Сарабанда

Вот и теперь он начал с того, что среди балконного хлама нашел ржавую банку с остатками лыжной смолы, которую отдал ему старый приятель, обрадовав свою чувствительную жену. У Харитона жены не было, и он понимал, что смолка лыж – тяжелое, но необходимое дело. Он приготовил старую зубную щетку, тряпки, газеты и тупую стамеску. Расчистив место вокруг плиты, он принес лыжи с балкона и вначале вытер с них годовую грязь мокрой тряпкой.

Главная трудность в этом деле – траектория лыжи над огнем. Представьте, как же можно ухитриться прогреть лыжу длиной больше двух метров, если плита стоит в углу кухни? К счастью, у Харитона была редкая возможность – плита стояла рядом с окном, и можно было выдвигать лыжу на улицу через окно, чтобы как следует прогреть недоступный участок. Постепенно отравленный дым заполнил всю кухню, И Харитон уже машинально водил лыжей взад и вперед, потом мазал смолу зубной щеткой, снова грел, пока смола не закипала, а потом смахивал лишнее тряпкой. Тяжелый смолистый дух спрятался по всем закоулкам его маленькой квартиры и долго потом не хотел выходить на улицу. Даже дня через три Харитон все не мог определить, откуда же так воняет, пока не догадался понюхать свой свитер, в котором тогда он смолил лыжи.

Вот у Ветровского лыжи были пластиковые, и с ними были совсем другие проблемы, с которыми Харитон никогда не сталкивался. Ветровский рассказывал ему при какую-то гидрофобную смазку, парафин, теплые утюжки, тюбики с мазями, но Харитон пропускал это мимо ушей, думая, что для него это не так важно.

На следующий день после смолки Харитон занялся ботинками – ископаемыми млекопитающими шестидесятого года. Его левый древний мастодонт потерял язык, но к счастью, Харитон случайно наткнулся на этот язык еще прошлой весной на нижней книжной полке в коридоре и отложил его в отдельную коробочку в кладовке, и вот теперь пришло время поставить его на место. Он несколько дней думал, как же проткнуть крепкую кожу изнутри ботинка, в самом носке, потом сломал несколько иголок, но протянуть нитку в обратном направлении ему никак не удавалось. В наборе, который Харитон приобрел у бабы в электричке за десять рублей (это в два-три раза дешевле, чем в московских магазинах, баба продавала еще новые захватывающие детективы Александры Марининой, которую уже никому не надо представлять, в твердой цветной обложке, шоколадки отечественные, дешевые, пять видов, носки шерстяные вязаные сорок второго – сорок первого размеров, тридцать восьмой уже кончился в предыдущем вагоне, туалетная бумага, в рулоне целых девяносто два метра, хватит надолго, китайский фейерверк – подходит к любому празднику, радость детям и взрослым…) была даже удивительная игла, загнутая в дугу, но она тоже никак не желала протыкать кожу – не во что было упереться. Снаружи сделать отверстие и просунуть иглу было элементарно, а вот изнутри…

На второй день мучений и сильнейшей внутренней борьбы с ботинком Харитон плюнул и просто пришил язык к первым отверстиям для шнурков. Он в который раз убедился, что без правильных инструментов не стоит приниматься за работу, а найти такой инструмент очень даже не просто. Все равно он начинал их завязывать со второго или третьего ряда. А в пятницу Ветровский вдруг сказал, что простудился, и поездка, может быть, отменится. Харитон так и не узнал, что в тот вечер Ветровский поссорился со своей сестрой Милой, которая не хотела пускать его одного в лес и оставаться дома одна. Они договорились созвониться утром в субботу, когда Ветровский сможет, наконец, определить, заболел ли его организм окончательно или нет. На самом деле Мила позвонила своей подружке и они тоже договорились встретится, но не совсем точно, так что Ветровскому было теперь не так стыдно оставлять ее одну. Харитон немного расстроился, но решил поехать в любом случае, даже без Ветровского. Утро было чудесное – минус восемь, синее небо, скрипучие улицы, и Харитон с радостью разложил на диване свой маскарадный костюм – две пары носков, клетчатые кальсоны и майку надел сразу, свитер, большие теплые перчатки, шапочку, мазь на случай сильной отдачи, жетоны на метро и ключи.

Минут через пять бодрый голос Ветровского сообщил ему по телефону, что его организм еще держится, и что он едет. Это было приятно, и Харитон с радостью позавтракал двумя бутербродами с сыром и даже сделал себе яичницу из двух яиц.

Они встретились в одиннадцать на «Щелковской». Харитон не знал, что одна девица, проходящая мимо, на которую он даже не посмотрел, вскоре будет раздеваться у него в спальне (Верочка утром бегала на рынок за овощами на «Измайловскую»). Он торжественно двигался по платформе, медленно передвигая ноги в огромных лыжных ботинках, и пышные украинские девки, запряженные в телеги с кислой семеринкой в холщевых мешках по пятьдесят килограмм, смеялись над ним всю дорогу, и одна толстушка чуть не смахнула его своим задом в два мешка на рельсы. Ветровский был еще выше его, худее и с большой головой. Он любил долго разворачивать носовые платки размером с хорошую наволочку и сморкаться, зажмурив глаза. Сегодня простуда особенно густо выходила у него через нос. Они застучали ботинками по мраморному полу и двинулись на улицу. А дальше все было очень быстро, потому что стоять было холодно.

Они понеслись вначале по широкой утоптанной тропинке, потом быстро нашли лыжню и побежали по ней до упора. К сожалению, народу было достаточно, но Харитон думал, что это особые люди, последние лыжные дворяне, жадно глотающие плотный январский воздух, и уступающие встречным половину лыжни. Ему особенно нравились лыжницы-старушки, которых теперь было большинство, наверняка говорящие на французском языке, и ему было все время неловко обгонять их, ведь это огорчает каждого лыжника, и он говорил им «мерси».

Ветровской пилил сзади, простуда не давала ему разогнаться, он часто останавливался, прислонившись к дереву, и опять разворачивал свою наволочку. В прошлый раз на трассе Снегири-Радищево все было наоборот, Ветровский несся впереди как лось на своих пластиковых лыжах, а Харитон, упираясь глазами в мокрый цветной лес, еле полз на своих старых дровах, которые весили тонны от налипшего снега. Вот что значит как следует просмолить лыжи, – думал Харитон, хотя кататься в дождь всегда плохо, как их не смоли. Он остановился на пересечении просек, глубоко вдохнул и посмотрел в небо как князь Андрей. Голые ветки едва шевелились, и у него закружилась голова. Как здорово, что он наконец-то заставил себя поехать! Сердце стучало, стараясь оторваться от сосудов и упасть вниз. Харитон не чувствовал себя так одиноко, жизнь имела простой смысл как эта лыжня, и где-то вдали, возможно, скользят красивые девушки в красных рейтузах.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Кайзерлинг Герман Карл фон (1696 – 1764) – граф, из лифляндских баронов, Президент Императорской Академии Наук (Петербург, 1733), русский посланник (Дрезден, 1733 – 1745) при дворе Короля Польского и Курфюрста Саксонского Фридриха Августа III (1696 – 1763), поклонник Баха.

2

Гольдберг Иоганн Теофилиус – клавесинист графа Кайзерлинга, ученик Баха.

3

Бах Иоганн Себастьян (1685 – 1750) – немецкий композитор, автор BWV 988 Goldberg-Variations, G-Major, Viertel Theil der Clavieruebung (Harpsichord with two manuals) и других произведений.

4

J. R. Forkel. «Uber Johann Sebastian Bachs Leben, Kunst und Kunstwerke», Leipzig, 1802.

5

Альберт Швейцер. Иоганн Себастьян Бах. (1905) Издательство «Музыка», Москва, 1965. Перевод с немецкого Я. Друскина.