Элитное подземелье

Стерва доела мясо, пукнула и застучала лапой по полу, требуя прогулки.

На улице шел дождь со снегом. Гулять я решила, не выходя из-под козырька подъезда. Стерва в таких случаях очень быстро решала свои проблемы. Лавочка у подъезда была с одного конца сухая, и только я прицелилась на нее, как послышался скулеж моей собаки. Соскочив с приступочки, я в два прыжка зашла за кусты.

Старый перекормленный пудель философски смотрел мутным взглядом на Стерву, а она сидела перед ним и почему-то скулила. Хозяйка пуделя, толстая тетка, мерным голосом выговаривала обоим:

– Как не стыдно, пожилой пенсионер, а такие вещи делаешь.

Запыхавшись, я встала около огромной женщины. Ничего себе плащики носят российские пенсионерки, лайка, между прочим.

– Какие он вещи делает?

– Наскакивает. Ему до встречи с собачьим богом полграмма осталось, а он наскакивает. Испугал бедняжку.

Особенного пыла и страсти в пуделе не наблюдалось. Он все так же сидел перед Стервой, и она смотрела ему в глаза. Гипноз.

Сбоку потянуло табачным дымом. Обернувшись, я увидела вчерашнего красавца. А вот и мой гипноз. Взгляда отрывать от него не хотелось. Нос с горбинкой, волнистые светлые длинные волосы до плеч. Парень плавным жестом, пропуская волосы сквозь пальцы, завел пряди назад. В руке с сигаретой у него болтался собачий поводок… Значит, есть надежда еще раз его увидеть.

Женщина дернула меня за рукав.

– … Не говорят, кто?

– Кто?

– Ну грабитель твой.

– Не говорят. Документов при нем не было.

– Не страшно тебе спать-то в квартире после Кати? Душа, она сорок дней на земле еще кружит.

– Пока не страшно. Я скоро съеду.

– Куда? – Женщина с тревогой посмотрела на меня. Самые любопытные пенсионерки в мире – это российские пенсионерки.

– Пока не знаю, куда. Обменяюсь.

Мне разговор был неинтересен, мне интереснее было смотреть левее. Парень широким жестом бросил сигарету в кусты и пошел прочь. Я готова была идти следом. И уже сделала шаг… но тут Стерва очнулась и ломанулась к подъезду. Крикнув тетке: «До свидания», – я поскакала за собакой.

Стерва отряхнулась и, пока я снимала сапоги, убежала прятаться. Она ненавидела мыть лапы. Я не спеша надела тапочки и пошлепала ее отлавливать. Стерва спряталась за пальму в гостиной и даже зарычала на меня.

– Иди сюда, Стерва.

Собака обнажила мелкие зубы и сделала рывок в сторону. Я тоже сделала рывок, Стерва наткнулась на мою руку, оттолкнулась от нее, подпрыгнула и сбила полуметровое плоское керамическое кашпо на стене. Кашпо разломалось на куски. На моей руке остались три кровавые царапины. Стерва забилась под тумбочку, а я развернулась и пошла за веником.

Ничего себе я взялась за наследство. Вчера столик стеклянный грохнула, сегодня кашпо ручной работы расколотила – так, глядишь, вернусь в прежнее полунищенское состояние.

Тщательно собрав крупные куски керамики и комья земли, я достала пылесос. Пострадавший плющ необходимо было пересаживать. Например, к пальме.

Потянув за ветку, я размотала длинное растение и увидела в его корнях плоский полиэтиленовый пакет. Полиэтилен был очень плотный и почти непрозрачный – но евро, они и в Африке евро.

Глава 7

Цветочные евро

Пакет я распотрошила на кухне зазубренным ножом и от волнения даже не порезалась. Пачка была в банковской упаковке. Значит, здесь десять тысяч евро. Миленький цветочек рос у тети на стене.

Я передумала пересаживать плющ. Наоборот, застелила пол газетами, подтащила к пальме два пустых пакета и переложила в них землю из керамической кадки. Землю пришлось копать мельхиоровой лопаткой для торта. В кадке ничего лишнего, в смысле денег, не оказалось. Обидно. Пришлось возвратить землю на место и туда же вкопать плющ.

Та-ак. Что мы теперь имеем? Мы имеем возможность найти в цветах или в иных предметах обстановки пачки полноценных европейских денег. Может, из-за этого Григорий так хочет меня отсюда выселить?.. Но ведь все вещи мне отдавались не глядя. И кашпо это тоже. Нелогично. Так что же, у Кати стены из золота, что ли? Я подошла к стене и подцепила уголок. Под бумагой серел бетон, я постучала по нему, прислушалась. Стена типовая. Уж в этом я понимаю.

Пройдясь по квартире, я насчитала четверку больших цветов и десять маленьких. Мелкими были кактусы, не считая метрового в объеме монстра, который стоял возле компьютера в гостиной. Его я проверила вторым.

Ура! В нем тоже был запаянный четырехугольник, но с купюрами по пятьдесят евро. Радость моя была в два раза меньше, но, рассудив здраво, я решила представить самой себе, что первым бы разбила горшок с кактусом, тогда кашпо с плющом доставило бы мне радости в два раза больше. И я порадовалась за себя еще раз, уже полноценно, на общую сумму в пятнадцать тысяч.

На мои ахреологическо-цветочные раскопки ушел целый час. Стерва смотрела за моими действиями с неослабевающим интересом, все время пыталась помочь копать и теперь походила не на элитную йоркширку, а на половую щетку после генеральной уборки в городском подземном переходе.

Позвонил папа и взволнованным голосом доложил о неприбытии моих многоуважаемых родителей сегодня в стольный град Москву по причине их с мамой совместного желания произвести опись ценных предметов на унаследованной папой даче. Мне рекомендовалось, дабы не было страшно, пригласить к себе ночевать Милу или любого другого человека, приемлемого для достойного проведения вечернего досуга.

Вот такая речуга. Она означала, что папа немного выпил, мама жарит картошку на свиных шкварках, а в холодильнике охлаждается водка. Я заверила папу, что всенепременно прислушаюсь к его рекомендациям и нагоню полный дом гостей, а также пожелала им с мамой хорошо провести вечер и помириться. Папа промямлил благодарственные слова.

Мне кажется, что после разъезда с сестрой, когда Катя перестала ежедневно напоминать отцу об измене мамы, он стал чаще у нас бывать. А после смерти Кати, которая, кроме меня, была единственным знающим о мамином загуле человеком, папе стало некого стыдиться, и он опять потянулся к маме.

Они прожили вместе почти двадцать лет и не надоели друг другу. Мне не надо было об этом рассказывать, достаточно было видеть их по утрам, когда мама потягивалась, одной рукой нащупывала пульт телевизора, а другой тормошила сонного папу, у которого на щеке были видны розовые полоски наполовину от подушки, а наполовину от маминой ночнушки, в которую папа утыкался во сне.

Наверное, к возрасту «ягодки» моей маме захотелось африканских страстей и дополнительных материальных субсидий, но для любовницы она была слишком властной.

Мне она не каялась в своих ошибках, не рыдала на плече и у отца прощения не просила. Но иногда, ковыляя ночью в туалет через ее комнату, я слышала, как она плакала. Она не ревела в подушку, она лежала на спине, лицом к потолку, сдерживала вздохи и вытирала слезы со щек.

Господи, да о чем я думаю! Родители разберутся в своих отношениях в любом случае, а я сегодня нашла клад!

Не знаю, как реагируют на найденные пятнадцать тысяч миллионеры, я миллионеров мало встречала, практически ни одного, но моя радость перешла в другое качество. В раздумье. Куда денежки потратить? В принципе это не проблема, тут моя мама справится за день, но мне тоже хотелось бы поучаствовать в этом нелегком деле.

Надо настроиться и понять – чего же мне хочется больше всего? Квартира, машина, дача и тряпки, о которых я мечтала, теперь у меня есть. Чего у меня нет?.. Любимого человека. То есть для «перепиха» может подойти и Леонид, который периодически приходил в гости. Но как любимый человек он восприниматься не может, он много выпивает за вечер и в постели думает только о себе.

Чего же я хочу еще? Чтобы родители опять поженились! Но этого за деньги не сделаешь. А что можно за деньги? Операцию. Операцию, пятую по счету, на мое многострадальное колено. А на сколько она потянет? Тысяч на двадцать. Что из этого следует? А то, что пора браться за остальные цветочные горшки. Если там есть пачки хотя бы по пять и одному евро, то и это неплохо.

Я вспомнила вчерашнего раненого парня. Скорее всего, его личность уже установили… Думать о нем было тяжело.

Взяв жостовский поднос, я пошла в спальню за цветочными горшками.

Естественно, что телефон зазвонил именно тогда, когда я шла обратно с тяжелым подносом, стараясь не упасть. Звонила Мила. Она, понизив голос, начала рассказывать о пользе регулярной половой жизни для женщины. Я с ней согласилась коротким «Ну?», и Мила попросилась сегодня в гости вместе со своим воздыханным Шурочкой.

Для набивания себе цены я выдержала ее монолог о ценности человеческого общения еще минуту и согласилась принять сегодня в новой квартире не только Милу, но и Шуру. Мила замялась на секунду.

– А Леонид?

– Что Леонид?

– Шурка без него может отказаться.

– Ну и черт с ним, посидим вдвоем. Мне тебе надо многое рассказать.

– Настя! В отличие от тебя я не фригидная эгоистка. Я с Шурой трахаться хочу!

Мила заорала в полный голос, и я представила реакцию окружающих ее дам в консервативной редакции технического издательства.

Мне стало жалко Милу. Она не могла привезти Шуру к себе домой. Там, как и у нас, тоже были две проходные комнаты, активнейшая Милкина мать и еще пятилетний сын Милы, Вовочка.

– Ладно, часам к семи подгребай со всей своей компанией. Можете ничего не покупать, сама сделаю стол – как новоселье и как поминки по моей любимой Кате.

– Спасибо, Настюша! Мы будем ровно в семь. Целую!

Пока я не поступила, с подачи Кати, в институт, я думала, что самая настойчивая и громкоголосая женщина в России – это моя мамочка. Но после посещения квартиры Милы поняла, как ошибалась.

При обсуждении качества купленного сегодня мяса Милина мама, не особо напрягаясь, перекрыла звук собственного работающего пылесоса и соседской дрели.

Мила тоже не особо сдерживалась при изложении своих мыслей. Иногда ей удавалось говорить тихо, происходило это на экзаменах, когда она не знала материала. Если, не дай бог, в этот день она случайно подготовилась к вопросам, бедным преподавателям головная боль была обеспечена минимум на сутки.

Она говорила уверенно, рубила рукой воздух и потряхивала головой с пушистыми волосами. Перебивающих вопросов преподавателя она просто не слышала и излагала выученный, а иногда даже и понятый, материал до конца. Не справляясь со звуковым напором, гудели оконные стекла и дрожали входные двери.

Одногруппникам не приходилось переспрашивать, на какой вопрос ей пришлось отвечать – не услышать ее ответ могли только прохожие на другой стороне улицы. Остановить Милу можно было, только придвинув к ней зачетку с вожделенной четверкой. При тройке Мила впадала в праведный гнев и тихо орала, чтобы ей задали дополнительный вопрос. Опытные преподаватели при ее ответе выходили в коридор покурить.

При таких качествах в ней должно было быть не меньше центнера веса, как в мамочке, но Мила весила от силы пятьдесят килограммов, в чем я ей искренне завидовала.

Я перенесла в ванную остальные цветочные горшки и выстроила их на дне треугольной джакузи. Цветы стояли зеленым теплым оазисом на газетном островке внутри бледно-салатовой ванны.

Это была самая необычная азартная игра, почище любой рулетки. Я конвейерным способом опрокидывала землю из горшков, в горку земли запускала пальцы и разминала комки почвы, стараясь нащупать инородный предмет.

В корнях третьего растения, «рогатого» кактуса, была еще одна пачка по пятьдесят евро. Я наспех вскрыла пачку, убедилась, что банковская упаковка не повреждена, а значит, здесь сто купюр, отложила деньги на стиральную машину и осторожно принялась за следующие горшки. Но они оказались пустыми.

В чувство меня привел звон настенных часов. Блин, половина седьмого! Я метнулась в ванную и быстро утрамбовала землю и цветы обратно по горшкам.

Расставив цветы по старым местам, я тщательно вымыла ванну, подкрасилась, надела серебристые брюки, а сверху китайский голубой шелковый халат с вышитыми на спине тростниками и хижинами с загнутыми крышами. Скрепила его на груди огромной серебряной брошью. Груди полукружьями вываливались из тесного халата. Вот я какая была! О-го-го!

Глава 8

Вечерний тусняк

Мила и ребята приехали в половине восьмого. Шура протянул мне тортик размером с детский кубик. Леонид держал в руке что-то вроде цветка. В пластмассовый цветочный стакан был втиснут огрызок традесканции. Такими «подарками» по десять рублей штука торгуют старушки у метро.

Пока я рассматривала цветок, мои гости замерли на пороге, и рты их открылись до неприличия. Стоять в шелке при открытой входной двери было холодно, и я втащила гостей в прихожую.

– Настька, обалдеть, как выглядишь! – Мила это сказала вполголоса, но спящая в кресле Стерва вздрогнула и с испугу тявкнула на вошедших.

– Ой, какая красотуля!

На ходу скинув куртку, Мила стала ловить Стерву, но та привыкла к тишине в доме и сбежала в спальню.

Шура и Леонид, непривычно пришибленные, чинно разделись и, почему-то поклонившись мне, вошли в гостиную.

Расставить по местам цветы я успела, а вот накрыть стол – нет.

– Мила, у меня два важных дела случайно образовались, со столом пока не получилось, – сообщила я. – Но я предлагаю такой вариант. Вы разбираетесь с гарниром и сервировкой, а я быстро иду в магазин, он в соседнем доме.

Шура и Леонид синхронно и согласно закивали, Мила с незакрывшимся ртом разглядывала обстановку.

– Твою мать, Настька! Зашибись, какая квартира.

Это Мила сказала очень тихо, а мне на секунду показалось, что в ее голосе появилась обида, а в глазах – и черная искра зависти.

– Да, Милочка, квартира хорошая, но придется менять, – устало вздохнула я. – У меня трудности, все не так радужно, как выглядит: вон, видишь, кровь до сих пор не могу до конца оттереть. Но давай об этом потом.

Мила, повеселевшая при слове «трудности», поцеловала меня в щеку.

– Ладно, беги, Настюша, беги, а то мужики обидятся, мы же после работы, голодные. У метро от сосисок в тесте отказались, берегли животы для застолья.

Я надела плащ на халат. В сбербанке поменяла сто евро и впервые прошлась по супермаркету, ни в чем себе не отказывая. Конечно, я не стала покупать икру и французское шампанское, но нарезанную колбасу двух сортов, французский сыр и киевских котлет прикупила. Еще набрала пива на опохмелье, пяток различных соусов, конфет и фруктов.

Из прихожей я сразу, не раздеваясь, прошла в гостиную. Как я и ожидала, Мила приготовила картофельное пюре и нарезала овощей для салата, а два приятеля сидели за столом, смотрели телевизор и активно потребляли мартини с водкой. Поставив тяжелые пакеты у ног ребят, я постучала вилкой по хрустальному бокалу.

– Господа! Приказываю строем и рысью направиться на кухню и подготовить закуски. О спиртном, пока мы все не сядем за стол, забыть. Приказ понят?

Шура среагировал первым, вскочил и вытянулся во фрунт:

– Есть, таарищ енерал.

Леонид тоже выбрался из-за стола, но не так молодцевато. Подхватив пакеты, ребята промаршировали на кухню.

Мила, удивленная моим громким голосом (я повышаю голос крайне редко), проводила ошарашенным взглядом марширующих Леонида и Шуру. Мила потянулась идти за ними, но я зашипела: «Они сами», – и поманила ее за собой.

Стерва, вышедшая из спальни, неспешно направилась в сторону кухни. Новые люди в квартире, по ее личным наблюдениям, на первых порах заигрывали с ней. Наивная собака! Давно замечено, что мужчины отдают вкусные куски домашним животным только в присутствии женщин.

Мы прошли через большую комнату, и я открыла дверь лоджии. Мила начала и здесь охать от восхищения, рассматривая стены, отделанные резным деревом, но я ее охолонила:

– Мы здесь не за этим.

Я подняла в углу лоджии крышку в полу и кивнула в открывшийся прямоугольник с автоматически зажегшейся подсветкой:

– Лезь, там подпол. Выбери огурчики, варенье и еще что-нибудь. Не хочу туда ребят посылать, там стоят две бочки с вином.

Мила радостно ойкнула и быстро исчезла в погребе. Через несколько минут, в которые я прослушала громкие вскрики восхищения из-под земли, на полу лоджии стояли нужные банки.

– Да, с таким погребом, – Мила легко вылезла из подпола, – можно запросто пережить пару-тройку экономических кризисов.

Я гордо согласилась, и мы пошли к ребятам на кухню.

Два увальня разложили закуску по тарелкам с неожиданным изяществом, не забыв украсить зеленью и подровнять неровно лежащий хлеб, нарезанный Милой. Заодно они заправили майонезом салат и соорудили сверху его мухомор из помидора.

Первый тост выпили, не чокаясь, за Катю. Мила знала ее хорошо, Леонид видел пару раз, Шурик слушал наши воспоминания с открытым ртом.

Через полчаса вино и водка взяли свое, и мы свернули на привычную программу. Пили за новую квартиру, друг за друга, за взаимопонимание и так далее. За месяц, что мы не виделись, накопилось много новостей.

Мила подыскала себе новую работу, но место освободится только к концу следующего месяца. Шурик похвалился повышением в должности. Леонид встрял с рассказом о случае на работе, когда один мужик сдуру купил билет «Русского лото» и выиграл почти штуку баксов.

Я, как и все, сделала удивленно-завистливое лицо. Найденные сегодня деньги лежали в сейфе Кати и оттуда грели мне душу.

Все стали вспоминать случаи крупных и мелких выигрышей, находки кошельков на улице или золотых украшений в общественных туалетах. Я слушала с интересом. Меня раздирало желание похвалиться, но я девушка начитанная, я знаю, что после первого шока радости последует огромная, искренняя Черная Зависть.

Постепенно мы перешли на более страшные случаи. Выключили верхний свет и зажгли свечи. Заговорили о вещих снах, о привидениях и убийствах. Мила с расширенными от любопытства и водки глазами спросила, не посещает ли меня Катя. Я замахала руками, сплевывая через левое плечо. Но не выдержала, заплакала.

– А вчера в это самое время вон там, у окна, лежал раненый парень, – сквозь слезы проговорила я. – Лет двадцати. Кровищи было… Жалко его. И меня.

Шура и Леонид замерли с рюмками в руках, Мила хлопнула ладонью по столу:

– Мужики, я же ей и позвонила с утра, как только услышала об этом.

Начались расспросы и комментирование случившегося.

Я рассказывала о вечере у дяди, о милиции, о «Скорой». А перед глазами был молодой парень с простреленной шеей и пятно на розовом ковре. Мне стало совсем плохо, и я разревелась в голос. Мила пересела ближе и утешала, размазывая слезы по моему лицу.

Шура с серьезным лицом изрек соломоновское «все проходит, и это пройдет» и предложил выпить. Мы молча выпили. Я оглянулась. Квартира показалась чужой. Надо продавать и не сомневаться.

Ночью Леонид не всегда забывал обо мне и даже не очень потел. Мы спали с ним в гостиной, на диване у стола, не задувая свеч. Мила и Шура проверяли на прочность кровать в другой комнате.

Стерва, из любопытства забравшаяся в комнату гостей, оттуда не уходила и подвывала при самых страстных вскриках Милы. Я при этом чуть не падала с дивана от хохота, Леонид просил меня не отвлекаться.

Глава 9

Познакомилась

На следующее утро болела голова, пахло сгоревшими свечами и скулила Стерва. Я совершенно забыла, что собаку надо выгулять. Стерва села перед диваном и смотрела мне в глаза.

Пришлось вставать. Леонид спал или делал вид. Одеяло с него наполовину слезло, талия мягко переходила в живот, лежащий дополнительным полушаром на простыне. Мне кажется, что у женщин это выглядит эстетичнее.

Стерва, настойчиво взвизгнув, напомнила о себе. Я с полузакрытыми глазами натянула джинсы, носки, два теплых свитера и свою старую куртку. Получился толстый пузик на негнущейся ножке.

Погода на улице была что называется «займи, но выпей». Небо серое, дождь со снегом. Черные ветки деревьев, золотые листья поникли.

Стерва бодро сбежала с лестницы и потрусила к деревьям под окнами.

Холодный ветер метнул в лицо горсть мокрого снега, глаза на секунду закрылись. Сзади хлопнула подъездная дверь, и меня толкнула пронесшаяся мимо махина. Я упала.

Пролетевшее мимо существо вернулось, уселось на асфальте напротив меня и с интересом смотрело на мои попытки подняться.

Это была огромная темно-серая собака, мастиф. Ухоженная такая собачка, на фоне которой я выглядела бомжихой в гололед.

Пока я, согнувшись каракатицей с отставленной негнущейся ногой, пыталась встать, рука в тонкой перчатке поддержала меня под локоть. Я скосила глаза на помощника… и мне стало совсем стыдно. Передо мной стоял тот самый красавец.

Молодой человек не поздоровался и сочувственно не улыбался. По взгляду было понятно, что его больше заботит, не поранилась ли и не запачкалась ли его псина при столкновении с ненужным предметом, то есть со мной.

А я буквально карабкалась по парню для принятия вертикального положения. Он удовлетворился результатом моего выпрямления, отряхнул свои перчатки и, не оборачиваясь, вприпрыжку сбежал со ступенек. Грациозно, легко.

Из кустов ему под ноги выбежала Стерва. Парень постеснялся на нее наступить при свидетеле, споткнулся и упал. И этот недобитый собачник смотрел с осуждением не на Стерву, а на меня.

Стерва протявкала о своем отношении к падающим на нее людям и начала забираться по ступенькам. Сделав несколько шагов, я подхватила собаку. Парень уже поднялся и смотрел на мои ноги.

– Давно из гипса? – спросил он после долгого молчания.

– Уже двадцать два года.

– Подожди. Так тебя действительно моя собака сбила?

– У меня нет привычки кидаться под собак, особенно в семь часов утра. – С этими словами я развернулась и, стараясь все-таки согнуть чертову ногу, пошла к дверям подъезда. Парень в два прыжка оказался передо мной.

– Подожди. Ты это… извини за собаку. Хочешь, прогуляемся, поговорим?

– Мне холодно, и нет настроения разговаривать, – честно призналась я. – До свидания.

Действительно, настроения не было. Я не мазохистка. Стоять перед мужчиной своей мечты в мокрой старой куртке, хромоногой, невыспавшейся и с похмелья – мне, мягко говоря, удовольствия не доставляло.

– Пока, – растерянно ответил парень.

Он удивился. Понятное дело, ему нечасто отказывают.

В квартире все спали. Я откупорила темное пиво и толкнула Леонида в бок.

– Ты на работу сегодня поедешь?

– Через полчаса встану.

Приготовив на скорую руку завтрак, я с удовольствием вытолкала мужчин из квартиры.

На сегодня из серьезных дел необходимо было заехать к Сергею Дмитриевичу, поговорить об убийстве и узнать о примерной сумме за операцию на колене.

В одиннадцать я чувствовала себя вполне сносно. А вот Сергей Дмитриевич, хоть и смотрелся в своем кабинете весьма солидно, явно вчера не кефир на ночь пил.

Майор положил на протокол допроса несколько фотографий.

– Узнаешь?

На одной фотографии за праздничным столом сидела компания, старательно смотревшая в объектив. На другой фотке сильно накрашенная девушка с сигаретой в руках, оседлав лежащего на полу парня, делала вид, что ей весело. Парень, изогнувшись, пялился со счастливой улыбкой на фотографа.

– Это что, он? – спросила я, узнав позавчерашнего пострадавшего.

Сергей Дмитриевич посмотрел на меня поверх очков.

– Он. Игорь Евгеньевич Пирожкин. Компания на этой фотографии – его близкие друзья, сформировавшаяся банда, так сказать. Они угоняли машины, подсылая своих девушек. Схема самая простая, без затей. Вечером подвыпившая веселая девушка ехала с мужчиной в темное, лесистое место или в глухой двор. Там предлагала за проезд расплатиться натурой. Во время подготовки процесса к машине подходили ребята, фотографировали сцену и выкидывали владельца из автомобиля. Если пострадавший слишком рьяно начинал искать угнанную машину, ему домой высылался самый откровенный снимок… В начале года все, кроме Игоря, сели. Его случайно не было при милицейской операции с подсадной уткой.

Следователь говорил устало, иногда снимал очки и сильно тер глаза. Мне стало его жалко.

– Сергей Дмитриевич, у меня пиво есть. Хотите?

– Не положено. – Он зевнул, прикрыв рот рукой. – Давай, но дяде не проболтайся.

Я достала из сумки две бутылки, открыла обе и одну протянула следователю.

– А что он в квартире делал? – спросила я тут же. – Что в той сумке, которую вы из квартиры взяли?

– Документы и диски. Документы – вот они. На квартиру, на машину, на фирму. Мы копии сняли. А диски пока придержим. – Следователь подвинул ко мне по столу прозрачную папку с бумагами. – Под заказ парень что-то искал.

Мы допили пиво, Сергей Дмитриевич закурил, но, увидев, как я сморщилась, затушил сигарету.