Эстафета смерти

Всё куда-то пропало. Появилось китайское, вьетнамское, монгольское и любое другое, но только не Российское. Многомиллионная Россия пьет, жрет, одевается, спит, ездит, летает, сношается, плавает, рождается и умирает только в импортном, обеспечивая миллионы рабочих рук за границей работой и деньгами.

Сами депутаты устроились в зазеркалье российской жизни. Золотой Ордой оккупировали собственный народ, задолбанный ЖКХ, поборами, тарифами, налогами, платным образованием, коррупцией, милицией-полицией, убийственной медициной, тупостью и воровством чиновников. Прожорливая депутатская орда ртом и жопой торопится заглотить ежегодный бюджетный пирог, заботясь в первую очередь о себе любимых.

Повторяем: Олег Шивцов был счастливым. Папаша депутат обеспечил себя, сына, внуков и всех родных до десятого колена. Олег по настоянию и поддержке отца окончил юридический факультет МГУ. Продолжил обучение в Англии. Прослушал в славном городе Кембридже полный курс международного права. Проходил стажировку в ЮНЕСКО, ООН и ИНТЕРПОЛЕ. Имел серьезные рекомендации и виды на продолжение карьеры в одном из подразделений Интерпола в Женеве. Он стал почти западным человеком, забыл ухабы российских дорог и вонь засранных крестьянских нив. Старший Шивцов планы свое-го отпрыска осесть на ПМЖ в Европе грубо похерил. Выдернул его, как редиску из грядки, и вернул обратно на историческую родину. В отношении сына у старшего Шивцова были собственные прагматические планы. Работать заграницей, безусловно, здорово, престижно, модно. Все просто прекрасно! За исключением одной совсем маленькой детали. Эта деталь русскому человеку, «в лом». За границей, в Европе нужно РАБОТАТЬ! Иначе денег не получишь.

В России можно не работать, а служить любимому электорату, одновременно находясь на его шее. Разница, согласитесь, принципиальная. Поэтому Шивцов-старший вознамерился вырастить из своего сына очередного депутата Госдумы. Так сказать, для пущей преемственности власти. Чтобы кадровики на любой ступени карьерной лестницы не морщили на высоких лбах значительные морщины и не оттопыривали многозначительно свои бездонные карманы, необходимо Шивцову-младшему пройти все ступени служебной лестницы. Без шума и пыли. Быстро и качественно сформировать служебно-политический имидж будущего кандидата в депутаты. В силу вышеперечисленных причин Олег Шивцов, будущий депутат Государственной Думы, состоял в должности следователя районного отдела полиции поселка Завидово Московской области.

В настоящий момент в режиме «NON STOP» он весьма тупо и молча смотрел на Амаяка Ашотовича Арутюнова. Арутюнов тоже молчал. К нефтебензиновым королям Амаяк Ашотович себя никогда не причислял. Находилось у него в собственности четыре АЗС в довольно бойких местах на трассе московского направления. Эти четыре дойных коровки денно и нощно несли в хозяйскую мошну посильный вклад. Хватало на безбедную жизнь себе, жене, двум подрастающим оболтусам и любовнице. Никто не жаловался. Все были довольны. К концу месяца Амаяк Ашотович планировал прикупить средней руки магазин автозапчастей и шиномонтажку. Не случилось. Не судьба.

Амаяк Ашотович Арутюнов собственной персоной висел распятый на бетонной стене в подвале своего строящегося коттеджа. Висел и, естественно, молчал, выпучив в смертельном ужасе черные кавказские глаза. Раскинутые в стороны руки Арутюнова были пристрелены к бетонной стене из валяющегося рядом строительного пистолета 150 миллиметровыми дюбелями. Ноги и яйца тоже.

На Иисуса Христа Арутюнов похож не был. В ярком свете фотовспышек криминалистов голое, волосатое, бледное до голубизны от потери крови, изломанное предсмертной судорогой тело Амаяка Ашотовича представляло собой сюрреалистический эпизод из картины «Герника». Ужасная гримаса боли и страха навечно исказили до неузнаваемости его лицо. Белые волосы на голове и белая, растущая сквозь трупные пятна щетина на лице покойника усиливали эффект неузнаваемости. Покойник при жизни имел черные как смоль волосы и иссиня черную бороду. Сейчас, приняв адову смерть, жгучий брюнет при жизни стал при смерти ярким блондином.

Олег Шивцов дураком себя не считал. Преподы из МГУ и Кембриджа были о нем неплохого мнения. Просто он в своей жизни не встречался с таким «сюрром» – до жуткой оторопи правдой жизни. Он понимал, прибитый дюбелями к бетонной стене Арутюнов теперь уже ничего никому не расскажет, но золотозубый оскал покойника мистически притягивал взгляд. Налитые кровью и почерневшие белки вылезших из орбит глаз гипнотизировали молодого, не искушенного следока.

Из ступора Олега Шивцова вывел громкий короткий рык прибывшей полицейской машины. Хлопнули громко двери и в подвал, на место происшествия, спустились трое мужчин средних лет. Один из них, видимо старший, представился:

– Следственный комитет. Подполковник Седов, – быстро взглянул на распятого Арутюнова и добавил. – Юрий Петрович. Это мои коллеги. Будем, по просьбе профильного комитета Госдумы, работать в составе вашей бригады по этому делу. Так сказать, тимуровская помощь братьям нашим младшим.

«Папаша подсуетился», – подумал Шивцов. – «Правильно. Первое самостоятельное дело и его провалить нельзя». И вслух добавил, обращаясь к Юрию Петровичу:

– Помощи будем рады. Не грех поучиться уму-разуму у старших коллег…

Хотел еще что-то добавить, но Юрий Петрович прервал его:

– Олег, у вас есть экспресс-соображения?

Шивцов на секунду замешкался, но, видя, как у подполковника Седова недовольно брови собираются к переносице, поспешил с докладом:

– Версии три, – начал Шивцов. – Первая, учитывая засаженные в область гениталий три дюбеля, можно предположить месть женщины за измену или за изнасилование, либо за надругательство…

Седов одобрительно кивнул головой и принялся внимательно изучать прибитые 150-миллиметровыми дюбелями к бетонной стене гениталии Арутюнова. Шивцов сделал короткую паузу. Не хотел отрывать подполковника от созерцания волосатого в подтеках запекшейся крови причинного места Амаяка Ашотовича.

Не прерывая изучения трупа, Седов буркнул:

– Продолжайте. Мы вас слушаем.

Олег начал:

– Вторая версия: акция устрашения рэкетиров за отказ платить за крышевание бизнеса.

Юрий Петрович одобрительно кивнул головой. Шивцов продолжил:

– Третья версия: Месть отца или брата за поруганную честь жены, честь дочери или сестры.

Шивцов замолчал, а Юрий Петрович добродушно поддержал молодого следака:

– Имеет право на жизнь и четвертая версия: отказ от продажи бизнеса и устранение конкурента. Вообще в этом деле недостатка в версиях убийства не будет. Покойник уроженец Кавказа. Нужно перетряхнуть всю его прошлую жизнь. Вполне вероятно, среди горячих кавказских парней нашелся удалец-кровник. Он и сократил жизнь этого господина до нуля. Знаете ли, законы гор срока давности не имеют. Могли соплеменники поднять бедолагу на дюбеля, ох могли! Кстати, а как покойника со стены снимать-то?

Олег Шивцов впервые позволил себе расслабиться и чуть улыбнуться:

– Эмчеэсники срежут пневмоножницами шляпки дюбелей, и тело Арутюнова аккуратно снимут со стены.

Прибыли спецы МЧС. Подсуетились. Хотели сделать как лучше, а получилось как всегда. Оператор пневмоножниц оказался с большого бодуна, и не откусил шляпки трех дюбелей, прибивших намертво яйца Арутюнова к бетонной стене. Начали снимать труп Амаяка Ашотовича. Уронили. Яйца покойника оторвались от хозяйского тела и висели немым укором российской расхлябанности и разгильдяйству. С трудом отскребли их от стены. Упаковали в отдельный полиэтиленовый пакет с лаконичной надписью «Гениталии гражданина А. А. Арутюнова», привязали его грязным бинтом к левой руке трупа.

Следственно-оперативная бригада по расследованию убийства гражданина Арутюнова росла, как на дрожжах. Проверялись все возможные, маловероятные и совсем невероятные версии. Провели сотни допросов причастных и не причастных лиц. Пытались установить круг подозреваемых по каждой версии, но все они в ходе дальнейших оперативных разработок отпадали, как прошлогодняя листва с дерева. Следствие, несмотря на все усилия Следственного Комитета, топталось ровно на том же месте, как в день обнаружения трупа. Более дальновидные опера начали осторожно нащупывать подходы к серийному убийце, арестованному в Воронеже, и делать ему довесок в виде трупа Арутюнова. Если сорвется, то «висяк», качественно отработанный с помощью старших коллег, был районному отделу полиции обеспечен.

Олег Шивцов, отстраненный от руководства расследованием убийства Арутюнова («От греха подальше» как сказал Шивцов-старший), тем не менее, знал о безрезультативной работе коллег. Ему поручили просеять всю прошлую жизнь Амаяка Ашотовича. Олег в душе тайно надеялся на звезду удачи и рыл носом землю. Он мечтал в прошлой жизни бизнесмена отыскать хоть малюсенькую зацепочку к разгадке убийства.

В маленьком городке близ Эльбруса разыскал с помощью местных полицейских всех, кто знал Амаяка Ашотовича. Нашел даже акушерку, принимавшую на белый свет маленького Амаяка. Переговорил с дальней и близкой родней. Вовлек в дело поиска гипотетического кровника старейшин городка и аксакалов клана Арутюновых. Тщетно! Кровника не было.

В школе Арутюнов учился скорее хорошо, чем удовлетворительно. Рано, в кавказских традициях, занялся классической борьбой. В старших классах перешел на вольную борьбу и сразу же стал призером на краевых соревнованиях. Функционеры от спорта заметили парнишку и определили его в школу олимпийского резерва. Там юный Амаяк вольной борьбой занимался недолго. Скоро ему, крепкому, атлетическому парнишке, предложили играть в регби. Играл почти два года. Вытянулся. Налился нешуточной силой и попал на глаза главному тренеру юношеской сборной по хоккею. Через полтора года Арутюнов рубился на равных за шайбу с членами взрослой команды. На лед хоккейной коробки он выходил в роли ТОВГАЯ, которому владеть виртуозно клюшкой, выписывать чудеса финтов на второй космической скорости и забивать шайбы в ворота соперников не нужно. Он забивает не голы, а игроков команды соперников. По воспоминаниям фанатов-ветеранов Арутюнов играл всегда мощно и зло. От его сильного стодвадцатикилограммового тела игроки соперника разлетались по льду как кегли. Играл он средне, но в силовой борьбе ломал любого. Впечатывал в борт с такой силой, что не раз его «визави» теряли сознание. В любой пятерке он был «бульдозером», и тренер выпускал его на лед в качестве «фактора устрашения».

После окончания профессиональной спортивной карьеры Арутюнов сразу купил две автозаправки, через три года еще две. Кавказский период жизни Амаяка Ашотовича, по собранным оперативным сведениям, поводов к возникновению кровной мести не давал. Ссоры были, потасовки случались, но убийства или смертельно обидных оскорблений не случалось. Аксакалы, знающие историю тейпа Арутюновых с Адамовых времен, не могли вспомнить ни одного случая из жизни рода, давшего повод к кровной мести. Эта версия, как и десяток других, потерпела крах.

Дольше всех муссировали прострелянные и оторванные яйца господина Арутюнова. Многим казалось, что разгадка убийства заключена именно в них. Кто-то же сознательно покусился на его мужское достоинство! Проявил, так сказать, к ним свое резко негативное отношение посредством 150мм строительных дюбелей. Не оторвали ухо, не отрезали впечатляющих размеров нос, не отпилили ногу, а пристрелили к стене яйца. Факт примечательный, и мог послужить ключиком к разгадке тайны убийства. Стрелял, несомненно, мужчина. Во-первых, строительный пистолет не для женских ручек. Во-вторых, справиться с хоккейным товгаем женщине явно не под силу. Несмотря на то, что Арутюнов уже давненько оставил спорт, надеяться на легкую победу над ним было весьма легкомысленно и очень опасно для здоровья. Для здоровья нападающего. Бывших товгаев не бывает. Любой из них всегда готов с легкостью размазать по стенке двух-трех гоп стопников. Из этого следует, убийца Амаяка Ашотовича физически очень сильный человек и при этом обладал высоким ростом. Он сумел поднять тело Арутюнова на высоту, недоступную человеку среднего роста.

Может быть, на месте преступления были два человека: высокий сильный мужчина и смертельно обиженная Арутюновым женщина? Никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию. Правда, за десять дней до убийства соседка Арутюнова по коттеджу видела, как Амаяк Ашотович приводил на свой строящийся особняк высокого мужчину с едва заметной хромотой на правую ногу. Позднее он говорил жене, мол, нашел на отделку коттеджа хорошего и недорогого прораба с бригадой. Дело, осталось за малым – договориться о цене и сроках работ. Операм не удалось обнаружить этого прораба. Может быть, им не удалось договориться о цене или сроках работ. Причины могут быть разными, но высокий прораб (предположительно средних лет и славянской внешности) больше нигде не появлялся и в материалах дела по убийству Арутюнова не фигурировал. Снова и снова следаки из Главного Следственного Управления просеивали окружение Арутюнова в надежде разыскать человека, распявшего бывшего ТОВГАЯ в подвале собственного коттеджа, или человека, заказавшего это зверское убийство. Были подняты на ноги осведомители всех силовых структур. Сотни внимательных ушей сексотов ловили в кабаках, притонах, банках, на рынках любое слово, которое очень даже отдаленно напоминало «дюбель», «АЗС», «бензин», «яйца в отрыве».

***

За время расследования убийства Арутюнова было попутно раскрыто шесть ранее не раскрытых убийств, арестованы восемь человек, находящихся в федеральном розыске, закрыто 146 подпольных казино, ушел с должности прокурор области, крышующий игорный бизнес. Было обнаружено два подпольных нефтеперегонных завода, ликвидированы 203 незаконных врезки в нефтепровод, изъято 1,5 тонны наркотиков. Короче говоря, смерть Амаяка Ашотовича Арутюнова принесла правоохранительным органам хорошие плоды на криминальной ниве, но его убийца не был найден. Дело плавно перешло в юрисдикцию Главного Следственного Управления. Вместе с ним в Главк был переведен и Олег Шивцов как грамотный, инициативный сотрудник, оказавший следствию неоценимую помощь.

На фоне глобальных событий, потрясающих социум поселка Завидово, связанных с убийством «олигарха местного разлива» Арутюнова, акт вандализма на местном кладбище прошел незаметно. Как-то буднично. Широкой публике поселка Завидово известно в чем опускали в могилу покойного Арутюнова. Большинство жителей поселка, в том числе и маргинальных элементов, могли воочию лицезреть на шее покойного вызывающий блеск увесистой золотой цепи. На правой руке обручальное кольцо, на левой – сверкал фамильный перстень. О золотозубой улыбке Арутюнова было известно всем: от соседей до плечевых проституток трассы Москва-Рязань. Более упакованный покойник был погребен на местном погосте в 1913 году. Был он настоятелем местного храма. Могила его за давностью лет затерялась, но, если верить местным слухам, место захоронения батюшки не было осквернено. То ли моральные устои наших пращуров были крепче, то ли действительно Бога боялись.

Но надо признать, раньше отношение к покойникам было уважительным. За могилами наши предки ухаживали, берегли их. Понимали, могила – память о близком человеке, последняя дань уважения. Не зря на могилу ставят памятник. Не важно, с православным или католическим он крестом, с шестиконечной звездой или полумесяцем. Главное здесь слово – памятник. В основе этого слова лежит «память». Народ, потерявший свою историческую память и оскверняющий могилы, не достоин жизни. Рано или поздно этот народ сгинет с материнского лона Земли и памяти человечества.

В отдельно взятом поселке Завидово тело господина Арутюнова со всеми полагающимися почестями было предано земле, но его бренные останки не нашли упокоения под могильным холмиком. В ночь после погребения могилу, где с миром покоился господин Арутюнов, вскрыли неустановленные лица. Прибывший на место происшествия участковый полицейский констатировал в протоколе: могила, в которой накануне похоронили А. А. Арутюнов, раскопана. Гроб извлечен на край могильной ямы и вскрыт. Тело покойного гражданина А. А. Арутюнова некие злоумышленники умыкнули в неизвестном направлении. Был вызван кинолог с розыскной овчаркой по кличке «Комиссар Рекс». Собака уверенно взяла след от раскопанной могилы и довела до шоссе, где заметалась, заскулила, заискивающе завиляла хвостом и по оконцовке села на свою комиссарскую жопу. След потерян. Работник кладбища, 70-летний сторож Василия Пантелеймоновича, лежал вторую неделю с жесточайшим приступом почечуя (в простонародье – геморроя) и пояснить факт вандализма и гробокопательства на поселковом погосте не сумел.

В связи с происшествием допросили всех маргиналов поселка в количестве 264 человек. Твердого алиби не было ни у кого. Все были пьяны до степени, когда никто ничего не помнит. Где, когда он был, с кем и что делал. Учитывая ежедневную тяжесть их опьянения, маловероятно, что кто-то из них мог, вообще, держать лопату и копать ею землю! Местный православный батюшка Серафим предположил, что тело господина Арутюнова умыкнули сатанисты для своих черных треб. Бывший инструктор райкома КПСС Зоя Леонидовна Купцова авторитетно заявила, мол тело Амаяка Ашотовича выкрали, чтобы распилить на органы и в розницу (так намного выгодней, чем оптом!) продать в Израиль. У них, проклятых евреев, мафия в медицине по органам, и поэтому она самая сильная в мире.

Вскоре происшествие на строящемся коттедже Арутюнова стало забываться. Тем более, случилась еще одна кровавая трагедия. Безработный, бывший кузнец обанкротившегося ныне механического заводика, некто Павел Петрович Никишин, 48 лет, женатый, отец двоих детей, в пьяном угаре застрелил из своего дробовика соседскую собаку Люську, собственную тещу, кошку сибирской породы и поросенка Борьку. Мужики горячо осуждали эту новость на задворках местной аптеки за распитием двух десятков фунфуриков аптечной перцовой настойки и двух литров стеклоочистителя (сволочи, куда подевали одеколон «Тройной»?!).

По истечении дискуссии допили все и решили, Никишин чудак на букву «М»! Животных-то, зачем стрелять!

Глава третья

Погода стояла чудная. В голубую, без единого облачка, высь небосвода торжественно вкатывалось солнце, расцвечивая верхушки деревьев мириадами искрящихся изумрудов ночной росы. Воробьи щебетали-чирикали свои утренние разговоры, и уже начали сбиваться в шустрые стайки для совместной трапезы. Голуби-сизари, воркуя степенно-важно, расселись на ветках засохшей пихты возле мусоросборника. День, судя по раннему утру, обещал быть удачным.

Манюня не обращал внимания на прелести природы. Манюня кайфовал. Он держал в руках целую палку твердокопченой колбасы. Разломил ее и нюхал. В нос ударил волнующий аромат смеси имбиря, кардамона с нотками корицы и чеснока. Сорта колбасы Манюня не знал. По большому счету этот факт не имел для него значения. Твердокопченая колбаса любого сорта, ее запах, были для Манюни символами богато сервированного стола, сытой, до икоты, жизни. Она была для него знаменем благополучия, фетишем счастливой, ничем не омраченной жизни… Вспомнились тонко нарезанные кружки сервелата, темно-янтарная маслянистость армянского коньяка…

Манюня ловко ухватил подвернувшийся кусок батона, и разломанным концом колбасы принялся энергично натирать его. Откусить и разжевать твердокопченую колбасу Манюня не мог. У него практически не было зубов. С помощью длинных черных изломанных ногтей и красных распухших десен ему, наконец, удалось отломить от палки колбасы кусок, который целиком, вместе с плесенью, поместился ему в рот. Кусок этот Манюня принялся сосать, перекатывая языком, и с наслаждением шумно сглатывал скопившуюся ароматную слюну. Достал из глубокого кармана бутылку стеклоочистителя. Выловил из груды мусора пластмассовый стаканчик. Налил в него стеклоочистителя и принялся размачивать в нем черствый кусок батона. Завтрак бомжа Манюни выдался на славу! Нашлись в баке с мусором остатки шпрот в банке, немного гречневой каши с луком и тушенкой и грамм двести выдохшегося шампанского в бутылке с отколотым горлышком.

«Аристократический» завтрак Манюни уже подходил к концу, как на горизонте появилась черно-коричневая псина неопределенной породы. Она издали виновато – приветливо завиляла хвостом.

– А, сучка! Иди на хрен отсюда! – заорал Манюня на собаку, и замахнулся на нее пластиковым ящиком. Псина поджала хвост, обиженно отбежала в сторону метров на пять и уселась на землю.

Псина обижалась совершенно справедливо. Во-первых, она была не сукой, а кобелем с нормальной сексуально ориентацией и влечением к любой сучке, находящейся в периоде течки. В отличие от Манюни, который свое либидо прочно утопил на дне бутылки еще до бомжевания, и сейчас понять стремления своего четвероного дружбана, был не в состоянии. Поэтому оскорбил его, назвав «сучкой» и грязно послал при этом как штатного гомосексуалиста. Высосав остатки стеклоочистителя, Манюня подобрел. Посмотрев на сидящую почти рядом псину, призывно махнул ей рукой:

– Иди сюда, прохиндей! Кормить буду!

Собака, радостно виляя хвостом, подбежала. Манюня вывалил на картонку остатки каши, хлеб, рыбьи потроха и даже четверть палки твердокопченой колбасы. Псина осторожно принялась за еду, а Манюня, наглаживая загривок собаки, приговаривал:

– Если ты, сволочь патлатая, будешь бросать меня, твоего единственного другана, ради любой блохастой сучки, то крест во всю пузу и якорь мне на жопу, самолично кастрирую и хрен твой на пятаки изрублю!

Пьяно икнув, бомж тут же, за мусорным ящиком, растянулся на картонном ложе и захрапел. Верный пес наскоро похватал еду и, уставший от сексуальных утех с сучкой из соседнего двора, свернулся клубком у спины Манюни и тоже заснул.

Манюня запамятовал, сколько зим он пережил. Главное – не сдохнуть в первую зиму. Ему повезло. Он не замерз по пьянке на мусорке, не сгорел в конуре на свалке от своей самодельной печки, не задохнулся от угара тлевшего тюфяка в колодце теплотрассы. Он, волею случая и Божьим провидением, выжил в первую и последующие зимы. Терял товарищей по несчастью, богател их посмертным опытом и выжил, Зачем? – не понимал сам. Жил по инерции, цеплялся за жизнь по привычке. С годами деградировал, растворяясь в подобных себе, впитывая в себя, их судьбы. Напивался он быстро, и всегда плакал над своей судьбой. Выдавал себя то за воина-афганца, то за жертву банкротства, то за несчастного рогоносца красавицы-жены, то за инвалида – ликвидатора аварии в Чернобыле, то обманутого собственными детьми и лишенного их коварством всего движимого и недвижимого имущества. Манюня напивался, со слезами рассказывал очередную историю. Рассказывал убедительно, талантливо и с такими деталями, что со временем сам стал верить в эти истории и плакал над ними пьяными слезами. За повышенную слезливость и получил среди бомжей кликуху Манюня. Трудно сказать, кем был в прошлой жизни бомж Манюня. Если судить по изрядно потрепанному бомжовскими перипетиями лексикону, то он мог быть в равной степени и директором завода, и бывшим офицером, банкиром, классным спецом в любой отрасли промышленности, которую наши доморощенные политиканы планомерно уничтожают, выбрасывая на улицу миллионы безработных. Из их числа, по вине государства, пополняются по всем городам и весям легионы бомжей.

Страна протухшего социализма с человеческим лицом, и дикого капитализма со звериным оскалом новоявленных нуворишей стала пристанищем миллионов лишних рабочих рук…

Кто такой БОМЖ? Ученики младших классов в легкую расшифруют эту аббревиатуру: человек «Без Определенного Места Жительства».

Как просто! ЧЕЛОВЕК есть, а места жительства у него нет! Между количеством бомжей и количеством квартир, необходимых для удовлетворения народных нужд, существует прямая зависимость. Видимо, это и есть очередной национальный проект. Малозатратный, не афишируемый на TV и СМИ проект: чем больше бомжей, тем меньше нужно квадратных метров жилья, детских садиков, больниц, поликлиник, школ.

Бомжи умирают часто. В одиночку и группами. Но не так часто, чтобы исчезнуть с глаз чиновников. В любом дворе, от пролива имени товарища Лаперуза до самых западных границ, по всей земле Российской, за исключением Кремлевского двора, любой житель квартиры, выглянув за окно ранним утром, увидит кучкующихся бомжей. У каждого в руке пакет или сумка. В них умещается немудреный их скарб. Не мытые, не бритые, красные испитые рожи, грязные патлы волос, случайная, найденная на мусорке одежда и обувь. Глаза бомжей… Если они не затуманены каким-нибудь стеклоочистителем, всегда испуганно-вороватые, опущенные веки, трясущиеся руки. Как правило, у одной бомжихи по два, а то и три кавалера на зависть благополучным одиноким женщинам с постоянным местом жительства, но без мужика. Ни одного, а не то чтобы двух или трех сразу! Возле взрослых бомжей никогда не видно беспризорных детей. Их на просторах России больше, чем за все годы Великой Отечественной Войны. Кто их считал? Кому они нужны?