Удельная. Очерки истории

Ярославский проспект. Фото начала ХХ в.

Костромской проспект. Фото начала XX в.

Княжеская (Княжевская) улица. Фото начала ХХ в

Кропоткинская (Крапоткинская) улица. Фото начала XX в.

«Поселок Удельной станции растянулся на очень большое расстояние, – писала в 1899 году „Петербургская газета”. – Живущим на его окраинах приходится со станции железной дороги или шествовать пешком, или переплачивать извозчикам. В настоящее время на помощь удельнинским жителям явился предприниматель, который пустил несколько общественных кареток от Новосильцевской церкви до Поклонной горы. Такое сообщение облегчает также и тех запоздалых путников, которые, упустив поезд железной дороги, должны пробираться по Лесной конке».

К началу XX века Удельная становится быстро растущим петербургским пригородом, постепенно теряющим свой специфически дачный характер, и превращается в «зимогорское» поселение, где жили представители среднего класса и купечества. В те годы численность населения Удельной достигала зимой 30 тысяч человек, а летом она удваивалась.

В 1900-е годы в Удельную пришли черты городского быта, при этом центром благоустройства служил Дом призрения. Именно с его помощью в 1901 году проложили телефонную связь, а в 1904 году от его станции подавалась электроэнергия для освещения домов и улиц.

К середине 1910-х годов местность телефонизировали. Точное число абонентов указать затруднительно из-за наличия «пограничных» адресов, которые могут быть отнесены как к Удельной, так и к Лесному, и Озеркам. Всего же, исходя из «Списка абонентов Петроградской телефонной сети на 1915 год», в Удельной числилось приблизительно 90 индивидуальных номеров и около 20 принадлежало различным заведениям. Среди них были амбулаторный пункт, приюты, кинематографы, подворья, ферма «Лаке» на Поклонной горе и даже дежурный монтер на Малой Ивановской улице.

Тем не менее состояние местности по-прежнему не устраивало современников. Так, газета «Дачная жизнь» в апреле 1911 года писала: «Отрицательные черты здешней жизни: полное отсутствие какого бы то ни было благоустройства, грязь – прямо-таки непролазная, освещение минимальное, а в лучшей части – т. н. Кропоткинских и Осиповских местах – и совсем никакого». А правление «Общества содействия благоустройству в Удельной» в своем отчете за 1914 год писала о том «отвратительном виде», который имеет Скобелевский проспект, причем «не только в сырую, ни и в сухую погоду».

Характерный сохранившийся образец удельнинской застройки начала XX в. – дом на Ярославском пр., 63.

Фото автора, сентябрь 2009 г.

Дом на Рашетовой улице – также яркий образец застройки Удельной начала XX в. Фото автора, март 2008 г.

«Что еще сказать? – вопрошала газета „Дачная жизнь– Много хулиганов, воруют, частые пожары – но где же этого нет? Скажу, пожалуй, – не переезжайте на Удельную, так как хорошего там не только что мало, но, пожалуй, и вовсе нет».

В удельнинской жизни тех лет было немало и неустройства, и курьезов.

«В Удельной война, – такими тревожными словами начиналась публикация в „Петербургском листке” в мае 1902 года. – Война между станционными служителями и публикой. Дело в том, что платформа станции Удельной одним своим концом примыкает к Скобелевскому шоссе, ведущему в центр дачной местности. Дачники издавна привыкли проходить по площадке, соединяющей платформу с шоссе. Теперь кто-то додумался перегородить эту площадку забором».

Чтобы попасть на Скобелевское шоссе, жителям приходилось бы возвращаться к станции. Поскольку это изрядно удлиняло путь, они по-прежнему проходили по прямому пути. Не имея возможности перебраться через высокий забор, им приходилось прыгать через стрелку между рельсами и будкой стрелочника. «Видя бесполезность своего сооружения, начальство станции поставило еще одну перегородку на самой платформе и возле нее двух чухон, своей грубостью возмущающих публику, – сообщал репортер „Петербургского листка”. – В результате уже несколько протоколов и всеобщее негодование».

Куда более серьезное возмущение местных обывателей вызвала популярная среди всевозможного «темного люда» ночлежка, которую именовали «Сургановской лаврой». Находилась она в двухэтажном деревянном доме. «Явиться туда новичку совершенно невозможно, – замечал в июле 1909 года обозреватель „Петербургской газеты”. – Было бы большой редкостью, если бы к утру он остался не раздетым и не избитым. Даже опытные „стрелки” не рискуют туда заглядывать. Наделенные всеми разбойничьими инстинктами, с самым темным прошлым, посетители этой „постоялки” готовы за деньги идти на любое дело. Пустоши и огороды, расположенные вблизи этой трущобы, весьма удобны для бегства при обходах полиции, что и приманивает сюда наиболее скомпрометированных бродяг и бродяжек»…

* * *

К концу XIX века в орбиту дачных предместий Петербурга прочно вошла и Поклонная гора, которую можно было бы назвать северными воротами в Удельную. «В ясный летний вечер с Поклонной горы можно любоваться Петербургом сверху вниз и чувствовать себя выше Исаакиевского собора, блестящего издали своею золоченой царской шапкой. Это, бесспорно, лучший вид на Петербург с суши», – говорилось в одном из путеводителей по Петербургу в конце XIX века…

О названии Поклонной горы историки высказывали немало предположений. По преданию, во время Северной войны шведы, убедившись в непобедимости русского оружия, посылали с этой горы послов к Петру I просить мира. Другая версия связана со старинным обычаем карел, древних обитателей этих мест, устраивать на возвышенных местах молельни, куда в дни, связанные с праздниками или важными событиями, приходили поклоняться языческим богам. Еще одно толкование связано с обычаем при въезде в город или выезде из него класть земные поклоны. Чаще всего это делалось с горы близ дороги.

С давних пор Поклонная гора относилась к владениям графов Шуваловых – Парголовской мызе. До 1877 года это был майорат, то есть по законам Российской империи земли считались родовыми и не могли быть проданы, переданы или завещаны кому-либо не из числа семьи владельцев без высочайшего на то разрешения. Разрешалось лишь сдавать отдельные участки в аренду, в том числе и на довольно продолжительное время. «Точно неизвестно, когда именно на землях графов Шуваловых возникли первые дачи и появились дачники», – отмечает краевед ЕИ. Зуев.

В книге А.Е Яцевича «Пушкинский Петербург», впервые изданной в 1931 году и переизданной в 1993-м, утверждается, что еще в 1832 году на даче, расположенной на Поклонной горе, жил Н.В. Гоголь. Сюда он переехал с наступлением лета из дома Зверков а на Екатерининском канале у Кокушкина моста. В конце июня того же, 1832 года, Гоголь уехал на родину и вернулся в Петербург в конце октября.

Спустя почти тридцать лет, в 1860 году, петербургский священник Ковалевский построил на вершине Поклонной горы, на участке, арендуемом у графа Шувалова, просторный особняк. Летом 1867 года на этой даче жила семья легендарного Генриха Шлимана – знаменитого археолога, отыскавшего золото на месте Трои. В письмах к отцу маленький сын археолога Сережа рассказывал: «Из дома отца Ковалевского на Поклонной горе видно море и село Коломяги…»

Как известно, в 1877 году возникло «Товарищество на паях для устройства дачных помещений в Шувалово». Его правление согласилось выкупить землю от границ Поклонной горы до Шуваловского кладбища у наследников графов Шуваловых. Те обратились к царю с просьбой разрешить продажу части своего майоратного поместья товариществу и в июле 1877 года получили высочайшее разрешение. После юридического оформления сделки купли-продажи товарищество занялось благоустройством местности и распродажей земельных участков под дачные поселки.

Спускавшаяся с горы в западном направлении Поклонногорская улица (ее название, как отмечают топонимисты, известно с 1887 года в форме Поклонно-горская, а с 1896 года – в современном написании) отделила Удельную от новых дачных местностей – Шувалово и Озерков (по мнению большинства краеведов, их слияние в одно целое окончательно произошло в 1893 году). Одновременно Поклонногорская улица служила в данном месте границей между городом и С.-Петербургским уездом.

«По Выборгскому шоссе, проехав Удельную, находится так называемая Поклонная гора, – рассказывалось в июле

1897 года на страницах „Петербургского листка“. – Гора эта к Озеркам представляет крутой песчаный обрыв. Тут, в особенности по праздничным дням, бывает немало гуляющих, главным удовольствием которых является восхождение и спуск с песчаного обрыва».

Дачи на Поклонной горе считались самыми здоровыми в санитарно-гигиеническом отношении, поскольку они располагалось на высоком месте, в окружении сосен. «В то время как дачники соседних с нами Озерков и Лесного не высовывают на улицу носа, из боязни утонуть в непролазной грязи, „поклонногорцы“, наоборот, блаженствуют и, как ни в чем не бывало, разгуливают вокруг да около своих дач, – говорилось в июне 1899 года в „Петербургской газете“. – Объясняется это тем, что наша местность возвышенная и сухая. Даже после самого проливного дождя через 5—7 минут все высыхает, как будто ничего и не было. Имеется у нас маленький еловый лесок, в некотором роде живописный и не лишенный поэзии, да жаль только, что разные бродяги избрали его местом дневного отдохновения».

Как отмечал тот же автор «Петербургской газеты» в 1899 году, поклонногорские дачники были очень довольны тем, что в это лето наконец-то появилась собственная аптека, – до этого за медикаментами приходилось ездить в Удельную или в Озерки. Аптеку на Поклонной горе устроил доктор, владелец местной кумысной фермы, и находилась она у него на даче[6]. Тем же летом во время «пушкинских дней», когда отмечалось столетие со дня рождения великого поэта, на одной из пустующих дач устроили частным образом детский праздник, посвященный памяти Пушкина. В нем приняли участие чуть ли не все дети поклонногорских дачников, читавшие по памяти стихи поэта…

На вершине Поклонной горы в 1880-х годах появилась дача в восточном стиле, принадлежавшая тибетскому врачу Петру Александровичу Бадмаеву[7]. В 1877 году он женился на молодой дворянке Надежде Васильевне Васильевой.

П.А. Бадмаев с женой Н. Васильевой. Около 1880 г.

Дача П.А. Бадмаева на Поклонной горе. Фото В. Муратова, 1970-е гг.

Семья вскоре стала расти, а по учению врачебной науки Тибета, первыми условиями здоровья детей являются чистый воздух и вода, незагрязненная почва, тепло и свет. Именно поэтому Бадмаев решил обосновать свое семейство не в центре города, за его пределами, вдали от фабрик и заводов, среди озер, лесов и живописных дач.

Бывшая дача П.А. Бадмаева на Поклонной горе, конец 1950-х—начало 1960-х гг. Фото А. Берковича

Бадмаев выбрал Поклонную гору – одно из самых высоких мест в северных окрестностях Петербурга. Здесь он купил участок земли и построил в 1880-х годах двухэтажный каменный дом с башенкой в восточном стиле. Автором проекта стал архитектор Евгений Львович Лебурде[8]. Строительный журнал «Наше жилище» причислял дом Бадмаева к одним из первых в России железобетонных зданий. Рядом возникло небольшое хозяйство (сам Бадмаев именовал свою дачу мызой), где держали коров, чтобы дети пили только парное молоко.

Дача П.А. Бадмаева на Поклонной горе. Фото конца 1970-х гг.

Поскольку приток пациентов к Бадмаеву возрастал, а ездить всем на Поклонную гору было не очень удобно, Петр Александрович устроил клинику в центре города – на Литейном пр., 16, где и вел прием больных. Но и после этого он продолжал принимать людей на Поклонной горе. Здесь же находилась аптека тибетских лекарственных трав. Большинство составных частей лекарств – травы, плоды деревьев – привозились из Бурятии, а некоторые из Монголии и Тибета.

«На Поклонной горе кроме основного здания с лесенкой-башней в восточном стиле имелась еще больница-санаторий и отдельно аптека, – вспоминала дочь П.А. Бадмаева Аида Петровна Гусева. – В первом этаже ее помещалась толкацкая – там сушили и толкли травы; лабораторная – там взвешивались и смешивались отдельные компоненты в единый порошок. Каждый порошок заворачивался в тонкую рисовую бумагу, затем порошки партиями отправлялись на Литейный»[9].

Здесь же, в доме на Поклонной горе, постоянно стажировались врачи Медико-хирургической академии. Здесь же Бадмаев работал над переводом на русский язык древних рукописей по врачебной науке Тибета «Жуд-Ши», зародившейся 3 тысячи лет назад в Индии.

П.А. Бадмаев с учениками школы на Поклонной горе

«Моя работа у Петра Александровича Бадмаева в качестве помощника, секретаря заключалась в том, что я участвовал в переводе на русский язык древних тибетских рукописей по медицине, – вспоминал юрист Евгений Иванович Вишневский. – Работа эта проводилась по утрам до отъезда Петра Александровича в город на прием больных. Собирались мы в комнате с круглым столом, рядом со столовой. Туда приносили коробки, в которые уложены были рукописи. Длина рукописи около метра, а ширина около 20 см.

Самая работа протекала так: на круглый стол ставили коробку с листами рукописи и приводили старика ламу. Его сопровождал молодой лама. Старика усаживали в кресло за столом, а молодой лама становился за кресло старика… Вынутый из коробки лист клали перед ламой. Он читал написанное и тут же переводил его с тибетского на бурятский язык. Петр Александрович, не садясь за стол, на ходу переводил слова ламы на русский язык…» Бадмаев получил разрешение открыть в доме на Поклонной горе бурятскую школу с программой классической гимназии.

П.А. Бадмаев. Фото 1914 г.

«В Лесном Корпусе, по Старопарголовскому проспекту, на даче № 79, принадлежащей Коллежскому Асессору П.А. Бадмаеву, находится с лета текущего года 37 мальчиков-бурят, присланных сюда из Читы находящимся ныне там названным Бадмаевым, – указывалось в сообщении, отправленном в октябре 1895 года попечителю Санкт-Петербургского учебного округа. – По собранным сведениям оказалось, что означенные мальчики, из коих трое православные, а остальные – буддисты, содержатся и воспитываются на средства Бадмаева под наблюдением его доверенного Статского Советника Павла Александровича Хвалынского, и для обучения их приглашены семь воспитателей, две учительницы и один православный священник, которые подготовляют упомянутых инородцев для поступления в разные учебные заведения столицы»[10].

«…Родственником моим по жене, коллежским советником Петром Александровичем Бадмаевым, прислано в Санкт-Петербург из Забайкалья 37 человек бурят, в возрасте от 9 до 20 лет, для воспитания и обучения под непосредственным руководством и надзором меня, а также и моей семьи, – говорилось в докладе статского советника П. Хвалынского попечителю Санкт-Петербургского учебного округа от 18 декабря 1895 года. – Задача воспитания состоит в ознакомлении учащихся с лучшими условиями и формами жизни культурных людей, в приучении их к правилам приличия, вежливости, чистоплотности и т. п. В настоящее время все ученики за исключением ламы Шейдора Бадмаева, имеющего в скором времени вернуться в Забайкалье, приступили к прохождению гимназического курса. Те ученики, которым прохождение гимназического курса будет не под силу, будут знакомиться с сельским, скотоводным и молочным хозяйством; с этим же хозяйством по мере возможности будут знакомиться и остальные ученики. Воспитание должно идти в духе Самодержавия, преданности Престолу и в строгом подчинении предержащим властям. Все либеральное, растлевающее, чуждое принципов государственности должно безусловно не иметь доступа к школе. И наконец воспитание в православной семье должно подготовить учеников буддистов, если будет на то Воля Божия, к принятию Православной веры Христовой, без которой немыслимо истинное просвещение»[11].

П.А. Бадмаев у своего дома на Поклонной горе. Фото 1916 г.

П.А. Бадмаев принимал самое непосредственное, чуткое и внимательное участие в судьбах своих питомцев. Свидетельством тому – его письмо принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому от 7 апреля 1900 года, в котором, в частности, говорилось: «Усердно прошу Вас оказать мне, моим племянникам и питомцам великую милость перевести их в следующие классы без экзамена, если только их находите достаточно трудолюбивыми. Я имею намерение послать их всех сейчас же для поправления здоровья на родину, они тогда вернутся к Вам осенью со свежими силами обновленные умственно и нравственно. Я давно хотел Вас видеть и обратиться к Вам с этой просьбой, но я нахожусь вечно в трудах, ежедневно от 6 утра до 12—1 ночи, только в Воскресенье остаюсь при семье»[12].

В школу Бадмаева потянулись бурятские дети из Аги, Читы, Забайкалья. Среди учеников был будущий глава буддийской общины в СССР хамболама Габоев Жамбал Доржи. Создав школу, Петр Александрович обратился в Министерство народного просвещения с просьбой предоставить школе статус государственной гимназии. Содержание гимназии он брал на себя. Тем не менее министерские чиновники отказали П.А. Бадмаеву…

В семье Петра Александровича Бадмаева и его супруги Надежды Васильевны было восемь детей. Внук Бадмаева, ученый-химик Н.Е. Вишневский, вспоминал: «По четвергам на Поклонной собиралась молодежь… Играли в городки, в теннис. Потом всех звали к обеду. За стол садилось человек двадцать… Вся атмосфера на Поклонной была очень доброжелательной. <…> По учению врачебной науки Тибета, окружающее нас пространство – тоже лекарство. Вот дед и стремился создать атмосферу всеобщей доброжелательности».

В 1900 году П.А. Бадмаев расстался со своим секретарем Е.И. Вишневским: тот женился на старшей дочери врача Надежде и уехал с ней к месту службы в город Луцк. Доктор дал объявление, что требуется секретарь с фельдшерским образованием. На свое объявление Петр Александрович получил несколько десятков предложений. Он сам объездил претендентов и остановился на Лизе Юзба-шевой, даже не видя ее, потому что ему понравился порядок в комнате и, особенно, на письменном столе. Елизавета Федоровна Юзбашева была старшей дочерью армянина штабс-капитана Федора Ивановича Юзбашева, служившего в кавказском корпусе русской армии. Постепенно войдя в курс дела, она стала его бессменной помощницей: помогала Бадмаеву на приемах, с 1903 года заведовала аптекой тибетских лекарственных трав в доме на Поклонной горе.

«Лиза Юзбашева была человеком очень цельным и вместе с тем обладала широким характером, – спустя много лет вспоминал ее внук, писатель Борис Сергеевич Гусев[13]. – Бадмаев понравился ей с первого взгляда; работая с ним, она все более поддавалась его властной натуре, обаянию его быстрого ума. Она не думала, как устроится ее жизнь в будущем, хотя ее ближайшая подруга Виргиния постоянно напоминала ей об этом и даже старалась познакомить с „хорошей партией". Но для Лизы это не имело смысла, ибо встреча с Петром Александровичем соединила в себе все: и любовь, и увлечение таинственной наукой Тибета. И случилось то, что должно было произойти: она стала гражданской женой Бадмаева, хотя между ними была сорокалетняя разница в возрасте». В октябре 1907 года родилась дочь Аида…

«По всеобщему мнению, отец был добрый человек, помогал бедным, – вспоминала впоследствии Аида Петровна. – Конечно, он был богат, но не все богатые делали это. И свое богатство он нажил колоссальным трудом… Он располагал к себе людей и в первую очередь больных, своих пациентов. Доктор он был замечательный… Окружающие люди любили его. Работал, не требуя тишины в доме. Ни вина, ни табака для него не существовало… Отец был очень религиозным человеком. В его кабинете в иконостасе стоял образ целителя Пантелеймона, там всегда горела лампада. Этот образ хранился матерью до 1937 года. По праздникам в дом на Поклонной приходил священник и совершал молебен».

Е.Ф. Юзбашева.

Фото из архива Н.Б. Роговской (дочери Б.С. Гусева)

Будучи студентом первого курса восточного факультета Санкт-Петербургского университета, Жамсаран Бадмаев 11 апреля 1872 года принял православие. Крестным отцом его стал тогда великий князь, будущий император Александр III. О своих убеждениях Бадмаев писал в феврале 1917 года в брошюре «Мудрость в русском народе»: «Я православный глубоко убежденный изучающий и стремящийся еще больше изучать основы христианства, знакомый с критическими взглядами на христианство. Я был буддистом-ламаитом, глубоко верующим и убежденным; знал шаманизм и шаманов, веру моих предков и с глубоким почитанием относился к суеверию. Я оставил буддизм, не презирая и не унижая их взгляды, но только потому, что в мой разум и мои чувства проникло учение Христа Спасителя с такой ясностью, что это учение Христа Спасителя озарило все мое существо…»

Е.Ф. Юзбашева с дочерью Аидой. Фото 1910 г. Фото из архива Н.Б. Роговской

Е.Ф. Юзбашева с дочерью Аидой. Фото 1911 г. Фото из архива Н.Б. Роговской

Своей государственной дипломатической деятельностью П.А. Бадмаев способствовал сближению России и восточных стран, а как врач и ученый, знавший и восточную и европейскую медицину, явился основателем врачебной науки Тибета в России. Его исследования и рекомендации по сохранению здоровья в различных экологических условиях, в том числе экстремальных, не имеют себе равных, как считают специалисты…

В 1988 году, после долгих лет непризнания тибетской медицины, репрессий по отношению к Петру Александровичу и его родным, а также ложного вымышленного изображения Бадмаева в литературе и кино советского периода, академик Академии медицинских наук СССР (Институт радиационной медицины) В.А. Матюхин в письме Б.С. Гусеву писал: «Позвольте поблагодарить вас за бережное отношение к трудам Вашего деда Петра Александровича Бадмаева и за выраженное Вами пожелание сделать эти труды доступными для научного мира…»

* * *

К востоку от Удельной, за Старо-Парголовским проспектом, простиралось вплоть до Пискаревки огромное лесное пространство. Сохранившаяся ныне его часть называется лесопарком «Сосновка». К концу XIX века эти места также вошли в «орбиту» дачного Петербурга.

«Дачи здесь расположены очень удобно в сосновом лесу», – говорилось о Сосновке в одном из путеводителей начала XX века. Как отмечал в ту пору один из современников, «по своему уединенному положению и почвенным условиям Сосновка может считаться самой здоровой из дачных местностей Лесной группы». Спустя два десятилетия историк П.Н. Столпянский в своей книге «Дачные окрестности Петрограда», изданной в 1923 году, полностью подтверждал это суждение, называя Сосновку «наиболее высоким и сухим уголком Лесного».

В той части Сосновки, что вплотную примыкала к Лесному и Удельной, еще в конце XIX века началась дачная застройка. «Сосновка, собственно говоря, – сплошной сосновый лес, в котором в настоящее время настроено уже много дач и большая часть которого, перейдя в руки частных владельцев, загорожена, – сообщал в конце 1890-х годов М.И. Пыляев. – Незагороженная часть Сосновки представляет собою излюбленное место прогулки дачников Лесного и наезжающих из Петербурга. В Сосновке по праздничным дням устраиваются на лесной поляне танцы под гармонику, привлекающие много публики».

В 1883 году весь этот обширный лес, вместе с бывшим имением Кушелева, приобрел один из самых богатых купцов того времени, тайный советник (по «Табели о рангах»)

Владимир Александрович Ратьков-Рожнов (1834—1912), занимавший с 1893 по 1898 год пост городского головы Петербурга, а с 1904 года – сенатора. Он являлся владельцем фирмы «Громов и К», специализировавшейся на переработке и торговле лесом и лесоматериалами, владел лесопильными заводами на Шлиссельбургском тракте и Орловской улице, складами на набережной Большой Невки, ему принадлежало около двух десятков доходных домов в Петербурге.