bannerbanner
Поговори со мной… Записки ветеринара
Поговори со мной… Записки ветеринара

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Однако я иду на пятиминутку.

Не пойму, почему утренние летучки называют пятиминутками? Все равно они у всех длятся не меньше часа. Лучше бы их так сразу и назвали – «часотками». Да и по смыслу больше подходит.

Так и в этот раз – примерно за час все новости были «перечесаны», работы намечены, стратегия определена и т. д. В том числе было принято решение о переводе журавля на остров центрального озера, откуда выбраться можно только вплавь, а журавли, как известно, пловцы никудышные.

В лечебнице почти на пороге меня встретила наша санитарка Вера Васильевна – полная, добродушная женщина средних лет, довольно меланхоличная, но страшная матерщинница (правда, материлась она всегда по-доброму и совсем не сердито). Вытаращив на меня глаза, что она всегда делала для пущей убедительности, Вера Васильевна сказала, как выстрелила:

– Юрич! Это что у тебя там за пассажир? Он мне не дает убрать со стола и щелкает клювом! Ты что, его к себе в заместители привел? Мне и вас – четверых начальников – хватит (на самом деле у нас был еще один доктор – Клим Галиевич, но настолько тихий и спокойный и к тому же так редко появлялся на работе, что я вообще не уверен, что нам придется здесь с ним еще встретиться).

Конечно, дословно нашу санитарку «теть-Веру» (как ее все звали) я цитировать просто не берусь. Повторить слово в слово это невозможно, ну а главное там конечно же не слова, а интонация и междометия.

Я рассказал Вере Васильевне всю историю журавля, и она сразу прониклась к Журе сочувствием.

Журавль между тем стоял на прежнем месте и не проявлял особого интереса к окружающему.

– Журчик! Однако нам велено жить дальше! – Я попытался привлечь его внимание, но он на мои слова никак не отозвался.

Тогда, недолго думая, завернув журавлиху в холщовый мешок и прихватив лопату, я направился к выходу.

Вообще, павших животных положено утилизировать по всем ветеринарным правилам, в яме Беккари (это такой длинный, глубокий, бетонный колодец), но в данной ситуации я решил действовать в обход правил, так как у меня насчет журавля созрел план.

Журавль, внимательно проследив за всеми моими действиями, развернулся и, торжественно вышагивая и высоко поднимая ноги, без дополнительного приглашения последовал за мной. Тетя Вера, удивленно уступая нам дорогу, стрельнула вдогонку журавлю:

– На парад собрался? Генерал с клювом! Смотри, как «вышагиват»! Демонстрация пернатая!

Походка журавля действительно немного напоминала походку офицера с достойной выправкой.

Мы с Журом уже вышли за порог лечебницы, но тетя Вера не унималась:

– Транспарантов вам не надо? А то я вона свою «трапку» и отдам, а мне у Наюба нову закажешь – энта вона ужо совсем драна! (Ахунов Наюб Наюбович был нашим завскладом. Про него можно только заметить, что его имя и фамилия удивительным образом соответствовали той должности, которую он занимал.)

Озадаченные посетители, улыбаясь, наблюдали очень странную картину по аллеям зоопарка идет молодой человек в белом халате, а за ним по пятам торжественно вышагивает журавль.

Я вошел в вольер центрального озера. Жур следовал за мной неотступно. Подойдя к небольшой лодочке, что стояла на берегу, я спустил ее на воду и забрался на ее нос. Немного поколебавшись, он за мной залез в лодку. После первого гребка журавль, стоявший на своих длинных ногах, чуть было не кувыркнулся на воду и сразу присел, как раз на заднее сиденье. Несколько гребков – и лодка причалила к острову. Наше центральное озеро совсем маленькое, но очень уютное и с островком посередине, что придавало ему некоторую загадочность.

Я выбрался на остров и отправился искать укромное место, чтобы похоронить журавлиху. Журавль, неуклюже проскакав по дну раскачивающейся лодки, тоже выбрался на берег и, не отступая от меня ни на шаг, всюду следовал за мной.

Так, с ним, мы очень быстро нашли подходящее место.

Когда все было сделано, показав журавлю на холмик, я сказал:

– Вот здесь твоя подруга теперь будет всегда, стало быть, и тебе больше никуда не надо бегать. И это озеро, и этот остров – теперь твой дом.

Расчет на самом деле был простой. Перелететь с острова на берег журавль не сможет. Никто из длинноногих птиц после короткой ампутации летать даже особо и не пытался. А пешком водную преграду ему не преодолеть, так как озеро достаточно глубокое, а плавать он хоть и умеет, но неуклюже, не получая удовольствия от этого занятия.

Однако, пока я осторожно забирался в лодку, Жур проворно запрыгнул на свое место и сел, как ни в чем не бывало, будто мы такие прогулки совершаем каждый день. Честно говоря, я предполагал, что он там и останется. Но не тут-то было. Думая, каким калачом его выманить обратно на остров, я сделал на лодке по озеру несколько кругов. Увидев аистов, мочивших пятки в озерной грязи – на берегу, я подумал, что на острове, в одиночестве, журавлю, может, будет и скучновато, и причалил возле его длинноногих хоть и дальних, но все же родственников.

– Журчик, смотри – они на тебя немножко похожи, может, ты с ними поживешь?


Я всегда на полном серьезе и очень искренне разговаривал с животными. Мало того, очень часто убеждался, что они понимают. Нет, я вас, конечно, не буду грузить никакой мистикой – то у меня с журавлем по-таджикски, то по-русски можно поговорить. Вовсе нет. Но я твердо уверен (и это подтверждает опыт), когда начинаешь разговаривать с животными, особенно в экстренных ситуациях, они очень быстро в ситуацию въезжают, и возникает некий диалог, который влечет за собой либо взаимопонимание, либо противостояние, в зависимости от того, каким образом предлагаются варианты развития событий с обеих сторон. Но вначале – слово.

Первый раз со мной это случилось, когда я еще ходил в детский садик. Шли мы как-то с бабушкой и старшим братом из детского сада домой. Возле троллейбусной остановки надо было переходить улицу. Мы ее всегда там переходили. В то время транспорта было не так много, как теперь, и в основном это были троллейбусы и автобусы да парочка фургонов, которые возили хлеб, молоко и всякие другие продукты. Были еще, конечно, грузовики и самосвалы, но те появлялись и вовсе редко. Поэтому дорогу в те времена можно было переходить, почти не глядя.

Бабушка, ухватив меня покрепче левой рукой, а брата – правой и, видать, о чем-то замечтавшись, шагнула на дорогу…

И тут вдруг – лошадь! И не просто лошадь. А громадная ЛОШАДЬ, да еще с телегой! И бежала эта самая лошадь прямо на нас. Я все же успел разглядеть, как она выглядит: очень красивая и длинная рыжая с золотой проседью грива и огромные лохматые копыта размером точно с мою голову. Мне почему-то показалось, что именно этим копытом я сейчас получу прямо по башке. И еще я успел, покрепче уцепившись за бабушку второй рукой, посмотреть лошади прямо в глаза. Наши взгляды встретились, и я понял, что лошадь меня тоже видит. Тут я и сказал:

– Здравствуй, лошадь!

Я ее совсем не испугался. Нет, то есть, конечно, сначала было испугался и, может, даже очень сильно. Но как только увидел ее добрые глаза – страха уже как не бывало. И бабушку я прихватил совсем не из страха, а для уверенности. До лошади оставалось метров пять-семь, но мы-то уже затормозили!

И вдруг лошадь мне ответила:

– Здравствуй, мальчик!

В ту самую секунду как мы с лошадью поздоровались, она тоже немножко затормозила, и мы сразу друг друга полюбили, и очень многое стало ясно! Я понял, что лошадь нам ничем не угрожает и ее совсем не надо бояться. Что она вовсе не страшная, а – красивая. А лошадь поняла, что мы ей уступаем дорогу. И была очень благодарна, потому что тормозить с такой громадной телегой ей было бы совсем тяжело и неудобно.

Но главное! Лошадь поняла, что я ее понял! И я тоже понял, что она меня понимает! И все это очень просто, и нет в этом ничего необычного.

Встряхнув золотистой гривой и благодарно покачивая головой, она процокала своими громадными копытищами мимо. А бабушка, крепко схватив нас за руки, замерла и, похоже, испугалась по-настоящему, но, чтобы не показать виду, как ни в чем не бывало, спросила меня:

– Сережа! Ты что, знаешь эту лошадь?

– Да, – скромно ответил я.

До сих пор очень хорошо помню этого громадного цыганского тяжеловоза, который научил меня говорить с животными и которого я, кажется, действительно знал всегда.


Мы продолжали сидеть в лодке, и я упорно объяснял журавлю, что аисты – его дальние родственники и что ему с ними будет совсем неплохо. А Жур продолжал сидеть напротив меня, какой-то совсем невнимательный, и стоящие неподалеку аисты его, похоже, совсем не интересовали.

Тем временем неподалеку от нас собралась довольно большая группа особо любопытных зрителей, которым, наверно, было очень интересно узнать, с какой стати журавли катаются в лодках. Было слышно, как одна из посетительниц, показывая в нашу сторону, объясняла своей дочурке:

– Этот дядя – доктор Айболит. А журавушка болеет. Доктор уговаривает его скушать лекарства, а журавушка не хочет. А чтоб журавушка согласился – доктор покатал его на лодке…

Выручила меня апа Нюра, которая появилась на берегу с ведром рыбы, нарубленной как раз для аистов:

– Дьжур! Катайса не. Кушат ходи!

Жур, услышав знакомый голос, выпрыгнул из лодки и, пританцовывая, побежал к Нюре. Она ему говорила что-то очень ласковое и кидала рыбу, которую он на лету ловил своим длинным клювом и, несколько раз подбросив, ловко затряхивал внутрь, непременно головой вперед. Я тем временем попытался объяснить Нюре, что если журавль пойдет опять гулять по зоопарку, то его надо будет уговорить вернуться на это озеро.

И бочком-бочком юркнул вон из вольера, оставив Нюру разбираться с журавлем. Нюра высыпала из ведра остатки рыбы аистам и, бросив журавлю по-русски: <Ай, сиди здес!» – развернулась и пошла из вольера, раскачивая длинной бахромой платка, повязанного вокруг головы.

Высота забора на центральном озере почти в два раза меньше, чем на дальнем, но журавль из вольера больше никуда не уходил.

Среди своих собратьев он вскоре стал равноправным членом стаи. Аисты сразу его приняли. Еще бы – он ведь совсем не был гадким утенком, а напротив – высокий, стройный, грациозный журавль-красавка!

Конечно, было видно, как первое время он крепко скучал: стоял часами, понурив голову, а иногда вдруг начинал беспокойно ходить по берегу, как бы пытаясь что-то разглядеть на острове, на котором осталась его подруга. Однако сам туда добраться так и не отважился. Для взлета ему не хватало места для разбега, а вплавь ему явно не хотелось. Утонуть он бы не утонул, но журавли пловцы никудышные. Они предпочитают купаться ровно до колена – наверное, чтоб перышки не замочить.

Однажды я не удержался и пригласил его прокатиться на лодке до острова. Но как я его ни уговаривал – Жур вежливо отказывался.

Когда мимо озера проходила его любимая апа Нюра, он ее приветствовал, радостно пританцовывая и хлопая крыльями. В обед она приносила аистам ведро рыбы и на ходу бросала своему любимцу самую красивую рыбешку. Журка ловко затряхивал ее в пищевод. Потом, пританцовывая, бегал вокруг Нюры, пока ведро не опустеет. И после этого иногда провожал ее до забора.

А как только похолодало, Жур переехал с аистами в зимнее помещение. И там, в довольно тесном помещении, жил с ними в полном согласии. Одним словом – прижился.

Однако история на этом не заканчивается.

Охота на вампира

После журавля-красавки жертвами ночного хищника стали еще три утки. Хищник появлялся ночью, примерно один раз в неделю. На этот раз он поохотился на другом, как мы его называли, – длинном озере, которое располагалось между аквариумом и террариумом. Ночные сторожа оказались бессильны что-либо предпринять; по их словам, зверек появлялся незаметно и ниоткуда, охотился быстро и тихо и так же незаметно исчезал. Кое-кто даже решил, что зверек живет в самом зоопарке и только ночью выходит поохотиться.

По этому поводу мы проверили все вольеры, в которых содержались мелкие хищники и грызуны. Все оказались на своих местах, сыты и, если иногда и пытались поковыряться в полу лелея надежду выбраться на свободу очень быстро оставляли эту затею, потому как пол во всех вольерах был цементный.

Вопрос с ночным хищником становился серьезным – налеты на зоопарк вошли у него в привычку. Оставалось одно – кому-то из специалистов выйти на ночное дежурство.

На случай несанкционированного выхода животных за пределы ограждений в каждом зоопарке имеется специальная бригада по задержанию беглецов. В бригаде есть и средства задержания – трезубцы, сети, повалы (повал – длинная, плоская, очень прочная брезентовая тесьма) и, наконец, винтовка, оснащенная летающими шприцами с обездвиживающими препаратами. Но такие винтовки имелись далеко не во всех зоопарках. У нас была самая обычная винтовка. А вместо летающих шприцов – ружейные патроны, которые в те времена еще было и не купить, и набивать их приходилось самому. Конечно, ружье разрешалось применять только в самых экстренных ситуациях, когда других возможностей водворить беглеца на постоянное место не находилось. Если на карту поставлены жизнь человека и жизнь животного, выбирать не приходится.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2