Грехи наши тяжкие

Солнышко уже взошло, но ещё не слепило глаза и не грело. Лёшка прищурился, глянул по сторонам. Хотелось тишины и покоя. Но какой покой у дороги? Машины не проезжали – пролетали чуть ли не у самой головы. Он подвинулся подальше от проезжей части. Прикрыл глаза. Голова была ясная. Подумал:

«Как прошла жизнь? Конечно, она ещё не прошла, но всё же… Сколько всего было…» И Толька практически всегда был рядом. Рядом… Или немного впереди? – Он задумался. – Почему впереди? В школе я всегда учился лучше. Отличником, конечно, не был. Но моей нормой было «четыре – пять». А Толька тянул с «три» на «четыре», причём, трояков было больше. А то и «пару» схватит. Вечно у учителей с ним проблемы были. Хотя на второй год ни разу не остался. – Алексей взъерошил волосы, не спеша пригладил их, вздохнул, вспомнил: – Однажды весной, перед окончанием девятого класса, состоялся у меня с Анной Лазаревной, любимой нашей классной, разговор, который запомнился надолго. Она спросила, кем я хочу быть? А мне и ответить было нечего – сам не знал. Пожал плечами, так и сказал:

– Не знаю.

А она как-то печально взглянула на меня и говорит:

– Вот- вот, не заешь. А друг твой?

Я усмехнулся.

– Друг? Друг – морская душа. Моряком будет.

– Видишь – друг знает. И не только знает, но и реально идёт к поставленной цели – занимается в школе юных моряков. А ты?

– Да не хочу я быть моряком! Он хочет – пусть и будет. А я на суше как-нибудь устроюсь.

Анна Лазаревна вздохнула.

– Вот-вот, устроюсь… Пора, Лёша, взрослеть, а не как-нибудь устроюсь! – Она разволновалась. – Пойми ты, не в море дело, а в том, что тебе давно следовало определиться, кем быть и готовиться к новой жизни. Глазом моргнуть не успеешь – год пролетит. А ты – как-нибудь… – Анна Лазаревна покачала головой. – Хороший ты парень. И учишься хорошо, учителям с тобой легко. Были бы все такие, как ты, нам, педагогам, жизнь бы раем казалась. Только, понимаешь, жизнь жизнью, настоящей жизнью, делают люди целеустремлённые, такие, как друг твой Толя Юрьев. А остальные только следуют за ними. Подумай над этим. – Она помолчала, потом продолжила. – Я бы хотела, чтобы ты был среди тех, первых. – Потрепала меня по плечу. – Пора становиться мужчиной. – Вздохнула. – Ты читал, конечно, Каверина. «Два капитана». У главного героя этого романа девиз был: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Этот девиз не Каверин придумал, а английский поэт Теннисон вложил в уста героя одного своего произведения. Но дело, конечно, не в том, кто его придумал, а в сути. Я бы очень хотела, чтобы ты следовал этому девизу, и был среди тех, кто ищет и не сдаётся.

Она погладила меня по голове, как маленького ребёнка, и ушла. А я всё стоял у окна и думал о сказанном. Этот разговор долго не выходил у меня из головы. «Может и мне в моряки податься – засомневался я. – А что? Моряки – герои революции, Гражданской войны и Великой Отечественной. Пойду с Толькой в моряки, а там посмотрим».

Но вовремя одумался, понял: не море меня прельщает, а красивая форма да подвиги морских киногероев. А само море для меня – это так: морской пляж и прибрежные волны, в которых приятно покувыркаться.

На дружбе с Толькой это, конечно, никак не сказалось. Хочет Юрьев стать моряком? Пусть станет. Мы оставались неразлучны. Хотя бывали в дружбе и трещинки. Из-за девушек чаще всего. Как назло, влюблялись мы в одни и тех же! Взять хотя бы Верку Замойскую! Первая красавица в школе была. Кто только из ребят за ней не ухаживал, а она нас выбрала. Только кого именно: меня или Тольку сразу не разобрать. Вот и повадились мы по вечерам втроём гулять. Странные это были прогулки. Бродили по малолюдным улицам. Верка – между нами. Молчала всю дорогу, изредка только вздыхала, ойкала или смеялась – в зависимости от того, что я рассказывал. А я «барабанил» не умолкая. В то время телевидения практически не было, о компьютерах и интернете даже в фантастических романах не писали. Оставались только книги. И я не читал – глотал их! Даже по вечерам, когда мама спать укладывала, ухитрялся читать под одеялом с фонариком. Так что мне было о чём поведать моим друзьям, не столь увлечённым литературой. О чём я только не рассказывал?! О любви Спартака и божественной Валерии, о приключениях капитана Блада, о Денисе Давыдове, королеве Марго, Марии Антуанете и гадалке Марии Ленорман, предсказавшей ей смерть на плахе, об отношениях Пушкина с Анной Керн. Всего и не упомнить. Но очень уж старался – хотел Верке понравиться, потому что уверен был: люблю её на веки вечные. Толька молчал всю дорогу. Бывало за вечер и звука не проронит. А чем вечера эти заканчивались? Они меня проводят (по пути домой мой подъезд первый) и идут в Толькин целоваться! Я, правда, об этом гораздо позже узнал, когда мечты мои о Веркиной любви рассеялись, как дым в ветреную погоду. – Лёшка сел, посмотрел на восходящее солнышко, прищурился, улыбнулся, подумал: – А ведь не сразу Толька мне о поцелуйчиках в своём подъезде рассказал! Честно это было или нет? С другой стороны, он не мешал мне стелиться перед Веркой. Полную свободу дал. Дерзай, мол. Ну а то, что тогда она его выбрала, это не Толькины – мои проблемы. Вообще мы, мужики, только пыжимся, щёки надуваем, а выбирает всегда женщина. Что ж мне сейчас, через десятки лет, его вину искать? Не было её, не было – и точка. А потом Верка меня враз отшила! И как ни странно, я тогда легко это пережил, только вздохнул с облегчением – как будто тяжкий груз с плеч свалился!

Были мы, помнится, в начале мая на Волге. Ну и поехали на лодке кататься. Вернее, на шлюпке приличных размеров. Втроём, конечно. Дул свежий ветерок, гнал по Волге мелкую рябь, вода ледяная. Бррр… Мы-то с Толькой гребём, греемся. А Верка на корме кутается в кофту, поскуливает, но от речной прогулки не отказывается – характер демонстрирует. Плывём, значит. Вскоре буксир показался с баржами на прицепе. Толька сразу вопросительно глянул на меня. Я его без слов понял, согласно кивнул. Верка и не заметила, что мы вот так, безмолвно, договорились прицепиться к этому каравану и вверх по течению на халяву прокатиться да удаль свою молодецкую девушке показать. За баржей и ветерок не так дует, может, и Верка согреется, Друг мой перебрался на нос шлюпки. Цепляться можно было за лодку, тянущуюся на тросе за последней баржей, но это было слишком просто, и Толька выбрал другой вариант, более сложный, зато эффектный. Опыт у нас был, Я подгрёб почти вплотную к борту судна и выбрал вёсла – куда ж их девать? А Толька должен был ухватиться за баржу и, перебирая руками её борт, медленно осаждать наше плавсредство к корме. Но всё пошло не так. Юрьев, зацепившись за судно, зачем-то стал ногами на борт нашей лодки, она резко клюнула носом и вода мощным потоком хлынула прямо нам под ноги… Верка заорала как резаный поросёнок. Крен был такой, что я понял: вот-вот перевернёмся, толком ничего сообразить не успел, заорал благим матом:

– Бросай борт!

Но Толька вместо этого запрыгнул на баржу. Шлюпка сразу выпрямилась, воды в ней оказалось не так уж много. Но она потеряла ход, прошла по инерции метра два-три и стала. А Толька на барже поплыл дальше. Я успел только увидеть его безумные, полные ужаса глаза. Мелькнула мысль: «Куда его увезут? Где потом искать?» А он уже рванул по палубе к корме, стараясь держаться на уровне качающейся на волнах лодки. Но палуба вот-вот закончится! И что тогда? В этот момент Верка истошно заорала:

– Прыгай!

Между баржей и лодкой было уже метров пять-шесть! И Толька прыгнул! И попал. В шлюпку! Завалил меня, я больно ударился рукой и головой о днище. Но до того ли было? Было только одно: ощущение огромного счастья. Счастья, от того, что он в лодке, от того, что всё закончилось так удачно. А то, что у меня локоть опух и голова три дня болела – пустяки.

Это происшествие имело и другие, более важные для меня последствия. Дня через три Верка спросила меня:

– А ты бы смог так прыгнуть?

Её не интересовало, по чьей милости шлюпка чуть было не перевернулась, почему Толька не просто бросил борт баржи, а запрыгнул на неё. Ей, видите ли, интересно было узнать: смог бы я так, как Толька прыгнуть! Я взял её за руку и, конечно, не стал говорить о том, почему другу моему прыгать пришлось, а сказал, что для точного ответа нужно побывать в Толькиной ситуации. Без этого, мол, говорить можно что угодно. На словах все мы герои. Но Верка слушать меня не стала, со злостью руку выдернула и выпалила:

– Вот ты всегда такой! Интеллигентишка закаканый! – Скорчила гримаску мерзопакостную. – Всё у тебя надо проверить-выверить. А у него времени на проверки не было! Понял? Не было! И он прыгнул! Вот поэтому я его и люблю! А ты бы до самого Чёрного моря думал: прыгать или не прыгать? Я тебя – ненавижу!

Меня почему-то даже не задели её слова. Я только сказал:

– Волга, между прочим, впадает в Каспийское море. А ты – дура.

Повернулся и ушёл. Что-то щёлкнуло во мне, переключилось. И закончилась моя любовь к Верке. Вот тогда Юрьев и рассказал про поцелуйчики. Виновато взглянул, положил руку мне на плечо.

– Не переживай. – Покачал головой. – Точно тебе говорю: Верка не твой кадр.

Я его руку сбросил, улыбнулся.

– Конечно не мой. С чего ты взял? Я и не переживаю. Понятно: она – твой кадр. А насчёт ваших обжимансов ты мог бы мне и раньше рассказать.

Он виновато посмотрел на меня.

– Конечно, должен был. Да с духом не мог собраться. А потом: ты ж по вечерам такие интересные байки нам рассказывал! Не мог я от этого отказаться!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

1 Сидор – вещевой мешок (армейский сленг).