Не все современники Грозного ясно понимали, что такое была эта опричнина. Русские люди думали, что царь просто «играл Божьими людьми», когда разделил свое царство на опричнину и земщину и заповедал опричнине другую «часть людей насиловати и смерти предавати». Смысла в этой «игре» деспота они не видели: «… сим земли всей велик раскол сотвори, и усомневатися всем в мыслех о бываемом», – писал Иван Тимофеев. Замысловатость исполнения задуманных Грозным мероприятий скрыла их идею и цель от непосвященных в дело простых наблюдателей: но идея и цель у Грозного были несомненно. Англичанин Флетчер, побывавший в Москве лет пять спустя после кончины Грозного и обладавший официальными сведениями всей английской колонии в России, обстоятельно объяснил, что сделала на Руси опричнина. По его изложению, направленная против знати опричнина лишила «удельных князей» их наследственных земель и выселила их из их старых вековых вотчин. Сопоставление указаний Флетчера с данными русских документов XVI века открывает постепенно всю картину действий Грозного в опричнине. Суть опричнины состояла в том, что царь решил применить к областям, в которых находились вотчины служилых княжат-бояр, так называемый «вывод», обычно применяемый Москвой в завоеванных ею землях. Великие князья московские, покоряя какую-нибудь область, выводили оттуда наиболее видных и для них опасных людей во внутренние московские области, а в завоеванный край вселяли жителей из коренных московских мест. Это был испытанный прием государственной ассимиляции, в корень истреблявший местный сепаратизм. Это-то решительное средство, направляемое обыкновенно на внешних врагов, Грозный направил на внутреннюю «измену»: он решил вывести княжат из их удельных гнезд на новые места. Флетчер передает дело так, что царь, учредив опричнину, захватил себе вотчины князей, за исключением весьма незначительной доли, и дал княжатам другие земли в виде «поместий» (служебного казенного надела), которыми они владеют, пока угодно царю, в областях столь отдаленных, что там они не имеют ни любви народной, ни влияния, ибо они не там родились и не были там известны. По мнению Флетчера, эта мера достигла своей цели: «высшая знать, называемая удельными князьями, сравнена с остальными; только в сознании и в чувстве народном сохраняет она некоторое значение и продолжает пользоваться внешним почетом в торжественных собраниях». Вывод княжат и конфискацию их вотчин Грозный произвел не прямо и не просто, а обставил дело такими действиями и начал его таким подходом, что возбудил, по-видимому, общее недоумение своих подданных.

Начал он с того, что покинул вовсе Москву и государство и согласился вернуться, по просьбе москвичей, лишь при условии, что ему никто не будет перечить в его борьбе с изменою: «…опала своя класти, а иных казнити, и животы их и статки (имущество, достатки) имати, а учинити ему на своем государстве себе опришнину двор ему себе и на весь свой обиход учинити особной». Особной двор и был составлен из бояр и дворян («тысячи голов» – опричников), придворной служни, московских улиц и слобод, приписанных к опричнине, и различных городов и волостей, которые государь «поймал в опричнину». Устроившись в новом дворе, Грозный начал последовательно забирать в опричнину все большее количество земель, именно тех, которые составляли старую удельную Русь и в которых сосредоточивались вотчины княжат. На землях, взятых в опричнину, царь «перебирал людишек», то есть землевладельцев: иных «принимал» к себе в новую службу, а других «отсылал», иначе говоря, выгонял прочь из их владений, давая им новые земли (и притом вместо вотчин поместья) на окраинах государства. Род за родом, семья за семьей, княжата подпадали под своеобразный пересмотр и в громадном большинстве случаев теряли старую оседлость и выбрасывались вон с наследственных гнезд. В течение двадцати последних лет царствования Грозного опричнина охватила полгосударства и разорила все удельные гнезда, сокрушив княжеское землевладение и разорвав пугавшую Грозного связь удельных «владык» с их удельными территориями. Цель Грозного была достигнута; но ее достижение сопровождалось такими последствиями, которые вряд ли были необходимы и полезны. Взамен уничтожаемых «княженецких вотчин», представлявших собою крупные земельные хозяйства, вырастали мелкие поместные участки; при их образовании разрушалась сложная хозяйственная культура, созданная многими поколениями хозяев-княжат; гибло крестьянское самоуправление, жившее в крупных вотчинах; отпускались на волю боярские холопы, менявшие сытую жизнь боярского двора на голодную бесприютность. Самый характер производимой Грозным реформы – превращения крупной и льготной формы землевладения в форму мелкопоместную и обусловленную службою и повинностями – должен был вызывать недовольство населения. А способы проведения реформы вызывали его еще более. Реформа сопровождалась террором. Опалы, ссылки и казни заподозренных в измене лиц, вопиющие насилия опричников над «изменниками», кровожадность и распущенность самого Грозного, истязавшего и губившего своих подданных во время баснословных оргий, все это пугало и озлобляло население. Оно видело в опричнине только необъяснимый и ненужный террор и не угадывало ее основной политической цели, которой правительство, по-видимому, и не объясняло народу прямо.

Такова была пресловутая опричнина. Направленная против знати, она терроризировала все общество; имея целью укрепление государственного единства и верховной власти, она расстраивала общественный порядок и сеяла общее недовольство. Знать была разбита и развеяна, но ее остатки не стали лучше относиться к московской династии и не потеряли оппозиционного духа, не забыли своих владельческих преданий и притязаний. Все население трепетало пред Грозным царем, не умея объяснить, почему это «многих людей государь в своей опале побил и в земских и в опришнине людей выбил». И не успел Грозный закрыть глаза, как в самую минуту его кончины Москва уже бурлила в открытом междоусобии по поводу того, быть ли вперед опричнине или не быть; а княжата, придавленные железною пятою тирана, уже поднимали голову и обдумывали планы своего возвращения к власти. Наблюдая московское общество в годы после смерти Грозного, Флетчер находил, что «варварские поступки» Грозного «так потрясли все государство и до того возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что, по-видимому, это должно окончиться не иначе как всеобщим восстанием». Он оказался провидцем: опричнина в значительной степени обусловила собою великую смуту, едва не погубившую Московское государство.

Вот в каких обстоятельствах боярин Борис Федорович Годунов оказался у кормила власти в Москве.

4. Боярство в исходе XVI века. – Родовая знать и государева родня; их взаимные отношения

В начале царствования царя Федора Ивановича внутренние отношения в боярстве московском уже не походили на то, что мы видели в боярстве до опричнины. В старое время княжата были многолюдным кругом знати, высоко державшим свою голову и свысока смотревшим на нетитулованное боярство. Опричнина истребила этот людный круг. Убыль в составе старого княжеского боярства была так велика, что, по словам В.О. Ключевского, к началу XVII века из больших княжеско-боярских фамилий прежнего времени действовали Мстиславские, Шуйские, Одоевские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Куракины, Пронские, некоторые из Оболенских и в числе их последний в роду своем Курлятев – «и почти только». Остальная княжеская знать бежала, казнена, вымерла, разорилась, словом, исчезла с вершин московского общества. При такой убыли, можно даже сказать, при таком разгроме уцелеть мог лишь тот, кто послушно склонился перед Грозным и пошел служить в опричнину, отложив в новом «опришнинском» порядке службы старые претензии и признав силу нового правила, что «и велик и мал живет государевым жалованьем». В этом отношении очень показательна была судьба князей Шуйских. Они по родословцу почитались родовитейшими из князей. Как коренной великий русский род, Шуйские ставились «по отечеству» выше не только всех прочих Рюриковичей, но и старейших Гедиминовичей. И поляки считали их jure successionis haereditariae (по праву преемственности в наследовании (лат.)) естественными наследниками Московского царства после конца московской династии. Сами Шуйские, конечно, знали о своем родословном первенстве, выражаясь о своих предках, что они в князьях «большая братия» и «обыкли на большая места седати». Но при Грозном эта большая и старейшая братия смиренно пошла служить в опричнину и спасла свое существование только безусловным послушанием деспоту. Можно даже сказать, что Шуйские были единственным среди заметнейших Рюриковичей родом, все ветви которого не только уцелели, но и делали карьеру в эпоху опричнины. Казалось бы, в новых условиях жизни и службы должны были завянуть старые владельческие воспоминания и притязания Шуйских. На деле же они расцвели, как только умер Грозный и забрезжила надежда на возвращение старых доопричнинских порядков в Москве. Также как Шуйские, чувствовали себя и другие пережившие опричнину знатнейшие княжата. Поникнув под грозою опричнины, они подняли головы с ее концом и готовы были, вместе с Шуйскими, добывать себе утраченное первенство при дворе наследника Грозного, царя Федора. Но, как далее увидим, достигнуть успеха княжатам не удалось. Остатки княжеской знати уже не составляли плотной, однородной и сплоченной среды. Брачные союзы, совершаемые в угоду Грозному, ввели в их семьи нетитулованные элементы; случайности карьеры ставили их нередко в зависимость от людей, по сравнению с ними более «худородных». Княжата разбились на кружки и семьи пестрого состава, далеко не всегда согласные между собою. Старые идеалы еще довлели над умами вожаков этой среды и соединяли их в общих стремлениях – в интригах и покушениях на захват влияния и власти. Но эти интриги и покушения не имели большой силы, не шли далее придворной среды и обычно имели характер мелких житейских хитросплетений. На широкую арену общегосударственной интриги вывела княжат только самозванщина, лет через двадцать после смерти Грозного.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Литература о научных трудах С.Ф. Платонова в дореволюционный период в посвященной ему главе книги А.Н. Цамутали «Борьба направлений в русской историографии в период империализма» (Л., 1986. С. 66–133). Характеристика трудов С.Ф. Платонова до 1917 г. в обобщающего типа издании – в учебном пособии А.Л. Шапиро «Русская историография с древнейших времен до 1917 года» (М., 1993. С. 586–594).

Историография истории СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1961. С. 438. То же во «втором, исправленном и дополненном» издании этой книги, рекомендованной уже в качестве учебника(М., 1971. С. 408).

Очерки истории исторической науки в СССР. Т. IV. М., 1966. С. 305.

Очерки исторической науки в СССР. Т. III. М.,1963. С.355.

Брачев B.C. «Дело» академика С.Ф. Платонова //Вопросы истории. 1989, № 5. С. 117–129; Он же. Сергей Федорович Платонов// Отечественная история. 1993, № 1. С. 111–128; Колобков В.А. Сергей Платонов: год накануне ареста //Источниковедческое изучение памятников письменной культуры в собраниях и архивах ГПБ. История России Х1Х-ХХ веков. Сб. науч. тр. Л., 1991. С. 155–174;Он же. Академик С.Ф. Платонов и его учебник русской истории // Платонов С.Ф. Учебник русской истории для средней школы. Курс систематический. М., 1992. С. 5–15; Фукс А.Н. Сергей Федорович Платонов. Краткий историко-биографический очерк // Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 7–34; Статьи В.И. Старцева «Значение и актуальность трудов С.Ф. Платонова» и B.C. Брачева «Жизнь и труды С.Ф. Платонова»// Платонов С.Ф. Сочинения в двух томах. Т. I. СПб., 1993. С. 5–9,10–33; Шмидт С.О. Доклад С.Ф. Платонова о Н.М. Карамзине 1926 года и противоборство историков // Археографический ежегодник за 1992 год. М., 1994. С. 39–76; Он же. Сергей Федорович Платонов и «Дело Платонова» // Советская историография. М., РГГУ, 1996. С. 215–239; Он же. Сергей Федорович Платонов (1860–1933) в кн.: Шмидт С.О. Путь историка: Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997. С. 495–553. / То же в кн.: Портреты историков. Время и судьбы. Т. 1. Отечественная история. М., 2000. С. 100–135; (Об этих и других работах автора о Платонове статья Д.М. Володихина «Экзистенциональные мотивы в работах С.О. Шмидта о С.Ф. Платонове» в кн.: Источниковедение и краеведение в культуре России. Сборник к 50　летию служения Сигурда Оттовича Шмидта Историко　архивному институту. М., 2000. С. 484–487.) О Платонове вышла и работа книжного типа В.С. Брачева «Русский историк Сергей Федорович Платонов (СПб., 1995) 2　е «исправленное и дополненное издание» «Русский историк С.Ф. Платонов. Ученый, педагог, человек». (СПб., 1997), неоднозначно оцененная в печати.

Архив академика С.Ф. Платонова в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки. Каталог. Вып. 1. СПб., 1994.

Академическое дело 1929–1931 гг. Вып. 1. Дело по обвинению академика С.Ф. Платонова. СПб., 1993. С. 256–288.

Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII в. как исторический источник, 2-е изд. СПб., 1913. С. XV.

Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 38.

Там же, С. 39–41.

Шмидт С.О. «Золотое десятилетие» советского краеведения // Отечество. Краеведческий альманах. Вып. 1. М., 1990. С. 16–17; Он же. Краеведение и документальные памятники. Тверь, 1992. С. 27 и сл.

Литературное наследство. Т. 80. В.И. Ленин и А.В. Луначарский. М., 1971. С. 258.

Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 42. С. 324.

Покровский М.Н. Историческая наука и борьба классов (Историографические очерки, критические статьи и заметки). Вып. 2. М.-Л., 1933. С. 87–93.

Цит. по кн.:Зайдель Г., Цвибак М. Классовый враг на историческом фронте. Тарле и Платонов. М.—Л., 1931. С. 83.

Берендт Л.-Д. «Русская история в самом сжатом очерке» М.Н. Покровского в зарубежных переводах // Проблемы истории общественного движения и исторической науки. М., 1981. С. 178–186.

Покровский М.Н. Борьба классов и русская историческая литература. Пд., 1923. С. 5, 8.

Кривошеев Ю.В., Дворниченко А.Ю. Изгнание науки: российская историография в 20-х-начале 30-х годов //Отечественная история. 1994,№ 3. С. 143–158.

Академическое дело 1929–1931 гг. Вып.1. С. 200–201.

Неизданная статья С.Ф. Платонова. Подг. А.Н. Артизов и Б.Н. Левшин. // Отечественные архивы. 1993. № 2.

Платонов С.Ф. Петр Великий. Л., 1926. С. 17–18.

Подробнее: Шмидт С.О. Доклад С.Ф. Платонова о Карамзине… С. 59–60, 75.

Покровский М.Н. К отчету о деятельности Академии наук за 1926 год. Публ. М. Юрьевой и Д. Рейзлина // Звенья. Исторический альманах. Вып. 2. М.-СПб., 1992. С. 586, 588–589,592.

Иванова Л.В. Археографическая комиссия 1917–1931 гг. // Проблемы истории общественного движения и историографии. М., 1971. С. 416–417; Шмидт С.О. Доклад С.Ф. Платонова… С. 69–72.

Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве. 5-е изд. М, 1995. С. 5.

Академическое дело 1929–1931 гг. Вып.1. С. 281.

Лихачев Н.П. Дело о приезде в Москву Антония Поссевина. СПб., 1893. С. 60, таблица IV. (СПб., 1903.)

Там же. С. 62 и след.

Память апостола Тита чествуется 25 августа – день рождения Грозного; в этом смысл предсказания. По отзыву Иоанна Златоуста, Тит был наиболее искусный из учеников апостола Павла: в этом, быть может, объяснение слов «широкий ум».

За исключением князя Андрея Михайловича, который сидел в тюрьме, по-видимому, по прикосновенности к делу удельного князя Юрия.

Грозный в письме к Курбскому рассказывал, что его с братом бояре плохо кормили и «одевали, с ними дерзко обращались («многажды поздно ядох не по своей воли»), оскорбляли память его отца; крали казну, золото, серебро и меха, и «вся по мзде творяще и глаголюще». Эти обвинения были главным образом направлены на Шуйских.

Личный состав Боярской думы «бояр всех» и ближней думы тех лет нам известен. Ближними боярами были в те годы князь И.Ф. Мстиславский, князь В.И. Воротынский, И.В. Шереметев «большой», князь Д.И. Курлятев, М.Я. Морозов, князь Д.Ф. Палецкой, Д.Р. Юрьев-Захарьин, В.М. Юрьев-Захарьин. Из них один Курлятев принадлежал к «Избранной раде».

Батожник – служитель с батогом (палкой), идущий впереди царского или боярского поезда и расчищающий путь; на севере – церковный сторож с батогом (по Далю).

Русская Историческая библиотека. СПб., 1914. Т. XXXI: (Сочинения князя А.М. Курбского). С. 28, 30,55.

Это важное известие находится в малоизвестном летописце и издано не вполне исправно (ПСРЛ. СПб., 1911. Т. XXII. С. 528–5 29). По-видимому, событие 27 февраля 1549 года послужило поводом к составлению легенды о земском соборе 1547 или 1550 года, когда будто бы царь на площади торжественно говорил всему народу покаянную речь и обещал ему правосудие (Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1819. Т. VIII. Гл. III. С. 102–104, примеч. 182 и 184).

Именно таких жалобщиков, пришедших к царю изо Пскова жаловаться на князя Турунтая-Пронского, молодой царь жестоко истязал весною 1547 года в селе Островке.

Это были присяжные, название которых произошло от того, что их приводили «к крестному целованью в том, что им доходы и прибыль сбирати в правду, безо всякие хитрости».

Боярам было выдано в Казани сразу 2700 русских пленников; а всего, по московскому счету, возвратились на Русь из Казанского царства 60 000 человек только через Свияжск «вверх Волгою», не считая тех, кто вернулся иным путем – на Вятку, Пермь, Вологду: «все по своим местам, кому куды ближе, туды пошли».

Карамзин принял летописное слово «Размысла» за имя нарицательное и пояснил: «…немецкому размыслу, то есть инженеру». В словарях Срезневского и Даля «размысл» имеет несколько значений, но ни одного в смысле «инженера». Вероятнее, «Размысл» есть испорченная фамилия «Размуссен». Датский гонец Peter Rasmussen в 1602 году в Москве именовался «Петр Размысл».

Если бы Юрий был дееспособен, он был бы главным соперником племяннику своему Дмитрию. Но он был невменяем. Курбский о нем прямо говорит, что он «был без ума и без памяти и бессловесен: тако же, аки див якой, родился». До самой смерти (1563 год) он не помянут ни в каком деле – ни в актах, ни в летописях.

Голдовник (вероятно, с польского) – значит данник, вассал.

Мнение, что Грозный из 6000 жилых дворов в Новгороде запустошил 5000, теперь оставлено. Новгород быстро пустел под влиянием Ливонской войны; но несомненно, что погром 1570 года повлек за собою массужертв и ускорил обнищание края.

В этой сети укрепленных городов главными были Брянск, Орел, Кромы, Новосиль, Ливны, Елец, Воронеж, Оскол, Курск.

Марфа Собакина умерла через две недели после своей свадьбы с царем; из ее родни трое были казнены, дядя был сослан Грозным в монастырь.

Шпаков А.Я. Государство и церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве. Царствование Федора Ивановича: Утверждение патриаршества в России. Одесса, 1912. С. 56–60.

«Годуновы – даже очень знатный род, – говорит историк местничества А.И. Маркович, – что легко и видеть: он дал четырех бояр до воцарения Бориса; родичи его, Вельяминовы, Сабуровы и другие тоже считали у себя немало бояр» (Маркевич А.И. О местничестве. Киев, 1879–1888. С. 643).

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу

<1...9 10 11

На страницу:

Перейти

11 из 11