Полная версия
Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой
А в дополнение к балканскому узлу противоречий завязался еще один, армянский. В Османской империи проживало около 2 млн. армян. После русско-турецкой войны 1877–1878 гг. поднимался вопрос об обеспечении их прав, как и других христиан, султан Абдул-Гамид пообещал провести необходимые реформы, это было закреплено в решениях Берлинского международного конгресса. Но никаких реформ не последовало. Армян продолжали притеснять. Они слали жалобы в Петербург, Париж, Лондон. Кое-где возникли и отряды сопротивления. Султан решил покарать строптивцев, в 1894 г. устроил резню армян в высокогорном Сасуне. Россия, Франция и Англия заявили совместный протест. Абдул-Гамид рассвирепел. Иностранцы вмешивались в его внутренние дела! От Османской империи уже отпала западная часть, греки, сербы, болгары, а теперь еще и армяне захотят отделиться с восточной частью?
Султан надумал ликвидировать проблему как таковую – просто истребить армян или так запугать, чтобы пикнуть не смели. Организовал банды «гамидие» из добровольцев и уголовников, к ним подключились полиция и войска, и избиение развернулось по всей стране. Было зверски уничтожено 300 тыс. человек, 100 тыс. бежали за границу. Разразился скандал на весь мир, от беженцев, свидетелей-иностранцев в прессу выплеснулись жуткие подробности. Вступилась русская, британская, американская, французская, итальянская дипломатия, кое-как бойню удалось остановить. Но от решительных мер западные державы уклонились, на Турцию не было наложено никаких санкций.
А Германия вообще не поддержала дипломатических протестов – и оказалась «единственным другом» султана. Абдул-Гамид не преминул ее щедро отблагодарить. Предоставил немецким фирмам различные концессии, привилегии. Во всех странах честили и позорили Османскую империю, однако Вильгельм в 1898 г. отправился туда с визитом. Его пышно приняли в Стамбуле, было подписано соглашение о строительстве Багдадской железной дороги – она должна была протянуться от Берлина и Вены через Балканы, через Малую Азию до Ирака. А в Дамаске кайзер разразился речью, объявив себя… покровителем всех мусульман: «Пусть султан турецкий и 300 миллионов магометан, рассеянных по всему миру, которые поклоняются ему как своему халифу, пусть они будут уверены, что германский император – их друг навсегда». Пояснял, что через эту дружбу возникнет «военная держава, которая может стать угрозой не только для Франции, России и Великобритании, но и для всего мира». А в Петербург было направлено предупреждение: «Если Россия выступит в защиту турецких армян», то и Германия двинет в Турцию войска.
Поддержка «магометан всего мира» требовалась кайзеру по одной простой причине – он задумал войну. Нацелился схлестнуться с Россией и Францией. Для этого пробовал наладить отношения и заключить союз с Англией, но слишком много запрашивал: требовал отдать ему португальские, бельгийские и некоторые британские колонии. Но война все же не началась. Когда взвесили все за и против, стало ясно: даже если англичане будут союзниками или останутся нейтральными, они все равно захватят главные плоды побед. Немцам придется сражаться с русскими, французами, бельгийцами, голландцами, а Британия, владея морями, приберет к рукам колонии, лишившиеся хозяев. Получалось, что затевать драку бессмысленно, пока Германия не построит большой флот. Именно это обстоятельство отсрочило Первую мировую на полтора десятилетия.
А в России умер Александр III, и на престол взошел Николай II. Он тоже понимал, что приближается большая война, но, в отличие от «кузена Вилли», пытался предотвратить ее. В 1899 г., впервые в истории, он предложил провести всемирную конференцию по сокращению вооружений и мирному урегулированию конфликтов. Однако в ту эпоху «цивилизованные» страны лишь открыли рты от удивления и сочли идею царя полным абсурдом. Николая II подняли на смех, газеты с издевкой писали, что «российское правительство решило сэкономить на своих военных расходах».
Правительства вынуждены были согласиться – на словах-то все были «за мир». Но отнеслись к конференции, созванной в Гааге, как к ненужному фарсу. Вильгельм II говорил своим министрам: «Я согласен с этой тупой идеей, только чтобы царь не выглядел дураком перед Европой. Но на практике в будущем я буду полагаться только на Бога и на свой острый меч! И чихал я на все постановления!». Британское военное министерство выражало те же мысли более деликатно: «Нежелательно соглашаться на какие-либо ограничения по дальнейшему развитию сил разрушения… Нежелательно соглашаться на изменения международного свода законов и обычаев войны». Конференция закончилась ничем.
К концу XIX в. в мировое соперничество включились еще две державы. На Дальнем Востоке усилилась Япония, планировала подмять под себя китайцев и корейцев. Набирали вес и США. Они преодолели разруху и потери после своей гражданской войны, освоили земли до Тихого океана. А масоны, угнездившиеся при Александре II в русском правительстве, сделали американцам роскошный подарок, за гроши продали Аляску. Традицией политики США был изоляционизм. Согласно доктрине Монро, американцы не допускали европейцев вмешиваться в дела своего континента, но и сами в европейские хитросплетения не лезли, грабили латиноамериканских соседей. Но со временем аппетиты росли, США начали проявлять себя на мировой арене.
В международных отношениях стали сказываться и другие явления. К рубежу XIX–XX вв. сложился «финансовый интернационал». Крупные банкиры в разных странах переплетались родственными узами, деловыми связями. Так, в Австро-Венгрии, Франции, Англии заправляли делами три ветви Ротшильдов. Они были связаны с британскими Мильнерами, германскими Варбургами, российскими Бродскими. Варбурги были в родстве с российскими банкирами Гинзбургами. Представителем Ротшильдов в США стал Морган, он выдвинулся на роль ведущего банкира Америки. Еще один сотрудник Ротшильдов, Яков Шифф, возглавил второй по значению банк США, путем браков его компаньонами стали братья германского банкира Макса Варбурга. Шифф был также связан с Гарриманами, Гульдами, Рокфеллерами, Оппенгеймерами, Гольденбергами, Магнусами, ведущим британским производителем оружия Виккерсом и т. д.
Но банкирские круги через подконтрольную им прессу определяли и «общественное мнение» различных государств. Они имели огромное влияние на правительства – ведь победа на выборах определялась финансовыми возможностями сторон. Связи между политическими и деловыми кругами даже не скрывались, и сама политика направлялась в зависимости от интересов американских, британских, французских банков и промышленных корпораций. А кроме родственных и деловых связей, бизнесмены и политики переплетались другими – масонскими. Это обеспечивало поддержку, знакомства, координацию действий. В британских и французских органах власти, армиях, спецслужбах, для человека, не принадлежащего к «вольным каменщикам», с некоторых пор карьера была вообще невозможна. Причем масонские связи, как и родственные, были наднациональными, позволяли взаимодействовать структурам в разных странах, объединять усилия на тех или иных направлениях. Рядовой масон мог быть патриотом, искренне верить, что действует во благо своей родины, но высшие иерархи вели собственную линию, и она далеко не всегда совпадала с государственной. Зато четко соответствовала выгодам финансовых олигархов. Возникла система, которую русский философ И. А. Ильин впоследствии назвал «мировой закулисой».
Ну а в России в это же время наконец-то стали приносить плоды многолетние усилия по ее заражению подрывными учениями. Пока они распространялись только среди дворян и интеллигенции, опасность была не столь велика. Кружки террористов и агитаторов ликвидировались полицией, охранным отделением. А простонародье революционерам ничуть не симпатизировало. Но либералы сумели внедрить в России западную систему образования. Профессора, нахватавшиеся за границей знаний вперемешку с идеями «свобод», воспитывали студентов. Студенты становились учителями, сеяли среди рабочих и крестьянских детишек семена безбожия, вольнодумства. И детишки подрастали…
4. Антанта
В 1900 г. все западные державы вдруг ринулись наперебой дружить с Россией. В Китае вспыхнуло восстание ихэтуаней. Мятежники видели все беды своей страны в засилье иноземцев, убивали европейцев, продавшихся им соотечественников. На их сторону перешла китайская армия. Они захватили Пекин, осадили квартал иностранных миссий. Для подавления формировали экспедиционный корпус из немцев, англичан, японцев, французов, итальянцев. Пригласили и русских. Царь согласился – китайцы погромили поселки русских железнодорожников, банды хунхузов нападали на российскую территорию. Наши войска нанесли стремительный удар, еще до прибытия контингентов из Европы разбили китайцев, освободили осажденные посольства.
Но… дружба тут же и кончилась. Два десятилетия мирного развития сделали Россию самой сильной конкуренткой западных держав. Теперь ее успехи напугали «друзей». Русские упрочили свои позиции в Китае. Вдобавок, завершалось строительство Транссибирской магистрали. Оно сулило нашей стране новый подъем, освоение природных богатств Сибири, открывало быстрый и удобный путь на Дальний Восток. Встревожились англичане, считавшие себя хозяевами в Китае. Озаботились банковские и промышленные круги США – Россия становилась для них опасной соперницей. Озаботились и японцы.
У британской дипломатии была старая непререкаемая традиция: она никогда и ни с кем не брала на себя конкретных обязательств, сохраняла свободу рук. В 1902 г. Англия впервые нарушила традицию, заключила антироссийский союз с Японией. Их сторону приняли США. Под руководством американского банкира Шиффа, Моргана, Рокфеллеров, были собраны средства на военные займы для японцев. В феврале 1904 г. они вероломно напали на русских. И снова наша страна очутилась в международной изоляции! К ее врагам примкнула Турция. Закрыла проливы, и мощный Черноморский флот оказался запертым. Абдул-Гамид начал сосредотачивать войска на границе, натравливать на русских племена Северного Ирана – царю пришлось ввести туда воинские части. Англичане провели переговоры с Францией, полюбовно решили спорные вопросы о сферах влияния в Африке и Индокитае, и было заключено соглашение, Антанта (от французского «антант кордиаль» – «сердечное согласие»). Но оно было направлено против России. Формально Франция объявила нейтралитет, однако запретила русским кораблям заходить в свои порты, пресса и парламент поливали нашу страну грязью.
Единственным «другом» вроде бы выступила Германия. Продавала снабжение, предоставляла базы. Вильгельм во всех вопросах демонстративно поддерживал царя. Но поддержка оказалась далеко не бескорыстной. За это России навязали кабальный торговый договор на 10 лет. Немцы получили возможность чуть ли не беспошлинно ввозить свои товары, получили массу других привилегий. Вильгельм был не против и углубить альянс – подразумевая, что лидировать в нем будет Германия. «Кузена Никки» он считал недалеким человеком, которого можно подчинить своему влиянию. В Бьерке, в финских шхерах, состоялась встреча, и кайзер предложил царю заключить союз для «поддержания мира в Европе». Тогда, мол, Англия не сможет мутить воду, а Франции придется присоединиться к союзу. Николай II согласился с рядом оговорок – что договор будет более широким и направленным именно на «поддержание мира».
Но как только государи вернулись в свои столицы, обе стороны отвергли договор. Большинство германских политиков и военных полагало, что воевать надо в другом союзе – с англичанами против русских. А российский МИД пришел к выводу, что ни о каком «поддержании мира» речи не идет, договор означает войну с Францией. Впрочем, Германия двурушничала. Она желала лишь ослабления России. Предлагала дружбу, но в это же время немецкие консульства и торговые представительства на Дальнем Востоке поставляли японцам разведывательную информацию. А начальник генштаба Шлиффен в 1905 г. разработал окончательный план войны – последовательно сокрушить Францию и Россию.
Тем временем пал Порт-Артур, под Цусимой погибла эскадра Рожественского, Куропаткину в Маньчжурии пришлось отступать. Но Россия отнюдь не проиграла войну. На полях сражений полегли 37 тыс. наших воинов – Япония потеряла в 5–6 раз больше. Ее вооруженные силы были обескровлены. А русские, изматывая врага в оборонительных боях, перебросили на Дальний Восток свежие армии и готовились нанести неприятелю смертельный удар. Нет, этого западные державы не допустили. Они взорвали тыл России.
Диверсия готовилась заранее. Накануне войны, в январе 1904 г., русские либералы (в значительной доле масоны) провели за границей совещания, сформировали зародыши будущих партий, октябристов и кадетов. Началась информационная война, провоцировались волнения. Революция подпитывалась британскими и американскими банкирами. При поддержке германских и австрийских спецслужб через границу поехали десанты агитаторов и боевиков, пошли транспорты с оружием. Беспорядки парализовали города, пути сообщения. В итоге русским пришлось признать поражение. Но и японцы, спасенные революцией от катастрофы, удовлетворились самыми скромными уступками – получили спорный Ляодунский полуостров, право утвердиться в Корее, из российских территорий приобрели лишь Южный Сахалин…
Но бедствие внутри России углублялось. Влиятельные лица, связанные с «мировой закулисой», были уже и в правительстве, рядом с царем. Премьер-министр Витте подтолкнул Николая Александровича издать Манифест от 17 октября 1905 г., ввести в стране демократические свободы, учредить парламент – Государственную Думу, объявить политическую амнистию. Никакого успокоения это не принесло. Наоборот, открылась легальная дорога для атаки на власть, забурлили восстания.
А французские и английские банки отозвали из России свои капиталы, обвалили российские ценные бумаги. Политический кризис дополнился финансовым. Страна очутилась на грани банкротства. Срочно требовались зарубежные займы, а их не давали. Вся западная пресса подняла возмущенный хай по поводу подавления мятежей, казней террористов. Отметим, за годы революции было казнено 1100 человек, в 10 раз меньше, чем погибло от рук террористов (и в 20 раз меньше, чем расстреляли французы при усмирении Парижской Коммуны). Но кого интересовали подобные «мелочи»? В Англии царя величали «обыкновенным убийцей», а Россию провозглашали «страной кнута, погромов и казненных революционеров».
Но увлекшиеся западные державы совсем забыли про Германию. А она сочла, что Россия выбыла из строя – значит, можно действовать. Кайзер, совершая круиз по Средиземному морю, сошел на берег в Марокко, французской полуколонии, и сделал ряд громких заявлений. Указал, что готов всеми силами поддержать суверенитет Марокко, потребовал для Германии таких же прав в этой стране, какие имеют французы. Вот тут-то в Париже перепугались. Поняли, что дело не в Марокко, что Вильгельм ищет повод для ссоры. А германский генштаб настаивал, что даже и повода не надо – лучше просто шарахнуть по французам. Призадумались и в Англии. После гибели в Порт-Артуре и под Цусимой двух русских эскадр главной соперницей британцев на морях становилась Германия. Если она раскатает Францию, то будет полной хозяйкой в континентальной Европе. Попробуй тогда с ней сладить! Европейское господство немцев ничуть не устраивало и американских олигархов. В общем, получалось, что Россия еще нужна.
Финансовые потоки из-за рубежа, питавшие революцию, резко пресеклись. Франция быстренько изменила отношение к русским, ее правительство заключило со своими банкирами и парламентариями особое соглашение: «Считать мирное развитие мощи России главным залогом нашей национальной независимости». Царю немедленно выделили необходимые кредиты. Англия тоже заявила о готовности поддержать Францию, и Вильгельму пришлось пойти на попятную. Британская «общественность» все еще продолжала вопить, что «руки царя обагрены кровью тысяч лучших его подданных», но правительство Англии принялось налаживать связи с русскими, заключило конвенцию о разграничении сфер влияния в Иране, Афганистане и Тибете. В 1908 г. король Эдуард VII прибыл на яхте в Ревель (Таллин), встретился с Николаем Александровичем и красноречиво возвел его в звание британского адмирала. За визитом Эдуарда последовал визит Николая II в Лондон…
Так к союзу Англии и Франции примкнули русские. Впрочем, Антанта и Тройственный союз не были монолитными военно-политическими блоками. Соглашения между государствами, входившими в обе коалиции, содержали массу оговорок, позволявших при желании отказаться от них. Союз России и Франции даже не был ратифицирован французским парламентом. Англия, по своему обыкновению, опять не взяла на себя никаких обязательств, обещала разве что «учитывать интересы» партнеров. А для царя гораздо важнее была его старая идея мирного урегулирования. К ней снова вернулись. В 1906 г. в Женеве была принята международная конвенция об обращении с ранеными, больными и пленными. В 1907 г. в Гааге состоялась вторая конференция по проблемам мира и разоружения. Но принципы международного арбитража отвергла Германия. А сокращение вооружений заблокировала Англия – объяснила, что это подорвет экономику и вызовет массовую безработицу. Конференция только выработала нормы ведения войны и создала международный Гаагский суд для решения спорных вопросов.
5. Тучи сгущаются
За влияние на балканские страны не утихала борьба. В Сербии князь Обренович вступил в альянс с Австрией, однако в 1903 г. радикальные офицеры убили его вместе со всей семьей и возвели на престол Петра Карагеоргиевича. Он взялся укреплять дружбу с русскими, но был прочно связан и с Францией, в Сербию стали внедряться французские банки и предприниматели.
Неспокойно было и в Османской империи. Здесь существовала либеральная партия «Иттихад» («Единение и прогресс»). Ее организовали купцы и финансисты из Салоник, выходцы с российского Кавказа, офицеры и интеллигенция с европейским образованием. Руководители партии входили в масонскую ложу «Молодая Турция», поэтому их еще называли младотурками. Провозглашалась необходимость конституции, парламентаризма по западному образцу. В Турции партия была запрещена, но за рубежом она нашла союзников в лице запрещенных армянских партий «Гнчак» и «Дашнакцутюн». Дашнаки-социалисты, участвовали в русской революции, после ее подавления спасались в эмиграции, среди них хватало опытных боевиков. А их лидеры тоже были «вольными каменщиками», и младотурки нашли с ними общий язык. Провели в Париже конгресс, договорились о совместных действиях. В 1908 г. иттихадисты и армяне подняли восстание.
Абдул-Гамида свергли. Марионеточным султаном провозгласили старика Мехмеда Решада V. А реальную власть захватил триумвират младотурок – Энвер-паша, Талаат-паша и Джемаль-паша. Но союзников они обманули. Об обещанном равенстве народов больше не вспоминали. Их реформы утверждали права только для турок, а остальные нации было решено поставить «на место». В 1909 г. в Адане младотурки полностью повторили методы Абдул-Гамида, напустили солдат и вооруженные банды на армян, перебили 30 тыс. человек. Жестоко усмирялись мятежи и волнения албанцев, македонцев, арабов, курдов.
Турецкая революция нарушила хрупкое равновесие на Балканах. Воспользовалась этим Австрия. Она объявила о присоединении Боснии и Герцеговины, которые были оккупированы австрийцами в 1878 г., но юридически все еще считались турецкими. Россия еще не оправилась от потрясений, не могла противодействовать этому. Но и Сербия не забыла о своих претензиях на Боснию и Герцеговину, объявила мобилизацию. Австрийцы стали сосредотачивать войска против сербов. А Вильгельм вдруг предъявил царю ультиматум. Требовал безоговорочно выразить согласие на действия Вены, да еще и надавить на Сербию – иначе угрожал выступить «во всеоружии». В общем, стало ясно, чего на самом деле стоит дружба «кузена Вилли». На Россию просто цыкнули, как на второсортное мелкое княжество.
В 1910 г. Николай II попытался наладить взаимопонимание с немцами. Встретился с Вильгельмом в Потсдаме и предложил договориться о взаимных уступках. Россия обещала не участвовать в английских интригах против Германии, принимала на себя обязательства ненападения, признавала немецкие интересы в Турции. А взамен просила не поддерживать австрийцев на Балканах и признать Северный Иран сферой влияния русских. При этом стороны должны были обязаться не участвовать во враждебных друг другу союзах. Кайзер, вроде бы, одобрил предложения. Но когда стали вырабатывать письменное соглашение, немцы убрали из него все конкретные пункты, в том числе неучастие во враждебных союзах. И поддержку австрийцев не прекратили.
Последние попытки избежать войны предпринимала и Англия. Для нее вопрос упирался в наращивание морских сил – а Германия останавливаться не собиралась, строила все новые линкоры, крейсера. Британцы пробовали договориться об ограничении флотов, но немцы в феврале 1912 г. предъявили им условие: «Наше политическое требование таково, что Британия не должна принимать участия в войне между Францией и Германией, независимо от того, кто начнет ее. Если мы не получим гарантий, тогда мы должны продолжать наше вооружение». Конечно, пойти на такое Англия не могла, переговоры сорвались.
Немцы, закусив удила, рвались к войне и даже не делали из этого тайны. В 1910 г. Берлин посетил бельгийский король Альберт и был просто шокирован. На балу Вильгельм представил ему генерала Клюка, пояснив, что это тот самый военачальник, который «должен будет возглавить марш на Париж». А начальник генштаба Мольтке (младший), не стесняясь, говорил Альберту, что «война с Францией приближается», так как она «провоцирует и раздражает» немцев.
В 1911 г. разразился второй кризис вокруг Марокко. Французы под предлогом наведения порядка окончательно захватили эту страну, и Вильгельм снова начал бряцать оружием. Но и Франция, восстановив дружбу с русскими, чувствовала себя уверенно, по ней разлились воинственные манифестации, звучали требования всыпать немцам, вернуть Эльзас и Лотарингию. Кое-как усилиями России и Англии удалось примирить стороны. Но германские военные были очень недовольны, что «пропал» такой хороший предлог к войне. Мольтке писал австрийскому начальнику генштаба фон Конраду: «Остается подать в отставку, распустить армию, отдать всех нас под защиту Японии, после чего мы сможем спокойно делать деньги и превращаться в идиотов».
Не успело успокоиться в одном месте, как заполыхало в другом. Османская империя после гражданской войны пребывала в плачевном состоянии, и Италия позарилась на ее африканские владения, полезла захватывать Триполитанию (Ливию). Итальянцы сражались плохо, турки с арабами побили бы их, но младотурецкое правительство запросило о мире, поспешило отдать Триполитанию – потому что над османами нависла куда более серьезная опасность. Против них сколачивалась Балканская лига из Сербии, Черногории, Болгарии и Греции. Россия хотела предотвратить столкновение, ее МИД направил в Белград ноту: «Категорически предупреждаем Сербию, чтобы она отнюдь не рассчитывала увлечь нас за собой…». Куда там! Балканские страны сочли, что они и сами справятся.
И действительно, в октябре 1912 г. начали войну, а уже в ноябре разгромленная Турция взывала к великим державам о помощи и посредничестве. Но тут же объявила мобилизацию Австрия, подняла армию Италия. Россия при поддержке англичан все же добилась созыва международной конференции. Она открылась в Лондоне и превратилась в дипломатическую баталию. Сербия и Черногория претендовали на часть Албании и порты на Адриатике. Австрия и Италия, за которыми стояла Германия, указывали, что это будет означать войну. Президент Франции Пуанкаре подзуживал Николая II поддержать сербов, парижская биржа предлагала ему большой заем на случай войны. Но царь, к великому разочарованию французов, на это не поддался. Он считал главным сохранить мир. Сербия и Черногория были вынуждены отказаться от своих требований. Албанию признали автономной.
Но быть или не быть войне, решалось не в Лондоне, не в Петербурге, а в Берлине. Австрия не соглашалась на предложенные компромиссы, и Вильгельм поощрял ее. 8 декабря он созвал военное руководство. Тема совещания была сформулирована предельно откровенно: «Наилучшее время и метод развертывания войны». По мнению кайзера, начинать надо было немедленно. Австрия должна предъявить Сербии такие требования, чтобы Россия уже не могла не вступиться, а Германия обрушится на Францию. Мольтке соглашался, что «большая война неизбежна, и чем раньше она начнется, тем лучше». Но указывал, что надо сперва провести пропагандистскую подготовку, возбудить народ против русских. Лишь гросс-адмирал Тирпиц возразил, что моряки еще не готовы: «Военно-морской флот был бы заинтересован в том, чтобы передвинуть начало крупномасштабных военных действий на полтора года». В конце концов, с его мнением согласились. А полтора года – это получалось лето 1914-го.