Обнажённые души

Обнажённые души

Антон Беляев

© Антон Беляев, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Часть 1

Глава 1

Я не знаю – кто она на самом деле и зачем пришла в мою жизнь, но склонен верить, что всё сказанное этой женщиной – правда. Наше знакомство произошло помимо моей воли, и особой радости от последующего времяпровождения я не испытывал. Скорей наоборот. Всё время, что мы пребывали вместе, я постоянно чувствовал приближение неминуемой развязки, и эта развязка неотъемлемо ассоциировалась у меня в сознании со смутным, расплывчатым трепетом. Сколько времени всё это длилось? Пожалуй, нельзя сказать однозначно, потому, как само понятие времени превратилось в нечто абстрактное….

Я попытаюсь восстановить хронологию нашего знакомства. Для себя самого. Я хочу понять, каким образом моё сознание поглотило само себя? И когда стерлась зыбкая грань между сном и явью, между реальностью и вымыслом? Да и был ли это вымысел…? А если и был, то что именно является игрой воображения, а что происходило на самом деле? Но начну по порядку….

Тот памятный мне день не задался с самого утра. Вернее, с полудня, что является для меня самым что ни на есть утром, так как редко встаю раньше двенадцати. Побрившись старым и уже довольно тупым лезвием, с грустью отметил целых два боевых ранения на осунувшемся от бессонных ночей лице. Налив горячий кофе и не успев сделать ни глотка, сразу же опрокинул чашку на пол, что само по себе является плохой приметой. Дальше – больше. Придя в магазин, обнаружил, что забыл дома бумажник, а вернувшись домой, встретил хозяйку, настойчиво потребовавшую плату за проживание. В сердцах, отдав ей большую часть содержимого и без того тощего кошелька, понял, что придётся экономить на всём, чём только можно….

На этом моё терпение иссякло и, отбросив земные хлопоты в попытке избежать дальнейших провокаций со стороны и без того несправедливой ко мне судьбы, я решил продолжить написание романа. Моего первого романа. Признаюсь, я возлагал на него огромные надежды, так как решить свои финансовые проблемы каким-либо другим способом никакой возможности не видел. Ничего другого, кроме как трезво мыслить и неплохо обращаться с печатной машинкой, я, в общем-то, и не умею.

Просидев весь вечер и немалую часть ночи за письменным столом и выпив добрый десяток чашек крепкого кофе, я так и не уловил желанную, бродившую где-то поблизости мысль относительно окончания своего творения. Первый раз за неполные тридцать пять лет я решился написать нечто – как мне кажется – стоящее, и безнадёжно увяз на последних главах. Было из-за чего…! Предстояло решить судьбу главного героя, и тяжкий выбор поверг меня в уныние. Хотя, признаюсь честно, и выбора как такового не было – моему персонажу однозначно предстояло погибнуть во имя добра и во благо человечества, для того чтоб хоть как-то сохранить свою положительность. Но, уже подведя к неизбежному, мне вдруг стало по человечески жаль его. Я чувствовал, что не могу решиться, не могу заставить себя написать всего несколько строк…. Приступая к роману, я не заглядывал вперёд, потому как не мог предугадать ход собственных мыслей и желаний. Слишком многое зависит от самых разнообразных факторов – начиная от моего сиюминутного настроения и заканчивая окружающей в конкретный момент обстановкой. Да много от чего, что в повседневной жизни кажется малозначительным, но в творческом процессе так или иначе подталкивает к кардинальным переменам в создании образа. Ведь в большинстве случаев я наделял героя собственными взглядами на те или иные аспекты жизни, мои собственные мысли изливались из его уст, и его чувства, эмоции, даже жесты были мои собственные. И признаюсь, мне импонировали произошедшие в нём перемены, но осознание неотвратимости заставляло подавлять возникшую симпатию. Многократно возвращаясь назад, я пытался отыскать или даже выдумать какие-либо изъяны, способные изменить моё отношение к придуманному мной же человеку. И не мог…! Не потому, что их не было. Были, и даже с излишком. Но мне они представлялись этакими милыми грешками, без которых добродетель становится притязательной и даже невыносимой. И они – эти самые грешки – даже в совокупности не претендовали на Божью кару….

В этот момент, стоило только подумать о Божьей каре, в мою голову пришло, безусловно, абсурдное и в то же время откровенно волнующее сравнение. Внезапная мысль поразила своей простотой и глубиной одновременно. Она буквально вытолкнула меня из вязкого плена неразрешимой, казалось, дилеммы, заставила мгновенно позабыть о мучившей доселе проблеме выбора и полностью переключиться на осенившее вдруг открытие. В чём оно состояло?

Признаюсь, я сравнил себя с Богом. С Творцом, с Господом, с Всевышним, как угодно – суть одна…. Откуда явилась такая дерзкая мысль? Так ведь в данный момент я пытался распорядиться судьбой и даже жизнью – пусть вымышленного персонажа – но всё же человека. Точно так же как Бог распоряжается нашими судьбами и жизнями. Более того, за время работы над романом я слишком увлекся, наделяя героя своими собственными чертами, и в конечном итоге он стал неотъемлемой частью меня самого. Получается, что в настоящий момент мне предстоит решать чуть ли не свою судьбу…?

Не на шутку разволновавшись, я попытался представить каково это – решать судьбы людей? Причём не на приземлённом уровне, как то делают обличённые властью такие же люди – политики, судьи, члены попечительских советов и многие другие, а более глобально, с самого момента рождения и до последнего вздоха. Чем вообще надо руководствоваться, вынося тот или иной приговор…? Что ещё, кроме обострённого чувства справедливости, может повлиять на окончательное решение…?

В голове один за другим возникали вопросы, на которые я не знал, да и не мог знать ответы. Через пару часов бесплодного самоистязания, лишившись последних сил, я отложил исписанные листы на край стола и перебрался на диван. Сон пришёл мгновенно, стоило лишь сомкнуть разом потяжелевшие веки.

Глава 2

…Налитые жизнью тяжёлые колосья пшеницы плотной стеной окружают маленького мальчика, с радостным криком бегущего по бескрайней позолоте поля навстречу яркому солнечному диску. Мальчику лет семь-восемь. Белокурые непослушные волосы обрамляют покрасневшее от быстрого бега личико с огромными голубыми глазами, курносым носиком и широко открытым в крике ртом. Беззаботный мальчуган, нарушающий безмолвное величие залитого солнцем простора то громким радостным криком, то счастливым безудержным смехом. Высокие, выше его головы, упругие колосья сдерживают его, мешают продвижению, цепляясь за ноги в растоптанных кожаных сандалиях с наполовину оторванными ремешками, стянувшими узкие детские стопы. Коротенькие штанишки с множеством разномастных заплат постоянно норовят сползти, и мальчугану приходится часто подтягивать их, одной рукой возвращая на худенькие бёдра. Рубашка с разорванными локтями и единственной чудом уцелевшей пуговицей развевается на тёплом ветру подобно маленькому цветастому флагу.

Сомкнув узкие ладошки и вытянув руки вперёд, сорванец разрезает плотную стену сухих стеблей и продолжает бег навстречу яркому солнцу. «Марк, вернись…!» – раздаётся женский крик где-то далеко позади. Но мальчуган, взорвавшись новым приступом беззаботного счастливого смеха, продолжает движение. «Марк! Вернись немедленно…! Марк!!!»

Залитое солнцем море неожиданно заканчивается и картинка резко меняется. Маленькая меблированная комната заполнена видавшими виды предметами первой необходимости. Старый продавленный диван, колченогий стол с тремя отвратительно скрипящими стульями, чудом сохранившими донельзя вытертую грязно-серую обивку, сервант с оборванными дверцами и небольшой набор помнившей лучшие времена посуды. Грязный подоконник хранит следы множества кулинарных изысков, накопившиеся за долгие-долгие годы.

Вид из окна открывается великолепный. Уставший от дневной суеты город полностью погрузился в беспросветную пелену душной летней ночи. Широкий проспект заполнен самой разномастной публикой. Никто не торопится, прогуливаясь неспешным шагом вдоль ярко освещённых витрин дорогих магазинов вперемешку с неоновыми огнями всевозможных кинотеатров и казино. То белоснежные, то иссиня-чёрные длинные лимузины подъезжают к стеклянным дверям и застывают в ожидании расторопного швейцара, спешащего открыть дверцы и выпустить из обитого натуральной кожей нутра очередную парочку желанных клиентов. Вальяжные походки, баснословно дорогие костюмы и платья, блеск золота и бриллиантов….

Возле окна стоит молодой человек и сквозь запылённые немытые стёкла смотрит на сверкающую разноцветными огнями улицу. Его губы плотно сжаты, образуя на напряжённом лице узкую бледно-розовую полоску. Немигающий взор прищуренных голубых глаз устремлён вниз, на манящее и недоступное великолепие. Руки сжимают подоконник с такой силой, что костяшки пальцев побелели. В глазах сверкает нечто, похожее на плохо прикрытую ярость. «Не надо, Марк…. Не думай об этом…,» – слышится в глубине комнаты чей-то усталый голос. Молодой человек будто не слышит. Он продолжает не моргая наблюдать за чужим праздником жизни. В тишине слышно его тяжёлое напряжённое дыхание. «Не надо, Марк. Неизвестно, кому лучше…. Не думай об этом….» Мужчина медленно, словно заставляя себя, отворачивается от окна и отходит. Сев за накрытый дырявой клеёнкой колченогий стол, закрывает лицо руками….

И вот уже новая сцена. Пустынная вечерняя улица хранит молчание. За освещёнными окнами жилых домов двигаются безмолвные тени. То быстрые, то медленные, маленькие, большие…. Самые разнообразные, но во всех них есть нечто объединяющее, присущее всем вместе и каждой в отдельности – в их движениях сквозит заметная усталость. На город скоро и неумолимо опускается ночь. Лёгкая приятная прохлада уже коснулась выщербленного асфальта и потрескавшейся, местами облупившейся штукатурки на стенах домов.

Тишину разрывают звуки далёкой пока сирены и громкий топот. Немногочисленные припозднившиеся прохожие испуганно шарахаются от бегущего им навстречу человека. Натянутая на лицо чёрная маска не позволяет разглядеть его лицо, лишь две аккуратные прорези в глубине своей обнаруживают растерянный, полный отчаяния взгляд голубых глаз. Тяжёлая сумка в руках сковывает движение, но человек не стремится выбросить её. С другой стороны улицы слышен крик: «Марк, прячься…! Быстрее во дворы, Марк…!» Человек бросается в подворотню за секунду до появления жандармов, бегом пересекает несколько одинаковых безликих дворов и натыкается на кирпичную стену. Тупик. Но за стеной свобода. Всего два метра кирпича отделяют его от свободы. Обернувшись назад, он прислушивается к вою приближающейся сирены и решается. Сумка летит через стену. Разбежавшись, он подпрыгивает и цепляется руками за край кирпича. Подтянувшись, опрокидывает тренированное тело через преграду….

Вой сирены пропадает, наступает тишина, изредка разрываемая негромкими стонами и горячим шёпотом. На огромной, застеленной белоснежными простынями кровати мужчина и женщина. Слившись в жарких объятиях, они воспринимаются как единое целое. Некое существо, устроившее безумную борьбу с самим собой на молочном шёлковом татами. Богато обставленная комната наполнена тяжёлым ароматом разгорячённых тел. На мгновение все звуки затихают, но лишь для того, чтобы вновь взорваться сладострастным стоном освобождения. Существо замирает, устав от собственного безумия, и в этот момент раздаётся утомленный грустный голос женщины: «Марк, уходи…. Нет, Марк, тебе пора…. Уходи, слышишь…?» Существо разделяется на мужчину и женщину. Женщина остаётся лежать, широко раскинув тонкие руки и ничуть не стесняясь своей наготы. Мужчина встаёт и молча одевается. Светлые волосы сбились под прикосновениями хрупких рук, сжимавших его голову. Ярко-синие, горящие остаточной страстью глаза избегают встречного взгляда бесстыжей красавицы. Чуть приоткрытые алые губы подрагивают, словно желая исторгнуть не присущие моменту слова. Нестерпимое, откровенно жестокое безмолвие усугубляет и без того явно гнетущую сцену. Он становится на одно колено возле кровати и склоняется над женщиной, целуя её грудь, губы, глаза. «Уходи, Марк. Тебе надо уйти. Иди, Марк….» Мужчина медленно, не оборачиваясь, выходит, закрывая за собой тяжёлую дверь….

Ночная тьма тут же окружает его силуэт, но лишь на мгновение. Всего лишь миг, и былая тишина разрывается треском выстрелов и близких взрывов. Чёрное покрывало ночи сплошь испещрено яркими бликами пожаров и вспышками рвущихся гранат. Трассирующие пули подобно диким обезумевшим пчёлам пронзают густой мрак и со свистом уносятся куда-то вдаль. Грохот, выстрелы, крики и душераздирающий вой раненых смешиваются в единую адскую какофонию. «Марк, уходим…!» – слышится истеричный крик. Пронзительный вопль заглушает все остальные звуки и рвёт барабанные перепонки. «Уходим, Марк!!! Назад!»

Перед глазами мелькают почерневшие от копоти и дыма корявые останки жилых домов с пустыми глазницами окон. Разбитый взрывами искорёженный асфальт и перемешанная с кровью грязь обочин. И трупы, трупы, трупы…. Бегущий мужчина одет в военную форму. Он движется из последних сил, с огромным трудом передвигая свинцовые ноги в неимоверно тяжёлых, облепленных кровавой грязью сапогах. Его форма в грязи, одна рука прижимает к груди другую и сквозь чёрные от всё той же вездесущей грязи сбитые пальцы сочится ярко алая кровь. Его рот раскрывается в беззвучном крике боли и отчаяния, воспалённые от усталости и дыма голубые глаза слезятся, светлые волосы потемнели от копоти. Он бежит изо всех сил, падает, кричит от боли и вновь поднимается. Осталось преодолеть совсем немного, спасение за той серой деревянной дверью, что виднеется в конце улицы. Лишь там он будет в безопасности. «Беги, Марк…! Бе-е-е- …!» Крик обрывается на полуслове. Но вот уже и желанная дверь. Мужчина рывком тянет её на себя и бросает своё измождённое тело внутрь единственного уцелевшего в этом хаосе дома….

Сон оборвался внезапно. Не знаю, что подтолкнуло к пробуждению – то ли приснившийся кошмар, то ли какое наитие, но я открыл глаза в тот самый момент, когда входная дверь начала медленно открываться. Она скользила сама по себе, без единого скрипа, постепенно показывая ранее скрытый чёрный прямоугольник пустого проёма. Лёгкий испуг посетил моё сердце, заставив затаить дыхание. Что происходит…? Я прекрасно помню, как запер дверь перед тем как сесть за роман. Замок старый, даже я открываю его не с первого раза, да и сама дверь скрипит подобно кошке, которой прищемили хвост. Но только не сейчас – дверь двигалась совершенно бесшумно! Испуг нарастал, я и вовсе перестал дышать, силясь расслышать хоть какие-нибудь шорохи, объясняющие непостижимое уму действо. В этот самый момент в непроглядном проёме появилось какое-то свечение. Белый, словно дымка свет неумолимо нарастал. Подобно вязкому туману он проникал в комнату, наполняя её странной зыбкой пеленой. Я помню, как дёрнулся было встать с дивана, но неожиданно почувствовал сильную слабость во всём теле. Руки и ноги резко налились невыносимой тяжестью, но лишь на миг, а затем разом обмякли, потеряв былую чувствительность. Сердце словно перестало биться, хотя секунду назад ещё гремело набатом в заполненной страхом груди. Я перестал чувствовать собственное тело, но с его внезапной и необъяснимой потерей пропал и страх, посетивший меня ранее. Полный покой и нереальное – казалось – умиротворение заполнили всё то, что раньше взывало к панике. После этого мне оставалось лишь неотрывно смотреть на дверь, уже твёрдо зная, что именно оттуда придёт объяснение происходящему. Так и вышло. Перед моим взором в залитом белым светом прямоугольнике возникла женщина….

Глава 3

Вернее, сначала просто расплывчатый силуэт на белом фоне, но уже в тот момент я понял, что это женщина. Высокая, стройная, одетая в белоснежный длинный балахон, она двигалась прямо ко мне неестественно лёгкой, плывущей походкой. По мере приближения я смог разглядеть её лучше. Накинутый на голову капюшон скрывал длинные светлые локоны густых золотистых волос. Ярко выраженные черты прекрасного до невозможности лица были чересчур бледны, но эта бледность не казалась болезненной, а воспринималась абсолютно естественно. Светло-голубые, будто выцветшие глаза неотрывно смотрели на меня и, встретившись взглядом, я поразился мудрости и терпимости, открывшимся в её взоре. Незнакомка вплотную подошла к моему старенькому дивану и – мгновение помедлив – села в ногах. Моё удивление возросло ещё больше, потому как разбитый диван не только не заскрипел, но даже и не прогнулся под её весом.

– Здравствуй, Марк… – тихим мелодичным голосом сказала, словно пропела, гостья. Еле слышно произнесла, но я понял, а скорее даже прочувствовал, её слова. Негромкий напев будто проник через все клеточки моего всё ещё безвольного тела, заполняя его изнутри.

Я попытался кивнуть, не в силах вымолвить ответного приветствия. Незнакомка чуть улыбнулась уголками бледно розовых губ.

– Не догадываешься – кто я? – раздалось внутри меня.

Я попробовал отрицать, но вновь не смог пошевелиться. В этот момент в голове промелькнула чудная мысль: «Ангел…?». Женщина склонила голову и, неторопливым жестом подняв руки, скинула капюшон. Золотистые локоны рассыпались по плечам.

– Да, Марк. Ты прав, я – ангел. И я пришла за тобой….

В любой другой ситуации я бы не на шутку перепугался, но не в тот момент. Тогда я воспринял данное заявление как должное. Вернее, я чувствовал, что мне ничего не угрожает, но объяснить собственные спокойствие и уверенность не мог. Да, в принципе, и не пытался это делать.

– Не бойся, – незнакомка не отводила тёплого ласкового взгляда от моего лица. – Я не причиню тебе вреда. Просто какое-то время ты проведёшь со мной.

«Но каким образом…?» – вопрос напрашивался сам собой и я в который уже раз попытался открыть рот. Очередная неудача, но видимо что-то промелькнуло в моих глазах, потому как гостья вновь улыбнулась.

– Не пытайся говорить, Марк. Во-первых, какое то время ты не сможешь это делать, а, во-вторых, оно, собственно, ни к чему. Я читаю твои мысли, если ты ещё не заметил…. Таким образом мы будем общаться. Как ты сможешь двигаться, сейчас объясню. Ты знаешь, что такое кома?

«Да» – подумал я. Самое интересное, что о состоянии комы я слышал уже давно, но в общих деталях, и лишь месяц назад от нечего делать прочитал в журнале статью, посвящённую этому феномену.

– Молодец, что вспомнил. Мои старания не пропали зря….

Женщина протянула руку и накрыла бледной узкой ладошкой мою ладонь, лежавшую поверх одеяла. Я почувствовал сильное тепло, исходящее от неё, но в то же время не ощутил ни самого прикосновения, ни сжимания, ничего, что должен был ощутить. Тепло волнами начало подниматься по руке всё выше и выше, постепенно заполняя каждую клеточку. Дойдя до плеча, лёгкой рябью скатилось на грудь, чтобы далее уже разлиться по всему телу. Я ловил собственные ощущения, удивляясь происходившим переменам. Прошло совсем немного времени, и вот я уже целиком оказался окутан приятной густой пеленой.

– Ты ведь не боишься, Марк?

Зачем она это спрашивала? Ведь прекрасно знала ответы на все свои вопросы….

«Нет, не боюсь…. Как мне тебя называть?»

– Изабель…. Меня зовут Изабель.

Изабель…. Красивое имя и, как мне показалось, оно очень подходит этой женщине. Я на секунду сомкнул веки, в этот момент гостья поднялась и переместилась к подоконнику. Именно переместилась, потому как необычность её походки в том и заключалась, что она не делала никаких шагов, а словно плыла по воздуху, чуть касаясь пола. Она остановилась возле окна, и какое-то время молча наблюдала за ночной улицей. Затем обернулась, причём все движения казались настолько плавными, будто и не совершались вовсе.

– Помнишь, о чём ты думал перед сном? Какую проблему пытался решить? С кем сравнил себя, помнишь, Марк?

Нас разделяла комната, но её голос всё так же настойчиво проникал в мой мозг. Вместе с тем я почувствовал неведомые ранее интонации приятного напева. Я расслышал в нём несомненную власть и в то же время сожаление – так разговаривают с любимыми детьми, когда их надо отругать за какие-либо шалости, но очень не хочется этого делать.

– У тебя появилась возможность сделать то, о чём ты думал. Говоря точнее, вынести вердикт в отношении незнакомых тебе людей. Предваряя твой следующий вопрос, сразу скажу – ты избранный, Марк. Очень и очень немногим позволяется что-либо подобное. Почему именно тебе, а не кому-то другому, не скажу. Позже узнаешь сам, всему своё время.

Она замолчала, словно о чём-то задумавшись, но пауза длилась недолго.

– Я тебя хочу сразу попросить, Марк…. Предстоит очень нешуточное предприятие, в процессе которого от твоего решения будет зависеть действительно многое. Отнесись к этому настолько серьёзно, насколько только это возможно….

«Но…» – попытка возразить была пресечена лёгким взмахом точёной ручки. Широкий рукав безвольно взметнулся в воздухе и застыл. Изабель, согнув руку в локте, ладошкой сделала плавное движение вниз.

– Не перебивай и не спорь, Марк. Это одно из главных условий нашего с тобой общения. Второе – ты слушаешь и выполняешь все мои указания, какими бы странными они тебе не показались. И третье…. Ты увидишь и прочувствуешь многое, о чём никогда не задумывался и даже не подозревал, Марк, но ты должен укротить собственные эмоции. Я не буду давать тебе никаких советов, ни в коем случае не буду ни к чему подталкивать…. Ты понял меня?

«Да, понял…». Я согласился со своей гостьей машинально. На самом деле мой разум отказывался воспринимать происходящее как реальность. Где-то в глубине сознания я желал проснуться, прервать этот сон, но в то же время любопытство подталкивало к продолжению столь необычного знакомства. Изабель улыбнулась, видимо прочитав и эти сумбурные мысли. Протянув руку вперёд, она прошептала:

– Позже проснёшься…. Вставай, Марк, нам пора идти.

Неподдельное удивление, промелькнувшее в моём взгляде, подвигло её к тому, что Изабель медленно сомкнула веки и слегка склонила голову, подтверждая, что я правильно понял смысл её слов. Мне же стало как-то очень легко во всём теле. Без каких-либо усилий поднявшись с дивана, я сделал шаг к женщине и с удивлением отметил, что моё древнее ложе и сейчас привычно не скрипнуло. Что случилось с мебелью, которая пережила свои лучшие годы задолго до моего рождения…?

Не знаю, что подтолкнуло меня обернуться назад. Какое наитие заставило взглянуть через плечо на только что покинутую постель? Но то, что я увидел, повергло меня в самый настоящий шок, заставив закричать от неожиданности.

На диване, накрывшись до подбородка свалявшимся пуховым одеялом и вытянув руки вдоль худого, неподвижного тела, лежал… я сам. То же осунувшееся, с заострёнными чертами лицо, которое я каждый день с грустью разглядывал в мутном зеркале над умывальником. Те же спутанные пряди светлых волос, давно не знавшие шампуня и горячей воды. Те же худощавые руки с длинными, тонкими, как у пианиста пальцами. И колечко на мизинце – подарок женщины, которую я когда-то безумно любил – то же самое. Никаких сомнений, это я сам, только излишне бледный и безмятежный.

Лёгкое прикосновение заставило меня замолчать так же резко, как и мрачная картина понудила открыть рот чуть раньше. Изабель, стоя чуть сзади, положила ладонь мне на плечо, и снова покой приятными волнами хлынул вниз по телу, заполняя меня изнутри.

– Успокойся, Марк. Всё будет хорошо….

Не в силах вымолвить ни слова, я показал рукой на диван.

– Оно останется здесь. Завтра утром его увезут в больницу, а через какое-то время вы вновь соединитесь. Я же говорила тебе про кому, Марк, так что ничего страшного не произошло.

Всё это было произнесено таким спокойным тоном, словно ничего особенного не случилось. Подумаешь, кто-то покинул собственную плоть, чтобы немного прогуляться по ночному городу…. Что особенного…? Изабель опять улыбнулась уголками бледно-розовых губ. Голубые глаза смотрели на меня со снисхождением. Плавным жестом она указала на входную дверь.

– Пойдём, Марк, а то я чувствую, что тебе не по себе. Давай прогуляемся, по пути поговорим….

Глава 4

Мы покинули моё опустевшее – если не считать бездыханное тело на старом диване за обитателя – жилище и по лестнице спустились во двор. Могу сказать, что мои ощущения от простых передвижений были непередаваемыми. Когда преодолеваешь расстояние только лишь с помощью желания, не прилагая никаких маломальских усилий, это что-то. Я мог двигать ногами, размахивать руками, но всё это было совершенно ни к чему….

Изабель вслед за мной выплыла во двор и на пороге остановилась.

– Подожди, Марк. Мы сейчас выйдем на улицу, постарайся держаться ближе ко мне. Договорились?