Полная версия
Morpho menelaus
Федерико Гарсиа Лорка
На белом старом рояле
– как верный предтеча —
горела узкобедрая свеча,
в порыве огненном она
остригла вдовьи косы,
башней разрушенной
замерла в пустоте окон.
Но пролилась музыка
семицветным потоком
через плоть сумрака, и
та свеча разгадала сон
колокола – затворника,
покинутого звонарем.
Любое творение – стон и
в долгом рождении своем
повергнет тварного творца,
и на трофеях старца Бога
выложит мозаику дворца
прелестной ненужности.
Ненужное необходимо
как имя, знак различия,
маятника ход и кадило;
и прежде тепла светила,
город, устав без наживы,
без устали и неотрывно
будет жертвовать впрок.
Веста
Ее звали Веста. Она не прекращалась: плескалась в переливах лета, смеха, загоралась новой идеей и выпускала ее из рук, как мяч, находила постоянно диковинных жуков, бабочек, камушки, стекла, – словом, то, что можно долго и близко рассматривать или наблюдать, как это что-то ползет, летит, сверкает на солнце. Веста звучала, постоянно звучала тонким, звонким, свежим ручейком, который воодушевляясь становился прозрачным летуном, прозрачнее своих серых зернистых глаз, бегал и журчал, мелькал острыми коленками и пятками, переливаясь охристыми оттенками белокурых мягких волос, то шлепающих по плечам и спине двумя косичками (при ее-то непоседливости!), то плывущих прядями по течению ветра (допустим, этому я ее научила). «Веста, расплети косы!». Веста расплетала, и начиналась история. Мы обменивались именами: она называла меня Вестой, я ее – Викой. От родителей ожидалось хотя бы понимание, в идеале – участие в нашем обмене именами. С ней было радостно рисовать на асфальте и стенах, прятаться, стирать кукол и кошек, ловить языком дождевые капли, смотреть друг другу в глаза, пока хватит терпения, говорить. Мы тогда много говорили. Я чувствовала ее всеми фибрами своего существа, а иначе с ней невозможно было дружить. Стоило Весте остановиться, и она растворялась в потоке цветов, запахов, шумов, и найти ее можно было только по ее струнным вибрациям, колебаниям воздуха. Через год Веста с родителями уехала в Польшу, а у меня был еще год до ответственного семилетия и безвозвратного ухода во взросление.
«Пусть сказанное слово воплотится …»
Пусть сказанное слово воплотится,
Представ соединительным союзом
Материи и времени, матери – отца,
Просеянным чрез ситце испытаний
Для благолепного примера и венца —
Энергия, но с амплитудой колебаний
В имени – во имя Духа, Сына и Отца.
Однако, материнской еме нет конца —
Она в себя вмещает и пустоту, и небеса,
Как если б космоемкостью была вода,
Вобравшая морскую живность и леса,
А за пределами оставив сушь и острова,
Как если бы идея космоемкостью была,
Чья глубина этапам восприятия равна.
«Виктория – все-таки имя нарицательное …»
Виктория – все-таки имя нарицательное,
поэтому предшествует восклицательным
знакам —
оно не шелестит осенней листвой, но
бравурно и громогласно:
в нем, право, достаточно гласных
для громогласности.
Но если-таки Виктория – собственное имя:
тогда, как объяснить его стремление
к минимализму:
до Ви, Вика, Тори – уж не оттого ли,
чтобы укрылось «кто»
танцующим мостом и сном; а на потом —
собственно имя?
«Гармония небесной пустоты…»
Двигайся, как луч света,
Летай, как молния,
Бей, как гром,
Вращайся вокруг
Устойчивого центра.
Морихей УэсибаГармония небесной пустоты,
Где плавные пушистые цветы
Рождают некую иллюзию мечты,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.