Ад & Рай

– Никаких обсуждений, – строго прервал его Голос. – Правило есть правило.

Ещё до конца фразы Шеф понял, как ему действовать.

– О, как хочешь, – процедил он с деланым безразличием. – Верно, это слишком рискованный замысел. Приношу извинения… в самом деле, разве можно нарушать правила? Никому нельзя. Просто я-то думал – ты Бог…

Сказав это, Шеф отключил связь с Раем, и улыбнулся, показав клыки.

Голос озадаченно смотрел на телефонную трубку.

Глава II. Подземелье из хрусталя

(под кинотеатром «Пушкинский»)

… Первым делом Калашников ощупал лицо. Ему не верилось. Не то чтобы влёгкую – а ПРОСТО не верилось. Нос тем не менее оказался настоящим. Глаза вроде тоже. Он ущипнул себя за ухо. Стало больно.

– Вот ни хрена ж себе, – деликатно произнёс Калашников.

Звук собственного голоса показался ему раскатом грома.

Малинин ничего не произнёс. Слова на языке у казака вертелись сугубо матерные, но применять их он опасался – бурные события последних лет научили его осторожности. Малинин хлопал глазами, озирался вокруг и потирал лоб – но ясности в мыслительный процесс это никак не вносило.

Комната. Смахивает на сказочную пещеру – из чёрного блестящего стекла. Стеклянный пол, стеклянные кубы, заменяющие кресла, стеклянные столики с пепельницами: походит на неоготику. Даже люстра в форме замка в Трансильвании: стеклянные башенки излучают тяжёлый, депрессивный свет. На подставках у стен мрачно оплывают чёрным стеарином свечи. Калашников, затаив дыхание, дотронулся до стеклянной поверхности. Стена оказалась тёплой. И главное – настоящей.

– Братец, – шепнул Алексей. – Похоже, мы в очень странном месте.

Малинин подумал, что он как-нибудь и сам бы до этого догадался. Его внимание привлекла статуэтка в центре «пещеры» – демон с кожистыми крыльями и рогами: на особом постаменте, из цветного муранского стекла, в форме «Оскара». Наклонившись, Малинин прочел надпись у основания:

«ЛУЧШЕМУ МЕРЗАВЦУ МЕСЯЦА»

– Ваше благородие, – радостно нарушил он тишину, – мы вернулись!

Калашников сделал пару шагов вперёд – пол, очевидно, натерли воском: босые ноги скользили, приходилось балансировать, как канатоходцу.

– Неужели Ад так изменился? – искренне удивился он.

В голове Алексея что-то взорвалось синим цветом. Он ясно увидел небо без облачка. Себя и Малинина на крестах. И девочку, у которой вместо лица – череп. Они умерли. Попали в Небытие… а это как клиническая смерть. Ничего не помнишь, полнейший мрак, открыл глаза – и очнулся.

Что-то вернуло их обратно.

Оба в набедренных повязках… как во время распятия, приговорённые к казни судом Пилата. Тьма заполнила мозг… и через секунду они в этой стеклянной комнате. Что это? Да уж вряд ли Небытие.

– Прошу прощения, господа, – прозвучало из мрака. – Статуэтка моя. Как раз сегодня получил на собрании представителей Шефа в Москве. Думаете, легко? Напротив, здесь ужасные интриги. Образ демона стали вручать лишь недавно… до этого давали статуэтку козла.

Говорящий вышел из тьмы: Калашников и Малинин мгновенно узнали его лицо. Они видели фото на семинарах Управления наказаниями в Аду, в разделе «Кого следует мучить сильнее, когда он окажется в Преисподней».

Телеведущий Максим Палкин щегольски поправил галстук.

– Удивлены? – спросил он, сгибаясь с кошачьей грацией.

– Нет, – признался Калашников. – Статуэтку козла вы получали заслуженно.

На лице Палкина не дрогнул ни один мускул.

– Попса вся поголовно работает на Шефа, – продолжил Алексей. – Без проданной души в телевизор не пробиться. На мой взгляд, отделу кадров Ада лучше нанимать музыкантов блэк-метал: те готовы вкалывать бесплатно, за идею. Минус – они не могут действовать «под прикрытием»… если таскаешь пентаграмму на шее с утра да вечера, какая тут секретность. Депутаты Госдумы тоже числятся в соратниках Ада, но это уже мало кого удивляет.

– Да, – кисло подтвердил Палкин. – Кроме фракции «Единая Россия».

– Почему!? – впервые подал голос Малинин.

– Аду нужны мозги, а не биомасса, – пояснил Калашников. – А они только на кнопки нажимать умеют, сам Шеф жаловался. Лишь один участник «Единой России», председатель Госдумы, подписал договор кровью. Ну, ему по должности положено, Шеф собирает коллекцию людей во власти: приятно чувствовать, что Земля управляется приказами из Ада. Но это всё лирика, а пока… позвольте узнать, малоуважаемый, – где мы находимся?

Палкин протянул руку – в ладони был зажат пульт. Вспышка на стене осветила огромную карту Москвы, оплетённую красными нитями, как артериями. Вдоль нитей судорожно пульсировали огоньками лампочки. Каждую лампочку украшали отдельный номер и наклейка с рогатой головой.

– Убежище номер двести двадцать, – отрекомендовал хозяин безжизненным голосом, играя роль уставшего экскурсовода. – Особое помещение для спецподразделений Ада, которые вынуждены действовать на Земле. Комнаты для отдыха, массаж, сауна. Здесь выдаются экипировка, деньги и оружие. Только в этом убежище есть шахта для персонального лифта Шефа, доставляющего объект прямо из Преисподней в Москву, – всего-то час ехать.

Оборудовано своё метро… глубоко в подземелье. Там тоже рельсы, развязки типа «американских горок», шоссе и многое другое – ходят чёрно-красные паровозики, и вы легко доберётесь до нужного места. Сейчас мы в самом центре – на Тверской улице, под кинотеатром «Пушкинский». Вы причислены к VIP-персонам, а посему наш дорогой Шеф (да сохранится невредимым его хвост!) поручил мне встретить вас, разъяснить задачу и ввести в курс дела. Для начала – вы попали в Небытие и находились там три года. Только один… эээ… персонаж мог вас вернуть. Это и случилось.

Малинин поскользнулся, сел прямо на стеклянный пол.

– Но разве такое может быть? – пролепетал он. – Мы же умерли…

Для осмысления ситуации Калашников потратил две минуты. Мда. Сначала ты работаешь в Аду, потом тебя отправляют в Рай, а потом – в античную Палестину. Ну… После этих приключений удивляться воскрешению глупо.

– Видишь ли, братец, – мягко произнёс он. – Ответ на этот вопрос не так и сложно найти. Коли помнишь, я уже проводил некую фантастическую теорию: что мы с тобой на самом деле не существуем, а являемся персонажами определённой книги…

– Не надо, – перепугался Малинин. – Хватит с меня, не хочу я больше быть персонажем книги! Я, вашбродь, персонажем порнофильма быть хочу.

– Кто ж не хочет, – вздохнул Калашников, и в этом вздохе вылилась вся тоска длительного бытия без женского общества. – Но учти, реальность такова – в этом мире за здорово живёшь тебя никто не воскресит. И если нас с тобой вытащили из Небытия, значит, тому возникла крайняя необходимость. Я вас слушаю, мсье Палкин, – мы оба к вашим услугам.

…Палкин с изысканной любезностью предложил гостям присесть. Устроившись на кубе из чёрного стекла, Калашников внимательно, ни разу не перебив, выслушал рассказ о похищении тестов ДНК. Малинин, как обычно, половину не понял, но благоразумно рассудил: главное, что у него снова есть руки, ноги и глаза… а то, что за их приобретение придётся платить, так это не новость. «Грустно, вашу мать, – расстроился Малинин. – Жил – из долгов не вылезал, а умер – опять, получается, кому-то должен».

Закончив речь, Палкин гламурно глотнул текилы.

– Понятно, – задумался Калашников. – И что требуется?

– Уничтожить документы, – сообщил охрипший от монолога Палкин. – Найти похитителя тестов ДНК и выяснить – что он хотел. Ээээ… – голос вдруг преисполнился мягкостью. – Но тут возможны варианты. Если бумаг уже нет – просто-напросто пристрелите вора. Шеф потом сам его допросит.

Калашников почесал затылок, что-то подсчитывая в уме.

– Вероятно, нам снова придётся ехать в Ерушалаим? – спросил он.

При слове «Ерушалаим» Малинина передёрнуло.

– Это уже ваше дело, – развёл руками телеведущий. – Мне поручено заниматься информацией и снабжением. Обеспечить электронными устройствами, документами, деньгами и оружием. Остальное – на ваш вкус, включая стиль, методы и свободу в выборе города. Но предупреждаю – если похититель взорвёт газеты сенсацией, обнародовав документы с тестами ДНК Кудесника… Шеф будет недоволен. Несмотря на чудесное воскрешение, де-факто вы попрежнему мертвы… и ваши души принадлежат властям Ада.

Калашников кивнул. Он знал, что никакого выбора здесь не будет.

– Тогда экипируйте нас быстрее… дражайший обладатель статуэтки козла.

Палкин сверкнул улыбкой облегчения:

– Следуйте за мной, господа. Я уже почти всё организовал.

…Экипировка заняла приличное время. Сначала Малинин с Калашниковым посетили душ, где как следует помылись горячей водой из термального источника и отскребли кожу мочалками. Гостеприимный телеведущий предложил вызвать банщиц-фотомоделей, чтобы «потереть спинку», но Калашников отказался. Малинин, глянув на него, тоже «ушёл в отказ», однако сделал это с выражением лица человека, которому злой дантист сверлит все зубы разом. Сразу после мытья напарники оказались в огромной гардеробной с уникальным выбором одежд – от шёлковых плащей до рыцарских лат. Малинин, пылая желанием одеться «погосподски», выбрал синий костюм с жёлтым галстуком, меховые ботинки от Гуччи и рубашку ядовито-зелёного цвета. Так как, по словам Палкина, в Москве с утра шёл снег, казак прихватил и дублёнку. Разумеется, фиолетовую.

– Твоя одежда, братец, напоминает траур по жертвам взрыва в теплице галлюциногенных грибов, – откровенно сообщил ему Калашников. – Не представляю, как ты в этом облачении появишься на улице. Все разбегутся.

Малинин не мог оторваться от зеркала – его глаза горели счастьем.

– Да и пущай, вашбродь, – отмахнулся он. – Я умираю да умираю, но никак не приоденусь, штоб сердце тешить. Жил – в форме, помер – тоже в форме. Может, я мечтаю стилягой побыть. Взгляните – разве я не прекрасен?

– Симпампулечка, – подтвердил Калашников. – Аж в глазах рябит.

Сам же Алексей оделся довольно просто – джинсы, тёмный китайский пуховик, шерстяная шапка, армейские «бутсы», чёрная рубашка и свитер. Мысленно оценив Калашникова как «безвкусное быдло», Палкин привел «слуг сумерек» в оружейную комнату. У напарников разбежались глаза. На стендах присутствовало ВСЁ – от безобидных «духовушек», стреляющих бумажными пульками, до крупнокалиберных гранатомётов. Перебрав пару стендов, Калашников решил не изменять вкусу – он остановился на двух пистолетах марки «вальтер» и десятке обойм. Малинин тоже любил немецкое оружие – он проходил практику наказаний в квартале Ада, где офицеры СС пекли мацу для евреев. Не мудрствуя лукаво, казак выбрал сразу два МП40, или, в просторечии, «шмайссера». Автоматы поместили в спортивную сумку на ремне – расстегнув «молнию»-застёжку, можно было высвободить рукоять и стрелять, не вынимая оружие. В электронном отделе каждый взял по айфону, а Калашников разжился нетбуком. Малинин с тайной надеждой спросил, есть ли в подземелье винно-водочный отдел, и был разочарован ответом. Потребовав расписку кровью (как принято в бухгалтерии Ада – из вены, конечно же, а не из пальца), Палкин выдал напарникам внушительные, хрустящие пачки рублей и евро. На поверхность стеклянного куба легла стопка паспортов, сверху небрежно шлёпнулась карточка «виза голд» – «на особые расходы».

Экипировка закончилась.

– Ну что ж, – бодро сказал Калашников, одёрнув свитер. – Шеф, надо отдать ему должное, не поскупился. Предлагаю, братец, с часик прогуляться на поверхности, осмотреть Москву-матушку. Оружие пока оставим здесь.

– На улицу? – заупрямился Малинин. – Вашбродь, там же ить холод собачий. А я отвык за сто лет. В Аду-то, сами знаете – в природном обогреве сидим.

Калашников улыбнулся и виртуозным жестом щёлкнул себя по горлу.

– Там водка?! – мгновенно догадался Малинин.

– Да.

– О…

…Дальнейших слов не потребовалось.

Экспедиция № 1. Храм Венеры-Прародительницы

(Римская империя, 790 год от основания Вечного Города)

…Прохожий не отставал. Безобразно толстый, с лицом, заросшим светлой кабаньей щетиной, он тащился за молодой женщиной вдоль Форума Августа[3], шепча весьма скабрезные намеки.

– О несравненная… ну что тебе стоит… прогуляемся в лупанар? Никто не заметит, клянусь Юпитером… подари мне счастье, красавица…

Женщина, на чьих скулах уже играли желваки, игнорировала волокиту. Она была закутана в пурпурную ливийскую ткань (узорчатый край открывал маленькие ноги в сандалиях) – признак иностранки благородного происхождения, и это подзадоривало толстяка. Ливийка держала путь к стенам храма Венеры – чудесного здания с восемью колоннами из красно-белого мрамора. Того самого, который воздвиг ещё божественный Юлий в честь великой победы при Фарсале над нечестивцем Помпеем.

– Прекрасная… три… пять ауреусов… неужто и пяти тебе мало?

Пять золотых монет составляли сумму, достаточную для покупки двух хороших рабов, однако ливийка и не подумала обернуться. По брусчатке, шатаясь, прошагал легионер в кожаных доспехах, с татуировкой на левом плече. Женщина кинула умоляющий взгляд, однако солдат не заметил призыва, от него за милларий разило пальмирской настойкой. Круглую площадь перед храмом Венеры венчал фонтан – чаша упруго извергала к солнцу розовые, подкрашенные вином струи. Каменный орёл простёр крылья над водой, и в их тени возлежали, зажав в руках цветы, изваяния императоров – Тиберия и Калигулы. Последнему Сенат недавно даровал титул «младшего цезаря»: в свете тяжёлой болезни Тиберия граждане Рима присматривались к парню как к будущему правителю. Но пока осторожно именовали «трёхкратно пресветлым» вместо «пятикратного»… Тиберий был очень ревнив к конкурентам.

На приступочке у фонтана (мраморной, с чёрными прожилками) расположился глашатай, развернув папирус с сургучной печатью.

– Пятикратно пресветлый цезарь, да хранят его боги на тысячу лет, повелел вам сказать, – закричал он пронзительным голосом, слышным далеко за пределами площади. – Живёте вы, о патриции и плебеи, лучше всех на белом свете! Недостойная Парфия нашей империи и в подмётки сандалий не годится – Юпитер сему свидетель. Есть ли на земле Рима отщепенцы, кто может усомниться? Не верьте их словам, сограждане. Им парфянский царь Артабан денно и нощно сыплет золото из кошеля своего – дабы твари эти отравили свои чёрные сердца ядом лжи о Сенате и пятикратно пресветлом цезаре!

Глашатай на минуту замолк, вытирая подолом туники пот со лба: наступила пауза reclamare[4]. Из-за его спины выступила девушка в жёлтой тоге с чёрными полосами, похожая на тощую пчелу.

– «Биланус Максимус»! – прокричала она. – Лучший невольничий рынок в городе. Купи одного раба и получи второго в подарок!

…Отчаявшись избавиться от волокиты, ливийка на подходе к площади нырнула в переулок, толстяк немедля сунулся за ней. Стены истекали влагой – от жары. Пройдя примерно сотню шагов, чужестранка развернулась, едва не столкнувшись с преследователем. Тот нагло улыбнулся, дохнув перегаром.

– Послушай, о путник… не пора ли тебе оставить меня в покое?

Тот схватил её за плечо, сжал потные пальцы.

– Ты мне понравилась, женщина. И твой акцент… откуда ты, какая провинция? Ливия, Пальмира, Египет… а может, Иллирия? Не гони меня, мёд моего сердца. Послушай, как сладко звенит моё золото…

Женщина тяжело вздохнула. Не глядя в лицо поклоннику, чуть отклонилась и посмотрела в пространство за его жирной спиной.

– Давай, – отчётливо сказала она. – Только быстро.

С опозданием прохожий понял – эти слова обращены не к нему. Пространство выгнулось, сформировалось в упругий воздушный кулак – рот ухажёра вмиг заполнился кровью. Следующий удар заставил толстяка отлететь назад и со всего маху впечататься затылком в стену. Потеряв сознание, герой-любовник мешком сполз на камни мостовой. В раскалённом солнцем воздухе проявилась полупрозрачная рука, стирающая кровь с очертаний лица.

– Ты перестарался, – недовольно заметила Алевтина человеку-невидимке. – Теперь ноги в руки… иначе привлечём внимание легионеров. Этот переулок боковой, он выведет нас к храму.

Она побежала к площади Венеры – невидимка следовал за ней.

– Прошу прощения, – на ходу оправдывался он. – Но патриций напросился. Я удивлён твоим терпением. Видит, перед ним – богатая женщина, так нет – всё равно лезет, как псих.

– Здесь таким поведением никого не удивишь. – Алевтина говорила быстро, не оборачиваясь. – Это же древний Рим. В лупанарах, или «домах любви», подрабатывают не только бедные женщины, но и дочери патрициев, чтобы скопить на браслет с алмазом, – это в порядке вещей. А уж жёнами политиков все лупанары и подавно забиты – Тиберий издал приказ: тем, у кого мужья заседают в Сенате, запрещается брать плату за любовь. Посему этот добрый человек и пытался всучить мне золото без свидетелей – а вдруг я супруга сенатора? Вообщето, я не должна тебе рассказывать столь пикантные подробности. Но ладно – ты у меня уже взрослый.

Воздух прорезало слабое, еле заметное свечение.

– И что? – полюбопытствовал невидимка. – Лупанары опустели?

– Для ангела, милый, ты задаёшь слишком много вопросов, – усмехнулась женщина. – Нет, не опустели. Патрицианкам так полюбилось проводить там время, что они бесплатно дарили ласки любому солдату… пока их мужья были заняты в Сенате[5]. А сейчас, пожалуйста, умойся – мы выходим на площадь.

Струи питьевого фонтанчика смыли кровь: прозрачное лицо ангела вновь слилось с воздухом. У храма Венеры-Прародительницы, как обычно, было многолюдно – паломники приезжали из самых дальних земель, чтобы взглянуть на зал, сочетающий белый мрамор с розовым гранитом. Посреди пышного великолепия высились сразу три статуи. Божественного Юлия, египетской царицы Клеопатры, а также самой богини любви, подарившей миру название для целого букета болезней. Позади храма колыхались листья слоновых пальм; на крыше, изнывая в клетках, заливались соловьи – их везли сюда специально, дабы слух верующих услаждало пение. Храмовая площадь со времён Октавиана Августа славилась тем, что здесь можно купить любой товар, а также нанять в услужение нужного тебе человека. У фонтана, в приятной близости от скульптур цезарей, притаились бронзоволикие уроженцы Иберии, из бывших гладиаторов. Они скрывали в лохмотьях короткие мечи, и к ним обращались в поисках наёмного убийцы. Рядом громкоголосо шумели торговцы индийскими шелками, татуировщики с иглами и сводни, всегда готовые предоставить гостям города тайные удовольствия. Жонглёры, обмотав себя лентами, плевались струями огня – однако никто из пресыщенных прохожих не бросил к их ногам и единого сестерция. Темнокожие вольноотпущенники[6], держа под уздцы лошадей, сгрудились под щитом с reclamare «Гладиатора месяца». Их древние повозки готовы были ехать даже в забытую богами Германику, откуда на зазевавшегося путника из-за любого пня сыпались стрелы варваров. Увидев Алевтину, возницы заметно приободрились.

– Э, сестра, ходи сюда, – прошамкал старый нубиец, открыв рот, где чудом сохранилась лишь треть зубов. – Повоська, лощидь нидорога. Куда твой ехать надо? Твой говори – мой быстра-быстра вози.

– Мизена, – сообщила Алевтина, глядя в чёрное лицо.

Вольноотпущенник сморщился, изобразив страдание.

– Сестра, полторы сотни миллариев[7] ехать, – заявил он. – Твой десять ауреус давай. Лощидь мал-мал уставать. Дорогу покажешь?

Алевтина будто и не собиралась торговаться – подобрав подол, она забралась на сиденье повозки. Скамья рядом с ней заскрипела.

– До Мизены – красная цена три ауреуса, – женщина запахнулась в пурпурную ткань, пряча голову от палящего солнца. – Я не из Паризия сюда приехала, чтобы такие цены выставлять. Хорошо, заплачу тебе пять. Но с условием – мы должны быть в Мизене до заката. Едем?

Возница стегнул лошадь – та зацокала копытами по мостовой.

– Наш глюпий префект опять делать ремонт дорог до Капуи, – вздохнул вольноотпущенник, в душе радуясь заработку. – Там толкаться колесницы, мычать коровы и реветь ослы, вопия о страданиях путюществиников. Но твой не беспокоиться. Мой знать путь в объезд.

…Слушая цокот копыт, Алевтина откинулась назад: её веки слипались, страшно хотелось спать. Рим промелькнул быстро – через полчаса они выехали на окраину Вечного Города, заплатив мзду легионерам, млеющим от жары под штандартом в виде орла.

«Только бы успеть, – думала Алевтина. – Я обязана успеть…»

Глава III. Менеджеры Небес

(Москва, отель «Хайятт», ул. Неглинная)

…Роскошный конференц-зал переполнен донельзя. Набит битком, как бочка селёдками. Тайный сбор объявили внезапно, за неделю, но приехать на встречу сумели все делегаты, даже из Сибири и с Камчатки. Секретность обеспечили, как могли, – используя новейшие сканеры, обыскали зал на предмет прослушивающих устройств, простукали столы из красного дерева, прощупали шёлковую обивку кресел, просмотрели лампы в люстрах. Чего уж там – даже суфле из сёмги и торт и те подверглись осмотру, протыканию как минимум десятком вилок. Но, несмотря на это, собравшиеся говорили в микрофоны вполголоса. Они были пришиблены, раздавлены ужасным горем.

– Спасибо тем митрополитам, кои оценили важность совещания, – повернул к губам микрофон один из сидящих в президиуме – бородатый мужчина в чёрном одеянии и белой, высокой шапке (его так и звали – Белошапкин). – Руководство опасается грешной прессы. Скромная же трапеза в отеле-люкс мало кого волнует. Предлагаю, братие, утолить наш голод, вкусив даров морских и небесных, а после приступить к обсуждению общей проблемы…

По залу неслышно заскользили монахи с подносами.

– Храни тебя Голос, – басом прорычал сосед Белошапкина, благообразный старик. – Благословясь, можно пригубить вон того омара да икорочки съесть. Икорочка – она ж дар православный, практически манна небесная.

Перекрестившись, духовенство принялось жевать тарталетки с икрой.

– Это что ж за напасть такая? – шепнул митрополит Феофилакт другому митрополиту «галёрки» (кажется, тот приехал из города Уренска). – Как теперь жить? Ведь если Голоса нет, никто нам денег не принесёт…

Тот мрачно проглотил шейку рака и налил себе «Хеннеси».

– Я и раньше думал, что его нет, – заметил приезжий. – Но это как раз не самое ужасное. Ты только представь себе, батюшка… приходят сотрудники «Кока-колы» утром на работу, а им говорят, что «Кока-кола» – это миф. И что беднягам делать, куда податься? Вот и мы с тобой влипли. Никто из мирян теперь не озаботится, чтобы в Рай попасть. И так уже пожертвования с кризисом измельчали, народ обнаглел. Мелочь, копейки сыплют – словно нищему в переходе подают. Веришь ли, мне часы с бриллиантами пришлось на платиновые сменить.

Кондиционеры под потолком дружно зажужжали.

– Голос тебя помилуй! – вытаращил глаза Феофилакт. – Не обижайся, святой отец, но ты прямо как лох. Кто ж в нашем кругу часы без бриллиантов-то носит, ты ведь лицо духовное, а не суслик какой. Прогневали мы Небеса…

– А я тебе говорю? – уныло ответил митрополит из Уренска. – Да часы – это ерунда ещё. Если официально объявят, что Голоса нет, мы и не до такого докатимся. С «мерседесов» хором слезем, пересядем на «шкоду».

Его собеседник в ужасе подавился лососиной.

– Я так и знал, что этим закончится, – горько сказал Феофилакт, перекрестив фуа-гра. – И ведь никто не пожалеет, а будут в блогах, в Интернете дербанить, прислужники демонов. Как в прошлый раз – мол, а что это ваш босс носит на ручке украшение за 40 тысяч евро? А почему все иерархи Голоса с охраной, да на «хаммерах» с салонами из буйволиной кожи? Телефоны мобильные – отчего только «верту» да «верту»? Я, знаешь, одного такого хама срезал – «верту», говорю, к Голосу ближе, там запаяна капсула со святой водой, а другие телефоны её не содержат. Отвял, гадюка. Или епархия Бургская ювелирам задолжала миллион долларов. Ужас. Раньше, бывало, скажешь – какие ещё бабки, это ты нам должен: возрадуйся, что святые отцы за тебя молятся, собаку противную! А помнишь, как владыка Одессы гремел: поразит Голос болезнями журналистов, яко слуг Адовых, ибо пишут они подло, что церковь цены повысила на крещение? Всё. Голоса нет, не пригрозишь, никто не испугается. Ох, напасть…

Митрополит, сидящий рядом, был совсем стар. Он согнулся в три погибели и, держа обеими руками фужер с коньяком, напряжённо прислушивался к разговору. К икре он не притронулся, выбирал из блюда с омаром лесные орехи. Голова, укрытая чёрным капюшоном, тряслась.

– Охохонюшки, а мы-то думали, как офисы Голоса объединить, – поглощая отбивную из ягнёнка, сокрушался в президиуме бородач Белошапкин. – Вот он, момент истины. Теперь и католики, и православные, да хучь мусульмане: все в кулак сожмутся, лишь бы бабло не потерять. Лично я хоть с бобиком объединюсь, только бы данные по ДНК не попали на ТВ. Какая ж тварь это придумала? Сам бы горло ему перегрыз. Ну, нет Голоса, и что с того? Голос – это технический бренд для сбора денег, торговая марка. Я не вижу оснований, чтобы его слуги нуждались. У меня, может, артрит, если на руке золотой браслет не носить, а без осетрины – несварение желудка. Мы – топ-менеджеры Небес, у нас свои премии, бонусы и план по получению прибыли. Мы продаём мечту, и… чем мы хуже «Лукойла»?