность, быт, религию, нравы, и несчастную Грузию постигает ее грозная судьба.

Наконец Русь при царе Иоанне III Собирателе становится свободною, могущество ее мгновенно, в смысле жизни государства, вырастает; повсюду проносится слух о великом северном государстве, имя царя Иоанна Васильевича популярно даже в Персии, и тут изнемогшая, пострадавшая Грузия обращается уже не за одною помощью, а за постоянным покровительством к московскому государю.

Царь Грузии Александр I Кахетинский (1492–1511) (о Кахетии уже упоминалось в предыдущем очерке) в 1492 году, когда Москва под властью Иоанна Собирателя поднялась на высочайшую для того времени ступень своего могущества, послал к нему посла Дамиана Норимана с товарищами, Хоземорумом и Шекенцем, которые представили московскому царю послание, где Александр себя называет меньшим холопом московского царя, а его – «светом зеленого неба, звездою темных, надеждою христиан, подпорою бедных, законом истинного, управою всех государей и ревностным обетником святого Николая». Александр просит в этой грамоте у могущественного московского царя и военной, и духовной помощи. Он говорит, что под влиянием утеснений варваров народ грузинский коснеет в невежестве, вера православная падает: храмы разорены и грузинские христиане подвергаются со стороны варваров невыразимым мучениям. Посольство было принято, но в это время Москве совсем было не до Грузии. С одной стороны, велись переговоры с крымским ханом Менгли-Гиреем, с другой – грозила долгою и кровопролитною войною Литва, и, кажется, все на этот раз ограничилось лишь тем, что царь Иоанн изъявил лишь свое принципиальное согласие принять под свою высокую руку несчастную страну. Однако войск послано не было, и о Грузии в Москве как бы забыли.

Тем не менее при Иоанне Собирателе произошло некоторое обстоятельство, с которого, собственно говоря, началось или, вернее, возобновилось, правда в незначительных пока размерах, постепенное движение Руси в Предкавказье.

Рязанские казаки, жившие по реке Черленый Яр, так прогневали Собирателя своими озорствами и непокорствами, что, во избежание грозного военного наказания, они сочли за самое лучшее уйти куда-нибудь подобру-поздорову. Рука же у Собирателя была куда какая тяжелая, да притом настолько длинная, что, в какую сторону ни уходи, везде достал бы их грозный московский царь, и достал бы со всеми семьишками и животами. Тогда бывалые люди рассказали, что есть река Терек, что течет из Ясских гор в море «Каспицкое», а на этой реке есть не то город, не то область, не то место такое, Тюмень по названию, где живет всякий вольный люд, живет и знать себе ничего не хочет. А рядом за Тереком есть «шавкал» – князь владетельный, который живет в крепком городе Тарках и вольному люду ни в чем не препятствует. У моря же «Каспицкого» хозяина нет, всякий гуляй по нему и делай что хочешь… Если кто смел да силен, тому в тех местах не жизнь, а рай, совсем не то, что под Москвою быть…

Это предложение показалось заманчивым казакам Черленого Яра. Ближайшей весной они поднялись всей своей станицей, с семьями, пожитками и тронулись в дальний путь-дорогу. По весеннему донскому половодью выплыли переселенцы на Волгу, а по ней, матушке, на приволье Каспия, а там на Терек и в Тюмень. Но здесь им не понравилось. Должно быть, пришельцы не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы поселиться в местности, где собирались разбойники со всего огромного края. Отправились казачки далее по Тереку, вверх к черкесам Пятигорья (нынешним кабардинцам), сумели подружиться с ними и поселились в предгорьях Кавказского хребта, там, где Аргун впадает в Сунжу.

Так как эти казаки жили на горах (на горном гребне), то очень скоро за ними установилось наименование гребенских казаков, впоследствии столь прославивших себя как первый мощный оплот Руси среди полудиких и диких горских народцев.

В сказании о Гребенской иконе Божией Матери говорится также, что гребенские казаки, или гребенцы, произошли от донских казаков, живших в XVI веке между реками Донцом и Калитвою у Гребенских гор. В значительно позднейшее время, а именно в 1582 году, триста человек казаков под предводительством атамана Андрея прошли через Маныч, Куму и Терек в ущелья Кавказских гор и поселились в гребнях на берегу горной речки Акташ, где они и прожили никем не тревожимые с небольшим целое столетие. Можно думать, что здесь митрополит Стефан Рязанский, которому принадлежит вышеупомянутое сказание, говорит о другой партии выселенцев, ибо, как мы увидим ниже, гребенцы появляются в Москве уже около половины XVI века, и не с Акташа, а с Терека.