– И тем не менее. Я не хочу полагаться на случай. Я готов пойти на любые обследования и заплатить любые деньги. Но ребенок мне нужен идеальный. Пожалуйста, приложите к этому все свои силы.

* * *

Погодка первого сентября выдалась звонкой, солнечной. Небо – будто в мае, ярко-голубое. И даже воробьи сегодня чирикали с оптимизмом, без осенней печали.

Аля стояла на пороге дочкиной комнаты и улыбалась. Большой человек, первоклассница, в пижамке с изображением куклы «Винкс» безмятежно посапывала, прижимая к себе плюшевого дракончика.

– Заинька, – ласково позвала Аля, – просыпайся! Нам с тобой пора в школу!

Дочка тут же распахнула глаза, просияла, выкрикнула:

– Ура! Уже первое сентября!

Пулей выскочила из постели, начала торопливо одеваться.

В комнату заглянул Василий. Подмигнул жене, усмехнулся:

– Чтоб я когда-нибудь на работу с такой скоростью собирался!

– А мне тоже не терпится в школу. Соскучилась по своим охламонам! – призналась Аля.

– Счастливые вы у меня, – Вася подхватил дочку, свободной рукой обнял жену. – Лично мне в офис не хочется ни капли. Но надо.

– Что делать, папуль, – философски изрекла Настенька. – Деньги – они никогда легко не достаются.

Василий с Алей дружно прыснули.

– Отвезешь нас на линейку? – уточнила Аля.

– Конечно. До начала торгов я в полном вашем распоряжении, – заверил ее муж.

– А ты уже ел мои пирожки? – встряла Настенька.

– Нет, милая. Только предвкушаю.

Аля послала супругу сочувственный взгляд. В начинку для своих кулинарных изделий девочка напихала множество ингредиентов – от орехов до куриной приправы. Матери удалось от угощения отбиться (слово «диета» дочка понимала и уважала), но вот с папы было взято слово, что он обязательно съест парочку пирожков с утренним кофе.

«Господи, какая же я счастливая! – мимолетно мелькнуло у Аллы. – Успешный муж, красавица-дочка, любимая работа…»

– Признавайся, Настена. Дрожишь перед первым школьным днем? – обратился к дочке Василий.

– Ни капельки! – возмутилась та.

– Ой, а когда я шла в первый класс, меня даже тошнило от страха, – не слишком педагогично добавила Алла.

– Ну, ты известная трусиха, – снисходительно улыбнулся муж. – А Настенька смелая. В меня пошла.

Дочка хихикнула. Призналась:

– У меня только в животе немножко холодно.

Но, когда подъехали к гимназии, за спины родителей жаться и не подумала. Даже ладошку выдернула из маминой руки:

– Что я, маленькая?!

Кругом сутолока, музыка из динамиков гремит, кто-то из будущих первоклассников плачет, а Настюшка ловко протискивается через толпу, тащит родителей за собой:

– Вон, табличка первый «А», видите?

Мордаха беспечная, глаза весело блестят.

«Действительно, смелая. Васькины гены, – мелькнуло у Аллы. – И хорошо! Не дай бог, было бы как у меня: когда все новое, сразу ступор».

Она даже сейчас – хотя работает в школе почти десять лет! – чувствовала себя немного не в своей тарелке. Рада, конечно, что встретится со своими любимыми учениками, теперь уже не восьмым, а девятым «Б», но и нервничает: как все пойдет, как сложится? Ребята за лето выросли, изменились. Девчонки тут же уставятся на нее во все глаза («Не появилась ли у училки за лето пара-другая морщинок?»). Парни тоже станут поглядывать, кто украдкой, кто в наглую. В шестнадцать лет мальчишки все во власти эротических фантазий.

Алла прилагала все силы, чтобы пресечь романтические мечтания своих подопечных.

Почти всегда ей это удавалось.

Но иногда случался, как иронизировал муж Василий, «педагогический брак».

…Не успела Аля передать дочку своей коллеге, классной руководительнице первого «А», как путь ей преградил Кирилл Бодрых. Высоченный, весь из острых углов, прошлогодний выпускник. Профессиональный спортсмен, теннисист.

– Кирюш, ты чего здесь? Ностальгия замучила? – ласково обратилась к нему Алла Сергеевна.

Хотя понимала: ностальгия по школе — здесь совсем ни при чем.

Парень запунцовел – как всегда, когда вступал с ней в разговор. Неловко вытащил из-за спины букет, протянул, буркнул нелюбезно:

– Вот, Алла Сергеевна. Вам.

И не дежурные ведь гладиолусы – семнадцать алых роз!

Аля ужасно смутилась. Нашел время! На виду у всей школы! А Василий, интересно, видит?

К счастью, муж стоял к ней спиной и оживленно болтал с Гретой Германовной – учительницей немецкого.

– Кирилл, ну зачем ты? – с укором произнесла Аля.

Парень поборол смущение, широко улыбнулся:

– Ничего не мог с собой поделать. Привычка сверху нам дана!

– «Свыше», – машинально поправила Алла Сергеевна.

Улыбнулась, добавила:

– Хотя что тебе теперь школьная программа! Рад, что свободен?

– Что от учебы избавился – просто счастлив! – с чувством отозвался парень. – А без вас очень скучаю. Каждую ночь мне снитесь…

– Будем считать, что последней фразы я не слышала, – вздохнула она. – Расскажи лучше, как у тебя дела.

– Да хреново, пардон за французский, – поморщился парень. – Ничего не получается. Побьюсь еще пару месяцев, и в отставку. В тренеры перейду. Хоть зарплата нормальная будет.

– Не вздумай сдаваться! – возмутилась она. – Какая отставка?! Семнадцать лет, у тебя еще все впереди!

– Да бросьте вы, – вздохнул тот. – Борька Беккер в семнадцать лет уже Уимблдон выиграл. А я с открытого чемпионата Твери вылетел. В полуфинале.

– А Эйнштейн до четырех лет вообще молчал, – парировала Алла. – И школьные учителя ему в лицо говорили: ничего путного из тебя не выйдет.

Лицо Кирилла осветила улыбка:

– Значит, Эйнштейну с учителями не повезло. Не то что мне.

– Все, Кирюша, – строго молвила Алла Сергеевна. – Иди. Мне на линейку пора.

Нашел же парень место и время для изъявления чувств! Нынешние ее питомцы, девятый «Б», конечно, уже заметили, дружно сворачивают шеи. И Вася тоже увидел, поглядывает без улыбки. Когда Аля подошла к мужу, едко поинтересовался:

– Твой Ромео никак не успокоится?

– Васенька, – виновато улыбнулась она. – Да мне самой неловко! Но – формально! – в чем его можно обвинить? Что учительнице своей бывшей первого сентября цветы подарил? Не волнуйся ты. Сейчас закрутит его взрослая жизнь. Забудет.

– Может, в пятак ему дать? – беззлобно проворчал Вася. – Чисто для профилактики?!

– Только попробуй.

– И пробовать не буду, – усмехнулся муж. – Всех-то не перебьешь! – кивнул в сторону ее девятого «Б». – У тебя ж вон еще добрый десяток воздыхателей! Несправедливо. У меня-то – одна-единственная секретарша…

Вася, конечно, шутил, да и его секретаршу (даму изрядно за сорок) Аля прекрасно знала и не опасалась.

И вообще в их паре точно как в живой природе. Красавец-селезень – муж. И милая, но скучно-серенькая уточка. Она. Школьники в Алю, конечно, влюбляются (как и во всех мало-мальски симпатичных учительниц). Но если, допустим, они с мужем на отдыхе или просто по улице рядом идут, на него – видного, яркого, стройного – прямо шквал женских взглядов. А на нее, дай бог, какой-нибудь пенсионер покосится. Или джигит.

Опасное сочетание: видный, знающий себе цену мужчина – и самая обычная жена.

Аллочкина мама (когда только развивался у дочки роман с красавцем-студентом) говорила, что чует: Васька – ходок еще тот. И предрекала новой ячейке общества сплошные скандалы и скорый развод. Однако ошиблась. Вася поклонение дам с удовольствием принимал, от белых танцев, если приглашали, не отказывался, на заигрыванья – отвечал. Аля сначала обижалась, нервничала. Но муж оправдываться даже не пытался. Улыбался обезоруживающе: «Алечка, солнышко. Ну, что ты злишься? Неужели не понимаешь? Я, прости за наглую аналогию, как соловей. Пою для всех, люблю одну. Тебя. И живу – с тобой».

Аля никогда не лазила по его карманам, не рылась в мужнином столе, не подслушивала по параллельной линии телефонные разговоры. Однако за супругом приглядывала. Но придраться было не к чему: после работы Василий честно спешил домой. Если уходил повидаться с другом, обязательно говорил, с кем именно, и даже в какой ресторан они отправятся. В отпуск всегда ездили вместе. Пару раз Аля (как в анекдоте) неожиданно возвращалась домой, и Вася всегда был один и искренне ей радовался. В итоге пришлось признать: или муж великий артист, или, безусловно, предан семье.

А уж когда Вася стал зарабатывать не просто на жизнь, но немножко и на излишества, они совсем хорошо зажили. Отпуска в романтических местах, безропотная покупка шубки, посудомоечной машины, автомобиля. А многим ли серым уточкам мужья по воскресеньям приносят кофе в постель? Часто ли благоверным приходит в голову на Восьмое марта не отделываться с кислой миной букетиком, но увеличить, вставить в красивую рамку и повесить на стенку в гостиной удачную женину фотографию?

…И сейчас, стоя во главе своего девятого «Б» на торжественной линейке, Аля поглядывала то на красавицу-дочку в рядах первоклассников, то на эффектного, в отлично сидящем костюме мужа и чувствовала себя такой счастливой!

Все у нее и в личной жизни хорошо, и в профессии. И в стране дела вроде на лад идут. Так приятно видеть лица у школьников – умненькие, одухотворенные. Не сравнить, как было восемь лет назад, когда она оказалась на практике в государственной школе. Аля, тогда молодая специалистка, просто терялась. Потому что никак не получалось вырвать учеников из апатии, заинтересовать хоть чем-то, отличным от компьютерных «Симпсонов» и карточного «бур-козла».

Но все же и тогда сумела она наладить контакт, увлечь, повести за собой. После того как три урока кряду вместо школьной программы все переводили ухватившую «Оскар» песню рэпера Эминема «Look.. If you had.. One shot…». Хотя Аля ненавидела рэп всей душой и считала, что песня Эминема – худшее, что было в «Зеленой миле». А дальше, по шажочку, перешли к «Битлз», Робин Гуду, Джерому, Агате Кристи, даже на Шекспира замахивались. И подружилась с учениками – прямо фильм в жанре соцреализма, а не убогая школа в Бутове в начале двухтысячных.

Закончилась, правда, Алина практика совсем несчастливо, но она научилась не вспоминать о печальном. Гнала горькие мысли от себя. Смирилась с фатумом, с роком. И поверила, что то был действительно фатум. Если тысячу, сто тысяч раз повторишь себе: «Ты невиновна!» – сама начнешь верить, что ничего сделать было нельзя. Она не виновата.

Алла попыталась отогнать неприятные воспоминания, но иголка уже проникла в мозг, понеслись мысли: «Сколько бы ему сейчас было? Двадцать. Третий курс. Бегал бы на свидания. Жениться бы уже мог…»

…Вася перехватил ее расстроенный взгляд. Отвернулся от одиноких родительниц, что поедали его взглядами. Послал жене воздушный поцелуй, провел большим пальцем по кончику носа – снизу вверх. Всегда так делал, когда хотел подбодрить ее или Настену.

Алла благодарно улыбнулась. А муж тоже в улыбке расплылся, машет ей: мол, смотри.

И оба, растроганно улыбаясь, уставились на свою изящную, в белом платьице, дочку. Девочка важно восседала на плече у дюжего одиннадцатиклассника и сосредоточенно трясла серебряным колокольчиком.

Новый учебный год начался.

* * *

Новый учебный год начался в школах, колледжах, институтах. Даже в детских садиках – вчера соседка ужасалась – родителям велели, чтоб малыши явились первого сентября в парадной форме.

А Митькин портфель так и валяется на кровати. Она не стала его разбирать. Лежат в ранце изрядно потертый «Гарри Поттер и кубок огня», пара тетрадей – с обложек обеих хищно улыбался Шварценеггер, ручки, карандаши, давно выцветшая обложка от жвачки.

Уже не было давешнего вечного ужаса, всепоглощающей тоски. Просто грустное удивление. От того, что парень, игравший Гарри Поттера в кино, давно вырос в симпатичного мужчину. И Шварценеггер жив. И жвачка продолжает выпускаться точно в такой же обложке. Только Митькиного мира больше не существует.

Она до сих пор писала сыну письма. Грустные, веселые или просто короткие записочки: «Не забудь. В холодильнике на второй полке котлеты».

А потом – ничего не могла с собой поделать! – возвращалась домой, входила в кухню, с замиранием сердца бросала взгляд в раковину. Не окажется ли там грязная тарелка? Дальше открывала дверцу холодильника. Вдруг котлетка все же съедена, а посуду Митя за собой вымыл?

В рай, ад, переселение душ несчастная мать не верила. Гораздо легче было думать, что Митька где-то здесь, на планете. Не его душа в ком-то, но именно он сам. Упрямый. Трогательный. Вихрастый. Самый лучший в мире.

Она давно растеряла всех подруг. Точнее, это подруги бежали от нее, будто от прокаженной. Самая откровенная на прощанье высказалась: «С тобой теперь дружить опасно. Своего ребенка потеряла – еще чужих сглазишь».

Единственная приятельница – бездетная – наведывалась к ней нечасто, от силы раз в месяц. Приносила лекарства, еду. Давала деньги. Безропотно слушала о Мите, как всегда, только о нем.

А все остальные, из-за кого погиб ее мальчик, уже давно и не вспоминали об ее сыне. Даже непосредственные виновники отмотали не слишком обременительные сроки и вышли на свободу. Двое из них снова в школах работают.

Ее история – как и она сама – давно в архиве.

…Митька – сын тогда был совсем маленьким – ей однажды сказал: «Мам, даже если я умру, ты не расстраивайся. Я все равно к тебе приду. Ты только дождись».

Тогда она рассердилась. Строго-настрого запретила мальчишке рассуждать о смерти. Но теперь каждый день вспоминала его слова. И каждый день его ждала.

* * *

Вопреки угрозам психологов (Аля о стрессе первого школьного дня прочитала изрядно), Настенька вышла с занятий в прекраснейшем настроении. Заявила:

– Школа, мам, куда лучше, чем детский сад!

– И чем же?

– Хотя бы спать днем не надо, – серьезно отозвалась Настя.

И улыбнулась лукаво:

– Ну, что? Наш с тобой рабочий день закончен? Пойдем теперь праздновать?

…По поводу того, где отмечать первое сентября, накануне вышел спор.

Алла настаивала: праздновать день знаний надо дома. Она прекрасно помнила с институтской еще практики в летнем лагере, что творится в общественной столовой. Упал кусок мяса – подняли и в суп. Вымыть овощи (кроме, может быть, картошки) никому даже в голову не приходит. Поэтому есть в ресторанах брезговала.

Настенька (как и муж, большая любительница общепита) попыталась протестовать. Пришлось ее заинтересовывать, пообещать дочке, что они вместе с ней сделают «креативные бутерброды».

– Это как? – заинтересовалась девочка.

– А ты не знаешь? Из еды любое животное можно соорудить. Из колбасы – поросенка. Из сыра – птичку. Глаза – оливки, нос – маслина. И вкусно, и необычно.

– Отличная идея! – одобрил муж. И попросил: – Только медведя не вздумайте сделать.

– Ох, суеверные вы, брокеры, – улыбнулась Аля.

Дочка же (она тоже прекрасно знала, что медведь – это когда акции падают) загорелась:

– Мам! А ты быка меня делать научишь?

В «Занимательной кулинарии» про быка ничего не рассказывалось, но Аля пообещала.

И очень неплохая получилась у них с дочкой импровизация: грозные маслины глаз, лихо изогнутые рога из копченого сыра, даже изящное кольцо в носу – из лукового колечка.

Настя с удовольствием водрузила блюдо с бутербродом-быком в центр стола, произнесла мечтательно:

– Мощный получился! Акции как начнут завтра расти! Папка, точно, столько наторгует, что мы в Диснейленд сможем поехать!

– Доча, он же не на свои деньги играет, – напомнила Аля.

Но Настя упорствовала:

– Значит, банку своему принесет огромную прибыль, получит премию, и вы все равно повезете меня в Диснейленд!

Аля фыркнула. Взглянула на часы – почти семь. Вася должен быть с минуты на минуту – он обещал сегодня не задерживаться.

Она поставила в холодильник вино слегка охладить, как муж любит. И – пока было время – занялась цветами. Все они, не разобранные, теснились по обеим комнатам в ведрах и трехлитровых банках.

Кто-то, может, завидует учителям, когда те сгибаются первого сентября под грудой букетов. Сама Аля считала обязательные цветочные подношения страшной дикостью. Бедные родители! Платят в добровольно-принудительном порядке огромные деньги. Да еще между собой соревнуются – кто больше перед педагогами своих чад любимых прогнется.

Но Алла – за почти десять лет работы! – вывела четкую закономерность: первосентябрьские цветы живут гораздо меньше любых других букетов. Как за ними ни ухаживай, уже на второй день начинают опускать головки. То ли торговцы ажиотажем пользуются, сбывают некачественный товар – то ли короток век от того, что дарятся букеты по принуждению, не от души.

Аля склонялась к второму – эзотерическому – объяснению. Дежурные школьные букеты уже сейчас, к вечеру, подвяли, а те семнадцать алых роз, что вручил ей Кирилл, смотрелись просто великолепно.

Алла не стала объединять его цветы с остальными розами – поставила отдельно.

Задумалась. На сколько, интересно, хватит Кириллу его мальчишеской влюбленности?

С девятого класса – то есть уже четвертый год – он на нее смотрит преданными, телячьими глазами. Обычно в учительниц влюбляются ребята не от мира сего – худосочные, мечтательные очкарики. У Кирилла, однако, совсем другой типаж. Спортсмен, уверен в себе, на язык остер. И девочки на него всегда поглядывали. Но Кирюшу будто заклинило. По счастью, в любви он ей объяснился единственный раз – больше Аля не позволила. И уж, тем паче, парень не распускал рук и не требовал выходить за него замуж. Страдал на расстоянии. Но все равно неловко.

Аля надеялась, что хотя бы сейчас, когда школа позади, Кирилл избавится от своего наваждения. Но нет, пока не случилось…

– Мам! – Настя оторвала ее от размышлений. – А чего папы так долго нет?

Ничего себе – Аля снова бросила взгляд на часы – увлеклась! Уже половина девятого!

Где же Вася?

– Позвони ему, – попросила она дочку.

Сама не стала, пусть лучше Настя задает столь нелюбимый всеми мужчинами вопрос: «Ты где?»

Однако Настя растерянно отложила телефон, доложила:

– Выключен или вне зоны действия…

Тут уж Аля забеспокоилась. Набрала номер сама – действительно, абонент недоступен. Села батарейка? Попал в пробку и спустился в метро? Или… что-то случилось? Потому и не может ответить?!

Водит Вася довольно опасно, особенно когда в машине один. А если его кто подрежет, может и вовсе вспылить. Начнет обгонять, «учить». Сколько Аля его ни убеждала, что нельзя рисковать, мужа не переубедишь. Заведется – все, конец.

Ладно, не будем о грустном. Может, он на работе задержался? А не звонит потому, что увлекся, Васька такой.

Аля пару секунд поколебалась, но все же позвонила по единому номеру банка, где работал супруг. Его добавочный, конечно, не ответил. Пришлось снова набирать, ждать, пока отзовется оператор или, по позднему времени, охранник.

Стражи, разумеется, не обязаны докладывать, во сколько ушел тот или иной сотрудник, но Алле попался любезный.

– Кузовлев Василий Петрович? Сейчас посмотрю… В четырнадцать сорок отбыл.

– Как в четырнадцать сорок? – опешила Аля. – Это он, наверно, обедать ходил.

– Нет, – уверенно отрапортовал охранник, – с концами.

– Спасибо, – растерянно поблагодарила Аля.

Снова набрала номер мужа: по-прежнему недоступен.

Времени – половина десятого вечера.

Позвонить Васиному начальнику? Совсем неудобно.

Его матери? Еще больше не хочется. Аля так и слышала скрипучий, обличающий голос свекрови: «Откуда я могу знать, где находится твой муж?»

Да и с чего бы Ваське сегодня – в дочкин праздник! – ехать к мамочке?

С Артёмом загуляли?

Вероятность, что муж посреди рабочей недели вдруг пустится в загул, конечно, мизерная, но Васькин институтский приятель (и собутыльник нынешних дней) хотя бы идею может подкинуть: что ей сейчас делать, куда бежать.

И действительно, Артём своим спокойным, рассудительным голосом вдохнул в нее уверенность:

– Аля, ну что ты всполошилась, будто клуша? Мало ли где мужчина может задержаться? Я тебе с ходу миллион версий предложу. Развернулся через две сплошные и объясняется с гаишниками, выбирает тебе бриллиант, сопровождает шефа на переговорах, покупает обои, делает маникюр, подбирает к любимой рубашке новый галстук… Впрочем, можешь позвонить в бюро несчастных случаев. Для собственного успокоения. Но я тебя уверяю: ничего с твоим котом Васькой страшного не происходит. Найдется в самое ближайшее время. Можешь ему глаза выцарапать. Передай, что я разрешил.

«И ведь выцарапаю!» – зло подумала Аля.

Бутерброд в виде медведя безнадежно засох, Настя сидит насупленная, на глазах слезы.

– Пойдем, доченька, я тебя спать уложу, – твердо произнесла Алла.

– А… папа?

– Папа придет.

– Я буду его ждать, – упрямо пообещала дочка.

И – артистка! – битый час лежала тихонько с закрытыми глазами. Но веки подрагивали. Уснула по-настоящему только в начале двенадцатого. Завтра, значит, пойдет в школу не выспавшейся, тоже спасибо муженьку.

…К часу ночи Алла уже знала, что аварий с машиной мужа зарегистрировано не было, ни в одну из больниц города, а также, упаси господи, в морги он не поступал. А в половине второго – когда она в тысячный, наверно, раз набрала его номер – в телефоне вместо металлического голоса робота раздались длинные гудки.

Сердце радостно трепыхнулось.

Третий гудок, шестой, десятый… неужели включится автоответчик? Но нет. Щелчок. Установилось соединение.

Музыка. Шум. Пьяные голоса. Женский визг. Где он, черт возьми?

– Вася! – выкрикнула Аля.

Чей-то вздох. Веселый дамский голосок:

– Зайка! Хочу шампусика.

И – короткие гудки.

Она тут же набрала номер снова, но уже знала, что сейчас услышит: «Абонент временно недоступен».

Да что ж такое! У Василия телефон украли?

Но только женский голос – тот, что просил шампанского… он… он очень похож на Гретин. Грета Германовна – молодящаяся, самоуверенная красотка. Преподаватель немецкого из их гимназии. Васька сегодня на линейке как раз с ней оживленно болтал!

«Аля, прекрати, – осадила себя она. – Что за бред?! С какой стати вдруг Василий будет проводить время с Гретой? Он просто кокетничал с ней утром, распушал перья!»

Но только уже какой-то невроз начался. Алле казалось, будто она помнит – теперь! – как многозначительно поглядывала Грета на Васю. «Немка» все время старалась встать к нему поближе, вроде как случайно задеть его руку своей. И слухи, что ходили про учительницу, вспомнились: будто у той и с физруком отношения, и с отцом кого-то из учеников. В два часа ночи, когда муж неизвестно где, нервы у любой будут на взводе.

И Алла сорвалась. Спасибо, хоть хватило ума не звонить Грете с домашнего или с сотового. Но не поленилась ведь спуститься на улицу, пробежать пару кварталов до единственного на весь район сохранившегося телефона-автомата. И набрала Гретин номер.

Та отозвалась – совершенно заспанным, злющим голосом – на одиннадцатом гудке. Аля, конечно, швырнула трубку. Помчалась домой. И стыдно было за то, что разбудила человека, за собственную глупую ревность. И радостно, что если Вася ей изменяет, то хотя бы не с противнейшей Гретой Германовной.

Но неужели Василий действительно банально загулял? С «одноразовой» женщиной в дочкин праздник?! Аля никак не могла в это поверить.

А вот то, что муж мог сорваться — она, к сожалению, допускала.

Вася ни в коем случае не был алкоголиком. Но иногда находило на него: пропустит свою норму, и понеслось. Только бы бед не натворил, как однажды на отдыхе в Турции, в отеле. Когда хитро улыбнулся да и выбил из рук у официанта блюдо с красиво сервированным омаром. Тот атаки не ожидал, оступился, грохнулся в бассейн… В общем, безобразная получилась сцена. И улаживать ситуацию, чтоб турки в полицию благоверного не сдали, тогда пришлось ей.

«Но сейчас, если он что-нибудь такое учудил, пусть и не надеется!» – сердито думала Аля.

Она вернулась домой. Отыскала в дальнем уголке аптечки снотворное. И – неслыханное дело! – даже не убрав со стола, рухнула в постель.

…Проснулась, казалось, минут через пять от теплого дыхания на своей щеке. Вася?

Но нет – то была Настенька. Бледненькая, несчастная:

– Мам! Папа не пришел?

Семь утра. От Василия ни слуху ни духу. Да что ж такое происходит!

– Может, папа решил нас бросить? – озвучила дочка ее тайные страхи.

– Он никогда так с нами не поступит, – твердо отозвалась мать.

И опять набрала Васин номер. Недоступен.

– Мам, – робко спросила Настя, – а тебе похитители не звонили?

<1 2 3 4 5 >

На страницу: