Хороший мальчик

Человечество же почему-то с этим не спешило. Прямо скажем, оно никак не хотело становиться счастливым с помощью папы Смирнова.

Он от этого очень страдал, возмущался и нервничал. Ему было обидно, что его идеи, родить и хорошо продумать которые способен далеко не каждый человек, остаются неоцененными. Кто в этом был виноват?

Папа считал крайним общество, большинство в котором составляют клинические идиоты. Подтверждение своей гипотезы папа находил в том числе и в Интернете. В одной из новомодных веб-энциклопедий так было и написано. Мол, какие-то ученые пришли к выводу о том, что девяносто пять процентов людей – идиоты.

Изменить это было практически невозможно, но папа все равно не мог соскочить со своего конька и продолжал предлагать свои идеи девяноста пяти процентам общества. Никакого положительного результата в этих условиях в принципе нельзя было достичь. Но Александр Смирнов аки библейский Сизиф продолжал свои тщетные попытки.

Коля папе сочувствовал, хотя в глубине души считал, что тот мог бы придумать нечто по-настоящему полезное. С его-то мозгами! Но спорить с отцом на равных он не мог.

Дима же вообще был убежден в том, что папа занимается полной хренью. Правы как раз те самые девяносто пять процентов общества, коих некие ученые записали в идиоты. Но вслух сын высказывать этого не решался.

Дима знал, что папа имел характер крутой, к идеям своим относился трепетно и болезненно реагировал на выпады, особенно со стороны самых близких людей. Он мог закатить скандал и властной рукой запретить сыну практически все, не считая учебы в школе.

Тем более что косяков со стороны Димы и так было предостаточно. Учился он через пень колоду, никаких секций или кружков не посещал, после школы время проводил с тусовщиками и бездельниками. Это по гневным словам папы. Кроме начитывания рэпа – по мнению Коли, тоже довольно-таки слабого и вторичного, – парень не мог похвастаться ничем особенным. Однако в его арсенале была такая вещь, как понты.

Пожалуй, единственным человеком в семье, который беспрекословно поддерживал папу, была мама. Кажется, она была искренне убеждена в том, что ее супруг прав всегда, по определению. В отличие от сыновей, которые просто благоразумно помалкивали в тряпочку.

Коля задумался. Чего только не было в их жизни благодаря папиным идеям! Однажды отец купил книжку о сыроедении. Она ему понравилась, но Александр Смирнов не был бы самим собой, если бы не изобрел свою методику.

К слову сказать, кулинаром папа был никаким, и рацион питания семьи Смирновых стал совсем постным. В течение двух недель они кормились исключительно четырьмя ингредиентами. Это свежие огурцы, чеснок, капуста и – внимание! – слива личи. Папа утверждал, что в этих продуктах содержатся абсолютно все вещества, необходимые человеку. Семья, как обычно, сомневалась в том, что это так, но, чтобы не расстраивать папу, все согласились.

Главную неприятность составлял даже не чеснок, от запаха которого от Коли с Димой начали шарахаться и одноклассники, и учителя. Тут был и плюс, пусть и единственный. Он состоял в том, что их перестали вызывать к доске. Основную проблему составила слива личи, на первый взгляд совершенно безобидная. Она, конечно, обладала уникальными полезными свойствами, но стоила, собака, примерно столько же, сколько прежний месячный рацион Смирновых.

Возможно, папа что-то не дочитал, перегнул, или же в его расчеты вкралась ошибка. Но спустя две недели диету пришлось срочно прервать. Так уж вышло, что всю семью поразила жуткая диарея. Родители и дети выстраивались в очередь в туалет.

Потом папа случайно познакомился на улице с каким-то пропагандистом древних дыхательных упражнений по методике тибетских лам. Александр Смирнов быстро погрузился в тему и решил, что эти самые ламы были не столь образованны и продвинуты, как он. Папа воспылал страстью усовершенствовать методику.

На это ушло несколько бессонных ночей. Потом папа торжественно объявил, что теперь все они, то бишь семья Смирновых, проживут по сто лет. Он приказал немедленно открыть в доме все форточки, а затем встать в определенные позы и дышать.

По злой иронии судьбы эта идея пришла ему в голову в промозглом декабре. Спустя три дня Коля с Димой свалились с простудой. Участковый терапевт, пришедший по вызову, заявил, что Смирновы не проживут не то что сто лет, а не дотянут до весны, если продолжат исповедовать папины идеи.

Папа, конечно, попытался было поспорить с доктором, настоять на продолжении упражнений до полного выздоровления, но тут уже даже мама решительно воспротивилась. Отец погрустнел, потускнел. Он одиноко бродил по комнатам и бормотал себе под нос всякие гадости про нынешних эскулапов.

Но грустил папа недолго. Он решил, что нечего детям болеть просто так, без всякой пользы для себя, и стал тренировать в них стиль и память. Для этого отец велел сыновьям целиком и полностью переписывать в тетради произведения великих классиков.

Ладно еще выбрал бы в качестве образца Чехова или на худой конец Толстого. Нет, папа заявил, будто вычислил, что лучше всего методика будет работать с унылой эпической «Илиадой» Гомера.

Пока Дима с Колей сидели дома на больничном, они, высунув языки, корпели над переписыванием перипетий и споров между троянцами и греками, ломали голову, кому все-таки достанется эта баба. Их не радовали даже довольно интересные приключенческие моменты, ибо книгу папа раздобыл какую-то древнюю, по виду так примерно ровесницу самой поэмы, растрепанную, без начала и конца.

Однако, пойдя после болезни в школу, оба сына сразу схватили двойки по литературе. Они занимались только переписыванием «Илиады» и не выполнили задания учителя. Папа, торжественный и важный, ожидал их дома после школы в предвкушении плодов собственного триумфа, но его ждало большое разочарование.

Однако папа был не из тех, кто привык унывать! Он не останавливался на полпути и презирал людей, поступающих так.

Однажды перед началом летних каникул он пришел домой весь довольный, сияющий как медный таз и с загадочным многообещающим видом выложил на стол деньги. Как потом выяснилось, ему удалось продать какие-то свои брошюры по изучению камней в малоизвестное простодушное издательство.

– Мы уезжаем на каникулы! – возвестил папа, не дождался реакции семьи и добавил: – В Антарктиду! Я понял, что это лучшее место для познания истины. Там температура достигает минус пятидесяти. Это весьма способствует просветлению.

По вытянувшимся лицам домочадцев папе стало ясно, что никто из них не желает просветляться. Мама робко проговорила, что за познанием истины не стоит ехать так далеко.

Неизвестно, чем бы все закончилось, но все остались дома. Причиной этого стала не дальность, а дороговизна. Папиных денег, увы, просто не хватило бы даже на половину пути. Поэтому на семейном совете было решено купить на них папе новую куртку.

Ох, много чего было! И на головах стояли, и на металлических каркасах спали, сконструированных, кстати, тоже по папиным чертежам. Слава богу еще, что он не догадался снабдить их шипами или гвоздями для пущего эффекта. Словом, Смирновы жили весело.

Глава 2

Приближалось знаменательное событие – День школы. В этом году праздник был назначен на 22 сентября. Он устраивался ежегодно и проходил с большим размахом. Об этом всегда заботился директор Владимир Анатольевич Дронов. Он вообще любил роскошь и помпезность.

В этом году Дронов готовил большой сюрприз – открытие собственного компьютерного центра. Он был крайне горд этим событием, равно как и собой, и с начала учебного года расхаживал по школе, гордо надувая щеки.

Несколько раз к нему приезжали какие-то чрезвычайно серьезные люди. Они что-то обсуждали с Дроновым в его кабинете, потом уезжали. После таких встреч директор выглядел странно, ходил задумчивый. Словом, намечалось нечто грандиозное.

За несколько дней до намеченного торжества Коля и Спича подходили к школе. Приятели увидели, как несколько старшеклассников вешали со стремянок большую растяжку прямо на фасад новенькой школьной пристройки. На полотне, презрев тавтологию, гордо и призывно красовалась надпись: «Выше к высоким технологиям! Открытие нового компьютерного центра – 22 сентября, в День школы».

Неподалеку Коля и Спича заметили Дронова, который о чем-то очень напряженно беседовал с учителем информатики Станиславом Ильичом Томиловым.

Возле них с выражением бесконечной скуки на лице стояла Ксюша, дочь Дронова. Она училась в параллельном девятом «А» классе и сталкивалась с Колей только во время уроков физкультуры. Они иногда проходили в расширенном составе, в них участвовали ученики обоих классов. Ксюша смотрела в сторону, делала вид, что ее нисколько не интересует разговор между учителем и ее отцом. От этого становилось совершенно ясно, что эта беседа касается как раз ее.

Спича толкнул Колю в бок:

– Давай послушаем!

Они тихонечко, бочком пододвинулись поближе, но слышно все равно не было, а лезть дальше не стоило. Дронов вполне мог их турнуть. Сообразительный Спича задрал голову. Парни переглянулись, зашли за угол пристройки и влезли на крышу.

Там они устроились совершенно незаметно. С высоты им был отлично виден весь школьный двор. На стадионе девочки с учительницей физкультуры отрабатывали движения чирлидинга. Но это не интересовало приятелей. Коля посматривал на Ксюшу, а Спича изо всех сил навострил уши, потому что разговор девочки с Дроновым и Станиславом Ильичом отсюда был слышен плоховато.

– Ксюша, это правда? – спросил Дронов, хмуря брови. – Ты целовалась на уроке?

Спича больно толкнул Колю в бок. Дескать, ого, какие тут дела интересные обсуждаются! Коля сжал руку приятеля, чтобы тот умолк. Ему и самому было любопытно.

Ксюша закатила глаза и лениво спросила:

– Папа, а тебе вообще какая разница?

А Станислав Ильич вполголоса продолжал выкладывать подробности инцидента:

– Прямо посреди урока. Багдасарову я ничего не могу сказать. Он же имбецил. – Учитель развел руками. – Но Ксения!.. Она же должна понимать…

Дронов собирался что-то сказать, но тут послышался голос одного из старшеклассников, вешавших растяжку:

– Владимир Анатольевич, так нормально?

Дронов вскинул голову и коротко произнес:

– Выше! – Затем он повернулся к дочери и с недоумением спросил: – Почему с этим уродом-то, с Багдасаровым?

Его недоумение было таким искренним, что мальчишкам казалось, будто больше всего директора беспокоил именно тот факт, что из всех возможных кандидатур его дочь выбрала именно Багдасарова. То обстоятельство, что она целовалась во время урока, не так уж и важно.

Станислав Ильич охарактеризовал Багдасарова грубовато, но точно. Коля и сам часто мысленно именовал его имбецилом. Может быть, во многом по этой причине он и не сопротивлялся, когда его чморили гопники, у которых заводилой был как раз именно Багдасар. Что взять с таких поганцев, как он? Им бесполезно было что-либо доказывать, особенно Коле, у которого просто не было необходимых ресурсов.

А вот Ксюша Дронова на заигрывания этого недоумка отвечала, кажется, охотно. Этот факт вызывал у Коли непонимание и недоумение – прямо как у ее отца.

Ксюша тем временем с явным вызовом произнесла, глядя на родителя:

– А с кем мне?.. Со Станиславом Ильичом? – Она махнула длинными ресницами в сторону учителя, который в ответ на это замечание лишь усмехнулся.

– Ксюша! – одернул дочь Дронов.

– Чего она с отцом так ругается? – обратился Коля к приятелю.

Он ни разу не общался с директором вне школы, да и там сталкивался совсем не часто. Владимир Анатольевич ничего не преподавал, занимался исключительно административной работой. Иногда он, как директору и положено, устраивал нерадивым ученикам разносы, причем публично. Дронов любил выстраивать их в шеренгу, сам расхаживал перед ними и обещал отправить всех в колонии, интернаты для слабоумных, а также заставить после уроков рыть котлован для бассейна, который был у него в планах.

– Вы все умрете от истощения! – предсказывал он. – От обезвоживания! От теплового удара! А мне за это ничего не будет! – Он тыкал пальцем в лица особо проштрафившихся персонажей. – Я уничтожу вас законным неподсудным способом!

Ни одной из своих угроз Дронов никогда не воплотил в жизнь. Более того, спустя пару минут он вообще забывал о них.

Что касается Коли, то он в число проштрафившихся не попадал и соответственно под директорский гнев тоже. Учился Коля хорошо, дисциплину не нарушал, во всяких общественных мероприятиях, так любимых директором, принимал активное участие. Так что у них не было никаких взаимных претензий.

Дронов нравился Коле. Строгость он проявлял в разумных дозах, чаще всего общался со школьниками добродушно, с улыбкой. Более того, Коле даже хотелось, чтобы Дронов вел какой-нибудь предмет у них в классе. Но такого счастья не удостаивался никто, и девятый «Б» в том числе. Неизвестно даже, был ли он способен преподавать какой-то предмет, но школой директор руководил хорошо.

Тут Спича решил развлечь приятеля, зажал нос и дебильным голосом начал озвучивать разговор Дронова, Ксюши и Станислава Ильича:

– Ксюша, я хочу познакомить тебя со своей любовью. Это Станислав Ильич. Можно просто Ильич. Или Ведро.

Коля засмеялся, тоже зажал себе нос и, вторя приятелю, заговорил за Станислава Ильича:

– Дронов! Отдай мне свою дочку! Я тоже хочу стать директором!

Спича сделал загадочное лицо и продолжил:

– Ты не знаешь главного, Ведро. Ты тоже моя дочка!

– Ведро Владимировна Дронова! – едва сдерживаясь, выдавил из себя Коля, и мальчишки чуть не покатились от смеха с крыши.

А склока продолжалась, хотя число ее участников поубавилось. Станислав Ильич достал платок и, сморкаясь на ходу, ушел. Видимо, он счел свою миссию выполненной.

– Гад, ты мне нос сломал!.. – продолжал гнусавить Спича, пародируя Станислава Ильича.

Дронов что-то очень строго выговаривал дочери, но та, не дослушав его, резко развернулась и пошла прочь.

– Ксюша! – негодующе крикнул Дронов. – Я с тобой разговариваю!

Девчонка не обращала на отца ни малейшего внимания и удалилась с независимым видом. Дронов остался один. Он постоял некоторое время, покачал головой и тоже исчез.

Коля и Спича веселились от души, повторяли реплики из только что услышанного диалога. Да, день начался совсем неплохо. Такое развлечение перед уроками!

– А он… А он… – давясь от смеха, пытался воспроизвести что-то еще Спича.

– Здравствуйте! – произнес голос директора.

Коля поднял оба больших пальца, пытаясь показать Спиче, как отлично тот научился копировать интонации Дронова, но быстро осекся.

Перед ним стоял Дронов – реальный, живой, а Спича благоразумно прикрыл рот и ничего не говорил. У Коли слегка екнуло сердце, но смех еще звучал внутри и побеждал страх. Коля покосился на Спичу и понял, что тот тоже едва сдерживается, чтобы не расхохотаться во все горло.

Коля первым взял себя в руки и заявил:

– Здрасьте, Владимир Анатольевич!

– Вы тут ко Дню школы готовитесь? – осведомился директор.

Коля хотел утвердительно кивнуть, но Спича опередил его, услужливо гаркнув:

– Да!

– Нет! – выкрикнул Коля. Недавняя смешная ситуация подталкивала его к озорству, внушала безнаказанность.

– Нет! – Спича почувствовал настроение приятеля и сменил пластинку.

Но Дронов, казалось, и не собирался их наказывать.

Он лишь посмотрел на мальчишек с удивлением и спросил:

– Вы не хотите новый компьютерный центр?

– У меня дома по-любому комп в тыщу раз круче, – выдал Спича и оттопырил пухлую губу.

Он совсем потерял берега и не замечал, что откровенно хамит директору. Благо Дронов не отличался склонностью к садизму в отношении учеников и вообще был вполне нормальным директором. Он поочередно посматривал на Спичу и Колю, этак снисходительно, даже с сожалением. Взгляд у него был такой, будто они полные придурки или имбецилы – совсем как Багдасаров. Пацаны на всякий случай притихли. Спича даже одернул рубашку и пригладил ее.

– Понятно, – бросил директор. – С крыши слезаем.

Коля и Спича послушно поднялись и отряхнулись. Им было уже не смешно. Теперь они снова видели перед собой директора школы, который легко мог сделать с ними все, что ему угодно – в рамках дозволенного, разумеется. Да и если просто наорет, тоже ничего приятного.

День, так удачно начавшийся для Коли и Спичи, дальше был, в сущности, обычным. Уроки, вопросы, ответы, проверка домашнего задания и все такое прочее.

После занятий в актовом зале проходила репетиция. Школьники под руководством завуча тренировались в искусстве танца. Вот кто-кто, а эта дама меньше всех годилась на роль учителя танцев. Хотя бы потому, что была она немолодая и совсем не красивая. Впрочем, Коля никогда не задумывался над ее возрастом. Всем женщинам старше тридцати он автоматически присваивал статус старух. Не важно, сколько было им лет – тридцать пять или шестьдесят четыре. Это значения не имело.

Мальчишки и девчонки по очереди выходили на сцену и демонстрировали свои умения. Все танцевали кто во что горазд. Спича отвязно зажигал под диско, за ним под жесткий хаус младшеклассник с серьезным лицом станцевал вог.

Настала очередь Коли. Тут и думать было нечего – хип-хоп, разумеется! Коля не стеснялся, он знал, что хип-хоп у него получается классно. Одноклассники не раз распевали при нем незатейливую песенку: «Колян танцует лучше всех, Коляна ждет большой успех!»

Эту песню, конечно же, придумывали не про него. Ей уже было много лет. Сочинили ее, наверное, еще тогда, когда Коля умел водить лишь малышовые хороводы на новогодних утренниках, наряженный в костюм зайчика. Но ему все равно было очень приятно.

Глебова старательно демонстрировала движения поппинга, но успехом пользовалась небольшим. Ей не хватало то ли поппинга, то ли чего другого.

С выходом на сцену Ксюши раздались свист и аплодисменты, как выяснилось, вполне заслуженные. Она с ходу начала исполнять дэнсхолл. Даже непрофессионалу было видно, что эта девчонка двигается лучше всех.

Впрочем, у всех получалось довольно неплохо. Школьники старались, хотели понравиться, произвести впечатление и уходили со сцены вполне довольные собой.

Только один человек был недоволен. Речь, конечно, о завуче. Эта женщина все время стояла напротив сцены с каменным лицом и наблюдала за участниками мероприятия.

– Что это, Дронова? – не скрывая презрения, обратилась она к Ксюше, когда та закончила свой номер.

– Это дэнсхолл, Ангелина Валерьяновна. Народный ямайский танец, – пытаясь отдышаться, сообщила Ксюша.

– Понятно. Ты в России, Дронова! Идите все сюда.

Мальчишки и девчонки неохотно поднялись со своих мест. Они понимали, что сейчас начнется полная лабуда.

И точно! Завуч включила телевизор, и на экране появилось черно-белое изображение. Звучала какая-то унылая мелодия. Танцоры работали как-то вяло, без искры. Их движения были одинаковыми, классическими. Продолжалось это зрелище несколько минут, и многие, не таясь, зевали.

Коля и Спича тоже скучали и посматривали на Ксюшу. А той вроде как было все равно. Она стояла чуть поодаль, абсолютно флегматичная, равнодушная.

Завуч ткнула пальцем в экран и с гордостью сказала:

– А это мой лучший ученик. Узнали?

Школьники без особого интереса скользнули глазами по фигуре юноши в народном костюме.

– Это Станислав Ильич, – усмехнувшись, подсказала завуч. – Мог бы в ансамбле Моисеева танцевать.

Ребята удивленно переглянулись. Ангелина Валерьяновна продолжала смотреть на экран, и на ее лице появилось умильное выражение. Среди школьников пошел легкий шум. Завуч выключила запись и чуть заметно вздохнула.

– Ну что, вдохновились? – нарочито бодро спросила она и, не дождавшись ответа, добавила с преувеличенным энтузиазмом: – Советую вдохновиться! Полька! Наш танец. А теперь радостная новость! Нам наконец-то привезли кос-тю-мы!

Чрезмерный оптимизм завуча не находил отклика на хмурых лицах школьников. Женщина усмехнулась, сунула руку в большой пакет и выудила из него какие-то немыслимые шаровары.

– Примеряем ак-ку-рат-но! – по слогам произнесла она, подчеркивая важность как момента, так и наряда.

– Что за дебилизм? Что за блестки? – Ксюша скривилась, демонстрируя полнейшую скуку. – Я не буду это надевать!

– Дронова! – жестко одернула ее завуч. – Молча надела, и все!

Ксюша сцепила зубы, тяжело вздохнула и подчинилась.

Вслед за директорской дочерью все покорно стали напяливать костюмы. Через несколько минут школьники, облаченные в аляповатые одежды, столпились на сцене. Зазвучала фонограмма, и все они начали танцевать. Выглядело это довольно плачевно и убого.

На общем фоне выделялась Ксюша Дронова. Но энтузиазма в ней не было никакого.

– И раз, и два, и три, и четыре! – командовала завуч. – Дронова, голову подняла! И раз, и два, и три, и четыре! В субботу выступать не мне, а вам! Каждая прогулянная репетиция – запомните! – это для вас автоматическая контрольная! По каждому моему предмету – и по химии, и по биологии, и по ОБЖ. Ясно?!

В какой-то момент Коля с Ксюшей оказались рядом и танцевали в паре. Потом они снова разошлись.

Когда Ксюша вышла из актового зала, ее догнал Коля.

– Ксюша, подожди.

Девчонка остановилась.

– Я Коля из параллельного класса, из девятого «Б».

– Я заметила. Чего тебе? – безразлично спросила Ксюша.

– Я тут подумал… Я в курсе, что у тебя день рождения в декабре. Короче, ты – Стрелец.

– И что? – с усмешкой спросила Ксюша.

– А я – Весы. Это идеальная совместимость! Это как… Джон Леннон и Йоко Оно.

– И чего? – Скепсис не сходил с Ксюшиного лица.

– Может, сходим куда-нибудь?

Ксюша молча развернулась и пошла прочь.

– Подожди… – Коля рванулся следом. – Давай по-другому. Давай я для тебя чего-нибудь сделаю!

– Что ты можешь для меня сделать? – Ксюша опять снисходительно усмехнулась.

– А чего ты хочешь?

– А чего ты можешь?

Коля покрутил головой, соображая. Идея осенила его мгновенно.

– Хочешь, я себе палец отрежу?

– На фига палец? Давай уж всю руку! – Ксюша пожала плечами.

– Руку?.. – Коля задумался.

Да, пожалуй, с идеей он поспешил. Почти как папа. Вот что значат гены!

– А еще чего-то хочешь? – поинтересовался он после паузы.

Ксюша закатила глаза, включилась в игру и принялась перечислять:

– Хочу, чтобы малолетки перестали ко мне подваливать. Хочу розовый «Порш». Хочу, чтоб эта школа сгорела на фиг. Устроишь? – Она серьезно посмотрела на Колю.

Тот задумался еще сильнее.

Ксюша не уходила. Она смотрела прямо ему в глаза, ожидая ответа.

Коля открыл рот и произнес:

– А правду говорят, что ты себе грудь силиконовую сделала?

Ксюша, не говоря ни слова, развернулась и ушла.

Коля остался в коридоре один. Делать сегодня в школе больше было нечего, и он побрел к выходу, даже не дожидаясь Спичи.

Коля все-таки слегка расстроился. Нельзя сказать, что Ксюша ему очень нравилась. Он обратил на нее внимание потому, что она считалась самой крутой телкой в классе, к тому же директорская дочка. Коля подумал, что неплохо было бы завести с ней какие-то отношения. Но как это сделать? Тем более тут выяснилось, что она целуется на уроках с Багдасаром. Эту тему стоило бы обдумать.

Коля стал размышлять, но тут его догнал Спича, ткнул приятеля в бок, показал на наушники и заявил:

– Новый альбом «Slipknot», скачал на днях. Послухаем? – Он разделил наушники на двоих.

Застучали двойные бочки, запилили зубодробительные гитары, зарычал неразборчивый и невнятный гроул солиста.

Коля повысил голос, чтобы продраться через оглушительные звуки музыки, и сказал:

– Ну да, нормально, но все равно попса. Скинь мне.

Спича кивнул и так же громко сообщил:

– Сегодня Ушастого будут бить.

Коля не расслышал и вынул наушник.

– Чего?

– Багдасар Ушастого будет месить, говорю. – Спича тоже вынул наушник. – Сегодня за школой, в четыре.

– Понятно, – с сожалением произнес Коля. – Жаль Ушастого.

– Ага. Ушастый – нормальный парень. Блин, как же этот Багдасар всех достал! – в сердцах проговорил Спича.

– Это верно, – согласился Коля. – Я и сам над этим думал.

Багдасаров и Ксюша Дронова учились в девятом «А». Девчонка оказалась в главной параллели хотя бы потому, что была директорской дочкой. А вот почему там год назад обосновался Багдасар, многим школьникам было непонятно.

Никто не знал, что к директору Дронову тогда пришел уважаемый человек по имени Арам Ашотович Петросян. Он уважительно пожал Владимиру Анатольевичу руку, вальяжно устроился в кресле и завел с ним степенную беседу.

Петросян сообщил, что является владельцем автосалона, и спросил, не нуждается ли в чем-то школа или лично Владимир Анатольевич. Если что, пусть директор непременно обращается к нему.