Побег из Рая. Остросюжетный роман

– Хочу купаться! – рассмеялась Лилит, ловко стянула с себя голубой хитон, обнажив великолепие нагого тела, и с разгону кинулась в прозрачные воды Евфрата.

Адам тоже быстро скинул с себя одежды и вплавь устремился навстречу Лилит.

В воде их тела цепко сплелись, губы слились в страстном поцелуе. Казалось, никакие превратности судьбы не в состоянии оторвать их друг от друга.

А когда солнце ушло за горизонт и над рекой загустели первые сумерки, Адам и Лилит отправились в глиняную лачугу Адама и там, на тонкой циновке из камыша, сгорая от страсти, провели ночь любви. В ту теплую лунную ночь они одновременно повзрослели, одновременно стали мужчиной и женщиной.

Влюбленные создания еще крепко спали на полу, забыв прикрыть одеждой свои обнаженные тела, как в глиняную лачугу бесшумно ворвались два черных человека из охраны экзарха. Один из них схватил Лилит за волосы и быстро вытащил наружу. Второй с каким – то садистским остервенением принялся избивать Адама. Он не просто колотил парня, он ломал ему ребра и отбивал печень. Тяжелым подкованным сапогом он пытался пробить Адаму голову, изувечить лицо. Жестокое избиение продолжалось до тех пор, пока юноша не потерял сознание.

Адам очнулся на рассвете следующего дня от прикосновения чего – то мокрого и холодного к пылающему лбу. Он едва раскрыл заплывшие от синяков глаза и в смутном свете своей лачуги увидел седого старца с длинной белой бородой. Того самого мудреца. Он склонился к нему, поправляя на лбу тряпицу, смоченную водой. Адам протяжно застонал.

– Потерпи, – приказал старик. – Иначе ты навеки останешься калекой. – Ребра со временем срастутся, ушибы заживут. Главное сейчас, вылечить твое сотрясение мозга.

– Дедушка, – едва слышно прошептал Адам. – За что они меня так?

– Люди злы и завистливы, – ответил старик. – Они завидуют молодости других, богатству других, успеху и славы других. И потому некоторые из них очень злые.

– Но у меня нет богатства, нет славы. Я простой бедный человек.

– Ты молод и красив. А это немало для того, чтобы добиться в жизни успеха. Ты вскружил голову дочери экзарха. А ведь у нее есть жених. Очень богатый, очень влиятельный, очень коварный. И очень завистливый.

– Вся злость от зависти?

– Не только. Зло многообразно и порой совершенно необъяснимо. Оно рождается вместе с человеком. С человеком, рожденным от злых родителей. Зло передается из поколения в поколение как недоброе семя. По наследству.

– Дедушка, – Адам на мгновение запнулся. – А почему Бог не защитил меня? Ведь я Его сын, ты сам мне об этом рассказывал.

– Знаешь что, – засуетился вдруг старец. – Многие мне задают этот вопрос. Не ты первый и не ты последний кого он мучил, и будет мучить многие века и тысячелетия. Нет на него простого ответа. Ты лежи тут, выздоравливай, а я пойду пожалуй. Я там тебе сыра принес, молока кислого. Найдешь на полочке у окошка. Набирайся сил. Живи долго и счастливо. И придет тот час, может быть, когда ты сам сможешь ответить на свой вопрос.

Мудрец, кряхтя от старости, вышел из лачуги. На прощанье он обернулся и как – то невпопад заявил:

– А женой тебе станет та женщина, которая сделана из твоего сломанного ребра.

Больше Адам его не видел. На следующий день старец скончался.

Только через неделю Адам смог встать на ноги. Ребра еще не срослись, и грудь страшно болела, опухоль на лице не прошла, отбитые внутренности пылали огнем. Но голод в молодом организме способен пересилить любую болезнь. Адам отправился в город. Он шел долго, хромая на правую ногу, часто останавливался и от усталости валился на дорогу. Придя в себя, вставал и, сгорбившись, как старик продолжал путь. Почти на самом закате солнца добрался он до храма. Там на паперти собралось уже два десятка калек.

Хромой у храма – как это символично во все века!

Адам почти год прожил в компании бродяг – инвалидов. Ребра кое – как срослись, нога хромала меньше, обезображенное лицо поджило. Походил он теперь не на прекрасного юношу, на которого раньше засматривались все девушки Эдемского Сада, а на невзрачного худого попрошайку, который был не в состоянии прокормить себя праведным трудом. Бывшие знакомые не узнавали его. Подавали ему, как и всем бродягам редко, по праздникам, да в минуты душевной радости. Свою лачугу Адам забросил, добираться от нее ежедневно до храма было тяжело и небезопасно. Всякий мог обидеть хромого калеку. И словом недобрым и кулаком тяжелым.

Однажды в большой праздник мимо храма с маленьким ребенком проходила молодая женщина. Не то, чтобы она была красива и стройна, но, скажем так мила, даже симпатична. Адам сидел на паперти в грязных обносках, обросший, немытый, беззубый и с божественной улыбкой на лице жевал кусочек черствого хлеба. Женщина остановилась около него, пристально заглянула Адаму в лицо, долго о чем – то думала, очевидно, мучительно вспоминала, прежде чем обратилась к оборванцу:

– Как зовут тебя, добрый человек?

– Адамом.

– А не тот ли ты Адам, который жил у реки, испортил дочь экзарха и был после этого убит его верными слугами?

– Да, это я, – Адам от удивления перестал жевать. – А почему ты говоришь, добрая женщина, что я был убит слугами экзарха? Я ведь с божьей помощью пока живой.

– Я говорю то, что слышала от людей. Люди так говорят.

– А что они еще говорят?

– Разное говорят. Тебя интересует та девушка, от которой ты пострадал, став калекой?

– Да, – сознался Адам. – Она меня очень интересует.

– Отец отправил ее в другой город. Никто не знает куда.

– Спасибо тебе, добрая женщина, – тихо произнес Адам. – Пусть Бог поможет тебе стать счастливой. Я буду за тебя молиться.

Женщина вдруг кокетливо рассмеялась, высокая грудь ее, выпиравшая из тесного белого хитона, соблазнительно заколыхалась.

– Зачем ты надо мною смеешься? – обиделся Адам. – Я ведь не делал тебе зла.

Но женщина продолжала обворожительно смеяться. А вслед за ней стал улыбаться и ее ребенок.

– Каин, – спросила женщина мальчика. – Тебе нравится этот дядя?

– Нравится, – продолжал улыбаться ребенок, глядя на Адама.

– А хочешь, чтобы он стал твоим папой?

– Хочу.

Женщина перестала смеяться и как – то оценивающе взглянула на Адама, поправила прическу, а потом беззастенчиво произнесла:

– Меня зовут Евой. А это мой ребенок. Его отец недавно умер от неизвестной болезни. Мальчик очень страдает, плохо ест, не спит по ночам и ни с кем из соседских детей не хочет дружить. Я живу здесь рядом. За углом этого храма. У меня свой просторный дом, полны закрома еды. Я хорошая хозяйка и умелая любовница. Пойдем с нами Адам. Ты не пожалеешь. Только люби меня до гроба. Меня и моего мальчика.

Адам сразу не поверил ее словам. Уж больно сказочным было такое предложение.

– Мне надо подумать, – произнес он тихо.

– Ну, что же, думай, – также тихо ответила Ева. – Но не затягивай с решением. Я долго ждать не могу. Я женщина впечатлительная, знойная. У меня много поклонников. Но они мне не интересны. Потому, что я та, которая сделана из твоего сломанного ребра, – она вновь звонко рассмеялась. – Где найти меня, ты теперь знаешь.

Пылкое солнце взошло на середину небосвода. Тени стали совсем короткими. Жестокий полуденный зной гнал людей в прохладу жилищ и к водам реки и бассейнов. Площадь перед храмом опустела.

Вновь засмеявшись, но уже как – то невесело, как – то искусственно Ева грациозной походкой пошла в сторону своего дома, ведя за руку вертлявого Каина. А Адам тут же вспомнил слова, сказанные ему старцем накануне смерти в лачуге.

На следующий день Адам поселился у Евы. И стали они жить душа в душу. Через девять месяцев Ева родила Адаму Авеля. И потом каждый год приносила по ребенку. То мальчика, то девочку.

Адам теперь не мог работать на виноградных плантациях по найму. Жара и слабое здоровье быстро утомляли его. Рыбу на продажу Адам тоже не ловил. Студеный ветер от реки и больная спина не позволяли. Но во дворе у Евы рос свой виноград и был обустроен небольшой пруд, в котором водились довольно крупные караси.

Адам работал больше по дому. То крыльцо починит, то забор поправит, до дорожки во дворе песком обновит, то яблони побелит, то траву сорную выкосит. Дел по дому всегда и во все времена много…

Ева тоже была справной хозяйкой, заботливой матерью, доброй женой и страстной любовницей. Старшие дети уже подросли. Каин занялся земледелием, Авель успешно разводил коз и овец. Богатство в доме прирастало с каждым днем. Многие стали откровенно завидовать Каину и семейству его. В гости перестали ходить, с праздниками поздравлять, на улице здороваться. А зависть людская, как известно, семейное счастье может и разрушить.

Однажды Адам починял в очередной раз забор. Мимо шел вполне пожилой и разумный сосед Илья. Многие его на их улице, правда, недолюбливали за нехороший и длинный язык.

– Привет, Адам, – сказал Илья, поравнявшись с Адамом.

– Привет, сосед.

– Забор починяешь?

– Да вот, пару досок надо обновить. А как у тебя дела, Илья?

Сосед задумался и как – то нехорошо, злобно взглянул на Адама.

– А жена твоя, Ева, где сейчас?

– В саду за городом.

– И ты уверен в этом, Адам?

– Конечно, уверен. Вернется вечером, принесет яблоки, груши, апельсины.

– Так у вас же в своем саду этого добра навалом. Зачем ей ходит ежедневно за город в сад? В такую даль по жаре и пыли.

– Ну, это не твое дело, Илья, – насупился Адам. – Это наше, семейное дело.

– Конечно семейное дело, – согласился Илья, ехидно улыбаясь, – Когда она тебе только детей успевает рожать. Сколько их уже у вас, десять?

– Двенадцать, – ответил Адам.

– А твоих сколько?

– Все мои, Каина я люблю не меньше других детей.

– Да я не про Каина. Я о других. Все дети не твои, Адам! Все они нагулянные от других мужиков. Раскрой глаза. Об этом все бабы на улице судачат.

Адам не на шутку разозлился на соседа и даже хотел поначалу огреть его доской, но какая – то внутренняя сила, внутренняя уверенность в своей правде остановили его.

– Шел бы ты, Илья, отсюда подобру – поздорову своей дорогой. Не ровен час, услышит Каин, а рука у него тяжелая.

– Угрожаешь?

– Да нет, предупреждаю.

И Адам ушел в дом, сел за стол и опечалился. Действительно Ева все дни с утра до вечера проводила в яблоневом саду за городом. Посеял в его душе сомнения злобный сосед. И стали эти сомнения травить ему душу, нарастая изо дня в день.

И не выдержал Адам душевной муки. И отправился однажды под вечер в яблоневый сад за город. Долго добирался, темнеть уже изрядно стало. Шел он не аллеями сада, а пробирался через малиновые заросли, хоронился от людских глаз как преступник, как кровавый злодей. И вдруг услышал неподалеку голос Евы. Звонкий, мелодичный. Расслышал он и другие голоса, женские, мужские, юношеские и совсем еще детские. Подкрался ближе как мог. И увидел жену свою. Ева в окружении мужчин и женщин, юношей и детей обирала крупные красные яблоки с высоких ветвей.

У Адама отлегло на душе. Гнусным клеветником оказался сосед. Вздохнул он протяжно и чуть не заплакал от счастья. Таким и увидела его Ева. Подбежала, обняла.

– А ты никак с проверкой сюда заявился, муж мой ревнивый? – рассмеялась Ева, целуя Адама в худую и давно небритую щеку. – Съешь лучше вот это яблочко. Смотри, какое оно красивое, сочное.

Рассмеялись и сборщики яблок, мужчины и женщины, юноши и дети. И лишь одна стерва стояла рядом со злым ненавистным лицом, плотно поджав губы. Затем она развернулась и тихо незаметно ушла из сада.

Адам откусил большой, зрелый плод. Яблоко действительно оказалось очень сочным и очень вкусным.

А наутро соседа Илью жители Эдемского Сада нашли в канаве с перерезанным горлом. Окровавленный серп, орудие убийства нашелся неподалеку от дома Адама и Евы.

По городку потянулись нехорошие слухи. В убийстве Ильи многие подозревали Каина, юношу горячего и скорого на руку.

Через три дня к дому Адама и Евы прискакали три черных всадника на ретивых вороных конях. Спешившись, они, молча, прошли в дом. Огромные мужчины с нагайками, зажатыми в крепких кулаках. Адам с Евой сидели за столом, обедали. Младшие детишки гуляли во дворе.

– Ты Адам? – глухим голосом спросил один из стражников.

– Да, это я.

– А сын твой, Каин, где?

– Зачем он вам? – испуганно спросила Ева. – Нет его в доме, в поле за городом он землю пашет.

Один из черных всадников исподлобья посмотрел на Адама тяжелым взглядом:

– Ваш сын подозревается в убийстве. Мы должны его арестовать и отправить в тюрьму. Это приказ экзарха.

– Наш сын ни в чем не виновен, – сказала Ева. – Он не сделал людям ничего плохого.

– А это уж не вам решать, – перебил ее все тот же черный стражник. – Это решат суд и экзарх!

– Но Каина нет дома, – повторилась Ева.

– Тогда мы заберем его. В заложники. Покуда Каин не вернется в город, – произнес черный всадник, указывая нагайкой на Адама.

– А его за что? – всполошилась Ева. – Он старый больной человек. Он не может сидеть в тюрьме с больной спиной и покалеченной ногой.

– Взять его! – приказал старший стражник.

Двое других черных всадника подскочили к столу и схватили Адама. Ева залилась слезами, пыталась освободить мужа. Но один из стражников развернулся и сильно огрел ее нагайкой. Лицо Евы залилось кровью. Черные стражники связали Адама, вывели на улицу, веревку прикрепили к седлу старшего всадника. Он стремительно вскочил на своего черного жеребца и злобно хлестнул его кнутом. Конь поднялся на дыбы и с места рванул в карьер. Двое других стражников поскакали за ним. Сзади на веревке, прикрепленной к седлу, поднимая густую пыль, волочился Адам. Его одежда и кожа быстро превратились в лохмотья, ломались ребра, руки, ноги, окровавилось все тело.

Адама черные стражники бросили в глубокую темницу, облив перед уходом грязной протухлой водой из помойного ведра. Он даже оклематься не успел. Черные люди вернулись ночью, подхватили его под мышки и как мешок с картошкой небрежно вытащили из темницы. Поволокли дальше и бросили в каком – то дворе под финиковой пальмой.

– Ты кто? – услышал Адам грозный голос, доносящийся откуда – то сверху.

– Я Адам, – ответил он едва слышно, собрав воедино последние силы.

– А я экзарх, – послышался голос сверху. – Давно я хочу тебя увидеть, Адам. А ты не желаешь со мной познакомиться? Подними голову.

Адам перевернулся на спину и увидел звездное небо. Ковш Большой медведицы, Млечный путь с мириадами звезд, тоненький серп луны. Потом он едва склонил голову направо и увидел экзарха. Грузного и уже немолодого человека в пурпурной мантии, сидящего на золоченом троне. Глаза экзарха горели злобой, губы были плотно сжаты, на них появилась пузырящаяся пена.

– Так кто ты? – переспросил правитель Эдемского сада.

– Адам.

– А чей ты? Кто твои родители?

– Я – сын Бога.

– Что?! – взревел экзарх. – Чей ты сын, повтори!

– Я – сын Бога, – прошептал Адам.

– Какого Бога?

– Моего Бога.

– Так, – еще сильнее обозлился экзарх. – Ну, раз ты сын самого Бога, Всевышнего, Вседержителя, Творца и Властителя, то пусть сейчас разверзнутся небеса, и твой Отец защитит тебя! А меня Он пусть покарает!

Экзарх рассмеялся демоническим смехом, встал с трона и носком красного сафьянового сапога больно пнул Адама в покалеченную грудь.

– Почему молчишь? Почему не просишь пощады, червь земляной? Я ведь могу и казнить тебя и помиловать! Проси пощады! Проси как у Бога!

Но Адам уже не имел сил, ни спорить с экзархом, ни просить у него что – либо. Он лишь хрипел и даже стонать не мог.

– Ягуда! – крикнул экзарх.

Тут же к правителю подбежал тот самый черный стражник, что правил ретивым вороным конем, когда волок за собой на веревке Адама.

– В темницу его! – скомандовал экзарх. – А поутру забить камнями!

Адама снова бросили в подвал. Он закрыл глаза и забылся.

Но через какое – то время женская рука осторожно коснулась его плеча. Адам открыл глаза и в полутьме увидел облик Евы. Он узнал ее сразу, по наитию. Так младенцы узнают свою мать в первые месяцы жизни. Рядом с Евой стояла еще одна женщина.

– Кто это? – прошептал Адам.

– Это Лилит.

– Лилит?

– Да, это она. Лилит поможет нам бежать?

– Куда?

– Бежать из Рая.

Женщины осторожно вытащили Адама из темницы и погрузили на телегу. Ева уселась рядом с мужем, Лилит взялась управлять конями. Под покровом ночи они неузнанные никем, тайно подъехали к Евфрату. Там их уже ждали Каин и Авель.

– А где же наши дочери и младшие сыновья? – едва слышно спросил Адам у Евы. – Почему их нет здесь с нами?

– Наши дочери и младшие сыновья останутся в Раю. Им не угрожает опасность. Лилит позаботится о них. Тем более своих детей у нее нет, и уже не будет.

Каин с Авелем быстро грузили вещи на второпях сколоченный плот. Туда же на плот они затем осторожно перенесли отца, подстелив заботливо под его окровавленное тело толстую циновку.

– Пора прощаться, – засуетилась Лилит, – черные всадники уже седлают коней.

– Да, пора прощаться, – Ева поцеловала спасительницу в губы.

Они вместе вошли в воду и толкнули плот. Ева быстро вскочила на него, а Лилит осталась стоять по пояс в реке и махать на прощание рукой. Каин с Авелем налегли на весла, и плот быстро вынесло на середину Евфрата, на самую стремнину.

А черные всадники, грозно размахивая нагайками, уже спустились с холма и рысью приближались к реке…

Глава 5. И между сессиями

Комсомольский оперотряд – это почти тоже, что и студенческая добровольная народная дружина, только без девчонок и красных повязок на руке. В ДНД сгоняли всех, порою против воли, а в оперативные отряды записывали спортсменов силовых видов спорта и единоборцев и от природы крепких ребят. Попасть в такой отряд считалось даже престижным. Ну и конечно романтика и тяга к приключениям многим в те годы не давала покоя.

Ближайший опорный пункт милиции располагался на той же улице Рабочей, что и общежитие студентов – биологов. В тот майский субботний день на свое первое вечернее дежурство вместе со Шторминым отправились два его одногруппника и ближайших друга Олег Кочерженко и Владимир Великов.

Опорный пункт представлял собой небольшую комнату в очень протяженном многоподъездном девятиэтажном доме, который все справедливо называли лежачим небоскребом. В комнате имелся разбитый письменный стол, три шатающихся стула и старенький шкаф с облупленной полировкой, набитый какими – то бумагами, пустыми пивными и водочными бутылками, грязными тряпками и прочим хламом.

Дежурили в тот вечер капитан Осипов и сержант Кривоногов, а Штормин, Кочерженко и Великов были приданы им в усиление. Но как только студенты появились в комнате, стало понятно, что стульев на всех не хватает, да и разговаривать друг с другом особенно не о чем. Накатывала банальная скука, с которой предстояло бороться ближайшие четыре часа. Милиционерам было неудобно перед студентами распивать портвейн, студентам было неловко перед милиционерами играть в карточный покер. Ситуацию разрешил капитан Осипов, грузный мужчина с тяжелыми и неприветливыми чертами лица:

– Ребята, – сказал он задумчиво, глядя в окно, за которым расцвела шикарная белая сирень, – мне в районный отдел милиции нужно срочно. Вы тут подежурьте без меня. А если что случится, то звоните по телефону. И продиктовал свой домашний номер.

Через пару минут он ушел, неумело насвистывая какой – то шлягер. Сержант Кривоногов, маленький, худенький, похожий на подростка милиционер в форме на два размера больше, которая смотрелась на нем, как пиджак на огородном пугале, тоже засуетился. Он суетливо ходил по комнате, не зная чем заняться. То надевал на голову фуражку, которая проваливалась до самых ушей, то снимал ее и вешал на гвоздь. Да и опять же стульев на всех не хватало.

– Ребята, – печально произнес сержант, – мне в районный отдел милиции нужно срочно. Если что вдруг случится, немедленно мне звоните по телефону. И назвал свой домашний номер. – А будете уходить, ключ от комнаты положите под коврик.

Кривоногов напялил на уши фуражку и, насвистывая какой – то шлягер, отправился восвояси. А студенты, усевшись за столом, раскинули картишки. На самом деле играли они в покер редко: в купе поезда, на вокзале, иногда в общежитии. В тех нечастых случаях, когда приходилось убивать время. Не на интерес, но весьма азартно. Особенно эмоционально воспринимал игру Великов. Он и руками размахивал, и смеялся, и больше других обижался, если доводилось проигрывать. Кочерженко обладал флегматическим темпераментом, был более сдержан и потому лучше контролировал ход игры. Штормин играть в карты не любил, да и толком не умел. Поэтому в основном проигрывал своим друзьям. И как любой спортсмен злился на себя, если фортуна предпочитала другого.

– А, может, и нам пора домой? – предложил Штормин. В этот день ему в карты явно не везло.

– Нет, будем сидеть тут до конца, – воспротивился Великов. Он был очень ответственным студентом.

– Посидим еще часок и разойдемся, – нашел компромиссное решение Кочерженко.

Но тут дверь в опорный пункт резко распахнулась и на пороге появилась женщина лет сорока, взволнованная и чрезвычайно напуганная. Рядом с ней стояла маленькая худенькая девочка с заплаканными глазами.

– Здесь милиция? – спросила женщина, с удивлением рассматривая студентов.

– Здесь.

– Тогда срочно идемте на задержание преступника! – решительно скомандовала она.

– Какого преступника?

– Моего бывшего мужа. Мы с ним развелись три года назад, но живем в одной квартире, не можем «двушку» разменять. А он когда напьется, становится агрессивным. Хватается за нож и гоняет нас с дочерью, пока его милиция не угомонит. Вот такенный у него нож!

Женщина раздвинула ладони и указала невероятно огромные размеры. Так поступают рыбаки, когда хотят друг перед другом похвастаться величиной пойманной щуки. Девочка при этом разревелась, что придало ситуации совершенно жуткий оттенок.

– Куда идти? – спросил Штормин, глядя на Кочерженко.

– Тут рядом, за углом, – ответила женщина. Девочка и вовсе закатилась в истерике.

Они выскочили на улицу. Женщина с девочкой указывали дорогу, Штормин и Кочерженко, молча, следовали за ними. Великов остался в опорном пункте, засев за телефон.

Двухэтажный дом, в котором находился преступник, был старой дореволюционной постройки, с разбитым крыльцом, плохим освещением в подъезде и замысловатыми коридорами. Но что больше всего было удивительно, напротив как раз располагалось здание РОВД Октябрьского района Саратова.

Подойдя к дому, девочка неожиданно успокоилась, перестав плакать. Однако женщина сделалась очень агрессивной, заявив угрожающе:

– У мужа белая горячка. Он любого пырнет ножом, особо не раздумывая. И еще он мастер спорта по боксу!

Штормин вдруг почувствовал, что теряет привычное сознание. В голове его рождается одна единственная установка – победить любой ценой. Только так можно выжить в смертельной схватке. Все остальные мысли просто улетучились, заработал автопилот. Это было сосредоточение бойца, нацеленного на опасное дело.

Женщина подошла к входной двери своей квартиры, осторожно отперла ее ключом и первой вошла внутрь. Не включая света, она указала пальцем на комнату мужа, прошептав едва слышно:

– Он там прячется. Вместе с ножом. Видите, у него электричество горит?

Действительно, сквозь тонкую щель снизу пробивалась узкая полоска света. Дверь была довольно тонкой, однако никаких звуков за ней не слышалось.

Штормин одним ударом кин – гери правой ноги снес дверь с петель. Он ворвался в комнату, слева на диване лежал довольно мелкий мужчина в заношенном трико и несвежей майке. Обычный на вид человек с небритым и заспанным лицом. Он был страшно удивлен и едва успел приподняться с дивана, как Штормин нанес ему в голову сокрушительный удар майе – гери левой ногой. Но он поскользнулся на каком – то половике, лежавшем на полу. И задуманный изначально мощный удар до конца не достиг цели. Однако мужчина тут же рухнул на пол. Подскочивший следом Кочерженко развернул его на живот, заломил за спиной руки и принялся их связывать непонятно откуда подвернувшимся полотенцем. Операция по задержанию опасного преступника длилась считанные секунды.

Когда Владимир и Олег потащили мужчину к пикету милиции, следом за ними гордо шествовала женщина, ведя за руку, вновь разревевшуюся девочку. У подъезда уже стояли желтая машина с нарядом милиции, белая карета «скорой помощи» и красный автомобиль с пожарным расчетом. Это Великов поднял на ноги все экстренные городские службы. На крыльце суетились явно перепуганные капитан Осипов, сержант Кривоногов и еще несколько милицейских и прочих чинов. Мужчину, который, похоже, мало что соображал, чуть ли не волоком втащили в комнату пикета милиции. Там тоже находилось народу предостаточно. А за столом сидел грозный майор. Олег Кочерженко подошел к нему и выложил на стол газетный сверток.