Философия страха

«Террорист» – это на сегодняшний день, вероятно, самый устрашающий образ. Терроризм, разумеется, не является неким принципиально новым явлением, однако он как нельзя лучше подстроился под глобализирующийся мир, в котором ничего не стоит вызвать страх. В глобализирующемся мире терроризм может нанести удар где угодно, поэтому сложно вообще определить какое-либо место как безопасное. Кажется, всякое место на планете, даже такое отдаленное, как Норвегия, не защищено от этой угрозы. Опрос, проведенный весной 2006 года после разразившегося скандала, связанного с карикатурами на пророка Мухаммеда, выявил, что 17 % опрошенных норвежцев в возрасте от 18 до 74 лет боялись стать жертвой атаки террористов. Это число соответствует приблизительно половине миллиона норвежцев, этот результат удвоился по сравнению с предыдущим годом31. Тем не менее вероятность быть убитым при террористической атаке остается ничтожно ма'лой, к этому я еще вернусь в главе 6.

Если рассматривать ситуацию на планете в целом, то в последнее время заметны некоторые улучшения с той точки зрения, что количество гражданских войн, случаев геноцида и нарушений прав человека стало меньше32. Всякая статистика подтверждает, что в особенности западное общество, в котором мы живем, является самым надежным из когда-либо существовавших: здесь кроется меньше опасностей и наши возможности с ними справиться значительно шире, чем когда-либо. В действительности надо жить в практически тепличных условиях, чтобы испытывать страх в отношении всяческих потенциальных опасностей, которые могут обрушиться на голову. Все начинается с того, что мы пугаемся раз затем другой, но при достаточном количестве повторов и растущем распространении на различные явления, страх постепенно может стать основой жизненной позиции. В культуре, для которой характерна социальная дезинтеграция, страх присущ всем, он является общей для всех исходной точкой в отношении к жизни. Страх стал основной чертой нашей культуры в целом. Как пишет британский социолог Франк Фуреди: «В западном обществе влияние культуры страха становится все сильнее. Отличительной чертой этой культуры является убежденность в том, что людям противостоят могущественные, разрушительные силы, несущие в себе угрозу нашей повседневной жизни»33. «Конец близок», это систематически утверждается, идет ли речь о неуправляемой генной инженерии или же о птичьем гриппе. Кроме того, преувеличивается важность всевозможных других, не столь значимых опасностей, которые, по сути, касаются абсолютно всех аспектов жизни человека.

Страх, без сомнения, является одним из важнейших инструментов продаж на рынке массмедиа, и его коммерческая ценность растет день ото дня34. СМИ стараются запугать нас так, чтобы градус страха был неадекватно высок по отношению к его реальному источнику. Они забрасывают нас сообщениями о смертоносных вирусах, террористах, учителях-педофилах, зверствующих подростках, экологических катастрофах и ядовитой еде. Значение СМИ так велико, что едва ли можно считать опасность или катастрофу «реальными», пока они не были освещены в СМИ. Влияние телевизионных программ действительно носит запугивающий характер. Люди, которые проводят много времени перед телевизором, больше, чем другие, склонны считать свой район небезопасным, верят в то, что преступность неуклонно растет, а сами они находятся в опасности35.

Политика СМИ является одной из важнейших причин расцвета культуры страха, однако в то же время очевидно, что такая культура не могла бы развиваться, не будь мы восприимчивы к этой политике. Люди по природе своей весьма уязвимые создания. Мы приходим в мир, который не можем держать под контролем, словно обреченные на пожизненное экзистенциальное неведение. Тем не менее наш страх все меньше и меньше основывается на личном опыте. Много ли среди нас тех, кто подвергался атаке террористов, уличному насилию, серьезно заболел, употребив в пищу продукты, содержащие добавки, или подхватив новый вирус? Ответ таков: это касается меньшинства. Большинство из нас доживают до 70–80 лет и умирают от старости, не испытав на себе ничего из вышеперечисленного. Наша жизнь достаточно безопасна для того, чтобы мы получили возможность обратить свое внимание на целый ряд потенциальных угроз, которые, судя по всему, не станут реальностью, пока мы живы.

Наш страх – это побочный эффект благополучия. Однако это, разумеется, не делает его менее реальным.

Что такое страх?

Dolendi modus, timendi non item.

(страдание имеет предел, страх безграничен)

Фрэнсис Бэкон. «О смутах и мятежах», Эссе (1625)

Причина эволюционирования страха совершенно очевидна: существо, не наделенное способностью бояться, просто-напросто имеет меньше шансов на выживание и размножение по сравнению с существом, которое этой способностью обладает. Ясно, что страх часто помогает нам. Он приводит нас в состояние готовности и, таким образом, выручает нас в случае возникновения опасности или же вообще предотвращает нежелательную ситуацию. Страх защищает нас не только от хищников и других опасностей, таящихся в природе, но также и от тех опасностей, которым мы могли бы подвергнуться по своей вине, например не глядя ринуться через улицу, по которой несутся машины. Страх помогает нам выжить. Однако страх также может быть дисфункциональным. Он становится таковым, когда существует несоответствие между силой страха и объектом, его вызвавшим, или когда страх заставляет нас «терять голову». Прежде чем углубляться в вопрос о том, как нам следует относиться к собственным страхам, мы должны в первую очередь разобраться в том, что же такое страх. Я рассмотрю различные аспекты страха, от нейрофизиологии до феноменологии, и остановлюсь на позиции, согласно которой страх во многом может быть определен как привычка, обусловленная культурой.

Чтобы ответить на вопрос «Что такое страх?», мы, вероятно должны сначала ответить на вопрос, что такое чувство вообще. Это не так-то просто. Слово «чувство» может употребляться для обозначения множества самых разных явлений – начиная от боли, голода и жажды и заканчивая гордыней, завистью и любовью, т. е. от чистой физиологии до сложных переживаний. Мы видим, что первые из названных величин являются в большей степени «физическими», в то время как последние являются в большей степени «ментальными» величинами. В английском языке различают «feelings» и «emotions», где первое является обозначением более «физических» чувств, а «emotions» – чувств, в большей степени ментальных. Конечно, необходимо отметить, что довольно долго и жарко ведутся дискуссии как раз по поводу того, какие именно критерии различия следует устанавливать между «feelings» и «emotions», а также какие состояния следует относить в ту или другую категорию. Некоторые различают эти категории «чувств» и «эмоций» и в норвежском языке. Что касается меня, то я предпочитаю избегать употребления норвежского слова «эмоция» и поэтому буду придерживаться выражения «чувства»[3]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Пер. на русский Элеоноры Панкратовой. Per Saugstad «Psykologiens historie – en innf0ring i moderne psykologi», Gyldendal Norsk Forlag, 1996, 2001, 2003.

2

См. перевод эпиграфов в конце книги после примечания.

3

См. предисловие переводчика стр. 11–12.