Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения

Вадим Россман

Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения

Вступительное слово

ВАДИМ РОССМАН написал замечательную книгу, которая масштабна и энциклопедична по своим задачам и намерениям. Ему удалось на небольшом количестве страниц рассказать о том, как люди строят свои столицы, почему они делают это и зачем, как они перемещают их, создавая новые столичные центры. Собрав и проанализировав историю десятков столичных городов, он предлагает калейдоскопический взгляд на одно из ключевых явлений городской жизни – явление приматного города (primate city). Россман не просто представляет хронологию разрозненных историй, разделенных во времени и пространстве, но создает единый последовательный нарратив, который предлагает нам, живущим в данную историческую эпоху, несколько важных уроков.

Первый из этих уроков состоит в том, что перенос столицы является нормальной частью политической жизни. Как жителю Вашингтона мне иногда хотелось бы думать, что столицы являются неподвижными и статичными. Но они, конечно, не являются таковыми и никогда не были вполне устойчивыми. Сколько было столиц в Соединенных Штатах Америки? По крайней мере девять с того момента, когда начался процесс отпадения США от Британской империи[1]. Более того, рассмотрение различных сценариев развития и кандидатур на роль новой столицы продолжалось и в XIX веке, когда сторонники продвижения на запад выступали за перенос столицы в другой город на берегах реки Миссисипи, предлагая, например, кандидатуру Сент-Луиса.

Как свидетельствует американский опыт, столицы переносятся по многим причинам. Они могут переезжать в близлежащий город на короткое время в ответ на военную оккупацию силами противника. Они могут перемещаться в соответствии с курсом смены региональных или политических интересов. Они могут возникать как физическое выражение нового политического режима или идеологии. Если даже такое относительно молодое государство, как Соединенные Штаты Америки, неоднократно прошло через процесс смены столицы, то в государствах Европы и Азии с их многовековыми историями и традициями подвижность столичного города была значительно сильней. Оставляя в стороне примеры столиц древней Руси, а также других государств, которые периодически возникали на территории современной Российской Федерации, заметим, что только Российское государство после 1169 г. перемещало свои столицы четыре раза. Столица пребывала во Владимире (1169–1327), в Москве (1327–1712), Санкт-Петербурге (1712–1918) и опять в Москве (1918 – по настоящее время). Эти перемещения представляли собой драматические изменения в структуре российских элит, власти и в экономических реальностях. Между тем эра множественных столиц в Соединенных Штатах в период завоевания независимости сходным образом повторилась и воспроизвелась в целом ряде государств, освободившихся от колониального господства уже в XX веке.

Эта ситуация, как прекрасно демонстрирует Россман, имеет древнюю предысторию. Автор выявляет множество неочевидных закономерностей в этих процессах. Предлагаемый им анализ этого вопроса умело опирается на множество примеров, которые позволяют идентифицировать большое количество проблем и закономерностей, определявших жизнь столичных городов на всем протяжении мировой истории. Чрезвычайно интересен, например, анализ переноса столицы из Рима в Константинополь. Важно отметить, что сравнительный анализ, проделанный автором, особенно ценен, потому что включает в себя множество азиатских городов и цивилизаций наряду с западными, более знакомыми российской и европейской читательской аудиториям. Таким образом, перенос национальных столиц с самых древних времен и в разных географических условиях предстает как часть естественного цикла истории и что в самом этом явлении нет ничего необычного, сингулярного или уникального.

Монография примечательна и по другой важной причине. Автор не просто рассказывает историю перемещений столиц, но пытается создать теоретическую рамку такого переноса, а также анализирует успешные и катастрофические примеры, опыты успеха и фиаско переносов столиц. Разумеется, критерии успеха зависят в первую очередь от причин, вызвавших это решение. В то время как причины и критерии успеха исторически изменчивы, мотивации переносов неизменно остаются прежде всего политическими. Россман отстаивает точку зрения, согласно которой достижение политических целей через механизм переноса столицы во многом зависит и основывается на успешности или неуспешности политической системы, предпринимающей подобный шаг. Другими словами, акт переноса столицы сам по себе не может разрешить того спектра политических проблем, которые перед ней стоят. Он может только помочь политической системе должным способом ответить на вызовы времени. Столица не станет успешной, если политическая система, которая создала ее, является несостоятельной.

В период, когда многие политические режимы рассматривают возможность переноса своих столиц – Казахстан и Бразилия уже пошли на этот шаг – эта прекрасная книга является отличным напоминанием о том, что подобные переносы являются нормальным явлением, явлением, которое сотни раз имело место в истории. Еще более важно то, что книга служит дополнительным напоминанием о том, что перенос столицы сам по себе не может решить глубоких структурных, демографических, политических и экономических проблем, стоящих перед государством в каждый конкретный момент. Задача и вызов времени состоят не просто в том, чтобы построить успешный столичный город (и существуют десятки способов и критериев оценки их успешности); задача состоит прежде всего в том, чтобы построить и утвердить успешное государство.

Блэр А. Рубл, Институт Кеннана,

Директор программы по глобальной устойчивости и адаптивному развитию.

Вашингтон, Округ Колумбия, 1 марта 2013

Предисловие

Непосредственным поводом для написания данной книги стали размышления о возможности и желательности переноса столицы России. На мой взгляд, в настоящих дискуссиях по этому вопросу, которые периодически возгораются и гаснут в публичном пространстве России, отсутствуют достаточная строгость и структурированность. На очередном их витке важно взглянуть на эту проблему более систематически и в более широкой исторической перспективе, попытавшись охватить многообразие форм, аспектов, стратегий, мотиваций и исторических прецедентов, относящихся к мировому опыту в этой области. В таком случае обсуждение этого вопроса может стать более конструктивным.

Однако интерес и актуальность этой темы не исчерпываются российскими дебатами и в не меньшей мере определяются текущими глобальными процессами за пределами России. Переносы столиц становятся все более распространенным явлением в мировой политической практике. Вторая половина XX века в целом была ознаменована беспрецедентным ростом количества столиц вновь образовавшихся государств. Если в 1900 году в мире было всего 40 столиц, то к 2000 году их было уже более 200, то есть за сто лет общее количество столиц суверенных государств выросло более чем в пять раз. Другим знаменательным моментом этого века были достаточно частые переносы старых столиц на новые места, которые происходили на всех континентах и во всех регионах мира (см. таблицу 2 в приложениях). Согласно подсчетам российского географа Сергея Тархова в XVIII–XXI веках – в грубом приближении с эпохи Французской революции – столицы были перенесены в общей сложности в 69 странах мира (Тархов, 2008). При этом парад новых столиц государств, освободившихся от колониального господства, парадоксальным образом совпал с тем, что некоторые социологи назвали закатом идеи национального государства и с подъемом глобальных городов (Бауман, 2006; Sassen, 2011).

Во многих странах переносы столиц были успешно или относительно успешно осуществлены (Бразилия, Казахстан, Австралия, Германия, Нигерия, Белиз, Бирма, Пакистан, Турция, Малайзия). В других были сделаны важные шаги для реализации этих планов и началось строительство новых городов (Афганистан, Объединенные Арабские Эмираты). В третьих приняты принципиальные решения о переносе столицы, хотя до сих пор не были найдены окончательные кандидаты на эту роль или подходящие механизмы для осуществления этих планов. В таких странах, как Иран, Япония, Египет, Индонезия и Либерия, дискуссии о городах-кандидатах, различных опциях и возможных сценариях продолжаются. В целом ряде стран в ходе воплощения планов – во многих случаях уже по ходу строительства новых городов – возникали проблемы (финансовые, юридические или связанные со сменой политических лидеров), в результате чего принятые проекты были отложены, свернуты или заморожены. Примерами таких стран являются Аргентина, Венесуэла, Южная Корея, Монголия и другие; здесь обсуждаются или корректируются первоначальные проекты переноса столичных функций (см. табл. 3 в приложениях).

Наконец, в десятках стран ведутся интенсивные дискуссии о переносе столицы, публичные, конституционные или парламентские (в Тайване, Таиланде, Непале, Бангладеше, Венесуэле, Китае, на Гаити, а также во многих африканских странах, среди которых Зимбабве, Кения, Гана и Сомали). К этой же группе стран относятся некоторые постсоветские государства – Киргизстан, Таджикистан, Грузия, Азербайджан, Армения и Украина. Вопрос о переносах столицы вставал также на повестку дня и в некоторых крупных западноевропейских странах, таких как Франция или Великобритания, хотя здесь эти дебаты носили или носят, скорее, маргинальный характер.

Интересно понять общие элементы, последствия и импликации этих процессов для логики глобального развития. Каковы общие тенденции, которые в них отражаются? Как изменения характера политических центров вписываются в процессы глобализации, тенденции которых, казалось бы, им противоречат? Как соотносится парад новых столиц с распространенным тезисом об упадке национального государства и о подъеме и тотальном господстве глобальных городов в современную эпоху? Что в этих процессах является универсальным, а что специфическим для конкретных стран или регионов? В каком контексте и в каких категориях можно лучше осмыслить этот опыт? Какие методологические подходы и модели используют ученые и политики для анализа эффективности и реалистичности подобных проектов? Как можно примирить различные дисциплинарные подходы – а иногда и дисциплинарные предрассудки – в оценке этих планов? Насколько успешными можно считать уже осуществленные переносы столиц и как можно измерить их успех? Что может выступать более адекватным критерием их оценки – экономическая эффективность, к которой часто апеллируют их инициаторы, или какие-то иные параметры? Насколько выбор столичного места должен быть санкционирован специфическим географическим положением или другими особенностями места, которое предлагается на эту роль? Иными словами, существуют ли «правильные» места для столичного города? Обнаруживаются ли такие «правильные» места в процессе поиска или они придумываются и конструируются по каким-то особым законам?

К сожалению, насколько известно автору данной работы, в мировой литературе по урбанистике и политическим наукам явления такого рода еще не вполне отрефлектированы. Мало кто из авторов множества прекрасных и подробных описаний новых столиц, их планировок, истории, переименований или переносов, предпринимал попытки систематического осмысления переносов столиц как класса политических событий.

Тому, вероятно, есть несколько причин.

Многим историкам и политологам расположение столиц кажется явлением достаточно случайным, диктуемым конъюнктурой конкретных исторических ситуаций. Поскольку решения по этому вопросу принимаются отдельными правителями, существует соблазн рассматривать эту тему через призму субъективных и волюнтаристских решений, в которых по определению не может быть универсальной системы координат и объективной точки отсчета. В результате широко распространен нигилистический подход, согласно которому в этой области не может быть никаких универсальных закономерностей и общих схем принятия решения.

Исследование различных существующих моделей также трудно уместить в рамки дисциплинарно единого и целостного исследовательского проекта. Сложность такого рода исследования состоит среди прочего в его многоаспектности и неизбежно междисциплинарном характере. В выборе новой столицы часто присутствует слишком много различных переменных, которые редко поддаются всестороннему учету. Тема столицы, столичности и смены столиц в целом кажется слишком большой, многоаспектной и идеографической для общего теоретизирования, широких обобщений и универсальных рекомедаций. Здесь сам предмет анализа не вполне поддается и как будто сопротивляется таким большим и широким обобщениям.

Перенос столицы также иногда приобретает – особенно в глазах скептиков – репутацию темы, которая интересна и доступна, скорее, политикам и поэтам, чем ученым. Как иначе, чем в метафоре или вдохновенном призыве, можно схватить мечту нации о новом граде, волю народа и своеволие тиранов, вещие сны диктаторов, неуловимые зовы новых пространств, харизму вождей, пассионарные всплески народной воли, которые, как утверждают некоторые романтичные историки, внезапно увлекают народы в путь с насиженных мест на поиски обетованной земли новой столицы. Как можно схватить эти импульсы и их боговдохновенную географию в сухом жаргоне научных абстракций и цифр? И даже если мы на минуту допустим, что все это может быть исчислено и каталогизировано, то как вернуть выверенную и исчисленную механику переноса назад в гущу народного энтузиазма, в органику национального воображения, в спонтанность действия, в пламя и память коллективной интоксикации этой идеей.

Тем не менее потребность в более общезначимых и рациональных подходах к этому вопросу, очевидно, существует и становится все более настоятельной.

Чтобы сегодняшние дискуссии о новой столице России не превращались в субъективный, холостой и малопродуктивный обмен газетными репликами, поэтическими метафорами и политическими лозунгами, продиктованными сиюминутной конъюнктурой, необходимо привнести в них некоторую теоретическую структуру и хотя бы общий исторический контекст. Для более продуктивного ведения этого спора настало время для обращения к более строгим языку и аргументам для описания тех проблем, с которыми сталкивались различные правители и государства, а также обсуждению конкретных моделей принятия решений и более упорядоченной и последовательной оценки исторических прецедентов. Такой подход мог бы сменить спекуляции и обмен более или менее произвольными аналогиями, случайными примерами и досужими соображениями для обоснования различных сценариев развития событий и кандидатур на роль новой столицы. Хотя вряд ли можно превратить перенос столицы в какую-то строгую или тем более точную науку, вероятно, полезно и продуктивно наметить и обсудить общую теоретическую систему координат и ставки в обсуждении этой темы, а также богатство ее политических, исторических и прочих теоретических импликаций, чтобы предотвратить монологичное и одномерное обсуждение этой темы в рамках каких-то строго очерченных дисциплинарных рамок.

Одной из задач данной работы как раз и является попытка разработки более структурированного подхода к обсуждению данной темы и введение в оборот более строгих рамок и системы категорий для ее обсуждения, а также попытка более широкого географически анализа разнообразных исторических прецедентов и их типологизация. Это обсуждение позволит взглянуть на российскую ситуацию, во многом уникальную, с точки зрения международного опыта и дать оценку возможностям и многочисленным уже существующим проектам и предложениям по смене столицы. Более непосредственно применимость международного опыта к российским дискуссиям, а также сложившиеся парадигмы спора о новой столице России обсуждаются автором в другой книге (Россман, 2013). В этой книге речь идет главным образом об исторических прецедентах и недавних примерах такого рода и их результатах.

Пользуясь случаем, автор хотел бы выразить свою признательность тем друзьям и коллегам, беседы с которыми способствовали его размышлениям о проблеме столичности. Мысли автора на эту тему стимулировали переписка, личные беседы и критические замечания Сиднея Монаса, Блэра Рубла, Леонида Сторча, Николаса Пужо (Франция/США), Ирины Лабецкой (Канада), Владимира Николаева, Иосифа Россмана, Ярослава Шрамко, Петра Мирошника, Ольги Тулузаковой. Беньямин Паюк (Аргентина) и Ефим Шлугер (Бразилия) оказали помощь в идентификации статей, связанных с проблематикой Аргентины, Бразилии и Венесуэлы. Международный колледж по изучению проблем устойчивого развития в Бангкоке (International College for Sustainability Studies, Srinakharinwirot University), где автор в настоящее время преподает, создавал необходимые условия для работы над рукописью этой книги. Автор также признателен Валерию Анашвили за его неизменный интерес и сотрудничество в этом и других проектах.

Эта книга также отчасти писалась самими столичными городами. Улицы Москвы, Токио, Пекина, Канберры, Оттавы, Вашингтона, Катманду, Путраджайи, Лондона, Парижа, Рима, Брюсселя, Мадрида, Лиссабона, Вены, Праги, Берлина, Стокгольма, Амстердама, Гааги, Хельсинки, Тбилиси, Бангкока, Вьентьяна, Пномпеня, Рангуна, Стамбула, Иерусалима, Санкт-Петербурга и многих других столиц, городов и весей щедро делились со мной некоторыми своими тайнами и дарили неожиданные вдохновения и новые мысли.

Вадим Россман

Бангкок, 15 августа 2012

Введение

Дисциплины, контексты и категории

РАЗЛИЧНЫЕ аспекты переносов столиц привлекали внимание специалистов во многих разделах социальных наук – истории, социальной и экономической географии, юриспруденции, теории национализма, изучении стратегий общественного развития (public policy debates), теории и истории международных отношений, истории архитектуры, археологии, политических науках, социологии, экономике, демографии, регионалистике и теории военной стратегии. Исследования столиц и проблемы переноса также имеют важные импликации для разработки эффективных публичных программ, международного права и международных отношений. Некоторые аспекты этой проблемы затрагиваются также девелоперами и экспертами в области недвижимости, туризма, экологии, планирования городов и муниципального управления, систем коммуникации, транспорта и автомагистралей. Не будучи специалистом ни в одной из этих областей, я тем не менее буду апеллировать к некоторым из этих дисциплин в поисках теоретических парадигм для анализа данных и исторических прецедентов переноса мировых столиц.

Все это, конечно, не означает, что читателю здесь будет предложена просто эклектическая амальгама различных дисциплинарных перспектив на функции и задачи столичности и их воплощение в реальных практиках. Но автор надеется учесть в своем анализе эти различные перспективы для того, чтобы предложить более универсальный и всесторонний анализ столичности, концентрируясь на политическом содержании решений о расположении или переносе столиц в глобальной сравнительной перспективе. В центре моего анализа будет находиться вопрос о том, как в различных географических, геополитических, архитектурных, градостроительных, юридических, технологических и прочих решениях воплощаются конкретные политические стратегии государств. Как, порой в драматических обстоятельствах, нации решают вопросы своей идентичности и политической и социальной организации через выбор своего центра. При этом основной парадигмой данного исследования будет изучение различных стратегий национального и государственного строительства, которые дадут ключ к пониманию значения и достаточно широкой практики подобных решений в наши дни.

Одной из задач автора является также создание общетеоретической системы координат для анализа феномена столичности, которая может обогатить также наше понимание более общих вопросов в социальных науках, одним из которых, безусловно, является вопрос о формах и средствах национального и государственного строительства. Именно отсутствие такого теоретического каркаса, на мой взгляд, делает обсуждение этой темы менее продуктивным и менее понятным также на практическом уровне. Именно теоретический подход позволяет опознать контуры проблемы и обратить внимание на ее многоаспектность в самом конкретном и осязаемом смысле. Здесь предварительно необходимо по крайней мере назвать и обозначить некоторые из этих теоретических проблем.

Теоретические вопросы, которые я имею в виду, относятся главным образом к более фундаментальным историческим, макросоциологическим и философским темам, которые придают более широкий смысл, масштаб и значимость обсуждаемой теме. Эти темы связаны, прежде всего, с пониманием различных культурных практик столичности и моделей отношений между властью и пространством.

С точки зрения автора, тремя главными из этих фундаментальных тем, интимно связанных с обсуждаемой проблемой, являются темы эффективности новой столицы (прагматика), проблемы справедливости (нормативность), воплощенные в самом ее расположении и внутренней структуре, и идентичности, прежде всего той идентичности, которая выражается в пространственных категориях. С этими тремя темами сопряжены три специфических круга вопросов. Какое месторасположение столицы может быть наиболее эффективно для решения государственных задач – военных, экономических и политических? Какое расположение может быть наиболее справедливо с точки зрения граждан или подданных государства? Какое расположение может быть наиболее органичным, аутентичным и отвечающим идентичности народа или цивилизации?

Все эти вопросы заостряют пространственный аспект общефилософской и общесоциологической проблематики. Речь здесь идет о прагматике, морали и онтологии сообществ и социальных коллективов в их соотношении с пространственными категориями – каким образом власть, справедливость и идентичность воплощаются в пространстве, как пространство способствует или препятствует осуществлению этих практических или идеальных элементов в реальных социальных и политических практиках. Могут ли пространственные формы служить эффективным проводником социальных изменений – более эффективной власти, более справедливой справедливости и более аутентичной идентичности?

Остановимся на каждом из этих аспектов и их особых императивах немного подробнее.

Пространство и власть

Эффективность политической власти воплощается в эффективности управления пространством и в самой его организации. Расположение столицы с этой точки зрения выступает в качестве важнейшего элемента механики и логистики самой власти («доставки» публичных благ). В этой системе координат месторасположение и характер функций надлежит оценивать с точки зрения оптимальности того рычага, которые они предоставляют власти для контроля над территорией, а также для укрепления, удержания, сохранения и расширения самой власти.

В концепции столицы сливаются две самые древние и самые мистические из мистик – мистика власти и мистика пространства. Власть создает и использует столицы как политические центры для установления, утверждения и поддержания порядка. Новые столицы также позволяют государствам по-новому ориентировать себя в политическом и экономическом пространстве глобализирующегося мира. Они создают рычаги внутри государства для более успешной мобилизации ресурсов управления и расширения при условии минимизации издержек для контроля над территорией. В этом смысле столицы можно рассматривать в качестве начал и фундаментальных элементов государственности, термодинамики самой власти.

Изучение траекторий перемещения столиц заставляет посмотреть с новой точки зрения на успех или фиаско многих государств в мировой истории. Концепция столицы и столичности позволяет также иначе осмыслить идею локализации власти и отношения между ее макро– и микропространствами, различные модусы и акциденции власти, формы сосуществования и взаимодействия власти и пространства в практиках различных культур и цивилизаций.

Обсуждение столичной тематики выносит на повестку дня также чрезвычайно важный вопрос о чувствительности политической организации государства к обустройству его пространств. Власть формирует и организует пространство в соответствии со своими целями и задачами, но организация пространства, в свою очередь, оказывает обратное влияние на логику властных отношений и политические институты. Изменения политических форм власти часто диктуют изменения в организации пространства и в его символизме.

Если формулировать вопрос в более конвенциональном дисциплинарном ключе, то он состоит в формах взаимодействия политики и географии. Политические конфликты могут мистифицироваться как географические конфликты и в политической практике часто получают географическое воплощение. Политика формирует пространства, но пространства, в свою очередь, формируют политику. Пространственные изменения, в том числе и переносы столиц, могут стимулировать определенные политические изменения и воплощать определенные политические идеологии. Географический конфликт может совпадать с политическим конфликтом, обострять его или усиливать. Пространство обладает свойствами усиления и ослабления власти, ее обобщения, разделения и обмена. Пространство консолидирует, фрагментирует, фасует и по-разному упаковывает и представляет власть и властные отношения.