bannerbanner
Лука Мудищев (сборник)
Лука Мудищев (сборник)

Полная версия

Лука Мудищев (сборник)

текст

0

0
Язык: Русский
Год издания: 2012
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Иван Барков

Лука Мудищев

Неразгаданный апокриф Баркова

Ни один испорченный ум никогда не понял ни одного слова; и приличные слова ему ни на пользу, так слова и не особенно приличные не могут загрязнить благоустроенный ум, разве так, как грязь марает солнечные лучи и земные нечистоты – красоты неба.

Боккаччо. «Декамерон». Заключение автора

Несмотря на великие преимущества, коими пользуются стихотворцы (признаться: кроме права ставить винительный вместо родительного и еще кой-каких, так называемых поэтических вольностей, мы никаких особенных преимуществ за русскими стихотворцами не ведаем) – как бы то ни было, несмотря на всевозможные их преимущества, эти люди подвержены большим невыгодам и неприятностям. Зло самое горькое, самое нестерпимое есть звание и прозвище, которым он заклеймен и которое никогда от него не отпадает. Публика смотрит на него, как на свою собственность; по ее мнению он рожден для пользы и удовольствия…

А. С. Пушкин

Богатство, славу, пышность, честь – я презираю…

И. С. Барков

В литературе, как всегда, царит хаос. Нравственность агонизирует. В мирах Эпикура разбирают булыжник, а поэты наспех сбивают подмостки для бессмертия.

И тут на авансцене возникает Барков.

Он со всей молодостью обрушивается на фанфаронство и благочестие. Все эти господа и дамы, все эти пламенные любовники и законченные волокиты предстают во всей своей красе, предлагая воплотить самые нескромные желания.

Я видел, как один критик (порождение страсти извозчика и разговорчивой прачки) чуть ли не плакал, читая эти забавные и поучительные святотатства. Он был возмущен и называл сочинения поэта кощунством. Бедняге, как видно, необходимо было во что-то верить.

Выплеснуть за борт все эти сладострастные отравы – значит, унизить литературу. Неприятие эротических безумств равносильно самоубийству. Отвернуться от них – все равно, что сделать еще один шаг к собственной погибели.

Быть может, поэзия Ивана Баркова некоторым покажется игрой, чувственной гимнастикой, фехтованием в пустоте. Как же они будут наказаны!

Любой сноб, лишенный воображения, обречен подобно нашему критику превратиться в несчастнейшего из смертных и сделать несчастными своих близких. В двенадцать лет он полезет под юбку своей сестры, и, если случай не возвысит его над уровнем заурядных судеб, он, не дожив до сорока, испустит дух над очередным пасквилем.

Он изгнал чувство из своего сердца, и в наказание чувство отказывается вернуться к нему. Самое лучшее, что может послать ему судьба – это жестокий удар, которым природа поставит его на место.

Все чувства и все восторги заказаны этому человеку. Если же Господь по ошибке пошлет ему жену, этот посредственный господин будет унижать и растлевать ее, исходя из своих убогих представлений о добре и зле.

Необузданное пристрастие к морали порождает чудовищные и неведомые крайности. Не отсюда ли нелюбовь иконоборцев и мусульман к изображениям божества! Кто объяснит всю глубину раскаянья св. Августина, когда он отшатнулся от своего прошлого?

Удивительным человеком был Барков. Его стихи, если разобраться, это дифирамбы и панегирики. Даже простоватость и грубость, коими он наделял своих героев, служат к их чести и украшению. Словом, это ангельские сердца и светлые головы, напрочь потерявшие стыд.

Изображение реального, живого крестьянина – нелепая прихоть Спиридона Дрожжина; заглядывать в замочную скважину распорядителей жгучих нег позволительно лишь кабацкому завсегдатаю Баркову. Ведь показав без прикрас все пороки неутомимого лейб-улана – он, как это ни жестоко! – рискует всего лишь ослабить его боевой дух.

Вся несуразность и изобретательность, все чудачества и все запредельные мечты проступают в действиях его героев. Все они жертвы собственных порочных наклонностей.

Барков с легким сердцем рисует устрашающие, гротескные, шутовские картины. Никто, как Барков, не знал и не любил этот мир. Он не только проник в его альковные тайны, но вошел в доверие к его женам и любовницам. Он разделил с ними по-братски их тоску, одиночество, восторги и наслаждения.

Подобно тому, как Молиер вытеснил в свое время «Мениппову сатиру», Барков со всем темпераментом и пылом выставил за дверь сумароковскую музу, кряжистую и грузную торговку с Охотного ряда.

Именно Барков перевернул тогдашний литературный мир вверх дном. Даже спустя три столетия его победа выглядит ошеломляющей. И великий Ломоносов, бессмертный собутыльник Ивана Семеновича, почувствовал это один из первых.

Обстоятельства смерти Баркова остаются не вполне ясными до сего дня.

В рассказах очевидцев, полных противоречий и странных подробностей, кое-что сомнительно, а о многом вообще умалчивается. Относительно места и часа смерти, а также последних слов покойного показания расходятся.

Последние слова поэта, произнесенные им в присутствии заслуживающих доверия свидетелей, обсуждаются до сих пор; нас уверяют, что это было не просто прощание с миром, а прорицание, пророчество, полное глубокого смысла, как выразился один экзальтированный современник.

Несмотря на свидетельства столь располагающих к себе господ, находятся все же люди, подвергающие сомнению достоверность не только великолепной предсмертной фразы, но и всех других событий этой невероятной жизни.

Одни утверждают, что вся эта история поэтического гения просто грубое надувательство, измышление плутов и горьких пьяниц, негодяев, стоящих вне закона и выброшенных из общества (всех эти собутыльников Баркова, по мнению других, следовало бы упрятать за решетку, вместо того, чтобы разрешить им кабацкие увеселения в объятьях таких же падших женщин).

Многие, безо всяких оснований, сваливают на его дурную компанию ответственность за нищенское существование, которое поэт вел, когда стал позором изящной словесности и доставлял добропорядочным согражданам одни огорчения.

Барков отнюдь не был человеком уважаемым и достойным, несмотря на восхищение, которое окружало его на самом дне отчасти за то, что ему удивительно везло в любви, отчасти за способность употреблять зелье в неограниченных количествах под аккомпанемент срамных стишков.

Но вернемся к нашим неутомимым критикам. Уж не ждете ли вы, что Барков поднесет отрезвляющего зелья после ваших нелепых оргий? Или одна из кабацких Венер – Пеннорожденная или Продажная – облегчит ею же вызванные муки? Что бульварные девки обратятся в преданных сиделок, когда наступит для вас день раскаянья и расплаты? Вряд ли вы вкушаете нектар из амброзии и отбивные из паросского мрамора!

В конце концов, сколько же вам дадут в ломбарде за еще одну разбитую жизнь?


Виктор Пеленягрэ


На взятие Измаила

Залетный лейб-улан затеял спор с пиздой,Как пахотник взорлил над взрезанной браздой;Впряженный хуй стоит, его послушный воле,С прилежной силой он легко взрыхляет полеИ, дерзкий взор подняв, к властителю небесВзывает без стыда: «Я твой солдат, Зевес!..Такой же вырвигвоздь». – Зевес: «Какого хуя?»«Европу точно так когда-нибудь нагну я!»

Silentium[1]

Ты в пурпур нег ее облек,Ее уста замкнул устами;Ты Бог, ты царь, ты, человек,Растлил ей разум словесами.Не так ли птицы в майский деньВозносят пение и свистыИ, парами сбиваясь в тень,Живят вертепы каменисты.Ты прямо в сердце льешь лучиИ прохлаждаешь тем от зноя,Ревет Флегей, погибла Троя,Я вся горю… Молчи, молчи!

Свидание

Как тот юнец, манерно-угловатый,Твоих колен влюбленный соглядатай,(Запретных книг прилежный ученик!)В гостиной перед ужином возник,Неясными желаньями распятый.И вот стоит – не дышит! – за спиной,Два языка даны душе одной…О, как хотелось вымолвить признаньеИ тут же удержаться от рыданья, —Не знает, как вести ему с тобой.А что же ты? Уняв мгновенный трепет,С улыбкой ты готова слушать лепет;Предчувствуя понятную нам дрожь,Ты думаешь: зачем он так хорош?

Похвала

Хвали Венерин взор, всея земли языки,Воспойте же пизду, все малы и велики,Что милостью своей любить заставит нас,И будет хуй стоять отныне всякий час.

Случай

Пииту вздумалось красотку,Резвяся, поимать;И ну давай топтать молодку,И ну давай топтать!Прекрасна пленница краснеетИ рвется от него,Пиит лишь пуще вожделеетОт случая сего.Она зовет свою служанку,Чтоб с хуем совладать;Заслышав эту перебранку,На крик явилась мать.И, глядя, как пиит лобзаетИ в перси, и в уста,Родительницы сердце тает,На то и красота!Она на ложе к ним стремитсяОт случая сего;Спешит она разоблачиться,Журя за шаловство!Как мать, останься непреклонна,Согласием дыша,Сравняйся с ней, где сопряженнаС любовию душа!

Старичок

С кем ты водишь хоровод,Косолапый мишка?Третьи дни меня ебетЮркий старичишка.Нивы град Господень бьет,Молния сверкает,Старичишка все ебет,Скуку разгоняет!Не могу ни встать, ни сесть.Сено гнет солому.Пропадай, девичья честь,Мне б дойти до дому!Тучки по небу плывут,Дождик льет, похоже,Как же старички ебут,Помоги им Боже!Так и эдак повернет,Экий шалунишка!Так вот детство и пройдет,Косолапый мишка!

* * *

В недремлющей нощи мне слышен смех блядейОт Иберов до вод Курильских,От вечных льдов до токов Нильских,Ебется всяк… чем старе, тем сильней!Хоть попусту я век прожил, презренный,По смерти у блядей я стану драгоценный!

Великий самодержец

Хуй – великий самодержец.Непокорный, достославный!Сколько подданных красавицПод его главой державной?Герб его – пизда с пробором,Где под грозные указы, —Соловьи поют рулады,Ручейки лепечут сказы.Под луной его солдатыПо борделям маршируют.Средь цветов благоуханныхБляди весело пируют.Ах, не он ли ночью луннойПостучится в дверь, малютка,Значит, есть любовь на свете,Значит, это все не шутка!Только в нем сама природаВсе безумства заключила,Чтобы ты пиздой с проборомВерность королю хранила.По разложенной постелиМы запрыгаем, как дети.Легкий ветер нас накроетСнегом липовых соцветий.Ах, не ты ли в лунном светеПокатилась в путь наклонный?Хуй – великий самодержец,Правит, вновь непокоренный!Не страшны ему заклятья,Не горит он и не тонет,И с чего бы так малюткаНа перинах жарких стонет?И в счастливом нетерпенье,Без конца его лаская,Вновь пронзает болью сердцеПрямо у порога рая!Хуй – великий самодержец,Не король, а загляденье,Ты его целуешь в губкиИ торопишь упоенье.На колени все! молитесь!Чтобы вас он не оставил,Чтобы он по всей вселенной,Как и прежде, гордо правил!

Не ведая утех иных

Вседневно ахи умножая,Всечасно прелестьми маня,То в неге страсти замирая,То сладким голосом стеня!Как ты была в любови нежна,Как ты меня к себе влекла,Когда, раскинувшись безбрежно,В грехе постыдном возлегла.С тех пор гляжу на тя и млеюИ еблей укрощаю пыл,Вседневно я пиздой владею,Всечасно я лишаюсь сил!Грущу, мятусь, люблю, страдаюЗаразой прелестей твоих;К бесчестию твой стан склоняю,Не ведая утех иных.Пленясь продажною красою,Я сердце в жертву приношу,Лишась свободы и покою,Другова счастья не прошу!

Зефир

Люблю тебя ласкать очами,Хмелея от заморских вин;Люблю в тебе искать губамиБлагоухающий рубин.Люблю смотреть, как ты, вияся,Сгораешь в медленном огне,А взор твой детский, чист и ясен,Когда скользишь ты на спине.Ах, этой страсти бездорожье,Ах, эти ямочки ланит!Как трепетно твое межножьеЗефир лобзаньем пламенит.Со мной ли под луной безмолвнойПотонешь в ласках огневых,Когда невинный, страсти полный,В тебя войдет мой жаркий стих.

Tristia

Среди пиров, среди блядей,Среди классических страстейДуши высокой и греховной,Пизда с небес спустилась к намС мечтами, таинствами, мглами.И нет преград меж ней и нами,И ходит, ходит по рукам!..

Баллада

Вам, шлюхи уличные, вамСлагал я горестные пени,Над кем глумились по ночамПо всем вертепам-кабакам,Где шваль стояла на измене;А что теперь? Мир глух и нем.В прах обратил Господь Эдем!Распутницы, что кажут намВсе прелести на этой сцене,Где открывался в сердце храмИ, вызов бросив небесам,Спешил раздвинуть я колени.Так насладившись чем-ничем,В прах обратил Господь Эдем!Когда бы встретиться всем нам,На солнце выбежать из тени;Под ветра свист иль птичий гам,В мороз и в дождь я верил вам,Где рай зиял в неверном крене.Пусть дело дрянь, и я ни с чем.В прах обратил Господь Эдем!

Скорбь-невзгода

С кем вы, бляди-потаскухи?Пал туман – одни старухи.Без конца любви хотят,Кораблю пристать велят!Скорбь-невзгода отзовется,О пизде молва плетется;Блядь с распущенной косойСмотрит сморщенной каргой.Не смахнуть с груди усталойТу напасть рукой удалой.Как о прошлом ни жалей,Не вернуть уж тех блядей!

Огнь любви

Ты хочешь, ангел мой прелестный,Чтоб жертвенник я твой почтил?Не я ли огнь любви чудесныйБез промаха в тебя вместил!Тот огнь могучий, в битвах смелый,Ликует, гнется и звенит,И ум твой детский, ум незрелый,Всю эту мощь постичь спешит!И старец в ебле закаленный,И робкий школьник – тут как тут,И даже пастырь умудренныйТебе сердечну дань несут.Один – я видел – все вздыхает,Другой в мечтах своих парит,Когда же огнь любви играет,Нахал краснеет и молчит.Лишь я один, о Боже! Боги!..Сей дани не хочу платить,И вверх твои забросив ноги,Хочу все грезы воплотить!

Два стихотворения

1

Ну как ты там теперь одна,Красотка, дурочка, Психея?Как изменился вкус вина,Как шумно плещется волна,Навзрыд цитируя Алкея!И время прочь в такие дни,О чем ты плачешь? Дай мне руку.Ведь мы опять с тобой одни,Пересекаем вплавь разлуку.

2

На корабле открылась течь,Все ближе бездна океана;Игра с тобой не стоит свечВ последний час Левиафана.Мой голос сдержанно звучал,Рыдали трубы и фаготы;Я покидавшим честь отдал,Когда сводил с любовью счетыИ взглядом шлюпки провожал.

В пропастях

Какая грусть! конец романа.Опять мосты нас развели.Неужто мы навеки, Анна,Исчезнем в пропастях земли?А в небе ни клочка лазури,А в доме пусто и темно,Какие в сердце пели бури,Какое пенилось вино!Чего я жду? иль может статься,Бывалой жизнию дыша,В другую плоть переселятьсяЗаране учится душа?А я, подхваченный забвеньем,Еще живу, еще дышу…И с замираньем и волненьемСебя мечтами извожу!

Стыд

Сто раз ты меня обнималаИ с криком тоски раздевалась,Губами ловил твои грудиИ красный насмешливый рот;О, как ты колени сдвигала,О, как ты в любви повторялась,И стыд, словно сон, разгоняла,Встречая неверный восход.А то, что ночами шептала,Со мною в разлуке умрет!

Лейб-улан и Аннет

Ода

торжественная Ея ебливому Сиятельству

Всепресветлейшей красавице Анне Алексеевне,

на преславное Ея восшествие на престол

лейб-гвардейского конного полка

Его Императорского Величества

марта 22 дня 1759 года.

В изъявление истинной радости

и верноподданного усердия

искреннего поздравления

приносится от всеподданнейшего раба

Михайла Лобанова

I

Внемлите все пределы светаИ ведайте, кем стал Эрот;Стоит, как есть нагой Аннета,Ликует церьковь и чертог.Еще вчера была невинна,В напастях и делах едина,Но день прошел, и два, и вот:Краса над миром хуй восставит,Когда гвардеец позабавитВозлюбленной пурпурный грот!

II

Ах, лейб-улан, сколь ты ужасенВ полях противу всех врагов,Сколь хуй твой в ножнах безопасен,Аннета не находит слов.Полки сражая, ты воюешь,Над грешной плотью торжествуешь,То буря здесь, то тишина,Ты с упоеньем входишь в АннуВо дщерь желаньями венчанну,И нет покрышки в ней, ни дна!

III

Давно ли верная супруга,Взведенная на шаткий трон,Краса и честь земного круга,Прекрасная со всех сторон,Неверному сему героюСреди пылающего строюОткрыла тайну тайн Аннет?Военно сердце умягчает,Все шире ножки раздвигаетРазженный яростью Магмет.

IV

Любовь! любовь над полем мирнымМягчит неопытны сердцаИ, как дыханием зефирным,Коснется бледного лица,Вливает благосклонность в нравы,Не умаляя бранной славы,Трудится пылкий удалец;Победой путь свой украшаетИ в жаркой битве возвышаетАннеты своея конец!

V

Когда движением свободнымВлеклись мы по твоим следам,Ослабу нравам благородным,Аннета волю даст слезам;Мы кротости девиц навыкнувИ к телу жаркому приникнув,Судьбину тщимся отвратить;Глядишь, Аннет на все готоваИ ножки раздвигает сноваИ тщится хуй в себя вложить!

VI

А есть ли кто на свет рожденный,Чей торжествующий ЭротПредался в руки побежденной,О стыд, о странный оборот!Когда любовные трофеи(Ах, лейб-уланы, ах, злодеи!)Приобретут в напрасный дарИ данную девицей веру,Тебе, Аннета, нет примеру,И не отводишь ты удар!

VII

Неужто вся любовь к Аннете,Аннетина любовь к тебе,Единый дар на этом светеИ небо верно сей рабе?Без усыпляющего звукуТы хуй вложил Аннете в рукуИ нет превыше сих наград.О, сколь свидание прекрасно,О сколь виденье любострастноПизды ея волшебный клад!

VIII

Не мрак ли меж грудей носился?Или открылся бездны зев?Гвардеец наш с Аннетой слилсяИ произносит глас таков:Тебя я покидать не стану,На то ли вселюбезну АннуВ супружество я поручил?Дабы через меня стихия,Под игом страсти роковыяМеня любви Эрот лишил!

IX

На то ли ночи все несчетны,Где сладко пели соловьи,Разрушились и были тщетныПлоды Аннетиной любви;На то ль воздвиг я хуй священный,Дабы вконец тобой прельщенный,Растрачивал все даром пылИ вместо родственной девицыТревожил блядские цевницыИ грешным ангелам служил?

X

Аннет, красавица, спокойся,Мы помним тьмы твоих заслуг,На ложе брачном ты устройся,Твой труд меж нами жив вокруг.Не предадим твоей любови,Не пощадим последней крови,Спешим Аннету мы покрыть;Вослед мужьям твоим ревнивым,Любовникам нетерпеливым,Любезным и примерным быть!

XI

Что чаяли вы, невски бляди,В великий оный громкий час?Согласно ебле, христа ради,Веселый возвышали глас!Забуду ли Аннет присягу,Благословенную отвагу,Коль еть мне, как закрылся день;Нам здешние любви валторныНапомнят эти груди полныИ сладких звуков дребедень.

XII

Среди избраннейших героев,Между немыслимых хуев,Среди непобедимых строевПизда не ведает оков.И нежность пола уважаетИ страстью храбрость украшает,Обеими сердца влечет;Всяк видя, следует за нею,Гласит устами и душею:Приди на хуй, моя Аннет!

XIII

Гряди, невинная отрада,Гряди, терзание сердец,Пизды всевышняя услада,Поставь желаниям конец!И оправдай мою Аннету,Всему доказывая свету,Что полная триумфов блядьПостыжена разгульным миромИ только хуй почтен кумиром,Пизду приемлет в жертву дать.

XIV

Уже нам лунное светилоСвое пресветлое лицоПиздой роскошною явило,Лучей небесных во венце.Туманы, мраки разгоняяИ радость нашу предваряя,Мой хуй любовью оживит;Во всей красе себя являетИ ебля взоры услаждает,Ко всем хуям пославши стыд.

XV

В удвоенном альков наш блескеТоржественный подъемлет шум,При громком восхищаясь плеске,Смущает еблей праздный ум.Взирая на сию забаву,На мысль приводит прежню славу;В лугах, по стогнам, по домамЕбется множество народу,Пизду подъемлет, как свободу,И хуй возносит к небесам.

XVI

Теперь Аннета на диванеЗа гордость свержена лежит,А только хуй, как в том романе,С благоговением стоит.Хвалу на небо воссылаетИ купно над пиздой пылаетО целости ея и нас,Что Вышний, крепкою десницейАннету нам подав царицей,От гибели невинных спас.

XVII

Услышьте, ебари земные,И все державные главы,Как всюду страсти роковые,От буйности блюдетесь выИ дев таких не презирайтеИ все безумства исправляйтеВы ебли каторжным трудом.Заменит вам Аннет Европу,Не путайте с пиздою жопуИ Бог благословит ваш дом.

XVIII

О коль велико, как прославятТу еблю верные раби,О коль опасно, как оставятОт тесноты своей, в скорби!Внимайте пылкому примеру,Любите их, любите веруОна – свирепости узда;Сердца влюбленных сопрягаетИ вам их верно покоряет,Как неприступная пизда!

XIX

А вы, которым еть АннетаДает уже от малых лет,Такой пизды в пределах света,Такой в других державах нет.Храня своим поэтам дружбу,Позволила пизду на службуБеспреткновенно приносить;На то ль склонились лейб-уланыИ кирасиры-истуканы,Чтоб хуем бездну покорить.

XX

Лежит, лежит Аннет меж намиВ пределах юности своей,Считает нас давно рабамиВ противность истины вещей.Исчислите тьму сильных боев,Запечатлейся вид героев —От крепостного до Царя,В суде, в полках, в морях и в селахВ своих и на чужих пределахИ у святого алтаря.

XXI

А коль Аннет благополучнаИ будет россами владеть,И в свете славою созвучна,И всякий хуй в руке иметь,Тебя толь счастливу читаем,Аннета, в коей признаемВ единой все желанья вдруг:Пизды желанной справедливостьИ томной жопы прозорливость,И истинный геройский дух!

XXII

Восьмнадцать лет ты украшалаБлагословенный хуй Петров;Блядям на Невском подражалаВ ебливой красоте даров.И, услаждая покоренных,Святых, гражданских и военных,Склонила высоту небес;От злой судьбы тебя избавить,Над хуем царствовать заставитьИ отереть нам токи слез.

XXIII

Ах, лейб-уланы, торжествуйте,Взошла Аннета на престол.Мужья неверны, ликовствуйте,Шумя, крутитесь под подол.По всем борделям возгласитеИ нашу радость возвеститеИ бывши скорби забывай;Она все страсти успокоитИ меж ногами нам устроитЕдиный мир, прекрасный рай.

XXIV

Герои храбры и усерды,Которым хуй любовь открыл,Приять дары Аннеты твердыПротиву беззаконных сил.В защиту нашей героине,Красуйтесь, веселитесь ныне!На вас лавровые венцыВ несчетны веки не увянут,Доколь гвардейцы не престанутЕбать Аннет во все концы!

Царь-девица

Царь жила-была девица,Сладострастна, бледнолица;Как ебать ее, дивясь,Было, не перекрестясь!Очи светлы, голубые,Огнь-уста, власы златые,Шепчет русска старина:Всем давала еть она!Земледельцам и гусарам,Молодым певцам и старым,Россы, гунны, скифы, чудь, —Всех прельщала эта грудь!Нет, не счесть нам человековДнешних и грядущих веков,Кто не льстился ввек хотетьЦарь-девицу поиметь!На пирах иль в чистом поле,В крепостях или на воле,Сколько радостей прямыхДля утех и ласк самих!Там веселия сердечны,Там блаженства бесконечны,Пурхает вкруг роз Зефир,Красота от звуков лир!Бог любви и восхищенья,Вновь дарит нам наслажденья,Осчастливь сим, красота,Чтоб с тобой спрягать уста!Блещет Питербурх женами,Всех красавиц чудесами,Царь-девица всех милейГрудью пенною своей!Страсти жаркое дыханье,Белых лядвей трепетанье,За певцом тииским вследЕблей забавляем свет!Вейся, вейся ветвь цветуща,Прелести мужьям дающа;Сладко сок мне Вакха пить,С царь-девицею шалить!Удовольствий чувство полно,Сколь раскинемся нескромно,Веткой чресла щекочи,Если спросит, кто? – молчи.Вижу, вижу; как в тумане,Царь-девица на диване,Мне нашептывает вслух:«Ты почто затих, мой друг?»В жилах хлад я ощущаю,Падший, вяну, умираюИ в объятьях дорогихРечь немеет уст моих.Пуст колчан и лук изломан,В кандалы Эрот закован,Клонит голову ко сну,Камнем вниз пошла ко дну.Что сказать мне в утешенье?Сердце! бодрствуй в сокрушенье,Царь-девица вся в кровиОт смертельныя любви!

Стойкий витязь

Стоит – за страсти роковые,

За всех развенчанных блядей,

За девьи грезы молодые,

За жен и вдов души моей.

ЛобановО, стойкий витязь! Ты печален,Упал с поникшею главой;Ты грезишь, мрачный и немой,Среди могил, среди развалин;Ты помнишь в зареве ночейСледы мучительных страстей!И неужель трава забвеньяПокрыть сумеет эту брешь,Ты – рок: убей или утешьВ победной жажде наслажденья.А мы… нам долго цепи влечь,Покуда в ножнах грозный меч.Воспрянь, ебическая сила,Любовных странствий ураган;Давно ли страсти пел боян,Когда луна в бою всходила?Пускай на грозный твой булатВалятся бляди – ряд на ряд!Не гордый дух завоеванийЗовет булат твой из ножон,За честь мужскую грянет онВ твоей опомнившейся длани.Над бездной сих нескромных чарНе промахнется твой удар!Пребудь отважным, как свобода,И быстрым в ебле, как перун,Будь вездесущим, как природа,Как это солнце, вечно юн.В летучей жизни ты моейВобрал всю радость прошлых дней.О, стойкий витязь обольщенья,Пизды неверной властелин,Ты – огнь, ты гордый исполин,Восставший над травой забвенья.Во прах, красавицы, во прах,И пламень Тартара в очах!Когда сквозь частокол объятийТы грозным кинешься на бой, —Кто сильный сдержит пред тобойДевиц тьмочисленные рати?Кто сгонит бледность с их лицаПри виде гневного бойца?Рука возлюбленной сильнееРуки, измученной веслом, —Так с неба падающий громПодводных рокотов звучнее.Так песнь любовная звончейГлухого скрежета цепей!Где ты, краса минувших лет?Подняв холодные железы,Я на тебя смотрю сквозь слезы,Кумир разгула и побед,Но точно гром небесных кар,Не знает промаха удар!
На страницу:
1 из 2